БЫЛЬ.
Как я уже писал, первого комбата я практически не видел. Даже фамилии его не помню. Он ушёл, то ли на повышение, то ли на пенсию, в том же 1969 году, а вместо него командиром нашего отдельного линейно-кабельного батальона связи стал подполковник Щербаков. Фронтовик и серьёзный мужик.
С ним у меня было два интересных случая.
Случай первый.
После «карантина» нас определили по взводам, и началась наша служба. Кроме занятий в классе и на плацу, кроме работы на линии в степи, были ещё наряды дневальными в автопарк или дневальными по роте. Вот в одно из таких дежурств по роте я стоял «на тумбочке», т.е. возле тумбочки с телефонами напротив входа в казарму. Телефонов было два. Один городской АТС, а второй коммутатора. Вдруг зазвонил телефон коммутатора.
Я поднял трубку и доложил: «Дневальный по роте рядовой Волков!»
Мужской голос в трубке спросил: «Позовите к телефону рядового Волкова». Видимо, он не расслышал мою фамилию сразу.
Я ответил: «Слушаю, рядовой Волков».
Буквально через секунду в трубке раздался мамин голос: «Алло, Серёжа, это мама. Как ты там?»
Я немного растерялся от неожиданности: «Мам, всё нормально».
В трубке раздались щелчки и треск. Мужской сердитый голос произнёс: «Служба контроля. Положите трубку!»
Трубку я, конечно, положил. А неожиданный звонок могу объяснить тем, что моя мама работала на узле связи в одной воинской части в Москве в здании Министерства обороны на Арбате, где и я проработал два года перед призывом в армию. Так что её звонок меня немного удивил, но был объясним. Конечно, было жаль, что не удалось поговорить с мамой, узнать как обстоят дела дома.
Примерно через полчаса позвонил дежурный по части и приказал мне срочно явиться в кабинет командира батальона.
Спустя примерно пять минут я вошел в кабинет комбата и доложил: «Товарищ подполковник, рядовой Волков прибыл по вашему приказанию».
Комбат смотрел на меня из-под бровей пристальным взглядом: «Каким образом вы, рядовой Волков, разгласили военную тайну?» - «Товарищ подполковник, я ничего не разглашал!» - « А, в таком случае, откуда ваша мама узнала позывные и место дислокации нашей части?» - «Товарищ подполковник, моя мама работает на узле связи министерства обороны и, зная номер воинской части и почтовый адрес, ей не составит труда узнать, как позвонить по коммутатору открытой связи!»
Комбат пожевал губами и сухо сказал: «Идите!»
Я ответил: «Есть!» - и вышел из кабинета.
Самое интересное было примерно через сутки. Местные особисты разобрались с этим звонком. Во время утреннего развода на работы и занятия комбат вывел меня из строя и объявил перед всей ротой (он был человеком, не лишенным юмора): «Вот, товарищи солдаты и офицеры, я раньше думал, что звонить в Москву с полигона имеет право ограниченное число лиц, из высшего командования. Но оказалось, что к этим лицам относится и рядовой Волков». Комбат объявил мне выговор за использование средств связи в личных целях, и на этом весь шум закончился.
Позже я узнал, что у комбата была вторая форма допуска. А мне, после того, как исполнилось восемнадцать лет, по роду моей работы, была дана первая форма допуска.
Случай второй.
Это было летом 1970 года. Уже пошел второй год моей службы. И опять дежурный по части вызвал меня к комбату.
Комбат сказал мне: «Подбери трёх толковых ребят, водителя и машину. Получишь у начальника по тылу продовольственный аттестат на всю группу, получи на складе катушки с полевым кабелем, возьми необходимые инструменты, и завтра поедешь в командировку. На полигоне будут проводиться испытания новой системы. Обслуживать испытания будут радисты, а вы нужны будете так, на всякий случай. Для подстраховки. Жить будете в казарме, на ближайшей от места испытания площадке, там и встанешь на довольствие, чтобы питаться в столовой. Когда всё сделаешь, зайдёшь ко мне, и я объясню, когда и к кому тебе с людьми и машиной надо будет явиться».
Когда я со всеми делами управился, зашёл к комбату за дальнейшим инструктажем. Комбат сказал, что я с людьми на машине должен быть у казармы радистов завтра ровно в 10.00. Там будет капитан (фамилию, конечно, я не помню). Он мне всё расскажет.
На следующий день в 10.00 мы были у казармы радистов. Я нашёл капитана и доложил о своём прибытии. Капитан сказал, что они едут на двух машинах и чтобы мы держались за ними. Мы поехали к штабу полигона. Там капитан позвал меня, и мы пошли к группе офицеров. Капитан доложил какому-то подполковнику, что группа радистов для обеспечения испытаний прибыла и что он старший группы радистов.
Я тоже подошёл к подполковнику и доложил: «Товарищ подполковник! Группа линейщиков для обеспечения испытания прибыла. Старший группы ефрейтор Волков!»
Подполковник посмотрел на меня с удивлением и спросил: «У вас в части что, нет офицеров?»
Я ответил: «Офицеры есть, но командир батальона подполковник Щербаков считает, что с этой задачей справится и ефрейтор!»
Подполковник засмеялся и сказал: «Хорошо! Посмотрим!» Подполковник объяснил, что мы будем работать на точке запуска мишеней.
Через некоторое время мы поехали в степь. Возглавлял нашу колонну на ГАЗ-69 подполковник, за ним ехали две машины радистов, а уже за ними, в нашем ГАЗ-51, мы.
Ехали долго. Уже начало смеркаться, когда мы приехали на точку. На некотором отдалении от нас стояли несколько больших автомашин с каким-то оборудованием, возле которого суетились люди в военной форме и в гражданской одежде.
Подполковник пошёл к ним. О чём-то переговорил с руководителем. Потом вернулся и дал команду радистам налаживать связь. Я подошёл к подполковнику и спросил, когда мы будем на ближайшей площадке. Он с удивлением посмотрел на меня. «А зачем тебе площадка?» Я ему объяснил, что должен поставить на довольствие своих подчинённых и показал ему продовольственный аттестат. Подполковник вздохнул, покачал головой и сказал, что мы вообще на площадки заезжать не будем, а будем передвигаться по степи от одной точки запуска к другой. «Немного потерпите. Сейчас связь наладится, и я вас отпущу в часть!»
Стемнело. Мы расположились в кузове нашего грузовика и дремали под монотонную морзянку и бормотание радиста, доносящиеся из открытой дверцы кунга радиостанции.
Меня разбудило то, что кто-то сильно стучал по борту грузовика. Это был подполковник.
«Слушай, ефрейтор, сколько тебе надо времени, чтобы наладить связь?» - «Максимум минут тридцать. Но связь будет только с коммутатором». - «Хорошо! Давай быстрее. У радистов что-то не получается. Они базу слышат, а их нет».
До дороги, вдоль которой шла линия связи, было километра четыре. Я попросил подполковника поставить свой ГАЗ-69 так, чтобы он светил фарами в сторону линии и служил нам маяком. Ночи в степи были очень тёмные, и ничего не стоило потерять направление.
Мы подъехали на своей машине к шоссе. Остановились у ближайшей опоры. Один из моих бойцов, взяв провода от телефона ТАИ-43 и провод полевой линии, взобрался на опору. Он по очереди прикладывал провода к проволоке воздушной линии связи, а я слушал по телефону, что по этой линии идёт. На одной паре был телеграф, на другой шла информация, этакое тюлюлюкание. Наконец попались провода коммутатора. Я крутанул ручку индуктора. «Бахча-5, слушаю вас» - ответила телефонистка. «Бахча, здесь будет работать такой-то» -сказал я и назвал кодовый позывной подполковника. «Бахча приняла!» - ответила телефонистка.
Я дал команду подключить эту пару провода к катушке с полевым кабелем.
Внизу мы закрепили полевой кабель за опору, чтобы его не сорвало при разматывании. Один из бойцов побежал с катушкой в сторону «маяка».
Чтобы сократить время, мы стали разматывать полёвку с машины. Водитель очень тихо ехал к месту запуска мишеней, один боец держал катушку и следил за тем, как разматывается кабель, второй стоял на подножке машины и передавал команды водителю: «Тише, быстрее, стоп». Я и ещё один боец бежали за машиной и, когда катушка заканчивалась и машина останавливалась, с машины нам подавали конец кабеля от следующей катушки и тихонько ехали дальше, а мы соединяли кабель, изолировали его и догоняли бегом машину.
Скоро прибежали на точку. Я подсоединил аппарат, проверил связь и передал трубку подполковнику.
Подполковник говорил с кем-то по телефону, отдавал команды людям у больших машин, а мы свалились прямо у колёс нашего газона и отдыхали.
Я увидел, что у машин стали надуваться какие-то огромные воздушные шары, но скоро сон сморил меня.
Проснулся я от того, что подполковник тряс меня за плечо: «Ефрейтор, вставай! Быстрее сворачивай линию. Сейчас начнут стрелять!»
Я вскочил, разбудил своих ребят, и мы стали сматывать полёвку обратно на катушки. Но если разматывать с машины это быстро, то сматывать вручную полёвку - это достаточно долго. Надо постоянно крутить ручку на катушке и при этом идти вперёд.
Подполковник поторапливал нас. Уже почти рассвело. Вдруг за холмами, почти у горизонта, раздался грохот, и поднялись столбы пыли, из которой вырвались струи дыма, летящие в нашу сторону. Я посмотрел на небо и увидел группу воздушных шаров почти у нас над головами.
Эти струи приблизились к шарам, и стали раздаваться взрывы, а вниз, как нам показалось, почти на наши головы, полетели какие-то ошмётки и куски металла. Это значительно ускорило нашу работу.
Потом, когда мы смотали линию и сидели у машины, перекуривая, подполковник рассказал нам, что идёт испытание системы по уничтожению шаров-шпионов. Я спросил, а где же радисты? Подполковник ответил, что отправил их в часть, и обеспечивать связь будем мы.
Вот так мы в течение трёх суток мотались по полигону. Спали в машине на ходу. Чтобы водитель не уснул во время движения, я, узнав у ребят, кто может управлять машиной, устраивал ему подмены на свой страх и риск.
Естественно, нигде мы не смогли встать на довольствие, и наш подполковник доставал где-то для нас хлеб, сахар, масло и воду.
Когда испытания закончились, мы были уже почти как равные. Общая работа и те невзгоды, которые мы перенесли за эти трое суток, нас с подполковником как-то сблизили.
После последнего пуска он поблагодарил нас и пожал каждому руку.
Мы поехали обратно в Приозёрск, в часть. Грязные, обросшие щетиной, усталые, голодные, но довольные. Приятно было ощущать то, что мы участвовали в каком-то очень важном деле и сделали всё, что от нас зависело.
Приехав в часть (было три часа дня), я пошёл с докладом к комбату. Вот так, как был. Небритый, грязный. Дежурный по части был обескуражен и не хотел меня к нему пускать, но потом, посмотрев мне в глаза, отошёл в сторону и сказал: «Смотри, поступай как хочешь!»
Я постучал в дверь кабинета, вошёл и доложил: «Товарищ подполковник! Ваше приказание выполнено! Связь во время испытаний обеспечена!». Подошёл к столу и положил ему на стол продовольственный аттестат.
«Что это?» - спросил комбат. Я ему ответил: «Сайгаки на довольствие не ставят!» Конечно, это звучало очень нагло с моей стороны. Потом я попросил его дать команду старшине, чтобы моих ребят до утра не трогали и принесли из столовой их пайку.
Комбат поблагодарил меня за службу и разрешил идти отдыхать.
Всё, о чём я просил комбата, было исполнено, а через несколько дней меня и всю мою группу на разводе вывели из строя и комбат объявил, что за обеспечение проведения испытаний новой системы ПВО нам, от лица заместителя командующего ПВО Страны, объявлена благодарность.