Было-небыло

               

Было плохо, вокруг была тоска и не было от нее спасения, а сознание не приходило. И добавилась  боль  безысходности. Боль, болль, боллль, зазвенел  будильник, а проснуться не получалось. Боллль, болль, ударил колокол в голове. Сашино тело вскочило, тяжелый гул распахнул глаза и вырвался  наружу, зазвенела посуда, упала и разбилась чашка и стало тихо. Пришло сознание и выплеснулось на будильник. Была полночь, будильник был поставлен на восемь утра, стало быть, не звонил. Волнующий аромат ее духов, такой  знакомый, снова здесь, а ее нет уже столько лет, и все равно есть, и никуда от этого не деться. “ Когда же это кончится?”-  в сердцах воскликнул  Саша, и сразу все кончилось, отпустило, стало легко и деятельно. Конечно же, она на рыбалке и ждет, подумал уверенно и рассмеялся радостно. Сполоснув  лицо холодной водой, он обнаружил,что глаза не закрываются. Из зеркала на него смотрела взъерошенная физиономия с распахнутыми строгими глазами, как на иконе, в глубине их металось далекое  фиолетовое  пламя. Саша непроизвольно вздрогнул. “Пить меньше надо”, - сказал он в эти свои глаза и отвернулся. Проснулся  динамик и пропел басом: “ Хочу поехать я в страну прекрасную, где небо синее, а море красное” , и замолк.  Хотел было поставить чайник, но передумал. Надо бы накопать червей, мелькнула мысль. Ничего, на месте накопаю, решил Саша, взял лопату, удочки, и, стараясь не смотреть в зеркало, вышел на улицу. Красноватая полная луна стояла над недалекой рощицей, словно что – то высматривая. Ровный, холодный  свет заливал  все вокруг. Было зябко и тихо.
                “ Нинка, как картинка
                С фраером гребет,
Вдруг грянуло из рощи.Послышался гром близких аплодисментов.
                Киря, дай мне финку,
                Я пойду вперед”...
Продолжало греметь. Широко размахивая руками, Саша двинулся на звуки.
Самая рыбалка там, подумал он, хотя твердо знал, что в роще ни ручья, ни озерца нет и никогда не было. Пахло прелыми листьями, стрекотали сверчки. Саша шел довольно долго, а роща все не кончалась, напротив, деревья становились все гуще и этого не могло быть, потому что всю ее можно было пройти в любом направлении  минут за пять, а потом начинались новостройки.  Саша неутомимо шел вперед, потом  начал отталкиваться от земли лопатой и удочками, как лыжными палками и поплыл, не касаясь земли ногами. “Ух, как здорово”,- подумал. “ Ух  - ты, ух – ты”, - заухал филин и черные крылья спланировали на недалекий пенек. Саша посмотрел, а это был и не филин. На пенечке сидел старичок с седенькой  бородкой, реденькими  волосенками на макушке и в старенькой заплатанной безрукавочке.  Старичок ласково смотрел, попыхивая самокруткой.
 - Здравствуй, Саша, сказал.
 -Здравствуйте, ответил Саша и с удивлением спросил
-А откуда вы меня знаете?
-Как же, как же, пыхнул старичок сладковатым  дымком, почему бы и не знать?
- И в самом деле,почему бы и нет, легко согласился Саша.
 - А вы кто будете, спросил?
 - А я старик  Тфилинский,  Иван  Армагедонович.
Помолчали. – Закуривай,  дед Иван протянул старенький кисет и кусок газеты.
- Благодарствуйте, церемонно  ответил  Саша и ловко скрутил  самокрутку, хотя никогда раньше этого не делал и не умел. Закурил, табак был и вправду хороший, крепкий, но запах был странный, как будто тиной болотной тянуло и болотными травами.
- А вы местный, дедушка? - Спросил Саша глухо.
- Местный, местный, - хохотнул старичок и окрестные кусты отозвались тонким звоном. Тут же из – за куста выскочил лысый человечек, среднего роста, с  бородкой, в тройке и ловко прыгнув на поваленное дерево обратился  к Саше:
- Товагищ, начал он, балансируя  руками, потом, устоявшись, картаво продолжил,- геволюция, о необходимости  котогой все время говогили большевики ,  - и вдруг забыл и растерянно посмотрел на деда Ивана.
- Совершилась, - подсказал тот.
- Совегшилась, - радостно подтвердил человечек.” Спасибо”-, и с ласковым прищуром  посмотрел на Сашу.
- Какой у него огромный лоб, подумал Саша.
“Он в черепе сотней губерний ворочал”,  кивнул на лысого старик  Тфилинский, “людей носил до миллиардов полутора”...
- Надо же ,- восхитился Саша-, дал же Бог... Но картавый строго заметил:  “В области газума никакого доказательства существования  Бога быть не может, и в этом я полностью повтогяю мысль беспокойного стагика Иммануила. Ведь говорил я ему тогда, за завтгаком : “Вы, пгофессог, воля ваша, что – то нескладное  пгидумали. Над вами потешаться будут.”

Саша не успел удивиться, как из – за кустов выбежал еще один персонаж, маленький, смуглый, в сюртучке, похожий на обезьянку с бакенбардами, и забегал и закружил, поглядывая на небо и шевеля толстыми губами. Потом постучал пальцем по лбу, как бы пытаясь что – то вспомнить и не смог и смущенно посмотрел на деда Ивана.
-Вы “помните, вы все конечно помните”, -ободрил его тот.
 - Что вы помните, батенька, пгизнавайтесь, -потребовал  картавый у смуглого
 “ Я помню чудное мгновенье, передо мной явился ты” ... и он ткнул пальцем в картавого.
   -Я? Как это?
   “Как мимолетное виденье”, обьяснила  обезьянка, “как гений чистой  красоты”.
 - Пгати-ивный,  кокетливо протянул  картавый  и оба сгинули.
А из – за дерева вышел высокий молодой человек с крупными чертами лица, в тройке и с морковкой в петлице. Остановился и сказал простуженным
голосом:
“Я волком бы выгрыз  бюрократизм”, и  клацнул зубами на Сашу.
- Укусит? -  забеспокоился тот.
- Пугает, -успокоил дед Иван.
- “Я достаю из широких штанин, дубликатом бесценного груза”,- продолжил он, расстегивая штаны, и вдруг достал.
- Ух – ты, ух – ты  удивился филин с верхушки дерева.
- Нивроку,- согласился  старик  Тфилинский.
- “Граждане, сдавайте валюту”, - раздался металлический голос из невидимого динамика.    
 Мужчина вздрогнул, и, путаясь в спущеных штанах, побежал в кусты.
  “Мне и рубля не накопили строчки”, - донеслось из кустов.
Снова выкатился смуглый бакенбардист с гусиным пером за ухом. Пожевал толстыми губами и сочинил:
       -  Хучь и зовут его Дантес,
         Но он не знает политес.
         В вертеп он превратил свой дом
         Он сволочь и альфонс притом.
Заливисто рассмеялся и все записал в тетрадку. Потом поковырял  гусиным пером в ухе и снова сочинил:
         -  Самовластительный  злодей,
             Царь – государь наш, Николашка,
             Ты прохиндей, прелюбодей,
              И настоящая  какашка.
 Всплеснул ручками:”  Ай , да я, ай,  да молодец”! И убежал.
Строевым  шагом вышел  симпатичный  молодой человек, с усиками и в гусарском мундире. Посмотрел  налево, направо  и  в недоумении развел руками. Из дупла выглянул давешний картавый незнакомец:
 - Чего это вы тут гуками газмахиваете?
  “Скажи – ка, дядя, - обратился  красавчик  к картавому,-  ведь недаром  Москва, спаленная пожаром,  французу отдана”?
 - Дагом?  Еще чего! Конечно не дагом, - возбудился картавый. “Москву отдать  непгеменно за деньги. И не фганцузу, а тому, кто больше даст. Немцу, напгимег. И вообще, надо устгоить аукцион. Экий вы, батенька , неггамотный. Учиться вам  надо. Ученье свет, а неученье тьма “- донеслось из дупла.
 - Да-  тьма, подтвердил старик Тфилинский Иван Армагедонович.  “Тьма, пришедшая со Средиземного моря накрыла ненавидимый прокуратором город. Пропал  Ершалаим,  великий город как будто и не существовал на свете”.
 - Он не должен пропасть, - тревожно сказал Саша.
 - Он и не пропадет, - успокоил дед.
  -И “настанет царство истины”?
   - Ну да, только  ты не торопи, милок. Вон сколько наспешил делов – то. И то  ни себе, ни людям.
 - Но я не виноват, - горячо возразил Саша.
  - А кто виноват?  - Удивился дед Иван,  - Пушкин? Ты вспомни...
 - ВспОМни,  вспОММни,  вспОМММни, - загудел в голове колокол, брызнули искры из незакрывающихся глаз и осветили  зимнюю улицу, вечер и воздух, который вдруг сгустился и образовал как бы тоннель, но без крыши. И еще какую – то фигурку, очень знакомую. “Ну, конечно, это она “- узнал Саша. Подошла и сказала:
 - Дромадер – это такой одногорбый верблюд.
 - Да? Удивился Саша, а я –то думал...
Дальше они пошли вместе, иначе и быть не могло.
  - С тобой хорошо и спокойно,-  сказал Саша и это были совершенно не те слова, но словами разве  выразишь?   К тому же, мужчина  должен быть сдержанным.
 -А почему?- Спросила
 -Не знаю, но так нужно.
 - Кому?  Опять спросила. И вдруг стала терять очертания и таять в воздухе.
 -Нет!  Крикнул  Саша, нет! И остался один, а кругом ходили “в разной суете разнообразные не те”.
 - И кто же я после этого? - Спросил оглушенно.
 - Дурак, - отчетливо произнес голос, не принадлежащий никому, кроме, и добавил : “ Дромадер”. Возразить было нечего, это была правда. Недалеко  кто – то запел под гитару: “ Хочу поехать я в страну прекрасную, где небо синее, а море красное” и затих.
-Вот  так, милый человек, - сказал Иван  Армагедонович  серьезно  и внимательно глядя в Сашины незакрывающиеся глаза.
 - И это все? - Тихо спросил Саша.
 - Почитай,все...
 - Но я не хочу...
-  Я понимаю...
 -  Нет! Крикнул  Саша и его распахнутые  глаза полыхнули  фиолетовым пламенем. Послышался нарастающий гул, все завибрировало. Сила, которую ни назвать, ни измерить потому,что только она и есть , и всегда была, расправилась и потянулась.
- Мы с тобой одной крови, - сказал Саша деду Ивану и только сейчас заметил, какой он старый.
 - Но ты же знаешь, - тихо ответил  дед,  что право выше силы и менять придется все.
 - Да, я знаю, - и гулко крикнул :
  -Да будет так! - Над головой сверкнуло, грохнуло, посыпались листья, закаркали потревоженные вороны. Тут же из дупла выпрыгнул картавый незнакомец с бородкой, побалансировал на ветке и не удержавшись упал. Поморщился, попытался встать и не смог. ‘’Агхибольно’’- , пожаловался, потирая ушибленную  коленку. - Товагищ, - обратился он к Саше, сидя на муравьиной куче, - геволюция, о необходимости котогой  все  вгемя говорили большевики, отменяется.
 - О – оп!  С ветки спрыгнул  давешний  смуглый  человечек  в сюртучке , и , почесав  гусиным пером бакенбарду, сочинил:
               - Под  скипетром твоим не зря
                Так пышно расцвела свобода,
                Нас приняв радостно у входа,
                Храни Бог нашего царя.
И все записал. Пошевелил  толстыми губами и опять сочинил:
                -  Я к Вам пишу, чего же боле,
                Мой дорогой  мосье Дантес,
                Вы, верно, волею небес
                Мне были посланы, дотоле,
                Ни торжества, ни вдохновенья.
                Явились Вы – пошел процесс.
                Прошу, примите приглашенье
                Вы на торжественный обед,      
                Плюс папе пламенный привет .
                И опять все записал. Заливисто рассмеялся: -“ Ай, да я, ай, да молодец’’, и пропал.  А из – за дерева показался  красавчик гусар с чемоданом и печально так:               
                “ Прощай, немытая  Россия,
                Страна рабов, страна  господ,
                И вы, мундиры  голубые”,...
 - Голубые?  Из дупла выглянул давешний картавый  незнакомец
 - Пгекгасная мысль! Он спрыгнул  на землю и возбужденно продолжил - Господа -  голубые, габы тоже голубые. Исчезает негавенство. Товагищ, - обратился он к гусару,-  может  ли существовать  эксплуатация человека человеком, если они оба голубые?  - И сам себе ответил  :” Нет! Точнее,  да, но в хогошем смысле  “! - и он с ласковым прищуром посмотрел на молодого человека, как – то особенно   улыбнулся и потянул его в кусты.
 - Куда вы меня тащите? - Засопротивлялся гусар, а потом слегка придушено:
  - Что вы себе позволяете?
 -“ Геволюция, о необходимости котогой все вгемя говогили большевики”-  пгодолжается, уговаривал  его картавый.
 - Что творит, что творит, - покачал головой старик Тфилинский.
 - Полный беспредел, - согласился Саша.
 - Теперь уже нет, - возразил дед Иван, - ты все изменил. И правда, гусар вырвался от назойливого картавца и, отряхивая мундир как курица перья, воскликнулул:
                - Погиб поэт, и он не первый
                Пал оклеветанный молвой,
                А не трепал бы людям нервы,
                Так и остался бы живой...
                - Ой! Эхом отозвался  смуглый бакенбардист, схватившись  за сердце и роняя гусиное перо.
                Глаголом  жег сердца и, кстати,
                Язык не придержавши свой,
                Ругал царя, и в результате,
                Поникнул гордой головой.
                - Ой! Снова  вскрикнул  бакенбардист и поникнул  гордой головой.
 - Вегной догогой идете, товагищ , из дупла выглянул давешний картавый незнакомец и указал ручкой в чащу леса.  “ Хочу поехать я в страну прекрасную, где небо синее, а море красное”,  донеслось оттуда.  Зашумел листьями  свежий  ветерок и затих. Первый утренний луч пробился сквозь листву,  побежал по траве и вспорхнул на на ближайший  куст. Куст отозвался серебряным  звоном и вспыхнул  мириадами бриллиантовых капель на листьях. Стало светло и радостно. Защемило предчувствие чего – то хорошего. -  Однако, пора, сказал старик Тфилинский  и указал рукой на опушку. Саша посмотрел и увидел знакомую фигурку, она приближалась как бы в туннеле из цветов и листьев, но без крыши. Саша задохнулся: ” Спасибо, Иван Армагедонович”, и  обернулся на него, а деда  и не было. Тень от широких крыльев скользнула по пенечку, побежала  по зеленой траве и потерялась в верхушках деревьев. Саша посмотрел  вверх,  где – то далеко в синем небе пушился след от реактивного самолета. Она подошла и так капризно:
- Куда это ты запропастился? Я уже заждалась...
 -Понимаешь, Саша взял ее за руку, так надежнее, я все думал, что дромадер, это такой конь...
 - Нет,возразила она, это верблюд. И был целый  день, и было еще много дней, и была целая жизнь.