Топор, как символ освобождения
31-го днём звонит подруга, врач почти с сорокалетним стажем. Есть ли у меня топор?
-И тебя с наступающим,
говорю. -Что, старуха -процентщица достала?
-Нет, -отвечает, -сосед котов в подвале замуровал. Третий раз уже. Сначала пеной, потом заштукатурил. Я раньше сама расковыривала.
-Женщинам-овнам респект, -говорю.- Теперь радикально вопрос решить хочешь? А мужик твой что?
-Он программист, сам понимаешь,-голос становится укоризненным.-А у тебя навык есть.
-Это да,-говорю я, думая о том, насколько далеко способна завести врача любовь к животным.
-Он тряпками мокрыми окошко забил, а на улице минус тридцать! Можешь быстро? Пока сосед отъехал...
-Через двадцать минут у твоего подъезда, -говорю. И иду искать топор.
Старый пожарный топор лежит глубоко под старым диваном. Весь в пыли, слегка проржавевший, в странных потеках и совершенно тупой. Я не видел его лет тридцать. Ещё больше им не пользовались.
Одеваюсь спешно, почти уложившись в тревожный сорокапятисекундный норматив. Огромный, похожий не то на инструмент палача, не то на колун, топор засовываю в пакет продуктовой сети Пятёрочка. Длинное, когда-то бывшее красным топорище торчит из него чуть не наполовину.
Идти недалеко, через дом, но вопреки морозу, людей по дороге встречается много - до Нового года всего ничего. И все они торопливо расступаются передо мной.
Подруга уже ждёт, приплясывая от холода перед маленьким подвальным оконцем, намертво забитым превратившимся в камень тряпками. Для верности добрый человек в нижний угол поместил ещё пластиковую бутылку с водой. И вся эта нерушимая конструкция выглядывает из окна наружу сантиметров на десять.
Подруга радуется мне и моему топору.
-Я уж и объявление распечатала с номером постановления, и в ЖКО звонила, и участковому! Всем дела нет. Дворник, поди его ещё поймай, подвал открывает - кормите. Но ключ не даёт. Не положено. А вдруг кто из котов на улице остался и вернуться не может?!
Она вдруг кивает на скромный серый Пежо напротив.
-А сосед-то приехал...
-Давай сначала окошко разблокируем, -говорю я и принимаюсь рубить.
Но, несмотря на моё топорное прошлое, энтузиазм, вызванный все усиливающимся морозом и нежелание собирать за спиной зрителей, дело оказывается не таким простым. Окаменевшие тряпки, тупой топор и мои старания не разрушить окончательно вместе с освобождением котов ещё и девятиэтажку образцового содержания, растянули работу минут на десять.
От тяжёлых ударов содрогался фундамент с первого по четвертый подъезд. В подвале продуктового магазина на противоположном углу дома завыла сигнализация. Зеваки уже начали собираться за моей спиной, гадая, что с такой яростью рубит этот мужик, когда я, наконец, обушком выбил внутрь подвала недорубленную заглушку.
И распрямил занемевшую спину.
-Твою же мать...- нараспев произносит кто-то позади меня голосом серийного убийцы. И я медленно разворачиваюсь, продолжая сжимать топор в ледяных пальцах.
Крупный, похожий на бывшего профессионального игрока в дворовый хоккей мужик вышел из подъезда и стоит теперь в двух шагах от меня. Дряблое ярко красное лицо его полыхает. Теплая куртка нараспашку. Водка и холодец ясно видятся мне на столе, из-за которого его смогла выдернуть только любовь к порядку. Глаза у него белые в цвет Новогоднего меню.
-Мы от ЖКО... - беззвучно выдыхает подруга.
Я перекидываю топор в правую руку. Пальцы у меня на морозе уже хрустят.
Мужик таращится невидящим взглядом на мой архаичный, в ржавых потеках инструмент. Мутно пялится на крупно порубленные куски ледяных тряпок, закаменевшие части бутылки, толстые хлопья отколотой штукатурки с попавшими под удар осколками красного кирпича. Наконец, громко икает.
-С Новым годом...