1
В одно прекрасное июньское утро, в понедельник, привычный уклад жизни слесаря Петра Иванова кардинально изменился. Цех, в котором работал Петр, закрыли. Разговоры шли об этом уже давно, мол, москвичи хотят выкупить территорию и здание, то ли под какие-то склады, то ли под ночной клуб, но Петру не хотелось в это верить, он был из той породы людей, что прикипают к одному месту и с большим трудом его меняют.
После демобилизации Петр сразу же устроился на работу, не хотел обременять родителей. Рабочий коллектив принял его доброжелательно. Степан Михайлович или просто Михалыч, как ласково и по-свойски звали бригадира ребята, научил толкового парня всем тонкостям их нехитрого, но в то же время требующего точности и ответственности дела.
В то утро Михалыч сидел на лавочке недалеко от опечатанных ворот цеха.
- А, Петруха! Присаживайся. Видишь, закрыли нас, даже не предупредив. Говорили, что продадут здание не раньше января, а тут видишь как!
Бригадир протянул присевшему рядом Петру пачку сигарет.
- Закуривай. Посидим немного и пойдем отсюда.
- Я же не курю, Михалыч!
- Фу, ты! Все время я забываю!
Бригадир посмотрел на Иванова, на том можно сказать, лица не было. Того и гляди парень слезу пустит.
- Да не переживай ты так, Петруха! Подумаешь, горе какое! Сейчас полстраны без работы. Ну, закрыли наш цех, значит, не нужны никому сейчас наши кастрюли да чайники, так ведь работу в другом месте найти можно! С твоими руками не пропадешь! Золотые они у тебя, Петя! Со всей ответственностью тебе заявляю!
- Это что же получается, Михалыч, еще в пятницу нужны были наши сковородки да прочее, а в понедельник не нужны оказались?
- Выходит, что так! – сплюнул с досады Михалыч.
- Ты не раскисай, Петруха! Пойдем, выпьем немного, поговорим, а завтра, поедем, встанем на биржу. Там, говорят, пособие во время сейчас платят, и работу быстро подыскивают. А хочешь, к сестре моей в ЖЭК тебя устрою? Слесарем? Такие как ты, там на вес золота!
- А что же ты сам, Михалыч, к сестре своей в ЖЭК не устроишься? – спросил Петр.
- Неправильно это будет! Надоедать друг другу станем. Нет, не хочу этого! – ответил бригадир.
Петр посмотрел на закрытые ворота цеха.
- Что же теперь будет в этом здании?
- Говорят, клуб ночной, молодежь развлекаться будет. Дело тоже нужное! Мы в свое время, знаешь, как в парке, под аккордеон…Эх! Там я и с Зиной своей познакомился! – вздохнул бригадир.
- Обидно мне за страну нашу, Михалыч! Всю ее в ночной клуб превратить норовят! А кто же будет хлеб сеять, одежду шить, станки собирать, или как мы посуду делать?
Михалыч усмехнулся.
- Вот ты молодой, Петя, а говоришь как дед старый! Ты, может, сюда сам ходить станешь, развлекаться. Глядишь, девушку здесь встретишь хорошую, полюбишь ее, как я Зину свою.
- Я повеселился. Достаточно! – сухо ответил Петр.
- Да, парень, повидал ты!
Оба замолчали. Наконец, бригадир не выдержал и, хлопнув себя по коленям, сказал:
- Ну, так что, Петруха, пойдем в «Ласточку»? Выпьем, поговорим. Все наши туда пошли. Я вот только остался, тебя ждал.
- Нет, Степан Михалыч, не пойду я с тобой в «Ласточку»! Иди без меня. Ребятам привет передай. А я в церковь пойду, давно собирался, да все времени не было, - Петр взглянул на замок, висящий на воротах, - а вот сейчас появилось.
- Сходи, сходи. Может, оно и правильно. А вот только я к ребятам пойду, так привычнее.
Бригадир достал носовой платок и громко высморкался.
- Ты это, Петруха, когда там с Богом побеседуешь, приходи к нам в закусочную, мы там сегодня долго сидеть будем.
- Знаешь, Михалыч, не приду я! И водку пить больше не хочу! Что-то со мной не то, словно выключатель в мозгу щелкнул!
- Ты это, смотри, Петя, аккуратнее с этим выключателем, который в мозгу, а то лампочки перегорят! – хлопнул Петра по плечу бригадир.
- Не перегорят! Тогда не перегорели, и сейчас ничего не случиться! – отрезал Петр.
- Да, парень, повидал ты на своем веку! – повторился Михалыч. – Ты это, Петруха, когда в церкви будешь, свечку за упокой Зинаиды моей поставь, а то я не ставил ни разу, а уж три года прошло, как схоронил я Зину свою!
- Хорошая она была у тебя женщина! – с грустью в голосе сказал Петр.
- Да, хорошая! – тяжело вздохнул Степан Михалыч.
- А может, со мной пойдешь, а, Михалыч? Заодно сам свечку и поставишь!
- Нет, Петруха, что ты! Я же неверующий! Да, и зачем мне это? – отмахнулся бригадир.
- А свечку тогда зачем, если неверующий? – ковырнул носком ботинка землю Петр.
- Как зачем? А вдруг там и впрямь после смерти есть что! Ну, там Бог, ангелы, рай и ад!
- Страхуешься, значит, Степан Михалыч, на всякий случай?
- Выходит, что так. Говорят же, что береженного Бог бережет, - затянулся и выпустил густую струю дыма бригадир. – Я это, Петруха, умру когда, ты и за меня свечи ставь! – с детской наивностью посмотрел Михалыч на парня.
- Ты, Михалыч, еще всех нас переживешь! У тебя здоровья на троих хватит! – толкнул плечом бригадира Петр.
- Зина моя тоже женщина здоровая была, а за год с небольшим рак ее съел! Живем и не знаем, сколько нам отмерено и где конец жизни нашей!
- Если так рассуждать, Михалыч, то тогда, возможно, тебе придется свечи за меня ставить! – рассмеялся Петр.
- Чур, тебя, Петруха! Не наговаривай на себя!
- Ну, тогда ты в «Ласточке» за здоровье мое выпей! – Петр взглянул на часы.
- Это я могу! Это я сделаю! – клятвенно заверил Петра бригадир.
Петр встал.
- Пойду я, Степан Михалыч!
Петр протянул бригадиру свою широкую ладонь, Михалыч, несмотря на почтенный уже возраст, крепко пожал протянутую руку.
Первый месяц лета выдался умеренно-жарким. Петр решил не садиться в трамвай, а пройтись до храма пешком. Он вдохнул полной грудью и решил, что не будет горевать о потерянной работе.
- Михалыч прав, работу я всегда найти смогу! – вслух ободрил он себя.
2
Петр свернул на «Смоленскую», впереди шли две старушки, по платкам на их головах, Петр понял, что женщины идут в церковь. Он немного замедлил шаг; подумав, что идя за ними, придет на службу вовремя, став невольным свидетелем их разговора.
- Я, Анна Семеновна, тебе вот что скажу, ты за внучкой своей приглядывай повнимательнее! Хоть и девятнадцать ей уже, а без присмотра, она по нехорошему пути может пойти! Я сама вот только лет двадцать назад поняла, что мудрости набралась, а мне уже семьдесят шесть. Об уме у нынешней молодежи и речи быть не может!
- Ну что ты, Маша! Катя моя особенная! Она как ангел небесный! И красавица, и отличница, и слова дурного не скажет, и не шатается непонятно где и непонятно с кем!
- Это точно, как ангел! – подтвердила женщина в зеленом платке. – Жаль, твоего Кирилла с Лидией, не увидели, какой красавицей Катюша стала. А все эти машины иностранные! Вот ты что думаешь, католики эти что-нибудь хорошее для нас сделают? Нет! Как на духу тебе говорю! И отец Иннокентий, батюшка наш, тоже говорит, все, что с запада приходит, все дьявольское!
- Будет тебе, Маша! И там люди добрые живут, и веруют не хуже нашего, и святые у них сильные, я много о них читала.
- Может оно так, а может и не так! Ох, Аня! Снова в бок вступило, подожди, передохнем немного.
Как раз в это время, Петр догнал старушек. Увидев то, что одной из них стало плохо, он спросил:
- Может, вам помощь нужна?
- Нет, сынок, нет! Иди своей дорогой! – ответила женщина, державшаяся за бок.
- Как скажете, мне вообще-то по пути с вами. Как я понял, вы в храм идете.
Женщины переглянулись.
- А знаешь что, Аня, пусть проводит нас молодой человек. Смотри, какой кавалер! Проводи нас сынок, проводи, а то, идя в таком темпе, мы с Анной Семеновной к службе опоздаем, – сказала женщина в зеленом платке. – Нас внучка Анны Сергеевны дожидается, наверное, уже волнуется!
- Вы возьмите меня под руку – предложил Петр.
Женщина в зеленом платке взяла Петра по руку.
- Я как мужа схоронила, ни с одним мужчиной под ручку не ходила! Что, Анна Семеновна, пройдусь с парнем молодым, кто из знакомых увидит – от зависти лопнет!
- Пройдись, Мария Федоровна, пройдись, вспомни молодость! А парень доброе дело сделает, ему Бог зачтет! Бог все видит!
- Точно, Аня, все! По своей жизни знаю. Вот сделает мне кто-нибудь зло, а я думаю, Бог все видит! Бог накажет! И точно, беда какая-нибудь у него случается!
Та женщина, которую как понял Петр, звали Анна Семеновна, вздохнула.
- Ох, не то ты, Маша, говоришь, ох, не то! Читала я в писании, что мы должны молиться за врагов наших, чтобы Господь простил их, а ты о мести помышляешь! Неправильно это, Аня, неправильно!
Петр шел, поддерживая Марию Федоровну, размышляя о словах Анны Семеновны.
«Молиться за врагов наших, чтобы Господь простил их!». Чувствовалась в этих словах неведомая доселе Петру сила.
- Я писание не читал, неужели там так сказано? – спросил Петр у Анны Семеновны.
- Да, так и сказано! И больше того, надо и рубаху с себя отдать, если имеешь лишнюю! Вот только не помню кому, другу или врагу, – ответила Анна Семеновна.
- Рубаху, наверное, другу, – подхватила Мария Федоровна, – помолиться за врага еще можно, но чтобы последнее отдать, такого там не может быть сказано!
- А я думаю, что если там сказано, что нужно молиться за врагов, то и рубаху отдать можно! – вмешался в разговор Петр.
После этих слов они шли, молча, размышляя каждый о своем. Когда повернули на улицу «Ворошилова», Мария Федоровна сказала:
- Смотри, Аня, вон Катенька твоя! Уже увидела нас, навстречу спешит!
Петр посмотрел на девушку, приближавшуюся к ним. На ней была белая блузка, серая юбка ниже колен, на голове белый платок, на ногах простенькие аккуратные туфли. Несмотря на простоту наряда, ее красоту невозможно было не заметить, не глянцевую, агрессивно-кричащую, а тихую, скромную, похожую на прохладу в жаркий июльский полдень. Чем ближе подходила девушка, тем все более и более чувствовал Петр ее очарование.
- Какая красивая! – невольно прошептал он.
- Да, Катенька красавица писаная! Вся в Лидию, свою маму! – подтвердила Мария Федоровна.
Девушка, тем временем, подошла и поцеловала бабушку.
- Здравствуйте, Мария Федоровна! – мягким, приветливым голосом поздоровалась Катя с ее подругой .
- Здравствуйте, – обратилась она к Петру и, протянув ему руку, представилась, – меня Катей зовут.
Петру вдруг почудилось, что движения замедлились, воздух стал плотнее, и запахло цветами точь-в-точь как на лугу за городом. Глядя на протянутую Петру нежную руку, он не знал, что ему делать. Он видел в своей жизни немало красивых девушек. В его классе училась Наташа Полунина, слывшая первой красавицей в школе. Видел красивых девушек на дискотеке в доме культуры. Но красота Кати была другой; тонкой, эфирной, не красотой розы, а красотой луговой ромашки, такой близкой и такой родной.
- Ну, что же ты, парень, язык проглотил что ли? – подтолкнула Петра в бок Мария Федоровна.
- Иванов! – опомнился Петр.
- А имя у вас есть? – улыбнулась Катя, понимая, что произвела на незнакомого молодого человека сильное впечатление.
- Да, есть. Петр!
- Вот и отлично! Очень приятно! – пожала Катя ему руку.
- Идемте, опаздываем мы. Нехорошо это опаздывать к службе!
Катя посмотрела на Петра взглядом ребенка, который, проснувшись, улыбается светящему в раскрытое окно солнцу.
- Идемте, идемте! – заторопилась Мария Федоровна. – Ань, а внучка твоя, парню понравилась! Глаз оторвать от нее не может!
От этих слов Петру стало не по себе, он готов был сбежать сейчас же, и, возможно, сбежал бы, если бы не выручила Анна Семеновна:
- На то они, Маша, и молодые, чтобы нравиться друг другу!
Петр, Катя, ее бабушка и Мария Федоровна подошли к воротам храма, до службы оставалось еще десять минут. Петр пропустил в храм женщин и вошел сам. В помещении пахло ладаном и воском, царили тишина и полумрак, было слышно, как потрескивают горящие перед иконами свечи. Петр обратился к Екатерине:
- Я хотел свечи за упокой поставить! И бригадир наш, просил поставить за жену его!
Петр сказал эти слова так громко, что Катя приложила палец к губам.
- Говорите, пожалуйста, тише. Здесь непринято так громко.
- Катя, ты расскажи парню, как тут вести себя. Где свечи купить, куда поставить, – дала совет внучке бабушка.
- Идемте к церковной лавке.
Катя, взяв Петра под руку, спросила:
- У вас родители живы?
- Да, живы. Только мама болеет сильно, диабет у нее, – ответил Петр, стараясь говорить как можно тише.
Катя и Петр подошли к прилавку.
- Здесь можно свечи купить. К той иконе поставить свечу за здравие мамы вашей. А там, – указала Катя направление, – ставят свечи за упокой родных и близких…
3
… Колонна подразделения внутренних войск двигалась по узкой дороге к горному селу. Из разведанных стало известно, что в село доставили большую партию оружия и взрывчатки, ожидалось, что с гор спустится небольшая группа боевиков, чтобы забрать доставленное. В этом районе орудовала банда Руслана-одноглазого, у роты, в которой служил Петр Иванов, с ним были особые счеты.
Солдаты ехали молча. Сержант Павлов выпустил струю дыма, швырнув окурок за борт машины, прервав молчание, сказал:
- Места здесь красивые, приехать бы отдохнуть, по горам без «калаша» побродить! Но неприветливо здесь! Не то, что у нас под Курском! У нас всем рады! Петруха, вот у тебя дома природа как? – обратился сержант Павлов к рядовому Иванову.
- Красиво у нас! Особенно весной! Сады цветут, соловьи поют!
- Про соловьев ты мне не рассказывай! Поют они у нас под Курском, а в других местах распеваются только! Ты после армейки приезжай ко мне в гости, приедешь, а, Петруха?
- Приеду, отчего не приехать, раз приглашаешь, – поправил бронежилет рядовой Иванов.
Взрыв мины под головным бронетранспортером заставил всех вздрогнуть. Потом был еще один и еще один. После серии взрывов начался обстрел. Он велся прицельно, со всех сторон. Было ясно, что боевики пристреляли позицию заранее. Солдаты, выпрыгивая из машин и подбитой техники, сразу становились легкой мишенью. Ехавший первым бронетранспортер съехал с дороги и дымился в кустах. Командир взвода был застрелен сразу в своем уазике вместе с водителем. Попова и Кочергина пытавшихся достать из машины раненого в ногу Иволгина сразило одной очередью, обоих насмерть. Сержант Павлов, раненный в плечо, кричал:
-Стреляйте, пацаны! Стреляйте! Иначе конец нам!
Бой длился всего пять минут. Боевики посчитали свою задачу выполненной и, прекратив огонь, отошли. Они ушли по «зеленке» в горы, оставив на земле сотни стреляных гильз. Во взводе, где служил Петр Иванов, из двадцати пяти ребят в живых осталось четырнадцать. Тогда боевики могли бы всех положить, но не стали, видимо, спешили переправить оружие в горы. Только это и спасло остальных, по-другому шансов остаться в живых было мало, солдаты были как на ладони. Петр перевел дыхание, вытер пот со лба и повернулся в сторону сержанта Павлова. Тот смотрел на него вопросительным взглядом, вот только его глаза уже были подернуты мертвенной дымкой. Пуля вошла ему в горло, кровь густым потоком стекала в сухой песок.
- Серега! Серега! Да как же так! – прохрипел Петр и, стиснув зубы, дрожащей рукой закрыл сержанту глаза…
4
- Если у вас с собой нет денег, то я могу одолжить!
Петр вздрогнул. Слова девушки вернули его в настоящее.
- Вы о чем-то вспомнили? – спросила Катя.
- Да, о ребятах, с которыми служил вместе.
- И за них тоже поставьте, за друзей ваших, чтобы счастливы они были! – девушка говорила тихо, но то ли акустика храма усиливала ее голос, то ли воспоминания обострили чувства, Петр, вдруг, стал слышать и видеть отчетливее и ярче, так уже было четыре года назад, там, на Кавказе.
Стоя в очереди за свечами, Петр посчитал всех кого смог вспомнить. Когда его очередь подошла, он попросил у женщины торгующей свечами и церковной утварью тридцать свечей. Она удивленно вскинула брови и спросила:
- Вам каких, подешевле или подороже?
- Дайте самых дорогих! – ответил ей Петр.
Петр смотрел на продавщицу, которая, руками, видавшими много труда, отсчитывала свечи.
- Я если еще кого вспомню, снова подойду, – сказал Петр, принимая огромную охапку свечей.
- Может, вам коробку дать? Вот возьмите! – продавщица достала из-под прилавка картонную коробку.
- Спасибо! Не надо, я справлюсь!
Петр, держа в руках охапку свечек, нашел Катю глазами и, увидев ее, подошел к ней.
- Сколько много вы набрали! Давайте я вам помогу! Здесь ставят свечи за упокой родных и близких. Можно коротко помолиться словами: «Упокой Господи душу раба твоего», назвать имя за кого ставите свечу и перекреститься. Зажигать свечу можно от любой из горящих. Отдайте их мне, я буду подавать вам по одной.
Петр так и сделал. Во время церковной службы, Петр смотрел на Екатерину, стоявшую в левой части храма и старался все повторять за ней. Если она кланялась, кланялся и он, если она крестилась, Петр тоже крестился. В заключении, священник произнес короткую проповедь, смысл ее сводился к тому, что служение Богу превыше всех мирских дел и забот. Напоследок, батюшка пристально посмотрел на Петра, и как Петру показалось, слегка улыбнулся ему словно старому знакомому.
Народ потянулся к выходу. Катя подошла к иконе Божьей Матери, перекрестившись, поцеловала ее и обратилась к Петру:
- Идемте, бабушка и Мария Федоровна, должно быть, ждут нас снаружи.
Петр взглянул еще раз на иконостас и вместе с Катей вышел из храма. У церковных ворот стояло несколько женщин, среди них были бабушка Кати с Марией Федоровной. Женщины до появления Петра и Кати о чем-то оживленно беседовали, но при их появлении, как по команде, замолчали. Петр почувствовал на себе их пристальные взгляды и покраснел. Катя, заметив это, обратилась к нему:
- Не смущайтесь вы так! Женщины всегда реагируют подобным образом.
- Я не смущаюсь, – соврал Петр, – просто я не понимаю, почему они так на меня смотрят?
- Смотрят они на нас так, потому что уже посватали нас! – улыбнулась Катя.
- Посватали? – удивился Петр.
- Ну да, вы что совсем не знаете женщин? – в свою очередь удивилась Катя.
Проходя мимо бабушки, Катя спросила, не пойдет ли она домой? Та ответила, что хочет поговорить с подругами, давно, мол, не виделась, и очень надеется, что молодой человек проводит ее до дома. Катя вспомнила недавние слова бабушки: «Если сердцем почувствую, что ты встретила достойного мужчину, то без страха отпущу тебя с ним хоть на край света!». А ведь раньше она оберегала внучку от внимания парней и речи о том, чтобы кто-нибудь проводил ее до дома, быть не могло.
«Значит, почувствовала!», подумала Катя.
Петр и Катя шли рядом. Над их головами, потревоженные ветром, шумели тополя.
- Как вам в церкви? Как служба? – спросила Катя.
- Мне пока трудно сказать, но я чувствую, что на душе как-то легче стало, – ответил Петр.
- Это всегда так, – подтвердила Катя, – вот у меня, если есть какая-то проблема или что-то не дает мне покоя, я иду в храм. Господь успокаивает меня и поддержку дает, я всем сердцем чувствую это! Скажите, Петр, вы ставили так много свечек за упокой, неужели, вы потеряли так много близких людей?
- Это за ребят… мы служили вместе… погибли они, – ответил Петр.
Он пристально посмотрел на Катю.
- Вы тоже ставили свечи за упокой.
- Это за папу и маму, их машина сбила. Человек один купил себе новый джип, выпил с друзьями и поехал кататься, а тут мама с папой дорогу переходили, не успел он затормозить, сбил их и уехал. Мама сразу умерла, а папа через день, в реанимации.
- Его посадили, человека этого? – поинтересовался Петр.
- Нет, в суде решили, что мама и папа переходили дорогу в неположенном месте, водитель был трезв, а уехал, из-за того, что испугался. Условный срок ему дали.
– Катя достала из сумочки платочек и вытерла собравшиеся на ресницах слезы.
- Ваша бабушка сказала, что Господь учит всех прощать, даже врагов, вы простили его? Человека этого?
Катя убрала платочек назад в сумочку и, глядя в глаза Петру, сказала:
- Возможно, вы не поверите мне, но я простила. Я каждый день молюсь о том, чтобы этот человек пришел к Богу и покаялся. И за здоровье его молюсь, и за семью его. Я знаю у него детишек двое.
- Не могу я этого понять! – Петр тряхнул головой. – Все могу понять, а вот этого не могу! Не понимаю!
- Это плохо! – вздохнула Катя. – Надо научиться прощать, иначе жизнь будет отравлена чувством мести и злобой. Вам надо простить всех причинивших вам боль и обиду!
- Всех? – переспросил Петр.
- Да, всех! Всех без исключения!
- И Руслана-одноглазого тоже?
- Какого Руслана-одноглазого? – непонимающе посмотрела на него Катя.
- Который Мишке Хромову голову отрезал!
- Как голову отрезал? – побледнела Катя.
- Ножом, Катя! Простите, я не должен был об этом говорить!
Катя заглянула в глаза Петра, и все поняла. Он видел то, о чем она, живя в городке средней полосы России, даже не имеет представления. Ей показалось, что она заглянула в самые глубины его души и увидела там нечто холодное, страшное, липкое имя которому – война. Она, вдруг, приникла к Петру всем телом, словно пытаясь осветить и отогреть ту омертвевшую часть его души, которую так явственно себе представила.
Они так и стояли молча до того мгновения, когда Петр прервал молчание:
- Водосток у крыши оторвался.
- Что ты сказал? – перейдя на ты, спросила Катя.
- Водосток у крыши оторвался. Вон у той, крытой коричневым железом.
- Это бабушкин дом. Я живу здесь. Бабушка все просит соседа починить, он все обещает, обещает, но не приходит. Говорит, не хватает времени! – сказала Катя, словно, извиняясь.
- Я починю! У меня сейчас есть время. Лестница найдется у вас?
- Да, найдется. Только она старая.
- Это ничего, – Петр улыбнулся. - Я завтра с самого утра приду, пока солнце не сильно палит.
- Я обычно рано встаю, – посмотрела Катя на Петра.
- Так, значит, до завтра? – спросил Петр.
- До завтра, – прошептала Катя.
Катя вошла в дом. Петр постоял еще немного, а после направился в сторону центра города. Было безлюдно и тихо. Легкий ветерок, заигрывая с тополиным пухом, гонял его по тротуару. Новое, неведомое доселе чувство рождалось в самом центре груди Петра Иванова. Сила любви расправляла крылья. Сила, которая рано или поздно поможет ему простить всех… Всех… И Руслана-одноглазого – тоже…