Откровение 5

Уже утро, я сижу за столом, спиной к балкону. Во дворе кричат дети и вкусно пахнет пирогом с кухни. Я перестала писать вечером, сегодня у меня будет поздняя рефлексия. Вчера был день Победы. Раньше мне казалось, что я люблю этот праздник более других, сейчас нет. Я осознаю, что это день всемирной боли и плача. Я молчу и отвожу глаза от поздравлений и парадов. Сегодня я уезжаю в Севастополь. Я одеваюсь очень тепло, тыря у папы его куртку, крашу глаза блестящими любимыми тенями, расчесываю волосы, что б быть ну очень прекрасной. Иду по улице и наслаждаюсь — солнышко припекает и я раздеваюсь до маечки, северная ж дама. Ветер начинает пробирать, но я не сдаюсь. Вокруг цветет сирень, яблоки и айва— я очень часто останавливаюсь, нюхаю и глажу цветы, люблю очень. Я так спешила, что пробежала место встречи, потом вернулась и нашлась. Теперь я научилась резво запрыгивать на мотоцикл, по крайне мере мне так кажется, но так и не одолела застежку от шлема. Вообще мне казалось, что я выгляжу дерзко и классно в нем, но мои щечки так не считают. Скорость, её много, у меня продувает ботинки, коленки, бедра, руки, мне кажется, что еду я уже голышом. Волосы сумасшедше вьются сзади, норовя улететь. Я кручу головой из стороны в сторону пытаясь охватить всю живописность проезжаемых мест, периодически стукая шлемом человечка, везущего столь беспокойный груз. Я восхищена бескрайними виноградниками, тянущимися за горизонт, дорогами, хвастливо показывающих свои песчаные хвосты и устремляющихся в горы, соблазн слишком велик. Остановка на стаканчик зеленого чая. Я пытаюсь греть руки о бумажный стакан, обжигая ладони. Волосы мои растрепались уж слишком неприлично и самовольно закрутились в шаловливые кудряшки. Мимо по небольшой площади ездят машины с военными песнями, сигналя, люди, высунувшись из окон кричат, машут руками и им в ответ машут продавцы магазинов. Я стою в ошеломлении, это действие похоже на цирк, дикость, но никак не на почтение героям войны. Наконец высадка в Севастополе. Я как обычно отправляюсь на поиски, скажем так, дамской комнаты, в которой не обходится без курьезов. Радует, что вход в три раза дешевле, чем в Евпатории, но и кабинки пропорциональны, в них тебя видно ровно на две трети. Это не беда, всякое бывает, надо и плюсы искать, например, можно налаживать знакомства не отвлекаясь от процесса, смотря другому человеку в глаза. Но я пока не столь открыта, поэтому, собираясь покидать столь открытое коммуникациям место я столкнулась с одной неожиданностью. Какая-то неведомая сила не давала мне разогнуться. Веря во всяких бабаек, я предположила, что это дух общественности в самом грязном смысле этого слова не отпускает меня, но нет, все оказалось гораздо прозаичнее. Я, обладая недюжей ловкостью, умудрилась застежкой от сумки подловить себя и зацепиться за кружево нижнего белья. Хохотнув, что в таких местах является редкостью, я принялась за свое высвобождение от себя же. Это было непросто, но я справилась. Совсем рядом с морюшком стояло дерево, опушенное цветом молодой розы, чем повергло меня в неописуемый восторг. Вот я взобралась на самый верх парома, и, накинув капюшон, тряслась как цуцик, вглядываясь в волны цвета, как бы странно не звучало, яиц дрозда. По прибытии была чудная прогулка по набережной, где было слишком много народа и чарующий мужской голос, исполнявший Катюшу. Наперебой предлагали погладить голубей, шиншилл, отправится на прогулку на катере, экскурсии куда-то и на чем-то, все это было не ново, хотелось уникальности. Изюминка нашла меня сама, появившись прям перед носом старинным зданием с колоннами, запретными лентами и корявыми табличками, гласившими об опасности для жизни. Но какая уж тут опасность, когда мне жить захотелось в мильон раз сильнее от созерцания этой красоты? Рядом был не менее прелестный и манящий мой взор театр. Как обычно я замечталась о том, как выходила бы на резные балкончики с чашечкой зеленого чая с клубникой в шелковом халате с широкими рукавами. Затем снова паром, где меня пришлось ловить, так как волнение было сильнее, чем я, но я не обратила на этого должного внимания, поэтому как только мы поплыли, я смело отпустила поручень и двинулась в сторону, как тут же полетела в другую, благо, за меня уцепились и вернули в вертикальное положение, предварительно прилепив к поручню. Там же я познакомилась с байкером, узнав по говору, что он москвич, даже руки пожали друг другу, мне понравилось. Вообще рукопожатия мне нравятся больше и больше, но, конечно, я б предпочла, что б в полунаклоне мне целовали ручку и шептали, что в восхищении, но и так было неплохо. Доехав до пол пути, пошли заморить червячка, хотя мне казалось, что у меня внутри горыныч сидит с тремя головами, отчаянно просящими, хоть маковку, а не червячок. Я взяла самсу с курочкой и чай — горыныч угомонился. Затем снова езда. Я наблюдала за полями, не знавшими конца, с ворсистой зеленью переливающейся оттенком влюбленной жабы и вердепомового, волнующаяся живая гладь гармонировала с кобальтовыми облаками, несущимися по бледно-лазуревому небосводу. Это очаровывало. Внезапно видимость моего забрала стала хуже. Пошел дождь. Он шел, а мы летели, по крайне мере так казалось мне. На светофоре взвизгнув тормозами один дурачок лихо обогнал нас на красный. А мог бы въехать. И уже визжал бы кто-то другой, но над телами. Но тем не менее, все обошлось. Шла домой и дрожала, зуб не попадал на зуб, руки оледенели так, что больно было сгибать пальцы, волосы сплелись в мохнатый ком и как мне кажется что-то замышляли против своей хозяйки. Я была довольна, хоть и замерзша донельзя. Дома меня ждал вкуснейший ужин, теплые одеяла и краснющая мордочка себя же. Наверное, я маленький ультравпечатлительный ребятенок, но пусть это останется нашей маленькой тайной, хорошо?