Комната с белым потолком. Комната окнами во двор. Двор-колодец. Сквозь неплотно задёрнутые шторы в комнату заглядывает вечер. Вечер любит заглядывать в освещённые окна. Надо погасить лампу. И они гасят лампу. Полнолуние. Отражённый свет минувшего дня. Полумрак скрывает беспорядок. Лишь в углу бледное пятно постели. Алтарь? Жертвенник? Их нагота в лунном свете. Его пальцы, как пальцы слепого, ощупывают, запоминают её обнажённое тело. Мягкий завиток над ухом. Упругое тепло. Горячая влажная тайна.
Он не теряет голову. Не теряет, когда смыкается кольцо её рук и защёлкиваются ломкие запястья. Не теряет, когда они становятся единым целым. Инь-ян? Змея, кусающая свой хвост? Нет, он не теряет голову даже тогда, когда стоит её потерять. Зритель в театре, он наблюдает происходящее на сцене. Наблюдает их слипшиеся, истекающие соком тела. Их искажённые, перекошенные лица. Он слышит звуки. Боже правый, он слышит эти звуки. «Волшебные звуки любви»… Она ещё дышит тяжело и прерывисто, он ещё судорожно сжимает её плечи, а зритель уже встал, хлопнув креслом, и с брезгливой гримасой направился к выходу. Ну и катись к чёрту!
Когда-нибудь он забудет её лицо. Забудет её имя. Но пальцы… пальцы помогут ему вспомнить мягкий завиток над ухом, упругое тепло и горячую влажную тайну. Это будут приятные воспоминания.