"Стоит чётко определить значения некоторых слов и их сочетаний, как человечество тут же освободится от половины забот".
/Ренэ Декарт./
Общеизвестно, что одним из краеугольных камней, положенных в основу советской модели общественного устройства являлся, так называемый, принцип распределения по труду. И хотя в первой конституции советского государства от 1924 года никакого такого «принципа» помянуто не было, в Статье 12 Конституции СССР 1936 г. уже провозглашалось:
«Труд в СССР является обязанностью и делом чести каждого способного к труду гражданина по принципу: «кто не работает, тот не ест».
В СССР стремились осуществить принцип социализма: «от каждого по его способности, каждому — по его труду».
Этот принцип утверждался во всех партийных документах, решениях съездов, постановлениях, сначала осторожно, с оглядкой на настроение масс, потом, после разгрома «левой оппозиции» более откровенно, даже вызывающе, на правах победителя, диктующего свою волю поверженному противнику.
С тех далеких пор всякая идейная внутрипартийная борьба в тоталитарной партии СССР обрела форму кадровых разборок и организационных выводов. Полемику подменили приговоры, а доводы – лагерные заборы и расстрельные стенки. Значение стало иметь не истинность суждений, не соответствие их марксизму или ленинизму, а личность крамольника, его связи и возможные покровители. Не тянется ли ниточка к Троцкому? К Радеку? К Зиновьеву? Как проявил себя в трудное для партийной бюрократии время дискуссий 1920-х годов? Но бюрократию можно понять.
Во-первых, она не обладала серьезными теоретическими познаниями в марксизме и ей было удобнее и безопаснее полагаться на официальную точку зрения, на изрекаемые с самого верха истины. Организация победила Идею.
Во-вторых, партийная верхушка интуитивно чувствовала угрозу своему привилегированному положению, исходившую из малопонятных книжек классиков, в которых слова о равноправии и социальной справедливости вопиюще диссонировали с практикой «коммунистического строительства» в советском обществе.
И урок пошел впрок. Желающих вступать в теоретические дискуссии по вопросам распределения при социализме уже не осталось. Если даже сейчас, у бывалых людей клеймо «троцкиста» или «уклониста» вызывает чувство смутной тревоги и страха, то в 1930-х оно могло означить далеко не только «персональное дело» и крах карьеры.
Свое идейное воплощение «принцип социализма» - распределение «по труду» есть в курсе «Политэкономии социализма» - дисциплины, обязательный к изучению в советских вузах. В программах он стоял сразу после «Политэкономии капитализма», с тем, чтобы студент мог ориентироваться в общих вопросах, касающихся общественного производства, освоить терминологию, познать азы «марксизма-ленинизма» в экономической области.
Надо сказать, что в отношении капитализма изложение если и имело какие-то изъяны, то это, пожалуй, перекос в излишнюю академичность, бесстрастность, которые предмет явно не заслуживал. Таким высоким слогом описывать можно явления природы, физические законы, ход движения небесных светил, но не общественную систему, основанную на грабеже, разбое, насилии и терроре по отношению к человеку труда.
Весьма любопытным будет исследование хода ученой мысли по обоснованию законов социалистического производства, учитывая печальный исторический опыт последних десятилетий и цену, которую заплатили советские люди за излишнюю доверчивость к разным авторитетным суждениям. Нельзя сказать, что труженики идеологического фронта не знали трудов классиков. Проблема была в другом. Носителем "истины" было руководство партии, которое и разрешало теоретические трудности в соответствии со своим пониманием должного, в согласии с требованиями текущего политического момента. А понимание должного у каждого вождя оказывалось разным, часто не просто не совпадавшим с научными представлениями об обществе, но и часто было прямо противоположное им.
Вопрос распределения по труду на благо общества был неудобен чиновникам. Сохранение товарно-денежных отношений, наемного труда, заработной платы предполагало необходимость какого-то их внятного обоснования. А «теория» в те времена, шла не от жизни, не от реальности - она сводилась к подбору подходящей цитаты, которая вскоре и нашлась:
«Ф. Энгельс писал: «...распределение, поскольку оно управляется чисто экономическими соображениями, будет регулироваться интересами производства, развитие же производства больше всего стимулируется таким способом распределения, который позволяет всем членам общества как можно более всесторонне развивать, поддерживать и проявлять свои способности» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 206).»
Здесь Энгельс обосновывает принцип коммунистического общества – от каждого по способностям, каждому по потребностям достойно способностей в общественном производстве. Действительно, если потребности людей не будут удовлетворяться достойно способностей, то как можно будет ожидать от них проявления всех их способностей в интересах общественного производства?
Каким образом номенклатурные «ученые» узрели в данном отрывке из «Анти-Дюринга» оправдание своих привилегий остаётся загадкой. Возможно, они исходили из отлаженной «логики» рассуждений риторически вопрошая – у нас нет частной собственности на средства производства? Нет. Значит у нас социализм. Значит, у нас социалистические товарно-денежные отношения и эксплуатация человека человеком невозможна в принципе. А распределение по труду, как и писал Энгельс, обусловлено интересами производства на данном уровне развития производительных сил.
Но одно дело распределение пропорционально труду денег, и другое дело распределение необходимых каждому средств для жизни по количеству и квалификации труда!
Но без углубления во всякие этические тонкости, партийной бюрократией был определен важнейший принцип общественной жизни при социализме – «оплата по труду», как будто капиталисты всегда платили своим рабочим не пропорционально труду. Но из того, что у нас был провозглашен этот принцип никак не следовало то, что это было обусловлено интересами производства и интересами населения. Такое утверждение требует более убедительного доказательства, а не просто ссылки на сложившийся порядок вещей. Косвенно, это свидетельствовало в пользу того, что, не смотря на чрезвычайно важную тему распределения при социализме, сочинители принципа «каждому по труду» понимали уязвимость своей позиции и отнюдь не стремились к содержательной полемике по данному вопросу.
Исторически принцип распределения по труду связано с мелкотоварным производством и отражает представления мелкобуржуазных экономистов о справедливости. Действительно, кто больше потрудился на общество, тот больше и получил от общества. Что не так? Ведь и сам Маркс, вроде не возражал против такого распределения: «То же самое количество труда, которое он дал обществу в одной форме, он получает обратно в другой форме». Но он писал, как это есть при капитализме, а не при коммунизме! Обменивать нужно не эквивалент труда в виде денег, а количество ежедневного труда в виде необходимых услуг обществу на результат труда в виде необходимых средств для продолжения жизни на этот день!
Еще одной лазейкой для утверждения новоявленного «принципа социализма» послужило высказывание Ленина, в котором он критикует буржуазное понимание равенства:
«Идея равенства, сама являющаяся отражением отношений товарного производства, превращается буржуазией в орудие борьбы против уничтожения классов, под предлогом будто бы абсолютного равенства человеческих личностей. Действительный смысл требования равенства состоит лишь в требовании уничтожения классов».
Просто находка для опытного демагога. Раз при социализме сохраняются классовые различия разных видов деятельности, раз труд не стал еще однородным, значит при социализме неравенство вполне допустимо, если только оно справедливо отражает различный трудовой вклад каждого в общественном производстве. А равенство вполне можно заклеймить как буржуазный предрассудок и троцкизм в чистом виде.
Виртуозно, не так ли? С какой же целью делается социалистическая революция, если не с целью уничтожения классовых привилегий, а значит на основании этого отмирание классов? Не с целью ликвидации такой непотребности, как купля-продажа такого специфического товара, как рабочая сила? При социализме человек должен освободиться от унизительной роли товара на рынке труда со всеми вытекающими отсюда последствиями. Если результаты его труда становятся достоянием общества, то как добросовестный член этого общества он ЗАКОНОДАТЕЛЬНО должен иметь свою долю производимых средств для продолжения своей жизни, а не только зарплату пропорционально труду без каких-либо социальных гарантий!
Что Маркс писал на стр.88-89 первого тома «КАПИТАЛА»? Согласно двойственности узаконенного равенства рабочего времени каждый должен за равное количество честно и справедливо нормированного труда по сложности, трудоёмкости и опасности для здоровья, иметь непосредственно и определённые законом относительно равное количество необходимых каждому средств для жизни в виде жилья, продуктов питания и фактуры для одежды по достойным человека нормам от их общего производимого в обществе количества!!!
А качество благоустройства жилья, приготовления блюд питания и изготовления одежды можно по результатам квалификации труда на рабочем месте в экономике этого общества, то есть можно сделать и по зарплате, сохраняя рынок на производимое сверх норм необходимых для социального благополучия общества.
А различия в профессиональной деятельности не служат причиной появления классов. Нет классов врачей, учителей, слесарей, сельскохозяйственных и промышленных работников, как нет и никаких «прослоек» между ними. Однако партийную бюрократию такая бесклассовость не устраивала. Она придумала «социалистические» классы, в противоположность буржуазным, не антагонистические по своей природе. Так «теория» издевательски была соблюдена. Раз есть классы, значит, есть и неравенство, значит, одному жизненных благ полагается больше, а другому - меньше. По труду!
Если называть вещи своими именами, то была «обоснована» дискриминация людей по роду их деятельности в системе общественного разделения труда. Но, в отличие от прямой классовой дискриминации при капитализме, разделение людей на «важных» и «второстепенных» производилось партийной бюрократией весьма произвольно, особенно, когда дело касалось руководящих постов. Излишне напоминать, что все кадровые решения спускались сверху и зачастую отражали субъективный интерес влиятельного начальника. Таким образом, дискриминация осуществлялась не только материальная, но и статусная, вызывающая ассоциацию со средневековой привилегированностью аристократической знати.
Общеизвестно, что количественной мерой труда является рабочее время. Качественная сторона труда определяется разрядами, классами, категориями, и прочими градациями квалификации в разных профессиях, и именно это должно быть положено в основу пропорционального воздаяния по труду.
Но почему-то партийные «теоретики» оценивали и количественную и качественную характеристику труда рабочих в основном только одной зарплатой, а свою трудовую деятельность ещё и материальными благами, соорудив для себя в Москве кремлёвский распределитель, а на периферии обкомовские, горкомовские и прочие распределители.
Тем самым в «оценке» труда допускался полный произвол, позволявший «на глазок» выводить цену труда работника, руководствуясь тарифными сетками, штатным расписанием, нормами выработки, с добавлением разных коэффициентов и надбавок, с точностью до копейки определяющих цифры в графах платежных ведомостей.
Это совсем не так безобидно, как может показаться. То, что некоторые политики, пытаясь оправдать советское неравенство, ссылаются на то, что оно не идет ни в какое сравнение с сегодняшними привилегиями новоявленной знати, свидетельствует об их полном непонимании значения честного гуманизма, равенства прав человека перед законом и социальной справедливости в формировании общества социальной справедливости…
Делаются туманные ссылки на «пятую колонну», на «перерождение» руководства партии, «забывая» о том, что бытие определяет сознание и у каждого следствия непременно есть причина. В данном случае социальное неравенство, в виде «принципа распределения по труду» и являлось важнейшим фактором, формировавшим мелкобуржуазное, мещанское сознание не только у рядовых тружеников, но и у высшего руководства страны и партии.
Сознание наемного работника, продающего свою рабочую силу капиталисту или государству как совокупному капиталисту, как и у любого торговца, не может быть коммунистическим. Рабочий, испытывающий удовлетворение от того, что он «заработал» больше своего товарища, который трудился лучше, вряд ли будет способен к правильному восприятию идеи равноправия и социальной справедливости. Жизнь уже породила в нем понятие «моё», которое стало ему намного ближе понятия «наше» и ему остаётся сделать всего один шаг до классового предательства.
Мера количества труда, вне зависимости от его характера, есть рабочее время. Это совершенно не значит, что при социализме везде должна царить повремённая оплата труда. Но поскольку при социализме должен быть отсутствовать сам такой товар, как рабочая сила, то не должно быть и её купли-продажи!
Следовательно, при социализме должны правильно оплачиваться результаты квалификации труда, чтобы человек получая зарплату от результатов квалификации труда мог по своему усмотрению формировать качество получаемых количественных норм ежедневно производимых в обществе и необходимых каждому базовых средств для жизни!!!
Равное право на общественно необходимый труд должно каждому определять и равное право на жизнь достойную труда! В этом истинно научный, марксистский принцип социализма. Всё остальное – социальные утопии и мимикрия бюрократических хамелеонов, которые прикрываясь именем Маркса извращали его идею о перерастании капитализма в коммунизм как естественное социальное развитие человечества.
Оскверняя революционное начало рабочего класса России, предавая саму идею социалистической революции, великие идеи гуманизма, равноправия и социальной справедливости, Ленин и большевики не приняли предложения Маркса по переустройству буржуазного общества в социалистическое и пошли своим путём, сохраняя товарное производство, рынок и буржуазные привилегии своих вождей.
И чего ради, хочется спросить? Чтобы сладко есть, и мягко спать? Тешить своё тщеславие и упиваться всевластием? Вешать друг другу ордена за «заслуги» в непродолжительной бренности своего существования? И много ли песен о них сложил народ, не считая матерных частушек? Много ли легенд о них останется в вечности, не считая издевательских анекдотов?
У них был шанс остаться в памяти народной идейными вождями, отважными героями, первопроходцами, посвятивших свои жизни бескорыстному служению трудящемуся народу своей страны, плодами труда которых они всю жизнь корыстно пользовались. Но они покрыли себя несмываемым позором предательства интересов своего народа и останутся о них одни лишь напоминанием о непростительном невежестве и глупости, прихотью истории вознесенных к вершинам власти.