Бурные события 19-го века привели к расколу в рядах русской интеллигенции. Если в первой половине 19-го века произошло ее идейное расхождение на два лагеря - либералов-западников и патриотов-славянофилов, то во второй половине это расхождение усугубилось и превратилось в истинное противостояние. Две непримиримых группы встали по разные стороны баррикады: нигилисты и революционеры- с одной ее стороны и консерваторы и охранители -с другой.
Оказались по разные стороны баррикады и два великих русских писателя- Иван Сергеевич Тургенев и Федор Михайлович Достоевский. А ведь начинались их взаимоотношения с восхищения литературным творчеством каждого и большой личной симпатии. Первое произведение Фёдора Михайловича Достоевского "Бедные люди" было написано в 1844-1845 годах и опубликовано в январе 1846 года в «Петербургском сборнике» Некрасова. Это трогательное произведение сразу обратило на себя внимание читателей и принесло известность автору. Достоевский был поражен успехом своего первого произведения и признанием со стороны ведущих писателей. Тогда же состоялось знакомство Достоевского с Тургеневым, о чем он написал брату: «На днях из Парижа воротился поэт Тургенев и с первого раза привязался ко мне такою дружбой, что Белинский объясняет ее тем, что Тургенев влюбился в меня. Но, брат, что это за человек! Я тоже едва ль не влюбился в него. Поэт, талант, аристократ, красавец, богач, умен, образован, 25 лет - я не знаю, в чем природа отказала ему. Наконец: характер неистощимо прямой, прекрасный».
Но при ближайшем знакомстве стали возникать трения. Состоятельный аристократ, красавец, покоритель женских сердец Иван Тургенев легко увлекался людьми и покровительственно опекал начинающих талантливых литераторов. Он, восхищаясь даром Достоевского, не только советовал ему тщательнее работать над стилем, но опрометчиво стал потешаться над излишней религиозностью и горячностью начинающего писателя. Тургеневу и его окружению лучше было не попадаться на зубок. Поднять кого-то на смех с невозмутимым аристократическим шармом было любимым занятием этой компании. Нервный, порывистый, мнительный и ершистый Достоевский подходил для этой роли как нельзя лучше. Он, будучи в упоении от неожиданного успеха своего первого произведения, не собирался слушать нравоучения, и с излишней горячностью отстаивал свои мнения, иногда впадая в явные заблуждения. Такая поспешная реакция приводила к формированию ироничного отношения к Достоевскому в окружении Белинского. Вот тут они и давали волю своему фиглярству: подтрунивали всячески над бедным Федором Михайловичем.
Тургенев, например, с серьезным лицом рассказывал (в присутствии Достоевского и Панаевой) о каком-то ничтожном, захолустном писателе, который вообразил себя гением и сделался общим шутом. Достоевский трясся, бледнел и в ужасе убегал, не дослушав. «Тогда было в моде некоторого рода предательство, — вспоминал современник, — состоящее в том, что за глаза выставлялись карикатурные изображения людей... Тургенев был большой мастер на такого рода представления...» Писатель Григорович вспоминает то же самое: «Тургенев был мастер на эпиграмму... Для красного словца он не щадил иногда приятеля».
Так, Тургенев вместе с Некрасовым сочинил стишки, где вышучивал «курносого гения» (Достоевского), называл его «чухонской звездой» и пр. В конце концов по наущению Тургенева, Некрасов согласился написать знаменитую эпиграмму на Достоевского:
Витязь горестной фигуры,
Достоевский, милый пыщ,
На носу литературы
Рдеешь ты, как новый прыщ.»
Современники признавались, что Тургенев, при всем своем, казалось бы мягком нраве, бывал иногда весьма ироничен и ядовит в беседах, рассказах и письмах. Сохранились воспоминания о том, как позднее в 1856 году та же компания "подначивала", вернувшегося с Крымской войны Льва Толстого. Могли придраться к одной фразе, к выражению лица, к манере говорить... И, что интересно, первым зачинщиком всех этих подначек и насмешек был в обоих случаях один и тот же человек — Тургенев. Но если Толстого Тургеневу так ни разу и не удалось вывести из себя, то Достоевскому, как человеку нервному и ранимому, пришлось хуже. Почувствовав эту ранимость, Тургенев доводил Достоевского "до бешенства", что Ивана Сергеевича как раз и веселило. Переносить это чувствительному начинающему писателю от маститого Тургенева было очень тяжело.
Для 28-летнего Тургенева это было лишь шалостью, приятельской остроумной шуткой, позволяющей блеснуть в кругу друзей. Постепенно, молодой Достоевский становится в этом кругу фигурой анекдотичной. Даже когда Тургенев покидает Россию, следуя в Европу за Полиной Виардо, он получает все новые и новые анекдоты и побасенки о бывшем приятеле в письмах от друзей. Разрыв Достоевского с кружком Белинского постепенно становится неизбежным. Воинствующий атеист Виссарион Белинский не мог принять наполненную христианским романтизмом прозу молодого Достоевского. Отшатнувшись от былого окружения, писатель попадает под влияние петрашевцев, в причудливой форме смешавших идеи утопического социализма Фурье и христианство.
***
Известно, что по своим убеждениям Тургенев и Достоевский придерживались противоположных взглядов: Тургенев был западником и либералом, а Достоевский славянофилом и патриотом. К таким противоположным взглядам привел писателей их совершенно по-разному сложившийся жизненный путь.
Достоевский, как и очень многие люди того столетия, в молодости был увлечен революционными идеями и стал участником кружка Петрашевского. За это он был арестован, осужден и, в числе нескольких других петрашевцев, приговорен в смертной казни. Последние слова, сказанные Достоевским перед поднятием на эшафот: "Мы предстанем перед Христом!" На что его товарищ по несчастью ответил: "Мы будем кучкой пепла". На головах мешки, над головами преломлены сабли, но в самый последний момент смертная казнь была заменена ссылкой на каторгу. На каторге провел Достоевский несколько лет, и затем был отправлен в солдаты. Нелегкая выпала ему судьба, но все эти тяжелейшие испытания и потрясения произвели полное изменение в его мировоззрении. Возможно, были посланы эти испытания великому русскому писателю с определенной целью: чтобы спала пелена с его глаз, и вместо обыкновенного пути молодежи того времени- окунуться с головой в революцию, увидел он совершенно другой путь- путь христианства, гуманизма, любви к людям. Он верил в историю и культуру русского народа, его исключительную миссию по отношению к народам Европы. Он стал убежденным противником всяких переворотов и революций, славянофилом и монархистом, с глубокой верой, что самым лучшим для русских людей станет приход доброго, мудрого и справедливого царя.
Тургенев же юные годы провел в берлинском университете, увлекался философскими постулатами Гегеля, и хотя с годами отошел от этих отвлеченных идей, но на всю жизнь остался убежденным западником и либералом. Он выступал за отмену крепостного права, за ограничение самодержавия и принятие конституции. Антикрепостнические идеи были очень популярны в те годы в среде передовой русской интеллигенции, и "Записки охотника" Тургенева отражали этот общественный настрой. За статью о Гоголе и «Записки охотника» он тоже подвергся наказанию, был посажен под месячный арест, а затем сослан в свое имение Спасское. Однако это наказание оказалось настолько мягким, что во время ареста написал Тургенев знаменитый рассказ «Му-Му», а в ссылке, в своем родовом имении Спасском, жил в свое удовольствие с крепостной красавицей Феоктистой, встречался с друзьями, продолжал творить и был "совсем доволен своим пребыванием в деревне".
По возвращении с каторги Достоевский написал книгу "Записки из мертвого дома" и смог ее опубликовать. Этот сборник повестей и рассказов произвел колоссальное впечатление на российское общество. И Некрасов и даже Тургенев с воодушевлением встретили его возвращение в литературу. Достоевский постарался все свои обиды забыть и постепенно их отношения с Тургеневым восстановились, восхищение талантом на какое-то время взяло верх над враждой. Спустя время Тургенев напечатал свой хрестоматийный роман «Отцы и дети», и, читая критические отзывы, он признал, что никто лучше Достоевского не смог понять характер главного героя Базарова.
Тургенев замечал те явления в обществе, которые только начинали зарождаться и еще оставались незаметными для других. Он первым заметил появление нового сорта людей, которые были необычны и даже в чем-то казались неприятны, но Тургенев увидел в них напор, энергию, силу и будущее. Он описал этих людей в образе Базарова в "Отцах и детях" и вслед за Катковым назвал их нигилистами. Но ведь прообразом Базарова был Н. Добролюбов, с которым Тургенев по жизни не ладил, за глаза называл его "очковой змеей" и даже из-за него покинул редакцию своего любимого журнала "Современник". Здесь проявлялась в полной мере свойственная Тургеневу двойственность, его неприятие и в то же время заискивание перед определенными явлениями и типажами того сложного предреволюционного времени, чего никогда не наблюдалось у Достоевского.
Тургенев был истинный барин, по словам писателя Боборыкина, и две трети жизни, проведенные за границей, совсем не обесцветили его в этом отношении. В среде иностранцев, особенно французов, Тургенев, сохраняя свой народный барский тип в манере говорить, в тоне, превращался гораздо больше в общеевропейца, чем большинство русских. Достоевский же был писатель и человек русский, национальный, к тому же барства в нем, несмотря на дворянское происхождение, не наблюдалось совсем. Он бывал за границей, но всегда скучал по России и спешил вернуться домой. Тургенев, живя за границей, громогласно ставил в пример русским обывателям европейский образ жизни. Пламенному патриоту Достоевскому чудилось в этом пренебрежение Родиной.
Тургенев был необыкновенно хорошо знаком со всем, что составляет духовное достояние Германии, прекрасно говорил по-немецки, и в отличие от многих известных русских писателей он отличался всесторонним знакомством с немецкой культурой. Как писателя, Тургенева, искреннее признание всех достоинств немецкой нации делало временами пристрастным и безусловным сторонником немцев во всем, в чем, как ему казалось, они выше нас. Особенно усилилось западничество Тургенева после того, как он принял решение переселиться в Баден-Баден и провести остаток жизни в лоне семейства певицы Полины Виардо. Возможно это была "защитная реакция" русского писателя, его способ оправдать свое непатриотичное решение. В это время, как никогда резко, он выразил свои западнические взгляды в своем явно антирусском романе "Дым", в котором устами Потугина заявлял, что нет и никогда не было в России ни культуры, ни искусства, ни науки, ей следует признать это, покориться и учиться всему у цивилизованного Запада. Конечно, таких взглядов бесконечно преданный России и славянской идее Достоевский принять не мог, они все больше расходились в своих мировоззрениях, и в конечном итоге стали противниками и даже идейными врагами.
***
Из-за взглядов, высказанных в романе "Дым" случилась тяжелая размолвка Тургенева с Достоевским в Баден-Бадене. Достоевский приехал на лечение и 28 июня 1867 г. посетил Тургенева. Достоевский признавался, что книга „Дым“ потрясла его своей основной антирусской идеей. Во время этого посещения между великими русскими писателями произошел трудный разговор, который привел к полному разрыву отношений. В письме к своему другу поэту А.Н. Майкову от 16 августа 1867 г. Достоевский очень эмоционально и подробно рассказал о встрече с Тургеневым:
«..Он [Тургенев] сам говорил мне, что главная мысль, основная точка его книги, состоит в фразе: „Если бы провалилась Россия, то не было бы никакого ни убытка, ни волнения в человечестве". Он объявил мне, что это его основное убеждение о России... Ругал он Россию и русских безобразно, ужасно. Но вот что я заметил: все эти либералишки и прогрессисты, преимущественно школы еще Белинского, ругать Россию находят первым своим удовольствием и удовлетворением. Разница в том, что последователи Чернышевского просто ругают Россию и откровенно желают ей провалиться (преимущественно провалиться!). Эти же, отпрыски Белинского, прибавляют, что они любят Россию. А между тем не только всё, что есть в России чуть–чуть самобытного, им ненавистно, так что они его отрицают и тотчас же с наслаждением обращают в карикатуру, но что если б действительно представить им наконец факт, который бы уж нельзя опровергнуть или в карикатуре испортить, а с которым надо непременно согласиться, то, мне кажется, они бы были до муки, до боли, до отчаяния несчастны...
...Заметил я, что Тургенев, например (равно как и все, долго не бывшие в России), решительно фактов не знают (хотя и читают газеты) и до того грубо потеряли всякое чутье России, таких обыкновенных фактов не понимают, которые даже наш русский нигилист уже не отрицает, а только карикатурит по–своему. Между прочим, Тургенев говорил, что мы должны ползать перед немцами, что есть одна общая всем дорога и неминуемая — это цивилизация и что все попытки русизма и самостоятельности — свинство и глупость. Он говорил, что пишет большую статью на всех русофилов и славянофилов. Я посоветовал ему, для удобства, выписать из Парижа телескоп. «Для чего?» — спросил он. «Отсюда далеко, — отвечал я. — Вы наведите на Россию телескоп и рассматривайте нас, а то, право, разглядеть трудно». Он ужасно рассердился...
...Я перебил разговор; заговорили о домашних и личных делах, я взял шапку и как–то, совсем без намерения, к слову, высказал, что накопилось в три месяца в душе от немцев: «Знаете ли, какие здесь плуты и мошенники встречаются. Право, черный народ здесь гораздо хуже и бесчестнее нашего, а что глупее, то в этом сомнения нет. Ну вот Вы говорите про цивилизацию; ну что сделала им цивилизация и чем они так очень–то могут перед нами похвастаться!». Он побледнел (буквально ничего, ничего не преувеличиваю!) и сказал мне: «Говоря так, Вы меня лично обижаете. Знайте, что я здесь поселился окончательно, что я сам считаю себя за немца, а не за русского, и горжусь этим!»
Я ответил: "Хоть я читал «Дым» и говорил с Вами теперь целый час, но все-таки я никак не мог ожидать, что Вы это скажете, а потому извините, что я Вас оскорбил". Затем мы распрощались весьма вежливо, и я дал себе слово более к Тургеневу ни ногой никогда..."
Надо сказать, что об этом письме Достоевского узнал Тургенев, выразил свое неудовольствие и высказал свою версию произошедшего. Он с возмущением привел фразу, якобы сказанную Достоевским: "Ваш роман подлежит сожжению от руки палача". Когда Тургенев осведомился о причине такой огненной критики, то услышал обвинения в нелюбви к России и неверии в ее будущее. Иван Сергеевич молча дождался, когда Достоевский уйдет. "Виделся я с г-м Достоевским, как уже сказано, всего один раз- утверждал Тургенев.- Он высидел у меня не более часа и, облегчив свое сердце жестокою бранью против немцев, против меня и моей последней книги, удалился; я почти не имел времени и никакой охоты возражать ему: я, повторяю, обращался с ним, как с больным. Вероятно, расстроенному его воображению представились те доводы, которые он предполагал услыхать от меня, и он написал на меня свое... донесение потомству" (Бартеневу, 22 декабря 1867 года).
Это не личная антипатия, а столкновение на почве глубоких идейных разногласий; столкновение двух людей, исповедующих резко различающиеся взгляды и убеждения. Тургенев — убежденный западник, сторонник введения парламентских форм правления в России, сторонник европейского образа жизни. В то же время ради популярности он не прочь протянуть руку революционерам, даже причастным к террору. Достоевский, всегда тяготевший к славянофильству, веровавший в особый христианский путь России — монархист, убежденный противник европейской буржуазной цивилизации. Достоевский обвиняет Тургенева в атеизме, нелюбви к России и преклонении перед Западом, и после выхода романа Тургенева «Дым» эти обвинения приобрели актуальную остроту. Для Достоевского любовь к России была чем-то болезненно острым и необычайно важным. «Оскорбление» Тургеневым в Достоевском патриота, верующего человека проявилось в речах «крайнего» западника Потугина в романе "Дым". И эти взгляды, что бы ни говорили защитники писателя, были во многом взглядами самого Ивана Сергеевича. Он это ясно высказал критику В. Стасову: "Ну, Потугин не Потугин, тут есть маленькая charge (преувеличение), я хотел представить совершенного западника, однако я и сам многое так же думаю..."
Все это послужили последним толчком для создания Достоевским в романе «Бесы» образа «великого писателя» Кармазинова — злой карикатуры на Тургенева. Персонаж Кармазинов — это исписавшийся, почти бездарный писатель, живущий за границей. Достоевский в Кармазинове заклеймил в лице Тургенева ненавистный ему образ либерала-западника, который заигрывает с революционной молодежью и является виновником появления в России жестоких убийц-террористов, таких как С.Г. Нечаева, Д.В. Каракозова и им подобных (недаром такое созвучие в фамилиях — Каракозов и Кармазинов). Достоевский «аристофановски выводит меня в "Бесах"», — писал Тургенев. «Достоевский позволил себе нечто худшее, чем пародию "Призраков"; в тех же "Бесах" он представил меня под именем Кармазинова, тайно сочувствующим нечаевской партии...».
***
Во время последних приездов Тургенева в Россию, в 1879 и 1880 годах, ему пришлось несколько раз встречаться с Достоевским на литературных и общественных мероприятиях. Тургенева бурно приветствовала вся революционная молодежь и либерально настроенная интеллигенция. А он говорил то, что им нравилось- о необходимых грядущих изменениях в общественной жизни, о передовом революционном движении. Ведь незадолго до этого вышел его роман "Новь", в котором в обычной для Тургенева манере, не говоря ни "да" ни "нет", и не выставляя собственного мнения, он описывал деятельность революционных кружков в России. За выступлением Тургенева, как правило, следовала искренняя речь Достоевского и, хотя высказывал он во многом противоположную позицию, говорил о любви к России, о славянизме, об особом русском пути в истории, но речи его вызывали небывалый восторг, как правило, превосходящий прием Тургенева. Достоевского возмущали общие и обтекаемые выступления Тургенева и он требовал: "Выскажите свою идею!" Однако дипломатичный Тургенев от прямого ответа, как правило, уклонялся.
В. О. Михневич в газете "Новости" рассказал о праздничном обеде в честь И. С. Тургенева 13 марта 1879 г. В Петербурге: "Среди общего одушевления к Ивану Сергеевичу подошел Федор Михайлович Достоевский и с строгим, почти негодующим лицом поставил ему вопросный пункт: "что такое и в чем заключается провозглашенный им идеал?" Г. Достоевский настойчиво требовал сейчас же дать ему на сей пункт обстоятельное "показание"; но эта странная и неуместная выходка была встречена всеобщим протестом".
Некоторое время спустя после Пушкинского праздника, Тургенев встретил сидящего на московском бульваре Достоевского и подошел к нему с приветствием, однако Федор Михайлович, отстранившись, ответил: «Велика Москва, а от вас и в ней никуда не скроешься!» Поднялся и ушел прочь. Он простить Тургенева за его западничество и антирусскость никак не мог.
Они даже внешне были полной противоположностью - барственный красавец Тургенев и бледный, болезненного вида Достоевский. Полная противоположность была в их изображении революционеров: Достоевский видел в них дьявольское отродье и написал роман "Бесы", а Тургенев же - написал "Новь", в котором считал их наиболее передовым, энергичным и уважаемым классом. Достоевский старался предотвратить наступление революции, а Тургенев, со своими либеральными замашками, вольно или невольно, но способствовал ей. Таким образом Достоевский пытался остановить бесовство революции, а Тургенев относился к революционному движению с точки зрения стороннего наблюдателя, он констатировал его энергию и силу, не высказывая явно своего отношения, ведь напрямую его происходящее в России не касалось, он жил в Европе. Поэтому и принимала Тургенева российская революционная общественность с энтузиазмом, однако независимые критики резко упрекали Тургенева в заискивании перед молодежью.
Известно, что Тургенев помогал деньгами революционеру-анархисту Бакунину и его семье, неоднократно помогал революционерам-эмигрантам в Париже - Лаврову, Лопатину и многим другим. С одной стороны, на словах, он как будто осуждал террористические акты, буквально захлестнувшие в то время Россию, а с другой стороны снабжал деньгами Германа Лопатина, который заново собирал воедино "Народную волю" после совершенного ей убийства царя, чтобы продолжать страшные акты насилия. Тургенев, бывая в России, встречался с цесаревичем, крутился в аристократических кругах, но втайне поддерживал нигилистов-террористов, то есть невольно разжигал огонь революции. Он уверял, что придерживается исключительно умеренных взглядов и выступает против насилия, но негласно почему-то помогал материально людям самого крайнего толка.
***
Особо следует остановиться на отношениях Тургенева с Герценом. Иван Сергеевич был другом политического эмигранта А. Герцена и всячески ему помогал. Известно, что Герцен эмигрировал в Лондон, вел революционную пропаганду и пользовался полной поддержкой английских властей. Тургенев не мог не знать об источниках доходов своего друга, но считал возможным и необходимым со своей стороны помогать Герцену в издании журнала "Колокол". Он в течение многих лет перевозил нелегальную корреспонденцию из Лондона в Россию и обратно. Когда же это обнаружилось в середине 60-х годов, и против него в России было возбуждено дело, то Тургенев написал покаянное письмо государю, а позднее приехал в Петербург для дачи личных показаний, в которых пытался откреститься от всяких преступных намерений. Ведь в противном случае Тургеневу угрожала потеря имений в России, а значит утрата этой "курицы несущей золотые яйца". Рассерженный Герцен поместил в "Колоколе" разгромную статью о "седовласой Магдалине", льющей слезы и вымаливающей прощение у государя, и отношения между писателями надолго испортились.
Достоевский же никогда не заигрывал с ниспровергателями и революционерами, коллективный портрет которых он запечатлел в образе отцеубийцы Павла Смердякова: «Я всю Россию ненавижу, Марья Кондратьевна... В двенадцатом году было на Россию великое нашествие императора Наполеона французского первого, и хорошо, кабы нас тогда покорили эти самые французы, умная нация покорила бы весьма глупую-с и присоединила к себе. Совсем даже были бы другие порядки».
Интересно то, что английскую королеву Викторию Тургенев изобразил в стихотворении "Крокет в Виндзоре" написанном 20 июля 1876 г. под впечатлением балканских событий - кровавого подавления турками восстания в Болгарии. "Болгарские безобразия оскорбили во мне гуманные чувства, - говорил писатель, - они только и живут во мне..." В тексте этого стихотворения описывается, как в Виндзорском бору английская королева Виктория играет в крокет, и вот ей чудится, что крокетные шары превращаются в "целые сотни голов, обрызганных кровию черной". Удивительная непоследовательность, то он с Викторией и Герценом заодно в пропагандистской войне против России, а то вдруг обвиняет ее в кровавых преступлениях. Но ведь такая противоречивость была свойственна психологическому облику писателя, и ее отмечали многие его биографы.
В то же время политические взгляды Ф. М. Достоевского были незыблемы и зиждились на трех основных "китах" - православие, самодержавие и народность. Свои взгляды Достоевский наиболее полно высказал в своем "Дневнике писателя": «Я во многом убеждений чисто славянофильских, хотя, может быть, и не вполне славянофил»... «..Славянофильство,. означает и заключает в себе духовный союз всех верующих в то, что великая наша Россия, во главе объединенных славян, скажет всему миру, всему европейскому человечеству и цивилизации его своё новое, здоровое и ещё неслыханное миром слово. Слово это будет сказано во благо и воистину уже в соединение всего человечества новым, братским, всемирным союзом, начала которого лежат в гении славян, а преимущественно в духе великого народа русского, столь долго страдавшего, столь много веков обреченного на молчание, но всегда заключавшего в себе великие силы для будущего разъяснения и разрешения многих горьких и самых роковых недоразумений западноевропейской цивилизации. Вот к этому-то отделу убежденных и верующих принадлежу и я». Он своим убеждениям не изменял, и последовательно их отстаивал.
Однако даже смерть Достоевского не заставила Тургенева забыть свои претензии и обиды. Издатели российских газет предложили Тургеневу, как ведущему писателю, написать некролог на смерть великого Достоевского, но он, недолго думая, отказался.
Список литературы:
Ребенина П. Мой Тургенев. Супериздательство, 2021.