81.
- Снова не попал! – расстроился садовник. – Не смогу себе простить. Позвольте еще разок!
- Да пожалуйста, - щедро позволила Варя, поскольку свободных столиков по-прежнему не было.
- Была у меня история. Совсем недавно. Уже тут, в вашей… местности. На трех языках, плюс привычная нам суржа. Коллега из провинциального… городка, назовем так этот населенный пункт, попросила (на местном официальном) встретиться в рамках профессиональной консультации.
- Она тоже садовник? – уточнила Варя.
- Что-то в этом роде, - неопределенно ответил мужчина. – Единственное место в вашем городе, которое она знала – центральная площадь.
- Там сегодня был парад двух легионов, - зачем-то сказала Варя.
- Видел, - собеседник вилкой указал на экран. – Показывали в дневных новостях. С помпой и пафосом. По всем каналам.
«Неужели он тут с двух часов? – подумала Варя. – Сколько же он успел выпить пива? Или чего покрепче?»
- Стою на центральной площади, в аккурат под памятником Основателю города, - продолжал рассказчик. – Весь такой из себя, в полосатом костюме, стильный, солидный, с бутылкой вина… Это был этап «Пью», который сразу после предвкушения.
- Я помню, - сказала Варя.
- Стою, попиваю, жду. Видимо… моя коллега из провинции не поверила своим глазам. Иного ожидала от специалиста… моей квалификации.
- От садовника? – решила уточнить Варвара.
- От лучшего садовника, - мужчина поднял палец. – Единственного в своем роде. Других таких специалистов с такой квалификацией в моей трудовой отрасли попросту нет.
Официант решила, что это знак, и подошла к столику. Садовник высокой квалификации не преминул воспользоваться и сделал пивной дозаказ.
- В общем, не подошла ко мне коллега. Так мы с ней и не встретились, - продолжил он после ухода девушки-официанта.
- Так себе история, - не стала лукавить Варвара.
- Зато подошла ко мне женщина. Ей было лет девяносто, если не больше, - продолжил мужчина. – «;tes-vous un juif fran;ais?» - спросила она.
- «Вы французский еврей?» - перевела Варя, удивившись, неожиданно услышав французскую речь.
- Я плохо говорю по-французски, - кивнул мужчина, - поэтому счел нужным ответить: «Je ne parle pas fran;ais».
- «Я не говорю по-французски», - снова перевела Варя.
- «Вы слишком хорошо обо мне думаете», - добавил я на имперском. «Очень жаль, - сказала она, перейдя на ту милую суржу, что возможна только в вашем городе, - что Вы не французский еврей, прям, одно лицо».
- Она права, - сказала Варя, улыбнувшись: сейчас собеседник был больше похож, скорее, на загулявшего колониального эсквайра, чем на французского еврея.
- Вот я тоже улыбнулся, - откликнулся французский еврей-«эсквайр». – Улыбнулся ее милой сурже, этому вымирающему диалекту вашей страны и вашего города. «А шо вы, юноша, улыбаетесь? – ответила она на мою улыбку. – Вы еще не слышали, как я читаю Есенина!» И читала она мне «Край любимый», и читала «Белую березу», и читала «Шаганэ». Тонко, чувственно, проникновенно. И без всякого акцента – ни иврита, ни идиша, ни официального, ни милой суржи, ни французского.
- Должна признаться, - сказала Варя, - что последняя Ваша история порадовала. Все это мне близко…
- И вино, и милая суржа, и Есенин, - не дал договорить мужчина. – А как может быть иначе? Вы же филолог, Варвара Сергеевна.
Вот тут и наступила минута озадаченного молчания.
- Откуда Вы меня знаете? – спросила Варя; ей показалось, что порыв ночного йодистого бриза ворвался в зал ресторана.
- Я же садовник, - собеседник прищурил и без того заплывшие глазки. – Яблочный садовник. А Вы живете в одном из моих яблок.
Варвара удивиться не успела – неожиданно в зале наступила тишина, которую тут же разорвал голос диктора с экрана. Бармен увеличил громкость до максимума. Начинались вечерние местные новости. Начиналась пресс-конференция легатов.
82.
Легаты решили предстать пред народом сами, не через герольдов. Без шлемов, в серебряных мускульных доспехах. Журналистов собрали в совещательном зале мэрии. Оба легата сидели за столом президиума. По бокам застыли комитаты. Сигниферы-вексиллярии держали сигнумы за спинами своих легатов. Над головой командующего XIII Парным хищно оскалился лев, над командующим I Вспомогательным воспарил пегас. Журналистов разместили в зале, на креслах депутатов городского собрания. Тем, кому не хватило места, приходилось стоять в проходах или толпиться на балконе позади зала.
Легат Парного заговорил на колониальном, синхронно ожил невидимый переводчик. Переводили почему-то не на официальную суржу, а на имперский. Либо учли исторически сложившуюся многонациональность курортного города, либо не нашли суржеговорящего переводчика, либо трансляция предназначалась не только для аборигенов, но и для гостей города. И для имперского десанта. Но скорее всего, причиной послужили все жти факторы в совокупности.
- Жители и гости города, - заговорили два голоса на разных языках, голос одного из легатов и голос переводчика. – Мы благодарим вас за радушный прием, за правильное понимание ситуации, за мудрость и спокойствие. Мы пришли к вам с миром по распоряжению императора Августа и проведем в городе столько времени, сколько будет необходимо для абсолютной нормализации ситуации. XIII Парный легион прибыл на место постоянной дислокации. I Вспомогательный через два дня отбывает по маршруту дальнейшего следования.
- Куда отбывает второй легион? – прозвучал выкрик из зала.
- I Вспомогательный легион отбывает в Бессарабию на место постоянной дислокации, - ответил другой легат. – Это не является военным секретом, поэтому смело считайте это официальным заявлением.
- Согласованы ли решения императора Августа с президентом и парламентом нашей республики? - спросил очередной журналист.
- Император Август отныне обладает высшей законодательной юрисдикцией, - ответил легат под пегасом. – Он ничего не должен ни с кем согласовывать. Его решения обязательны к выполнению. И наше здесь присутствие – верное тому подтверждение.
- Решения Августа обязательны к исполнению пределах новой Империи? – выкрик из зала.
- Да, в пределах новой Империи.
- Наша республика – суверенное государство, - с отчаянной робостью объявил кто-то из столичных журналистов.
- Ваша республика входит в глобальное соглашение государств и находится под прямым управлением транскорпоративной диктатуры, - жестко ответил легат подо львом. – Империя Августа является правопреемником этой властной надструктуры. Территории транскорпоративной диктатуры будут пересмотрены в ближайшее время. Этнографы, историки, политологи, лингвисты, географы готовят новые планы по региональному делению на утверждение императору. По предварительным картографическим расчетам, территория вашей республики входит в состав имперской провинции Дакия. В ближайшее время будет назначен претор, который, после консультаций с императором, вступит в права главы вашего региона.
Шорох обсуждения пробежал как по залу совещаний в мэрии, так и по залу ресторана в отеле. Весь город шуршал так, словно от этого шуршания могло зависеть, войдет ли республика в состав провинции Дакия или не войдет. Словно что-то вообще могло зависеть от горожан.
- Каковы взаимоотношения Империи Августа и Империи наследного президента? – журналист задал вопрос, который беспокоил всех.
- У наших Империй конструктивные взаимоотношения, - ответил легат-«лев». – Территории наследного президента не попадают под юрисдикцию транскорпоративной диктатуры, а значит, и Империи Августа. Но мы поддерживаем традиционно устоявшиеся контакты. Все спорные вопросы будут решены в результате двусторонних переговоров. Возможно, с привлечением других заинтересованных сторон.
- Как Вы прокомментируете присутствие на улицах города имперских патрулей? – последовал вопрос в продолжение предыдущего.
- Мы с благодарностью принимаем любую помощь в поддержании порядка, - ответил «пегас». – Морская пехота Империи – это профессиональные воины. Они знают свое дело. Мы совместно обозначили границы их полномочий. Наши интересы не пересекаются, сферы влияния четко разграничены. Таким образом, мы не входим в конфронтацию. Наоборот, мы продуктивно сотрудничаем.
- Как изменится жизнь города в свете последних событий?
- Незначительно, - успокоил легат Вспомогательного. – Наша основная задача – пресекать какие-либо организованные собрания, марши, шествия, парады и прочие скопления людей, если они не согласованы с канцелярией легионов, если цели этих мероприятий четко не обозначены, если эти цели идут вразрез с интересами нашего командования. Также с завтрашнего дня будут закрыты все дилерские точки распространения психотропных препаратов. Мы налагаем мораторий на их распространение и употребление. Так что запасайтесь впрок, пока есть возможность.
Последние слова легата, скорее всего, были шуткой, призванной разрядить обстановку. Однако никто не засмеялся. Разрядки не последовало – уж слишком велико было напряжение.
- На алкоголь тоже будет наложен запрет? – Варя была благодарна журналисту, задавшему этот вопрос.
- Нет, алкоголь разрешен на всей территории Империи Августа, - улыбнулся легат Парного и только теперь дождался нескольких ответных улыбок в зале совещаний. – Пейте на здоровье. Только ведите себя хорошо, не вступайте в конфликты друг с другом, а особенно - с патрулями.
- А как же сертификаты лояльности? – удивился кто-то из журналистов. – Без дилеров мы скоро все будем обнулены.
- Специальная служба контроля лояльности переходит на кабинетную работу, без выездов на патрулирование, - ответил «пегас». – Угрозу своему сертификату вы можете создать в тех случаях, когда участвуете в несогласованных акциях, занимаетесь публичным сексом, создаете угрозу общественной безопасности. Мы понимаем, что тяжело перестроить отношение к некоторым уже привычным реалиям жизни, поэтому в переходный период за употребление тех веществ, что переходят в разряд запрещенных, наказания не последует. Однако начинайте привыкать к иному образу жизни. Вскоре будут развернуты специальные реабилитационные медицинские службы, чтобы облегчить процесс отвыкания и сделать переход на жизнь без наркотиков более комфортным для тех, у кого эта проблема стоит наиболее остро.
- Что будет с уроками общественного мнения? – обеспокоился кто-то из журналистов. – Без участия дилеров специалисты не смогут достигать желаемых образовательных результатов.
- Уроки общественного мнения временно отменяются, - ответил «лев». – Позже они будут трансформированы в уроки лояльности к Империи Августа или в другую форму воспитательного воздействия.
«Вот так поворот, - подумала Варвара. – Пережила бы еще один урок и сохранила бы работу. De lingua stulta veniunt incommoda multa, из-за глупого языка бывает много неприятностей».
- Как сложатся отношения Империи Августа с другими пограничными государствами, с президентствами, с Ольмеками, Сёгунатом, Объединенной Кореей, с Поднебесной, с Северными республиками, Восточной Дугой и другими независимыми государствами?
- Независимых государств не бывает, - легат Парного позволил себе улыбнуться. – Как только будет назначен новый Pontifex Hollywoodus, Совет двенадцати легионов от имени императора Августа предложит правителям и правительствам, как вы говорите, «независимых государств» ряд конструктивных решений для нормализации геополитической обстановки. А пока сохраняйте спокойствие. Пусть город живет своей жизнью.
83.
- Добро пожаловать в Дакию, - собеседник приподнял пивной бокал в тосте. – Как мы резко перенеслись из курортного городка вашей республики в пограничную имперскую провинцию. Волшебство, да и только. Телепортация Вы здесь впервые? В этой провинции Августа?
Бармен снизил громкость, как только был закончен выпуск новостей. Зал ресторана загудел растревоженным ульем. За каждым столиком и между столиками обсуждали все и вся: легатов, их заявления, имперских морпехов, нововведения, дилеров, уроки общественного мнения, сертификаты лояльности, смерть Понтифика Голливуда.
- Странно все это, - Варя не поддержала тост, не оценила шутку, не то было настроение. – Так что Вы там говорили о яблоках? О том, что я живу в одном из них? И разве мы с Вами знакомы? Я не представилась, Вы не представились. Но Вы знаете мое имя, а я Ваше – нет.
- Столько имен у меня в разных… э-э-э… местностях, - поморщился собеседник. – Не могу выбрать. Предпочитаю, когда меня величают по профессиональному признаку.
- Яблочный садовник?
- Почему обязательно яблочный? Дерево, за которым я ухаживаю, тоже называют по-разному: яблоня, ясень, лотос, дуб. Кто-то называет Древом Жизни. А некоторые представляют бобовый стебель. Под чертогом человеческой фантазии свои правила.
- Значит, просто садовник?
- Садовник – это тот, кто ухаживает за садом, - сказал мужчина с профессиональным снисхождением. - Сад – это много плодовых деревьев. Хотя бы несколько. У меня дерево одно. Плодовое, но одно. Так что я знаток дерева. Древовед. Друид – так можете меня называть.
- Друиды – это же колдуны древние, - сказала Варя. – Или жрецы. У кельтов или у галлов.
- Одно и то же, - махнул рукой «древовед». – Римляне кельтов галлами называли. Часть из кельтов. Собственно, там особо не разбирались. По одну сторону Сены – галлы, по другую сторону – белги. И все они – кельты.
- Все-таки река Сена, значит, Франция, - сказала Варя. – Может, права была мадам с центральной площади, которая Вам Есенина читала, и Вы действительно французский еврей?
- В моих краях не различают национальностей, - вздохнул Друид. – Некого там различать. Живу в совершеннейшем одиночестве. Единственный, так сказать, специалист в своей отрасли.
- А где же все остальные? – удивилась Варя.
Ей стало жалко одинокого садовника. Она представила себе повзрослевшего и растолстевшего Маленького Принца, который похоронил свою капризную Розу и вырастил вместо нее дерево. И вот сидит он на своем маленьком стульчике не по размеру, на своем маленьком астероиде Б-612, потягивает пиво из бутылки и точит штык лопаты, чтобы продолжить рутинную работу – выпалывать сорняки, окапывать, поливать, опрыскивать, уничтожать вредителей и собирать плоды. Один. Совсем один – без друзей, без женщин, без любви, без общения. Грусть какая!
- Разбежались, - снова вздохнул мужчина. – По яблокам и разбежались. Понимаете, работа размеренная, однообразная, времени отнимает много, результаты сразу не видны. Весьма специфическая деятельность. Эпоха-другая-третья, и наступает эмоциональное выгорание. Хочется жизни. Понимаете? Быть внутри жизни, а не в стороне от нее. Академий, где нас готовят, нет. Это вам не обычный сельскохозяйственный или аграрный институт. Тут нужен вселенский такт и профессиональное чутье. Самородки, нас один на миллиард. И даже из этих единиц тяжелый труд и величайшую ответственность выдерживают опять-таки единицы.
- Но была же коллега, - вдруг вспомнила Варя. – Вы же именно с ней собирались встретиться на площади. Она не пришла.
- Она не пришла, - печально повторил Друид. – Думаю, еще одно дерево осталось без надзора.
- Вы говорили, что дерево только одно, - напомнила Варя.
- Я говорил, что у меня одно дерево, - поправил Друид. – Деревьев много. Без числа. За каждым присматривают. Друиды, дриады. У некоторых деревьев целые деревни заботливых опекунов. У некоторых – никого. У вашего дерева я остался один. Последний.
- Вижу, что Вы отменно справляетесь? – заботливо спросила Варя и многозначительно глянула на новый полный пивной бокал в руках Друида. – Даже на отдых времени остается достаточно.
- О, время не имеет значения для моей работы, - заверил собеседник.
- Сколько раз уже слышала эту фразу, - сказала Варя.
- Не сомневаюсь, Варвара Сергеевна, - понимающе улыбнулся Друид.
- Все меня знают. Вы из Конторы Людвига? – спросила Варвара.
- Вы о Конторе Раджаса? Нет, мы действуем в разных, - собеседник замялся, - плоскостях. Или на разных уровнях. Не умею точнее. Могу сравнить с человеческим организмом.
- Сравнивайте, - разрешила Варвара.
- Контора Раджаса, работающие там змейки и Наги – это антитела, - сравнил Друид. – Они борются с вирусом изнутри. А я доктор. Я обследую, ставлю диагноз и в некоторых случаях провожу лечение.
- Почему только в некоторых? – спросила Варя.
- Потому что нередко выходит так, что лечить уже бесполезно. Как говорят, «отсохнет – само отпадет», - пояснил Друид. – Кроме того, для лечения нужна как бы содержательная воля самого объекта. Воля к жизни. Этакая «антивиктимность». При отсутствии таковой начинается гниение, стремление к самоуничтожению и рано или поздно…
- Взвесь оседает илом, - закончила Варвара.
- Да, это терминология Конторы Раджаса, - подтвердил Друид.
- У нашего объекта воля есть? – спросила Варя.
- Не думайте, Варвара Сергеевна, что я белкой прыгаю по дереву с яблока на яблоко, - ответил Друид. – Кстати, на дереве есть своя белка. Вернее, белк – он самец. Зовут его Рататоск – Грызозуб, если перевести с древнескандинавского. Веселый парень, трудяга и большой любитель пива. Он называет этот напиток «мёдом поэзии».
- Это из Младшей Эдды, - в учителе проснулся филолог. - Без него скальды не могли слагать стихов. Чтобы похитить мёд поэзии, Одину пришлось соблазнить великаншу Гуннлед.
- Одно удовольствие вести беседу со знающим человеком, - сказал Друид с уважением. - Так вот, люди моей профессии в исключительных случаях оказываются внутри объектов. Тем более когда объект находится в таком плачевном состоянии, когда яблоко готово сорваться с ветвей и стать удобрением.
- Все так плохо? – спросила Варя.
- Весьма, - не стал лукавить Друид. – Если бы не Вы, то я и не подумал бы вмешиваться и заниматься лечением этого яблока. Вы и есть персонализация, средоточие вышеуказанной содержательной воли объекта. С Вашим участием у этого яблока появляется шанс.
- Значит, Вы здесь ради встречи со мной, а не ради встречи с коллегой? – спросила Варвара.
- Если кто-нибудь из нас отправляется внутрь объекта, то каждый представитель моей профессии узнает об этом, - пояснил Друид. – У нас нет других возможностей встретиться – от дерева до дерева бесконечность, ее не преодолеть. А внутри объектов мы можем оказаться с той же скоростью, с которой мы с Вами только что перенеслись в Дакию.
- Но мы никуда не переносились, - сказала Варя. – Легионеры просто изменили название местности.
- Вот и для нас переход из яблока в яблоко ощущается приблизительно в той же манере, - кивнул Друид. - Поэтому такие экскурсии мы используем для взаимных консультаций. Видимо, моя коллега хотела задать какой-то вопрос по одному из своих объектов, но к моменту встречи надобность уже отпала. Либо у самой дриады отпало желание заниматься этим делом. Как я и говорил, многие из нас уходят из профессии. Уходят внутрь объекта и не возвращаются, предпочитая отдать вечность и бесконечность за краткий миг простой человеческой жизни.
84.
- Значит, Людвиг говорил о Вас, - заключила Варя.
- Надеюсь, только хорошее? – улыбнулся Друид.
- Мне нужно было с Вами встретиться, и я встретилась, - сказала Варя. – Миссия завершена, мир спасен, я справилась.
- Не все так просто, - Друид улыбнулся еще шире. – Представьте, что Вы зарегистрировались в турнире. Спортивном, интеллектуальном, творческом. Ваш путь с нашей встречи только начинается, а не заканчивается ею.
- Мой путь? – спросила Варя с усталой обреченностью. – И куда мне идти, что делать? Как Ваша белка Рататоск, прыгать по дереву с ветки на ветку, с яблока на яблоко?
- Не стоит отнимать у белки работу, - рассмеялся Друид. – Он очень обидчивый. Особенно когда выпьет. Но если возникнет такая необходимость, то – да, придется и попрыгать.
- Как Вы говорили о Конторе Людвига? Антитела, что действуют изнутри? Разве у меня другая роль? Разве я не такое же антитело, которое должно действовать изнутри? Если я вообще должна действовать. Я скромный учитель, причем бывший.
- Бывших учителей не бывает, - серьезно сказал Друид.
- Вы понимаете, о чем я, - ответила Варя на банальность. – Мои возможности ограничены. В загадочной Конторе я не работаю, на друида или дриаду я не училась. И даже не понимаю, почему вовлечена в эту фантасмагорию.
- Вы не просто антитело, - сказал Друид. – Вы иммунитет организма, который в Конторе Людвига называют Взвесью. Иммунитет необходимо формировать, в том числе, и внешними факторами. Иммунитет черпает опыт извне, чтобы в нужный момент различать агрессивные болезнетворные вирусы внутри организма.
- Людвиг называл это свойство «здоровым чувством общественного такта», - вспомнила Варя.
- Именно, - подтвердил Друид. – Вы обладаете им в полной мере. И по поводу своего могущества – не преуменьшайте. Вон как расправились Вы с уроками общественного мнения. Наблюдал с профессиональным удовольствием.
- Простите? – переспросила Варя. – Поругалась с директором школы, высказала свое мнение, была уволена за строптивость…
- Этого более чем достаточно, - кивнул Друид.
- Занятия «ОМ» отменили легаты, - напомнила Варя.
- Мы порой видим следствие, но не всегда можем верно распознать причину, - ответил Друид. - Не каждое «хочу» будет реализовано Вселенной. Лишь то «хочу», что совпадает с ее, Вселенной, планами.
- Вот видите, - улыбнулась Варя, найдя противоречие. – Все произошло бы и без моего участия. Это же планы Вселенной!
- Не совсем так, - возразил Друид. – Предположим, в саду растет яблоня. Для роста ей необходимы влага, земля, солнечный свет, воздух. Мы можем пустить все на самотёк. Пусть растет, как знает. А можем стимулировать рост удобрениями, поливом, средствами от вредителей. Яблоня – Вселенная. Рост – это ее планы. Конечно, яблоня и сама справится, если почва плодородна, дожди обильны, воздух свеж и солнце щедро. Но если яблоню поливать дополнительно правильными «хочу», то крона будет пышнее, а яблоки будут румянее. Если же поливать яблоню кислотой эгоистичных злонамеренных желаний, то яблоки начнут сохнуть и гнить еще на ветвях.
- И Взвесь осядет илом, - вспомнила Варя.
- И Взвесь осядет илом, - подтвердил садовник. – Поэтому нам придется немало поработать.
- Разве ухаживать за яблоней не работа садовника? – спросила Варя.
- Садовнику не много дела до каждого отдельного яблока, - ответил Друид. - Его задача – следить, чтобы дереву было хорошо. На дереве столько плодов, что потеря одного из них будет не заметна. То, что происходит внутри плода, со стороны не оценить. Так что разделим обязанности: я слежу за деревом в целом, а Вы спасаете свою отдельно взятую Взвесь.
- И что мне для этого нужно делать? – спросила Варя.
- В точности то же, что Вы сделали с уроками «ОМ», - улыбнулся Друид. – Просто озвучивать свои желания. Вам достаточно обнаружить червяка, что губит плод. Распознать опасность. Именно так поступает здоровый иммунитет. А далее в бой бросаются антитела. Они сами расправятся с вредителем, как легионеры по приказу Августа расправились с уроками общественного мнения.
- Не знаю, с чего начать, - засомневалась Варя.
- Пишите, - сказал Друид.
Он перевернул прямоугольник бумажной скатерти (их еще называют плейсмэты), подвинул Варе и повторил:
- Пишите. Озвучивайте желания.
85.
После выпуска новостей, после гулкого обсуждения зал ресторана начал пустеть. Самые гнетущие страхи вызывает у людей не прямая опасность, а неведение, неопределенность. Легаты XIII Парного и I Вспомогательного не ответили на все вопросы, но все же избавили горожан от смутных тревог. Новая власть, новые правила, но раз правила есть, то и беспокоиться не о чем. Жить по инструкции намного проще. А то, что городские улицы одновременно патрулируют имперские пехотинцы и европейские легионеры, так это ничто иное, как диалектика жизни. Извечные оппоненты объявили «водяное перемирие». По книгам Киплинга, мы знаем, что так бывает во время великой засухи. Спустя час после новостного выпуска в ресторане осталось несколько занятых столов.
- Поможете? – взмолилась Варя.
- Помогу, но только с формулировками, - пообещал собеседник.
- Для начала дайте ручку, - попросила Варя.
- Нужна ли Вам моя ручка? – спросил Друид. – Не хотите поискать в сумочке свою? Вернее, ту ручку, которую дал Вам Нестор Сергеевич?
- Вы даже об этом знаете? – удивилась Варвара.
- Я занимаюсь своим делом уже тысячи эпох, - пожал плечами Друид. – Не стоит удивляться, что достиг определенного уровня мастерства.
Варя долго не могла найти в сумочке нужный предмет. Пришлось перебрать различные женские интимные мелочи. Не хотелось их раскладывать на столе на всеобщее обозрение. Ручки теперь редко кто использовал. Вездесущие гаджеты записывали с голоса или набором. Бумага и ручка для фиксации информации – было в этом нечто архаическое, как словоерс в современном общении. А вот и ручка-с…
Попросили девушку-официанта убрать стол, оставив только пивные бокалы. Варя развернула поудобнее бумагу. Жирные пятна на скатерти были, но для письма осталось довольно места. Расписала ручку внизу импровизированной страницы, потом поставила цифру «1» в левом верхнем углу и задумалась надолго. Ничего путного в голову не приходило.
То есть претензий к миру было предостаточно. Общих, абстрактных, ко всему и обо всем. Конкретизировать не получалось. Варя решила попробовать заход с хронологической стороны. Кардинальные изменения начались около двадцати лет назад, когда глобализация вступила в системную фазу. Было и раньше, о чем подумать, – именно подумать, а не смириться, поскольку деньги правили миром и раньше, где вкрадчиво и тихо, где нагло и жестко. Но пафос при этом оставался гуманистический. Забота о людях, об их здоровье, о достатке, о воспитании, об образовании.
С экранов говорили о традиционных ценностях (правда, почему-то часто с эпитетом «европейских», что как-то дистанцировало эти ценности от общечеловеческих), о правах человека, о развитии детей, о росте благополучия. Стихийные бедствия были стихийными, пандемии – случайными, наркотики – запрещенными. Кредиты международных фондов подавались как благодеяния, что не топят государства, не вяжут цепями правительства, а спасают от экономических кризисов.
Фильмы были просто развлекательными, детские программы хотя бы называли познавательными, школьные программы по традиции включали три аспекта: познавательный, воспитательный и развивающий. Был даже какой-то дикий туман о нравственности и морали, о семейных ценностях, о большой любви и личной свободе.
Каждый понимал, что белое называют черным, что все «демократические» шоу, типа тендеров, дебатов или выборов, отрежессированы, что средства массовой информации лгут. Лгут все – журналисты, политики, учителя в школе, учебники, блогеры, эстрадные исполнители, священники в храмах, производители брендовых вещей, продавцы фастфуда, актеры театров и кино… Все, без исключения. Как только человек начинает говорить с экрана, из-за прилавка, с трибуны, со сцены, с кафедры, с амвона, как только начинает выступать публично, он тут же начинает врать – вольно или невольно, с умыслом или без.
Каждый это понимал, а если не понимал, то чувствовал. И подыгрывал. Делал вид, что верил. Или действительно верил, потому что так было проще, так было не страшно, так было не мерзко. Потому что верящего не снедали тоска, печаль и безнадега.
А потом все стало иначе. Не сразу, не в один момент. Словно ретивая хозяйка стала драить кухонный кран железной теркой, постепенно вместе с накипью снимая слой хрома. Кредиты и наркотики стали обязательными, семьи и достойное образование оказались чуть ли не под запретом, интим до предела опустил планку возраста согласия (собственно, никакое согласие теперь вообще уже не требовалось – трахайся на здоровье, в любом возрасте и в любом месте), у пандемий, карантинов и вакцинаций появился официальный график, а спортивные матчи откровенно превратились в жесткие перформансы.
Ни у кого не осталось никаких иллюзий. Народу указали его место, и народ место занял. Потому что был давно подготовлен, потому что все к этому шло, потому что каждый знал, но притворялся. А теперь стало легче. Отпала надобность в притворстве. Словно каждому мужчине позволили официально заводить любовниц, а каждой женщине разрешили публично говорить гадости о своем муже без последствий.
Стоило Варе подумать о мужчинах, как она тут же вспомнила об отсутствии мужчины в ее жизни. Об отсутствии серьезного мужчины. Варя была согласна даже на любовника. Наоборот, была бы рада человеку женатому. Нынче беспредельный дефицит женатых мужчин. Никто не хочет брать на себя ответственность.
Да и какая ответственность? Женщины самостоятельны, от воспитания детей родители отстранены по закону – нельзя нарушать права ребенка атавистическим семейным воспитанием. Семья превратилась в пшик. Голые подростки добегают до отдела регистрации браков, через полчаса разбредаются по разным клубам, а на следующий день уже подают на развод. Какие семьи?
Варя была уверена, что мужчина, который сумел набрать стаж семейной жизни с одной женщиной, с большей вероятностью сумеет принять в свой надежный круг еще пять других. Хватило бы здоровья и душевных щедрот. Так что Варя ничего не имела против многоженства. Подумав, Варя признала этот пункт наиважнейшим и присвоила ему номер один.
«1. Отсутствие ответственных мужчин и моногамия лишают женщин определенных перспектив», - написала Варвара на обратной стороне бумажной скатерти. Написав, показала творение Друиду. Спросила:
- Так сойдет?
- По форме? – уточнил Друид. – Или по содержанию?
- В целом и общем?
- Все в Ваших руках, Варвара Сергеевна, - ответил собеседник. – По Вашему желанию и разумению.
- Все так просто? – удивилась Варвара. – Я пишу, и все сбывается?
Друид рассмеялся и долго не мог вернуться к серьезному состоянию. Когда снова обрел способность говорить, все еще сквозь смех, тыча пальцем в плейсмэт, ответил:
- Вы пишите, Варвара Сергеевна. Пишите. Не все процессы будут запущены, неактуальные будут проигнорированы. Кроме Ваших желаний и могущества Вашего брата, есть еще категории долженствования и необходимости. Вот когда сойдутся эти четыре звезды – «хочу», «могу», «должно» и «нужно», - тогда и будем ожидать результатов.