Лебеди прилетают весной ч4

Перекосы

Последние десятилетия двадцатого и начало двадцать первого века ознаменовались разрушением малых городов. Они и так-то еле теплились, а тут предприятия, какие были созданы в советские времена, пришли в упадок, одно за другим закрывались. Учреждения реорганизовали, перевели, присоединили к более крупным, в соседних  населенных пунктах. Руководителям административного образования недосуг что-то делать для района, добиваться, отстаивать… Приличная по провинциальным меркам и ничегонеделанью зарплата все равно упадет на карту, мирно перекочует в карман.

Людей увольняли, зарабатывать на жизнь негде. В семьях из доступной еды, в основном, постные щи. От пятидесяти шести предприятий и организаций в горемычном поселении, осталось, - по пальцам одной руки сосчитать,  число работающих сократили до неприличного минимума. Новые рабочие места, ясное дело, не создавались.
В сельском городке людям деваться  некуда, хоть в «удав» лезь. Коммунизм построен  с оскалом: зарплату не платят, а в магазинах за товар деньги требуют.

Был когда-то перерабатывающий местную многотонную молочную продукцию, маслозавод. В перестроечные времена рабочий люд разогнали, здания по нескольку раз перепродали-перекупили  «свои» люди из команды. От некогда гремевшего на всю Россию по качеству сыра и масла мощного предприятия ничего не осталось - завод сгинул. Сохранились  лишь разбитые  здания, помещения хранилищ, зияющие выбитыми глазницами окон, да ностальгические воспоминания старожилов о былом процветании работающих на предприятии людей и его величии. Руководитель, усердно потрошивший завод, в результате пьянства, разгульного образа жизни и потери верной спутницы,  не долго маялся, почил бесславно.

Аналогичная, один-в-один, картина и с многострадальным  мясокомбинатом. Отсюда предприимчивый экспедитор начавшие ржаветь станки сдал, не мешкая, на металлолом.  Оставшееся оборудование покрылось коррозией, по ночам их в неизвестном направлении постепенно тоже вывезли предприимчивые, «нужные»  люди, обойдя местных «металлоискателей».

Население тотально спивалось, многие погибли от отравления  спиртным, а некоторые - от горя и безнадёги. Каждая новая напасть неотвратимо ведёт к его истреблению. Людские потери сельского многострадального поселения по масштабам сравнимы лишь с военным лихолетьем.

        Люди стараются сидеть по домам, на улицу выходить небезопасно, особенно в вечернее время. Улицы пустынны. Когда-то возле каждого дома играли дети, за столиками взрослые люди сражались в домино, шашки, реже, в шахматы, но жизнь кипела! То там, то здесь, раздавались заливистые призывные звуки баяна и гармони, гитар.  Гуляющие парочками, смеялись девушки и парни. Сейчас же лишь на большие праздники ещё можно встретить беззаботную молодёжь. Кровь-то играет. Жизнь все-таки должна брать своё, в каких бы тисках люди ни находились.
   
         Улица на окраине населённого пункта – ещё более унылое зрелище: тщедушные, нищенские, доживающие свой век деревянные домишки в два ряда, грязная,  неровная, но когда-то асфальтированная при выдающемся работяге-руководителе, Виталии Ивановиче Крючкове, дорога между ними. Теперь она с ямами-колодцами, да кое-где у домиков отремонтированные заборы. Пара-тройка новых домов сориентировавшихся вовремя предпринимателей кажутся чем-то инородным.  Есть на что  посмотреть, по местным меркам - дворцы расписные с коваными заборами стоят. Загляденье! Что тут скажешь! В городке даже «Поле чудес» с причудливой формы особняками имеется. Понятное дело — для избранных. Красиво жить не запретишь! Закон природы — два полюса, две стороны: одни нищают,  другие  богатеют.

Типичный пример одноклассника и тёски дёминского водителя с Заречной улицы. С работы на похеренном предприятии Евгений (сам не помнит когда), - сокращен. Если  устраивался куда работать, то лишь на короткое время – либо  прогоняли, либо сам уходил. Зарплата мизерная, да и чтобы получить, приходилось ходить месяцами и клянчить. Все ему не по душе, не по нутру. Стал пасмурным, злобным, постоянно неудовлетворенным. Когда последний раз смеялся - не помнит. Находил собутыльников, напивался все чаще, а последние месяца три - ежедневно. Прибиваясь домой, начинал гонять жену, детей, не щадил даже своих родителей. В милицию сдавали, он протрезвеет - отпускают. Штраф назначат, семья же и страдает,  расплачиваясь за него.

В металлическом ящике у Женьки хранилось ружьё, зарегистрированное честь по чести: государство-то правовое. Первое время оружие он не трогал, - сам его боялся. А позже - напивался и ощущал себя всемогущим богом. Возьмёт ружье, зарядит и ходит людей пугает. Но мужичок-то он мирный. Пошумит-пошумит, ружьё поставит на место и временно успокаивается.
Известно, что в десять лет раз и незаряженное ружьё стреляет. В последнее время Женька стал смелее и агрессивнее. Придёт пьяный, возьмёт ружьё, выйдет на улицу и орёт:
- Соседи, по норам!

Чтобы лучше слушались, пару раз пальнул в небо: для порядка.

А кто знает, что у него на уме? Люди приспособились прятаться. Как только пьяный Женька показывался на улице, старушки потихоньку ретировались, прячась в своих домах, детский смех замолкал, вокруг - никого. Скамейки возле хат сиротливо пустуют. Грозный  «хозяин» вываливался на улицу: порядок, никого нет. Каждый прошмыгнул в свое укрытие. Жена с детьми в подполье спрятались, или в заранее приготовленное отверстие в плетнёвом заборе, прошмыгнули. Старики–родители, как повелось - убежище у соседей находили.

В этот пасмурный вечер  Женька пришёл домой раньше обычного, бледный и озлобленный. Как только он показался у дальних домов, в конце порядка, улица опустела. В доме никого, щи на столе, хлеб нарезан, ножи попрятаны. Лаз в заборе задраен. Женька не спеша разделся,  по-быстрому похлебал борща, достал ружье.  Вышел на дорогу. Люди  давно попрятались. Для порядка, он, как обычно, зычно крикнул:
-Соседи, по норам!

По-хозяйски осмотрел улицу: никого нет, шаром покати.

  Глуховатый сосед Иван, проживавший через два дома от него, топтался у двора.

  Удобства на улице, а он, бедолага чу-у-уть замешкался. Увидел уже безжалостно надвигающегося на него со стволом в руках Женьку. Схватил  дрожащими руками из молодых очищенных тополиных веток самим же когда-то плетёную корзину, укрылся ею. Остановился возле крыльца и растерянно водит туманными глазами по сторонам: куда бы «убечь». Раньше он всегда в числе первых убегал и прятался…
Агрессор поравнялся  с калиткой дома Ивана. Равнодушно вскинул дуло и тупо выстрелил в хозяина дома.
Гулкий удар навеки пригвоздил беззащитного беспомощного  старика к сырой земле. Милиция. Наручники. Скорый суд - 12 лет лишения свободы в колонии строгого режима. Нет обоих мужиков.

Еле теплится жизнь в притухшем городке. Численность населения ежегодно уменьшается. Это не просто наглядно, но и очередная перепись населения показала. Мужчин и вовсе мало: кто в могиле, кто в тюрьме, кто в армии, кто не проспался после вчерашнего, а кто и банально болен. Мужики покрепче ходят петухами - у каждого по пять баб на стороне. Сплошной блуд и грех по пьяному делу.  Скотиниться стал народ, Бога не знает, греха не боится.

В фермерских хозяйствах сохранились племенные быки, но их возможности ограничены. Стада на лугах сократились. Выпаса тоже уменьшают, откуда браться обильному поголовью? Тут люди немного сориентировались, свиней-поросят разводить приспособились. Выживать как-то надобно. Не тут-то было. Ящур и чума неотступно  преследуют. Живность с подворий заставили сжечь. Сказывают, что ни ящура, ни чумки не было. Сильные мира сего неподалеку крупное хозяйство соорудили, так вот, чтобы конкуренции не возникало.

До некоторых пор люди пчел держали. Мёд был, хоть какая-то поддержка. Ан нет. Заключайте договора аренды, куда пчел будете вывозить. Кадастровые паспорта заказывайте для заключения договоров аренды, зарегистрируйте, оформите, а вы как думали? Государство–то правовое. Если даже угадаешь, где что посеяно, где цветение медоносное и погода способствует, время ушло, не получишь прибытка. Ни мёда, ни пчел, ни копеечки.

Многие пасечники с досады и пчёл перевели. А когда-то на Руси велось, что пчеловодов поощряли: доплачивали за то, что пчёлки растения не покладая золотоносных крыл опыляли. Пасечников нарасхват приглашали на свои владения специально. Повышали урожай путём интенсивного естественного  опыления. Вам с взятком хорошо, а нам-то как прибыльно да приятно. Всё с ног на голову. Езжай в Америку, рябчиков жуй. Вот она, могущественная, и начала голову приподымать, руководить миром, то есть.


Дело не в чечётке

Случайно, либо по непознанному совпадению, тоже о Евгении. О том или другом, не известно, но видимо, о другом, лишь о тёске, и о той же самой, беспробудной, безрадостной жизни. О применении огнестрельного оружия.

В казачий хутор под наименованием «Зелёный» прибился  серьёзный на первый взгляд мужчина по имени Евгений, с известной со времён войны благозвучной фамилией, называть в этом повествовании которую - не самый подходящий случай.

  С разрешения администрации Сельского Совета новичок поселился в брошенном, ещё не старом, деревянном пятистенном доме. Вновь прибившегося все называли - Женьком и это его не обижало, а наоборот, как-бы помогало признавать своим и легче осваиваться на новом месте. Для застойной жизни захудалого поселения событие было значимым и прогрессивным, если смело предположить - революционным. В последние годы в досягаемой округе ни одной живой струйки не наблюдалось.

Детей в хуторке, если посчитать – свободные пальцы на руках остаются. В школу их отвозят на автобусе в соседнюю станицу. Мужичков тоже не больше, чем деток. Часть из них скоропостижно вымерла, а сохранившееся мужское население, кроме как выпивкой, ничем не увлекались. За малым исключением, конечно. Работы нет, да и честно признаться – трудиться порядком отвыкли. Последние пятнадцать-двадцать лет искать работу, - биться головой о стену; даже коренные, ко всему привыкшие русские люди не выдерживают.

Поэтому, - ну приберут дома скотину, у кого осталась, ну подоят корову, по мелочам что-нибудь сделают и - по соседям, искать, у кого со вчерашнего «осталось». В хуторе набирается  три-четыре полноценные казачьи работающие семьи и это по-хорошему завидно и похвально. На них поселение и держится. В большинстве обветшавших домиков остались доживать свой век пережившие своих супругов старушки.  Оставшихся старичков,- раз, два и обчёлся. Многие отошли в иной мир раньше переживших их бабушек. Невзгоды женщин закалили и они год от года  крепчали.

Прибившийся в хутор Женёк – физически здоровый детина не юных лет  и далеко не дурак. Жизненного опыта занимать не надо. Имел массу невест, несколько официальных и мимолётных жён, любовниц тоже. Лишь бы на здоровье. Без мужиков женщинам хоть вой. И не только потому, что грелок на всё тело нет, а и по хозяйству беда: лампочка перегорела, замок сломался, крылечко покосилось. У Маланьи вообще труба набекрень: того и гляди дом спалит; плетенёк  на 45 градусов покосился, на честном слове держится, на ветру качается, невесёлую драму выводит. Ели  липит, но чудом держится. Особенно тоскливо в зимнее время. Ау-Ау! – никого нет, помочь некому.

Зоя Ивановна, оставшись одна после кончины мужа, ходившая когда-то в передовых доярках, на раритетном подойнике оторванной, мотающейся на одном ушке металлической ручкой (кстати заметить, в местном историческом музее у посетителей спросом пользуется), в сердцах, надрывно нацарапала:
Зима голодная
Изба холодная
Снег сыпучий
  Мороз трескучий
Пушистый иней
  Снег синий
Звезда сверкает
Огонь мигает
Ночь на исходе,
  Милый не приходит!
Тоска могучая – тяжёлый случай!

У её соседки, Клавы, три года назад мужик уехал на грандиозную стройку века за длинным рублём и ни его, ни копеечки! Вдвоём с сыном - Васильком борются, бьются как рыба о застывшее зеркало воды ближайшего озерка. Как бы то ни было, их двое, а русские, как известно, не сдаются.
На заснеженной улице холодно. Клавдия побежала встречать сыночка к автобусу. Навстречу ей, с ухмылкой, представительный на первый просмотр Евгений:
- Почему ещё не знаю, красавица?
- А я наслышана про героя, только у меня муж имеется.
- Ха! Ты сразу про это, скромность проходит, приходи вечерком в гости. У меня собираемся.
Женщина прошла мимо, моментально забыв о ничего не значащей для неё встрече. Автобус с детишками выехал на просёлочную дорогу. Мамка с порожков подхватила Василька:
- Сыночка, что же ты шапку смахнул, ушки, небось, застудил!
- Мамка, да не квёлый я!
Мать тыльной стороной ладони погладила мальчика по розовым щёчкам. Он не отстранился, с тёплой хитрецой поглядывая на свою родную. По дороге к дому мамка выспросила, какие оценки получил, была ли контрольная по математике, уложился ли на время по чтению, тепло ли в школе. Малец на все вопросы ответил обстоятельно, по-деловому. Мужик растёт! Надежда вымирающего села!

Печку мать натопила с утра, в доме чисто и уютно. Разделись. Мать глянула, а сын в помятой рубахе:
- Золотой мой, как же я не углядела, что ты рубаху не глаженную в школу надел. Опаздывали, вот я и не проследила за тобой, пострелёнок. Вырос, сам себе хозяин, а тут опростоволосился!
- Мамка, я ещё и без носок!
- Ну, сыночка…
- Мама, а правда, что в старину в нашем хуторе дом сгорел, а там детишки были? Обнявшись перед сном, мамка поведала вездесущему любимому сорванцу давно услышанную от матери историю, иначе не отстанет:
Недалёко от погоста,
А по счёту пятый дом,
Лет осьмнадцати мамаша
Проживала в доме том.
Звали её Лисавета.
Знала она и то и это.
Прежде чем пойти в станицу,
Протопить нужно светлицу.
Печку жарко растопила,
К ней детишек подсадила.
Дверь закрыла на замок и оставила домок.
Детки начали играть,
Из печи жар доставать.
Огонь сильно рассердился,
В платье малышу вцепился,
А второй побольше был,
Он немножко сообразил,
На подоконник ножкой стал
И людей на помощь звал.
Люди с палками, с баграми, спотыкаются, бегут!
Над сгоревшими детишками люди горько слёзы льют…

Василий неловко увернулся из сладких, пахнущих стиральным порошком ласковых материнских рук. Таясь от любимой мамки, кулачками растёр по щечкам безвинные слезинки. Мать расцеловала его в стриженный в райцентре чуб, растормошила короткие волосы, погладила. Про себя подумала, что надежный дитенок растёт, не глупый, до армии бы довести, а там, глядишь, на агронома бы выучился, в люди вышел… Об отце он больше не спрашивал, опасаясь, что мамка, таясь от него, тоже станет смахивать слезы со своих синих, как небо, бездонных глаз. Перед сном мамка просчитала пальчики на ручках сына, причём раза два-три ошибалась: смеялась, пересчитывала вновь, пока всё не сошлось и оба, с улыбками на устах уснули. Ручка сына мирно покоилась в хрупкой, но надёжной ладони матери.

  Утром начнётся новый трудовой день. Мамка подождёт, когда проснувшийся сынок позовёт:
- Мама, твой любимый проснулся!
Клавдия подойдёт, поцелует, и каждый из них, тайно друг от друга, будет ждать возвращения отца и мужа из неведомых краев.
***
Изголодавшиеся хуторянки с надеждой ожидали внимания со стороны Евгения. В ласке Женьку никто не отказывал. Свои семьи с детьми он давно побросал, от алиментов вновь объявившийся мачо в очередной раз виртуозно скрылся. Прятаться приходилось годами, менял места жительства, работы. Службе судебных исполнителей, а с некоторых пор — приставов, об изменениях географической дислокации умышленно не сообщал. Верёвочке приходит конец и наступил момент, когда «жестоко» пострадал за уклонение от уплаты алиментов.
Суд сурово, но справедливо назначил условный срок лишения свободы. Преследования по закону не помешали и в этот раз бесследно исчезнуть с предыдущего места жительства. С собаками искали - не нашли, хотя пытались через знакомых сотрудников. При совместной жизни с Людмилой, второй женой, на требования оказывать помощь в содержании детей, зело разозлился. Вечером Люська не успела шмыгнуть в заранее приготовленный лаз в заборе. Это отверстие неоднократно спасало, а тут вовремя сбежать не удалось… Гад ночью  сдёрнул жену с кровати и повёл на кладбище убивать. На рассвете возвратил измученную, бледную, изрядно потрёпанную, хорошо, что  живую. После этой страшной ночи женщина и вспоминать насчёт алиментов перестала, но вскоре судьба сжалилась и над ней. Муж нашёл себе «богатую», с лимузином – столетней «копеечкой». После того, как он ухватился за баранку раритетного лимузина, новая пассия ни его, ни машину не видела. Правда, он время от времени появлялся, когда в баке заканчивался бензин.

Как выше отмечено, фамилию Женька носил звучную. Была ли она его родной или приобретённой по случаю - мрачная тайна. Мужчина ею  гордился, и где выгодно, выдавал себя за дальнего родственника героя войны, плетя кружево по мужской линии. Держа «нос по ветру», имел талант пристраиваться, приспосабливаться немыслимо где и становиться хозяином положения.

Сумел внедриться и в сельское хозяйство. Земли много кругом. Вовремя он, молниеносно сориентировался.

        Где за поллитровку, где за стожок сена, завладел несколькими земельными долями, объединил их в земельный участок, зарегистрировал, как потребовал новый закон о государственной регистрации прав на недвижимое имущество. В этой области только легавый   опоздал, а Женёк почивал на лаврах, получая небольшую, но достаточную для существования прибыль. Даже на колбасу  хватало. Тут надо остановиться отдельно. Продовольственный магазин хуторка заманивал покупателей наличием не скудного выбора спиртных напитков и пива. К этому ходовому товару всегда в наличии чипсы с сомнительной приманкой, сухарики и прочее не столь полезное для организма, сколь подходящее к случаю. Хлеб почти всегда в наличии. За это районное руководство строго спрашивало, и продавец не подводил вверенное ему  население.

Продавщица Галина Петровна хлеб держала на отдельной полке, просматриваемой из окна. Если ей надо было убежать на минутку, покупатели должны видеть, что хлеб разобрали и что б её не ждали.
Галина приняла товар из хлебовозки, разложила на отведённую полку. Ходовой товар распродала и побежала домой покормить мужа, проехавшего на тракторе мимо магазина.
Навстречу с улыбкой в две щеки идёт Евгений и воображалисто (знал, что он бесподобен), как всегда:
- Галина Петровна, знаю, что в магазин перцовку завезли, водку «на бруньках», не отпустишь? Говорят, и «сервелат» в наличии?
- Дождись времени, перцовки ему! Штрафы за вас платить!
- Никто не узнает!
-  Закон нарушать нельзя!
- Топтать нельзя, а обойти можно! - попытавшись приобнять, - с остроумничал  залётный хуторянин.
Разгорячённая Галина Петровна прибежала домой, засуетилась на кухне.
- Чего этот свищ приставал? – задал законный вопрос муж.
- Просил водку продать.
- А обнимался чего? – не отставал Александр Иванович.
- Дурак потому что,- зарделась жена.
Через полчаса супруги разбежались каждый по своим работам.

  Женька провернул какую-то нечистоплотную операцию и решил широко отметить. После одиннадцати в магазин пришёл уже молча, небрежно бросил деньги на прилавок, сложил дюжину бутылок (из них два шампанского - Для дам-с!) в пузырившийся от вложений и ветра пакет и покинул помещение, показав своим видом, что «подумаешь, за такую выручку могла и утром отпустить».
На улице спесь улетучилась, и, бережно неся пакет драгоценного груза, по снежным сугробам пробивался к своим пенатам.
На том же тракторе Александр Иванович не торопясь выезжал из ближайшего переулка.  Поравнявшись с Женьком, не глуша мотора, маломерный казачок ловко спрыгнул с подножек, подскочил к безмятежно, беззаботно насвистывавшему  залётному жителю:
– Ты что утром к моей Галинке пристраивался? Мало хуторских баб осеменил? – да как вложит изо всех сил деревенскому соблазнителю хромовым сапогом по центру его вселенной!
        Выпустив жалобно звякнувший груз, деревенский соблазнитель  схватился за своё достоинство и осел. Опомниться не успел, как казак вскочил на трактор и был таков! Откуда залётный мог знать, что у смазливой продавщицы есть муж, да ещё такой грозный! Тем более не знал, что у того даже в паспорте в графе «национальность» написано: «Казак». Кто-то не верил, поспорил с ним на литр московской, что этого не может быть. Александр Иванович на спор открыл нужную страничку в паспорте, гордо предъявил документ и литр водки – как палкой сбил! Этот паспорт при обмене сохранил как реликвию, заявив в паспортном столе, что потерял его. Экспонат в краеведческий музей пока не сдал, но всё впереди. А вдруг ещё кто поспорить пожелает? Это кстати, поскольку Александр Иванович на свои пить не любил, а так… за язык никто никого не тянул.
       Женька не откачивали, но домой он прибился много позже, чем планировал и количество бутылок в несерьёзной для мужчины таре явно уменьшилось. Беда не приходит одна. Урок не прошёл даром и гигантский  пыл новоиспечённого женишка либо в силу нанесённого увечья, либо переживаний о резко усечённых возможностях, поубавился. Однако талант не пропьёшь, в чём в тот же вечер убедились другие, менее бдительные и разборчивые жители хутора.
         Вечером к Женьку наведались соседи, шесть человек, – пополам: мужчин и женщин. Сначала выпивали чинно - всегда так начиналось, с тостами, а без тостов, это, понятное дело - пьянка! Чокались, соблюдая ритуал, за полночь -  с широким размахом пошло, веселились, пели песни, травили анекдоты. Хозяин в местах, не сильно отдалённых от мирных гражданских поселений, научился чётко отплясывать чечётку. А может, его научили. Ему нравилась характерная ритмическая, ударная работа ног во время исполнения. К вечеру, чтобы поднять упавшее до полшестого настроение, а кстати, боль утихла, улеглась, угомонилась, решил храбрец проявить себя на другом поприще. Неожиданно выпрямился за столом, гости насторожились, на него глядят, словно грибы рязанские. Выдвинувшись на середину комнаты, подбадривая себя издаваемыми звуками губ, указательными и большими пальцами рук, резво исполнил чечётку. Показал класс! Зрители зааплодировали. Кто-то крикнул «бис!», кто-то «браво!»
– А теперь вас учить буду, как чечётку отбивать! - заявил артист.

        Залежавшаяся за диваном с лёгким налётом пыли гармонь давно ждала своего триумфального часа. Женёк поднял её, распустив во всю гофрированную длину, рукавом смахнул пыль, перекинул, куда надо, кожаные ремни, и приступил к музыкальному сопровождению. Дал команду всем плясать.

        Никто не рискует. Одной из дам, на сносях, милостиво позволил быть на лёгких подтанцовках, сидя на диване, дабы не мешалась. Снова заиграл. Не решаются. Искусствам не обучены? Хозяин угрожающе встал, ещё раз показал класс, воспроизвёл, как надобно – и за гармонь. Постепенно раскачавшись, гости начали двигаться, а дальше пошли  в плясь и даже вприсядку. До классного исполнения заданной темы – чечётки - далеко, никуда не годится! Ни в кино, ни в конную армию. Женька фибрами чувствует, что порядок должен быть, а тут совсем не то! Неправильно! Обязаны освоить науку! Вялая пляска мастера не устраивала в принципе!
          В сарае у него спрятано ружьё: мало ли что! Кругом казаки, да и самого в казаки   неоднократно принимали. Сегодня вообще убедился, что кругом не лохи. В сарае темнотища. Покувыркался, нащупал, что искал, принёс в дом:
– Теперь веселее пойдёт!
         И действительно: в одной руке гармонь, в другой - огнестрельное оружие. Должно помочь в мастерстве. Плясуны распрямились и враз протрезвели. Заплясали шибче, с оглядкой. Как только приостанавливались, готовые свалиться без сил, производился предупредительный выстрел в потолок. Мажора прибавлялось ненадолго. Следующий залп и – как по маслу! К утру силы  у  браво веселящихся хуторян поистощились, но гармонь продолжала заливаться. Двустволка перезаряжена и снова готова к бою! К рассвету артисты окончательно выбились из сил, но кое-кто ещё шевелился. Неожиданно гармонист резко упал. Ружьё и измученный музыкальный инструмент выпали из рук. Хозяин моментально уснул, громко захрапев. Не то что выстрелом из ружья - пушкой не разбудишь. Гости по-тихому, опасаясь оглянуться, начали выползать и его хаты. Тащились к своим осиротевшим домам, брошенным детям, выстуженным горницам… Часам к одиннадцати плясуны, немного проспавшись, еле поднялись. Косточки болели. Однако чувствовали, что надо похмелиться. К Женьку идти боязно, но  необходимо. Помнят, что там «осталось». Пушистого, чудного белого снега за ночь навалило богато: выше крыш. Надо бы снег от домов отчистить. А зачем? Тропу к дому соседа топотом проложат, а весной снег и сам растает, куда денется? Ноги болят, голова гудит, а охота пуще неволи.

  К обеду снова собрались у Женьки в прежнем составе. Похмелились, а похмелье – такая же пьянка, только начинается с утра. В этом, конкретном случае, запоздали, лишь к обеду сумели организоваться.
И всё повторилось сначала.


Похеренный тандем

Жизнь в райцентре шла своим чередом. В административных кабинетах всё должно быть по протоколу. Перед каждыми выборами радетели суетились, списки обновляли, уточняли, перепроверяли. Вброс бюллетеней - давно проверенный способ внедрения в систему нужных людей. Применим он и в этом муниципальном образовании. Без зазрения совести. Даже мало скрывалось. У кого не спросишь,-не голосовали за этого кандидата. А свой человек, из команды, ясное дело, прошел он, уже и обмывать начал, даже если подсчёт голосов не закончен. О почти 100-процентном успехе  объявят!
Виват!
Предвыборные речи - они как медовые реки с кисельными берегами… В раю бы жить, да грехи тяжкие не позволяют.

В приёмной руководителя после сказочно дорогого для дотационного муниципалитета многомиллионного ремонта, от потолка до пола шуршало и сверкало. По углам в голубых мраморных горшках экзотические цветы распустили бутоны. В воздухе аромат дорогого парфюма. Чисто рай растворимый.
У видавшей виды, случайно оказавшейся здесь, когда-то управляющей банком Светланы Владимировны,  глаза на лоб полезли, когда она увидела, какой изысканный немецкий таркет на полах, богатые шторы на окнах, обои теснённые, хрустальные люстры бриллиантово  сверкают и многое другое, дорогостоящее,  шикарное в главной приемной районного центра. Загляденье, сказка, прохлада, вода цвета хрустально-чистого ручейка  в высоких тонкостенных стаканах, приборы на серебре. Заходить  боязно, оторопь организмом овладевает, дар речи теряется. Секретарь приёмной деловито ответила на звонок, потянулась за папкой с документами, чтобы занести их на подпись, пока в кабинете нет посетителей. Неожиданно дверь широко распахнулась, влетела заместитель начальника Регпалаты,  краснолицая, широкобёдрая Лихая. Не обращая внимания на поднявшуюся со стула, застывшую от неожиданно резкого, дерзкого вторжения разъярённой женщины, с кресла секретаря, резко спросила:
- У себя? - и, не дожидаясь ответа, костяшками правой руки резко постучала в дверь Дёмина, распахнула её и с порога заорала:
 - Вы же обещали поставить меня на место Генераловой!  Меня же, наоборот, уволили! Вы же обещали!
Рыдающая растрёпанная женщина с размаху приземлилась, точнее сказать, шлёпнулась (ещё бы  чуть  и промахнулась!), на крайний стул за длинным столом.
-  Да что случилось?
- Комиссия приехала по моей жалобе и вместо того, чтобы уволить начальника, уволили  меня, как же так получилось? Вы мне обещали, что поговорите с Злейном, чтобы  её уволили, я для вас и вашей жены столько сделала, а Вы,- продолжала рыдать женщина, - из-за  Вас я потеряла работу!
- Вообще-то я тебе ничего не обещал, я не отдел кадров, хотя с вашим областным начальником говорил, он сказал, что вопросов к начальнику у него нет... С председателем суда,  «дружбаном»  ездили, он свидетель, втроём беседовали...
    Лихая, не дослушав, вылетела из кабинета,  стрельнув массивной дверью. Затрещали лопающиеся обои. Секретарь приёмной успела заметить лишь малиновую гущу профиля лица и бесформенную спину темпераментной посетительницы с грушевидным широким задом.  Вслух  себя самоё спросила:
     - Что это было?


Ход конём

    Немного отдышавшись от посещения известной всему району скандалистки, секретарь понесла на подпись Дёмину папку с документами. Расстроенный руководитель запивал таблетку.

  Получив распоряжение пригласить Светлова, вышла для  немедленного исполнения. О посещении Лихой не было сказано ни слова.

     За день до этого Дёмин с Сющенко обсудили и скоординировали дальнейшие действия в отношении   непокорного Светлова.
Супостаты, искушённые в такого рода делах, с вечера разработали стратегию и тактику завладения  старозаславским кооперативом:
  - А чего мельчить, пусть делятся,- деловито заметил блюститель.

  - Вызвал Светлова к себе... А дальше я знаю что делать. Буду держать тебя в курсе, какая  потребуется помощь, подсобишь.
  - Естественно. Я завсегда, всегда начеку! - бравурно произнёс подельник, подобострастно    поднеся правую руку к козырьку.
          Глава в сердцах сплюнул, ничего не сказал, а про себя: «а куда ты денешься, извращенец».

Служебный кабинет первого лица района, куда вызвали Светлова, всегда вызывал у него негативные ощущения, некую оторопь, весь  организм коликами пронизывало.  Ехал на встречу, точно не зная, о чём будет речь, но догадывался, что визит связан с проверкой жалобы Подшибякина, которая  не подтвердилась. «О чём будет речь?» - недоумевал опальный руководитель кооператива.

Светлов, войдя в кабинет после, как велось, небольшого ожидания в приёмной (для порядка!), тем не менее, с главой поздоровались за руки. Знали друг друга не один десяток лет. Светлов имел своё мнение о сомнительной порядочности руководителя, знал, что тот должен людям много денег. И, пожимая руку улыбающемуся хозяину обновленного ремонтом  кабинета, вдруг решил, что тот сейчас попросит в долг денег или зерна не  меряно.
  Дёмин без обиняков с места в карьер:
 - Виктор Иванович, я в курсе, что у тебя ведутся проверки на предприятии. У тебя безвыходное  патовое  положение,  против тебя готовится  уголовное дело. Точнее, уже возбуждено.
           Психическая атака удалась. Ковёр  поплыл под ногами Светлова, голова в области висков налилась свинцом,  кровь отхлынула, и посетителю высокого кабинета казалось,  что теряет сознание. Оставляло ли оно его, не помнит,  обозлился:

 - Да  у  нас  все наладилось, в хозяйстве порядок, нарушений  нет, более того, Подшибякин сказал на сходе, что заберёт жалобу, если его семейству нарежут  участок в счёт земельных долей на пахотных землях, пастбищах и лугах возле реки, где они сеяли озимые и выпасали скот в  прошлые сезоны.

Тут оскалился Дёмин:
 - Ты не понял. За злоупотребления своими полномочиями тебя ждёт тюрьма. Но я не желаю позора для района и могу оказать помощь в прекращении уголовного преследования, чтобы тебя перестали беспокоить. Кроме того, обещаю всяческое содействие в дальнейшем, зелёный свет и карт-бланш во всех делах, иначе тебе надо будет оставить работу председателя в кооперативе.

           Дёмин не стал говорить, какова будет плата, но это и так было понятно. Черновую работу он решил возложить на подельника в погонах. Так будет выглядеть солиднее и надёжнее. Яснее и страшнее для жертвы, но Сющенко и так хорошо помог «окучить» жертву.  Цифры и детали — его дело. В то же время хорошо понимал, что начальник РОВД «склизкий» тип, возможно, что найдёт причину уклонится от каких-то конкретных действий.

            Светлов, не чувствуя за собой вины, считая нападки необоснованными, после посещения Главы, для поиска защиты тут же поехал к начальнику милиции. Он ещё не догадывался об их сговоре. Сющенко, как-будто поджидавший его, ещё больше прищурив, подаренные природой,  узкие разрезы глаз, стал рассказывать посетителю, какой тот злостный нарушитель закона, обвинять в многочисленных преступлениях. И конечно, он не может сохранить должность председателя вверенного ему кооператива. Создал или не создал у Светлова убеждённость в неизбежности уголовного преследования, но тот возвратился  в своё хозяйство закалённым и решительным воином. У некоторых людей необоснованные нападки укрепляют дух и наполняют силами для возможности противостоять бедам. Из таких и был  Светлов.

          Вины своей, как и прежде, не чувствовал, в словах обоих должностных лиц уловил фальшь и подозрительно одинаковые фразы относительно его трудовой деятельности.  На время затаился, но чувство, что ему дышат в затылок, не проходило. Незамедлительно последовало приглашение от Дёмина о встрече на полях хутора «Родник». Светлов знал эти места вдоль и поперёк, ещё без штанишек купался тут неподалёку в проточном водоёме, который называли «Прудом».  Завидев вдали припаркованную «Тойоту» с номером 001, понял, что это по его душу,  ждут... сволочи.

Подъехав на «Ниве», увидел в машине и Сющенко, «вся свора здесь, а я ещё сомневался». Светлову стало даже весело...

       …В салоне своего шикарного авто, без вступления, Дёмин потребовал взятку в виде денежной суммы в размере трёх миллионов рублей.  За это обещал оказать содействие о непривлечении его к уголовной ответственности. Даст команду  прекратить проверки, покровительствовать и не вмешиваться в предпринимательскую деятельность возглавляемого им хозяйства. Светлов, зная о трагическом конце некоторых людей, преследуемых определённой группой лиц «из команды», вынужден был утвердительно кивнуть. Тут же, без пожатия рук, возвратился к своей «Ниве» и спешно уехал, опасаясь пронизывающего ветра,   в видавшей виды машине обогреватель не работал.
Спустя месяц, по почте пришло постановление «Об отказе в возбуждении уголовного дела» ввиду отсутствия в  действиях Светлова Виктора Ивановича состава преступления.

В конце февраля, после метели, снег на полях светился девственной чистотой. Снега всё более  добавляли покрову небесной белизны. Хорошее настроение этой зимой не радовало любившего лыжи Светлова. Злодеи делали свои чёрные дела. Дёмин спешил форсировать события, хотя побаивался современных технических средств, подслушивающих устройств. Своего преданного, исполнительного до неприличия водителя, Евгения, направил нарочным в хутор Старозаславский, чтобы предупредить Светлова о предстоящей охоте.

Евгений подъехал к конторе. Светлов был  на работе. Водитель главы, не церемонясь, открыл дверь в кабинет. Главный бухгалтер, расположившийся за столом руководителя, увидев его, собрал бумаги в кучу и покинул помещение. По моментально осунувшемуся лицу Светлова, бухгалтер  понял, что от этого посещения «добра не жди».

Поздоровавшись, курьер сообщил, что «охота назначена на 28 февраля», и уехал. Светлов  понял, что мероприятие организовано для уточнения деталей в передаче им денег. Знал, что против гремучей смеси, тандема власти и силы ему не удастся противостоять.  Понимая также, что угрозы по его преследованию будут продолжены, и не только угрозы, поэтому решил подготовить имеющиеся у него двести тысяч рублей. Истерзанная душа Светлова не находила себе места. Он же и поляну должен накрыть!  Размышлял так и сяк, намеревался в областные структуры сообщить, и купюры отксерить, подключить  телевидение.
Больше всего боялся, что  могут и обмануть. Что взять с супостатов!? Чего только не передумал.
Приехав «на охоту» в условленный день и  час, Светлов  обнаружил тот же состав. Были тут, кроме самого Дёмина, и его команда: Сющенко, председатель суда, областной депутат.  У Светлова было такое ощущение, что все в курсе событий, а на него давят 214 атмосфер, и ему трудно освободиться от этого чувства. Присутствующие поддерживают главу, а от него чего-то непринуждённо,  но напряжённо ожидают. Одному нужны деньги, другому земля, третий присматривается, какой ещё кусок у него  отхватить,  открысятничать, а быть может,  лишить всего. Защитить его некому.  Оставалось надеяться на закон, хотя из опыта других, стопроцентной надежды и на это не было.

Жаром дышащие удавы

Все люди разные. Некоторых за ошибки надо поругать, других пожалеть. Кто-то закаляется при этом, другие расслабляются и сдаются, кто-то прогибается. Светлов ни к тем, ни к другим не относился. Под жёстким, грубым натиском преступного тандема свернулся в клубок, напружинился, и как хищное животное, готовился к прыжку независимо от исхода битвы. По сравнению с ними, небоскрёбами,  он такой маленький! Внушительных для него и его хозяйства - денег  3 миллиона всё равно не было. Терять нечего. У него был и знакомый земляк, работник службы безопасности, однако понимал, что много продажного в этом мире  и неизвестно, кто на кого работает. Понимал так же, что  животному хамству негодяев не будет конца, в покое его не оставят, и хотя чувствовал себя, как кролик перед удавами, сдаваться  теперь не собирался. Было противно смотреть в наглые, сальные рожи. Не зря служил в десантных войсках, прошёл тяжёлую суровую школу, закалился. Жизнь научила сражаться до конца, и, если надо, скрипеть зубами и терпеть. Скрипеть и снова терпеть, до последнего дыхания, до победы.  Светлов продолжал нести тот «чемодан», а вымогатели, на чьей стороне неимоверная сила и власть, в данном случае были пока из когорты не разжалованных голубых кантов с большими звёздами. Придёт время, когда пресловутая ноша  перейдёт и к ним. Но до этого надо было ещё дожить, сдюжить, дотянуть, вытерпеть  нескончаемые издевательства.

Перед поездкой Николай Иванович скопировал  тысячные купюры приготовленных  для передачи мошенникам двухсот тысяч рублей.

Во время обеда после охоты (а стол, как кролик, накрывал он), начальник милиции «за локоток»  отвёл его в сторону и спросил о принятом решении. Светлов сообщил, что располагает двумястами тысячами и готов передать их сейчас.

Сющенко, поморщившись, ничего не ответил, намекнул, что опасается наличия у него записывающего устройства и принялся обыскивать, нащупывая тошнотворно воняющими руками с нечистыми ногтями карманы, подмышки, заёрзал вниз по штанинам. Светлова затошнило, и он был не прочь испоганить одежду этих высокопоставленных господ, однако удержался от выплеска содержимого желудка на служебный, трёхзвёздочный  китель разбойника.

Присутствующие делали вид, что ничего предосудительного не происходит, однако явно было заметно,  что на самом деле обо всём осведомлены, наблюдают: бывалые люди. Следят за исходом драмы, ухмыляются в предвкушении положительного материального исхода для низменно затеянного неблаговидного мероприятия районного руководителя с приспешником. Глаз не прятали, делая вид, что ничегошеньки «такого», всё «abgemacht”. И не такое видели. Не впервой, в порядке вещей, и здесь они вовсе не случайно:  для поддержки слившихся в преступном  умысле представителя власти и силовой структуры. Классический пример. Как учил марксизм-ленинизм про  загнивающий капитализм, про слияние власти и силовых структур, про  развал системы.

Весь мир — театр. Мерзкий спектакль продолжался. Обыскав Светлова и не обнаружив технического устройства, Сющенко подошёл к Дёмину, сообщил о диалоге и, уже вместе, оба-два, вернулись к униженному руководителю сельскохозяйственного кооператива.  Светлов, белый, как полотно, будто над ним только что надругались, уже обоим сообщил, что у него нет такой, требуемой, означенной ранее, трёхмиллионной суммы. Без особой надежды, стесняясь своей «выходки», попросил уменьшить размер вымогаемой суммы до одного миллиона, и объяснил, что 800 000 ему придётся занимать: для этого потребуется время. Спросил, будут ли забирать привезённый "груз двести"  тысяч. Разочарованный мизерной  в их бандитском понимании суммой, Сющенко отвернулся, а подельник ( с драной овцы хоть шерсти клок), характерным движением указал на бардачок своей  Тойоты Ленд Крузер. Две упаковки по тысяче рублей, связанные аптечными резинками, Светлов положил куда велено. Дёмин злился, двести тысяч для него - капля в море, стоимость одного лестничного прогона в новом доме, и то маловато.

Светлов, едва перенёсший унижения, лишившись кровных денег и покоя, продолжал размышлять, досадуя и на себя тоже. Не находил безболезненного выхода. Пока... не находил, хотя радовался, что шаг сделан, копии переданных тысячных купюр надёжно спрятаны.
У обоих подельников спросил, не будет ли у него проблем в дальнейшем, не получится ли так, что они оба уйдут на повышение, а его будут  обирать другие. Взяткополучатели, не сморгнув,  клятвенно  заверили, что они не собираются уезжать, ему больше ничего не грозит, всё у него в порядке и законно. Должность председателя сельскохозяйственного кооператива ему покидать не придётся.

Светлов немного взбодрился. В определённых ситуациях можно было бы сказать, что взыграло ретивое и он снова осмелился, не глядя в глаза супостатам,   попросить снизить размер взятки до одного миллиона. Оба «благодетеля» обалдели, не ожидая такой «наглости», аж с лиц спали. Они и так уж гуманно, милостиво подошли, облагодетельствовали, так сказать, а он ещё дерзить осмеливается... Светлов прикусил язык. Присутствующие, коварно наблюдавшие за проходившими сценами крамольных действ,  узрив их окончание, стали разъезжаться, удовлетворённо пожимая друг другу руки. Ни у кого не дрогнул мускул или каким-то образом проявилось волнение.  Получалось, что  на глазах сильных мира сего происходила обычная сцена. У них у самих рыльца в пушку.



Заключительное действие, но не последнее

Не успел Николай Иванович возвратиться домой, ему позвонил генеральный директор известного в городе комбината, один из присутствующих на пикнике гостей. Уведомил о необходимости срочно прибыть в его офис. Почему в его офис, Светлов недоумевал, виртуально перекрестился: огради от внимания тех, кто держит вожжи власти.
Светлов, не искушённый в подобного рода мерзких делах, не мог понять, зачем едет, дрожь пробирала все складочки высохшей от многомесячных переживаний кожи, колики пронзили внутренности. Размышлял: «теперь и  этот захотел потянуть с него, или опять о земле речь пойдёт, оттяпать, и у этого аппетит разыгрался? Всё ему мало, когда же насытится? Во всех хозяйствах земель нахватали, людей поободрали, сосут и сосут и всё мало, мало! Когда-нибудь это закончится? Для публикации перед выборами перечня имущества, нажитого непосильным трудом, не достаёт газетных страниц, а всё мало...».
Через проходную пропустили без пропуска, как обычно, без задержек. У входа в контору известного губернского депутата припарковались всё те же машины, что присутствовали на охоте, кроме белого шикарного нового автомобиля без номеров, недавно приобретенного одним из «нужных» людей из команды.

Светлов чувствовал, что свирепеет, однако, сам не понимая отчего, ощутил внутреннее спокойствие и даже некий прибыток сил, как перед прыжком бывалого десантника с парашюта, либо затаившегося в стойке перед нападением льва. Он и был тем десантником-бойцом. Захлопнув дверцу своей, видавшей виды, «Нивы», по гранитной лестнице прошёл  на второй этаж офиса.  Николай Иванович, как никогда, был уравновешен, по-бойцовски  немного повеселел: «шакалы в сборе». Ждал продолжения спектакля, где он — главное действующее лицо, которое, как в детстве говорила его бабушка, ты, как настоящий пацан, «не должен удариться в грязь лицом». Настроение менялось каждое следующее мгновение. Снова стало   всё наоборот, вдруг наступило расслабленное беззащитное состояние, противнее обычного.

За лакированным  рабочим столом, стоившим немалых денег, уже сидели хозяин  кабинета и Глава администрации. Ждали свою жертву. Вошедший неуклюже поздоровался, пристроился поодаль. Глава стал склонять его передать хозяину кабинета 5-6 тысяч гектар земли сельскохозяйственного кооператива.  Светлов давно всё понял, не удивился. Жизненные соки из него выжали, реагировать на сказанное уже не в силах. На мгновение даже перестал понимать, что происходит. В кабинет вошёл начальник, теперь уже, полиции, сел рядом с опустившей плечи, съёжившейся жертвой. Бандиты вернулись к разговору о взятке, вперили в жертву сверла,- глаза-бинокли, снайперские беспощадные прицелы. Светлов осмелился, в который раз попросил снизить сумму мздоимства.
 
Сильные района сего пошушукались. Заверили, что всё будет хорошо, не он первый, не он последний. Милостиво объявили гуманное решение:
       - Один миллион ты должен передать до 8 марта, а остальные - после сбора урожая. Осенью эту сумму найдёшь без напряга, -  двойку с шестью нулями, как в кино, Дёмин написал на бумажке, которую подвинул своей жертве.
Глава ухмыльнулся, «надо же свою царевну к международному женскому дню порадовать». Светлов же:  «боится, сука, на бумажке написал, осторожничает, тварь».


Не охота,- убийство!

Весна выдалась тёплая. Птицы давно прилетели. Охотники отстреливали уток. Заядлые охотники приезжали за двести-триста километров. Иные, надеясь, что их не поймают, нарушали правила охоты. Отстреливали и то, что запрещено законом. Солнце клонилось к закату. Лёт уток слабел, однако охотники не снимались со своих мест. Чтобы лучше видеть, затаившийся охотник обернулся к закату. Темнота надвигалась быстро. Где-то рядом раздались крики:
          - Гуси, гуси...
Охотник услышал за спиной шум от сотрясения воздуха хлопками крыльев... Обернулся и увидел, как прямо на него летит стая. Он с перепугу, не целясь, выстрелил. С неба что-то огромное свалилось неподалёку от него. Из зарослей камыша, ругаясь, неслись другие охотники:
         - Это лебедь!
Злодей ничего лучше не придумал, как скрыться в кустах и убежать, опасаясь разборок. Местные, настоящие охотники, такого могли и не простить...

По истечении времени, о своём «подвиге», незадачливый стрелок покаялся перед товарищами. Охотники простили его за нелепый случай и рассказали, что во дворе одного сельского жителя живёт раненый лебедь, которого ему подбросили охотники. Лебедь сейчас окреп и подрос, но со стаей не смог улететь в тёплые края. В конце ноября пруд стал покрываться льдом. В пруду плавал лебедь. Когда стая собралась в полёт, лебедь правым крылом машет, а левому не хватает сил. Опрокидывается навзничь. Стая без него не хотела лететь. Кружила и кружила над ослабевшим собратом. Каравелла по знаку вожака возвращалась вновь и вновь... Мужчине пришлось спасать всю стаю.  Сначала со своим псом защищал всех от хищников. Потом купил петарды и при очередной попытке стаи улететь, стал стрелять в воздух. Стая сделала круг, и, попрощавшись с ослабевшим собратом, улетела. Подранок в сильные морозы жил с утками, не бил их, хотя они первое время прятались от него, сторонились сильного клюва. Весной, к марту, у пострадавшего лебедя на месте ранения выросли новые перья, он стал подниматься в воздух и всё смотрел, смотрел на юго-восток. Весной, в один из солнечных дней, на закате увидел в небе знакомую стаю возвращающихся лебедей. Поднялся к ним навстречу, более сильные птицы уступили ему место за вожаком. Он плавно, величаво влился в поток воздуха, и стая, теперь в полном составе,   грациозно полетела дальше. Хозяин зимовья с лаской в глазах и любовью в сердце проводил ставшего родным, питомца.
У лебедя сильный, мощный клюв. И если он обнаружит, что кто-то обидел его лебедушку или птенца, может внезапно напасть и забить насмерть. Бывали и такие события. Эта птица не прощает обид за невинного брата.

                Гильотина
    Начало марта выдалось тёплым, природу будили солнечные дни. От отдохнувшей за долгую зиму, влажной земли, поднимался благодатный пар. Обильные ручьи возвращали землю от спячки к пробуждению, в небе заливались жаворонки. Светлов радовался каждому дню, каждой прожитой минуте, пока находился на своей территории и не видел наглых начальствующих лиц из районного центра. Третьего марта, откуда ни возьмись, приехал на своём «Лексусе»  кукловод, вызвал его на свежий воздух и стал оправдываться, что он ничего не знает о взятке, не в курсе и о передаче ему лично 5-6 тысяч гектар земли, и что он «не лезет в чужой карман», и вообще,  непричём. Светлов помалкивал, кивал, поскольку ему ничего не оставалось делать. Попрощались рукопожатиями.  Тот, резко козырнув колёсами, спешно укатил.
- Забегал депутат, жареным запахло? Однако, оперативно ты, стало быть, дирижёр..., не зря в предвыборных, некоторых средствах массовой информации кукловодом называют, - задумался Николай Иванович, проводив нежданного высокого гостя. - Заодно вы все, суки, рука руку моете. Откуда знаешь, если не знаешь?

На следующий день Светлова ждали в областной прокуратуре, куда он поздним вечером записался на приём. Заявление было написано дома. Дежурившему прокурору о событиях по вымогательству взятки подробно рассказал.  Ему предложили изложить о событиях в письменном виде. Подготовленное заявление было передано. Дополнил его несколькими фразами. Машина закрутилась.
Нельзя сказать, что для правоохранительных органов посещение заявителя было неожиданным. Руководство района давно с «душком». За некоторыми наблюдали, но доказывать взяточничество сложно, хотя мздоимцы давно перестали стесняться. Понимали, что отследить и доказать получение взяток не легко. Мало кто из потерпевших решался проходить установленные процессуальным законодательством муки ада. Сам же  останешься виноват, прослывёшь клеветником. Примерно как при изнасиловании, «сама хотела».  Презумпция невиновности, попробуй  докажи в одиночку. «Команду» боялись. Многие опасались не только за себя, но чтобы и кого-то из родственников не обнаружили  где-нибудь с прострелянной головой или после автоаварии. Светлов не из трусливого десятка, а, измотанный  беспределом, неожиданно для себя, всё же решился. Из последней встречи в кабинете режиссёра он понял, что его всё равно в покое не оставят, оберут, опозорят, проглотят и не поперхнутся. Терять ему нечего. Да и где такие деньги взять, -  у сельских тружеников последние копейки отнимают, обманывают их, уменьшают мизерные платы за пользование потом заработанные земли? Сколько ещё обогащать  супостатов?

Сотрудники Управления внутренних дел — специалисты высшего класса. В ночное время оперативно подготовили восемьсот тысяч рублей, купюры пометили, упаковали, вручили Светлову. Николай Иванович возвратился домой предрассветным утром. Чуть передохнув, позвонил Дёмину. Тот, как всегда, сразу не ответил, осторожничал. Через минуту перезвонил сам. Светлов сообщил, что деньги достал, можно встретиться. Последний и без того смекнул, обрадовался.
Как повелось, предпраздничные перед 8 Марта дни сопровождались поздравлениями в адрес женщин, вручением цветов, сувениров, символических подарков. Женщины приходили на работу в нарядных платьях, парфюме, с новыми сумочками, которые в последнее время по-модному, клачами, называли. Мало кто оставался обделённым, поскольку и требования к абсолютному большинству местного малоимущего представительства мужской части рода человеческого не были завышенными.  Торжественная часть в местной администрации намечена на 5 марта в 17 часов.

Запыхавшийся Светлов около 10 часов утра поднялся в кабинет Дёмина. Шёпотом сообщил, что доставил деньги. Красные пятна на лице и необычное выражение  выдавали сильное волнение посетителя. Осторожный Дёмин отнёс это к переживаниям по поводу дополнительных забот к приближающемуся празднику, жалости к потере денег, почему и не придал состоянию пришедшего особого значения, тем не менее, не забрав сразу упаковку с купюрами, попросил Светлова проследовать за его машиной на своей «Ниве».  Знакомая «Тойота» остановилась при выезде из города под мостом, напротив автозаправки. Два мотоцикла,  ехавшие навстречу друг другу, поравнялись с японской машиной, чуть сбавили скорость, разъехались. Дёмин не обратил на них внимания. Глава характерным, многим знакомым движением руки подозвал Светлова. Тот приблизился. Дёмин велел принести деньги и положить их под коврик переднего пассажирского сиденья. Освободившись от злосчастного груза, Светлов, по указанию главы, снова поехал к тому на работу, чтобы забрать компрометирующие его документы. Встретившись в кабинете главы, Дёмин признался, что начальника полиции не нашёл, но заверил, что  теперь он может жить, работать на благо народа и спокойно спать. Лицо повелителя сияло от счастья.

  К разбитому корыту

Как и все женщины, супруги Дёмина и Сющенко, в ожидании весенних поздравлений от именитых супругов, пребывали в предпраздничном настроении в предвкушении подарков.
В этот сокращённый рабочий день, 5 марта, Анна шла домой с тремя призывно благоухающими свежесрезанными любимого золотого цвета тюльпанами в окружении только что вылупившихся жёлтых цыплят - пушистых мимоз. Солнце не на шутку развеселилось, пригревало по-летнему. Жаворонки заливались, купаясь в цвете голубого топаза, небе. Анна жила недалеко от дома главы, к которому недавно проложили новый асфальт. Приятно  шагать, приветствуя  знакомых, по – весеннему нарядно-ярко одетых, улыбающихся при встрече представительниц  прекрасного пола. Многие из них шли с цветами.

Неожиданно, в асфальтированном переулке, где проживал Дёмин, пред очи возникла масса людей, толпившаяся возле его особняка. Тут же припарковались множество автомобилей разных мастей. От престижных «Лексусов» до работяги «Оки», в сторонке скромно притулились два мотоциклиста. Люди шушукались,  переходили от группы к группе, перешёптывались, перебрасывались репликами, недвусмысленно поглядывали друг на друга, тихо, словно на погосте, переговаривались. Многие молчали. Навстречу Анне выдвинулся человек в гражданском:
- Анна Васильевна, а Вы что здесь делаете?
- Я здесь неподалёку проживаю. А что случилось? Кого хоронят, или автоавария? Почему такая огромная толпа собралась?
- Все живы. Взяли ЕГО.   Обыск в особняке, оружие изъяли. Другие подробности после узнаете. Вы меня не узнаёте, Анна Васильевна?
- Лиц я не запоминаю, тем более, что прошло много лет, - слукавила женщина,-  а если напомните фабулу дела, то конечно, вспомню. Хотя это совсем не обязательно.
- По делу я не проходил,- заулыбался собеседник, - а мог бы! Служу в органах. И хорошо, что не вспомнили, не надо. Вы сами не знаете, что значите для меня, многому научился у вас, сердечное спасибо. С наступающим праздником! Счастья Вам, драгоценная!

Возле кованых резных ворот особняка припарковались машины комитетчиков-особистов, соседей, любопытных. На капоте одной из машин оперативники в присутствии понятых просчитывали деньги, изъятые из «Тойоты». Растерявшиеся от  неординарных событий люди пребывали в замешательстве. Всем было противно и стыдно за руководителя района, за которого не так давно голосовали. Стеснялись друг другу в глаза смотреть, будто сами совершили непотребное.  Как бы то ни было, доверяли ему... События дня для малюсенького города, где все знали друг друга, огорчили население, многие объективно считали, что за свои действия надо отвечать, поэтому арест приняли спокойно как плату за совершённые деяния.  Горечь и досада длительное время сопровождали простых обывателей. Всякому злодеянию приходит конец. А им, власть придержащим, чем выше, тем больнее падать.

  Людям стыдно, прячут глаза, а задержанный начал придумывать алиби, небылицы,  готовить речи в свою защиту. Вдруг вспомнил, что на восстанавливаемую прихожанами берёзовскую церковь заказывал три двери, бухгалтерия за них средства перечислила.  Московский предприниматель, Анатолий Галушкин, для строительства   Храма у старого кладбища оставил ему 300 тысяч.  Деньги, правда, он  оставил себе. Но он их передаст, обязательно передаст на строительство,   а «пока пусть полежат», может, и без них обойдутся. Про изъятые при обыске 800 тысяч будет «пургу гнать» на Сющенко, якобы деньги предназначены ему и никакая это не взятка. И вообще,  произошёл возврат  долга. А что? Хорошая версия! Про изъятое при обыске оружие что-нибудь наплетёт, в конце концов, оружие и патроны в это смутное время можно у каждого второго найти... Выкрутится, не из таких передряг выходил. И адвокаты на что? Друзья остались, ...свинья не съест!  Мало ли змей из сковородки выползло! Миллиарды берут, а тут, подумаешь, сраные копейки...

      Каждая былинка в поле считает, что весь мир принадлежит ей, солнце крутится вокруг неё, а сама она является центром вселенной.  Некоторые люди считают так же, особенно, пока они при власти, должностях, деньгах, в расцвете сил. Но это может вмиг разрушиться, в любую секунду, растаять словно снег от солнца, и  человек, вчера управлявший дорогим автомобилем, богатыми особняками, владеющий несметными сокровищами, может оказаться с пластиковым пакетом у автобусной остановки, пересчитывая копейки в ладони, чтобы удостовериться, хватит ли денег, чтобы расплатиться за проезд. Или пешим ходом...  Или в казенном автозаке…

    «Человек приходит в мир со сжатыми ладонями и как бы говорит: весь мир мой, а уходит из него с открытыми ладонями и как бы говорит: смотрите, ничего с собой не беру» - это из талмуда, но и  в других толковых источниках тот же смысл. Подтверждено опытом тысячелетий. Аксиома.

         Жёны главы района и начальника полиции ни цветов, ни цацек к этому женскому дню от своих супругов не получили. Радостные искры надежд и ожиданий во взорах сменились на тусклую серость бытия на многие годы.

Финиш
Чего - чего, а ареста ни Глава, ни начальник полиции не ожидали. Сющенко злился, или радовался:
- Надо же, как чётко  сработали!  Я обыскивал и приглядывался, проверял. А говорят, что не умеем работать,- самому стало горько, досадно, обидно, а где-то и смешно, - забрили, не глядя.  Светлов  крепким орешком оказался, а прикидывался ягнёнком.
      Жена Сющенко, как и полагается  в житейском море театра, привлечена к обыску на её территории. Как и должно быть по протоколу, в тот злополучный вечер  она показывала дорогу к домовладению, открывала двери уже в присутствии понятых.  На предложение выдать двести тысяч, полученные супругом незадолго до этого, выдала  имеющиеся деньги — тысячные купюры, лишь бы её оставили в покое. Стыд, позор и слёзы застилали глаза. Деньги, полученные ею от мужа на расходы, зелёными змеями таились в домашнем хранилище в прикроватной тумбочке спальни. Женщина в присутствии незваных гостей передвигалась по дому, как в тумане, автоматически выполняла требования старшего следователя, который сверял серии и номера купюр со своим «чёрным» списком. Проставлял галочки. Праздник не состоялся и  женщине было всё равно. Откровенно говоря, цветов от мужа она не особенно надеялась получить и при другом раскладе. Вниманием её не баловал. Душа норовила расстаться с телом. Наконец  протоколы были составлены, прочитаны, подписаны, посторонние люди покинули жилище, совсем недавно казавшееся крепостью. Бессильно опустившись на табурет, женщина надолго застыла в  неподвижности, ослабив моментально скрючившиеся пальцы еще не старых рук, «где раньше работал, тоже чуть не посадили, выкрутился, в другой район перевели. Сколько не виться...».

     Расходы на столичных адвокатов привели не только к опустошению неправедно нажитых, припрятанных  запасов, но и к продаже ценных вещей из дома, к заёмным средствам. Не зря же народная мудрость не говорит даже, а кричит: чужая копейка рубль утянет. Какой там рубль, миллионы ушли, утекли, уплыли, улетучились. А сколько поездок, допросов, нервов, недобрых взглядов простых людей, двуличных друзей, усмешек приспешников, насмешек недоброжелателей. Скорей бы уж какой - то конец!

      
                Страшная кончина
Финалы у всех разные, и позорные, неблаговидные тоже не редкость. Уж лучше бы лагерь. Летом, как гром среди ясного неба, в различных средствах массовой информации опубликованы многочисленные сообщения о получении страшных девяностопроцентных ожогов поверхности тела руководителя Росреестра Злейна, с двумя сопровождавшими его в очередной плановой поездке,  руководителями. Ожоги до сорока процентов  тел получили и две молодые женщины,  принужденные развлекаться со своими искушёнными начальниками. Общеизвестно, что ожоги двух третьих поверхности тела не совместимы с жизнью... В гостевом домике, где они впятером обосновались в вечернее время на отдых, произошло возгорание, а затем и взрыв газового баллона. Ранним утром обмотанных простынями, марлей и бинтами, пять обугленных кукол увезли сначала в областной ожоговый центр, позже самолетами в столицу. Тщетные попытки спасти мужчин не привели к успеху и все трое ушли поочерёдно в мир иной. Ожоги тел привели к мученической смерти. Страшная гибель, невосполнимая утрата для семей, близких, сослуживцев, горестные воспоминания о странном пожаре... Позорного конца венчавших себя при жизни господ никто не ожидал, однако предвидел...

      На приём к Злейну заранее записалась и обратилась, как положено, по Регламенту, гражданка Неизвестная. Она, волнуясь,  сбивчиво начала рассказывать про свою беду. Злейну недосуг было решать её проблемы, он попросил излагать просьбу короче и конкретно. Женщина ещё больше разволновалась, расстроилась,  не могла связать слов, собрать мысли воедино. Заплакала. Руководитель попросил подать ему из принесённых с собой документов, его же ответ с подписью. Взяв в руки бумагу и не желая продолжать разговор, зачитал просительнице свой же короткий ответ, который та не считала справедливым. Неизвестная забрала из его рук письменный ответ в свой адрес, слёзы застилали глаза. На бумаге, как сквозь увеличительное стекло, перед ней мелькнула, вместо его резкой подписи, похожей на перечеркнутый крест, взметнувшаяся и моментально погасшая огненная молния.   Увидев огненную вспышку, а ещё больше напуганная страшным видением, женщина поспешила выйти из его кабинета:
- Из искры возгорится пламя и это будет последнее, что увидите...
- Безумная...

... Деловая поездка с проверками по районам  должна  была закончиться , как всегда, как раньше, как обычно,- красиво.  Злейн со своим замом и руководителем одного из отделов, планировали остановиться на ночь в одном из фермерских гостевых домиков. Из областного центра на производственной скоростной иномарке на ночное свидание к ним мчались в ночное романтическое приключение две девушки. Местные, неопытные деревенские лохушки многое повидавших начальников не устраивали,  мужчины предвкушали провести прекрасную, сказочную ночь с недавно принятыми на службу смазливыми городскими девицами. Девушки постарались: везли не только свои молодые, стройные тела с ведомственного корпоративного конкурса красоты, салат «Гранатовый браслет» из ресторана, но и настольный фейерверк,- для шарма. Сначала прихватили с собой свечи, бенгальские огни. Девушкам казалось, что так красочней, экзотичней, интересней, и, желая еще больше заинтересовать, заинтриговать своих благодетелей-начальников, остановились на Made in пиротехнике. Одна из подруг, поступившая на работу раньше другой, в подобную поездку ехала не впервые. Это помогло ей стремительно забраться по служебной лестнице, получить всё и сразу. Другая ехала впервые. Глядя на вновь обретённую подругу, тоже решила жить по принципу: « лучше больше, чем никогда», поэтому, не раздумывая, согласилась на путешествие за четыреста километров, прихватив с собой «свадьбишное» бельё. Приметой означенных времён было то, что возле каждого мало-мальски начальничка или олигарха ошивалась некая девица. Внедрялись, пристраивались, входили в доверие. Потому рушились семьи, девицы рожали детей от означенных лиц, материально хорошо пристраивались и между собой посмеивались, " у мужиков глаза есть, а ума нет!" Детки подрастали, мужчины начинали прозревать, а отделаться от прытких, напористых соискательниц мало кому удавалось. Не исключением были и эти двое, а правильнее сказать, четверо. Не за горами и генетические  экспертизы по установлению отцовства для получения алиментов, а если умер, то и для оформления наследственных прав. А что теряться, тем более, что в незалежной неспокойно... Детки от олигархов,-золотое дно! Тем отраднее, что теперь не надо доказывать совместное проживание и ведение общего хозяйства. Закон гуманен, прогресс налицо, разврат дозволен.

Стол обильно накрыт, свет погашен. Заместитель начальника подобострастным, лёгким движением руки поднёс зажигалку к сомнительному изделию с порошкообразной взрывающейся смесью с закрученной конфетой свечи. Зыбкая упаковка вспыхнула, разноцветные горящие сполохи искр взвились к потолку, разлетелись по комнате, вцепившись в одежду людей, в шторы, скатерть, диван. Люди начали метаться, пытаться тушить возгорание то тут, то там вспыхивающих огней пламени, но сверкало уже в других местах, вспыхивало в геометрической прогрессии. Кругом всё горело. Огонь незамедлительно проник в другие комнаты. Зловещий красный баллон с газом, недавно доставленный в гостевой домик, на место встречи начальства и девушек,  сначала равнодушно стоял, не реагируя на окруживший его со всех сторон огонь, но вдруг дикой силы взрыв подбросил крышу здания до небес. Пламя вылетело из окон, выбив стёкла и рамы. На месте  дома пылал костёр. Это были те искра и пламя, которых через окуляры безвинных слёз увидела Неизвестная во вспыхнувшей молниеносной крестообразной подписи начальника.

...В процессе расследования было выяснено, что дверь домика с уличной стороны   припёрта, поэтому, когда люди попытались выбежать через дверь, она не поддалась, а метание к спасительным брешам выбитых окон не помогло людям избежать обширных ожогов, а троим стоило жизни.


Финал
           Расследование и процесс в отношении Дёмина и начальника полиции,  большому по местным меркам, коррупционному делу, продолжались на протяжении года. Главу администрации и главного силовика арестовали по подозрению во взятке. Судебное заседание закончилось осуждением к реальным мерам наказания в местах лишения свободы. Главе вменили не только факт вымогательства взятки, но и злоупотребление служебным положением в виде строительства дома на землях лесного фонда с использованием родственников, подставных лиц. Вменили и хранение оружия. Подсудимые не признали своей вины. Сотрудничать со следствием оба отказались. Доказательств и без того с избытком.

       Судным днём при жизни для обоих стало назначение длительных сроков лишения свободы, лишение звания полковника милиции, утрата чести и спустившегося на родных негатива, который долгие годы будет тяжёлым бременем давить на них, мешая  жить и работать. Амбициозным потомкам, имеющим грандиозные честолюбивые планы, не дало возможности сбыться, особенно трудно продвигаться  по служебной лестнице.

     Сопровождаемые надёжным конвоем, Дёмин и Сющенко, в тандеме, скованные наручниками, обескураженные обвинительным приговором, дуэтом выходили из зала судебного заседания, спотыкаясь на ровном месте. Под взглядами родных, знакомых, незнакомых им людей по двору понуро, в металлической связке, шагали к ставшему родным и спасительным знакомому с утра автозаку, готовые плакать, стонать, выть, реветь! Уронив плечи, уныло шагали, позором палимы, теперь уже не озираясь. Навстречу первой любви-первой камере,  первому обеду, первой передаче, первому свиданию.

       Когда Дёмин отыскивал жертв, будучи в расцвете сил и должностного произвола, пытался прессовать и отобрать земли и у Красилова Валерия, главы одного из ближайших к городу фермерских хозяйств. Ни угрозы, ни наживки, ни суды не помогли ему этого добиться.  Трудяге-фермеру и с ружьём в руках приходилось отстаивать свои засеянные угодья и скот, мог и подраться, но своё отстоял. Валерий, как сам про себя говорил, мог «трупом лечь» но своего не отдать, не уступить ни пяди земли, а «когда Дёмин вывел меня из себя, пообещал ему, что когда его посадят, передачу  привезу». Красилову главенствующая в городе команда тоже в свое время нервы  немало попортила, позже, правда,  отступилась, однако, седых прядей в его казачьей шевелюре с избытком прибавилось. Из местной районной газеты Красилов узнал, на какой срок осудили зарвавшегося главу, а в областной газете увидел  цветную фотографию, как они, окольцованные,  в связке, выходят из зала судебного заседания после провозглашения приговора. Отдалить встречу не мог:
          -  Поеду к нему на первое свидание, передачу отвезу, здоровья пожелаю.
        И ведь ездил на свидание, паёк передал, скорейшего освобождения пожелал. Когда рассказывал об этом, заметил:
           -  Пацан сказал, пацан сделал!


Последняя обитель
            Летом, в тенёчке, за столом под каштаном, обитатели дома-интерната, как обычно, играли в домино. Вспомнив о событиях задержания первых лиц района, один из них заметил:
       - А, может, и хорошо, что так закончилось. Земля слухами полнится. Обоих могли пристрелить за многочисленные неблаговидные делишки. Много кого они преследовали ни за что ни про что, чистили,  назанимали уйму денег без отдачи, а  в тюрьме, глядишь,  живы останутся!
- Возможно, и останутся, эти пройдохи там тоже теплые места себе найдут. Телешом ходить не будут, найдут во что одеться и вкусно поесть, им и баб привезут!  - В сердцах выпалил кто-то.
- Время бежит быстро! Раны лечит, зализывает. Не успеешь оглянуться, выйдут на волю. Глава себе лишь нары обеспечил, ничем не воспользовался. Правда, чужой дочуне «Дом отдыха» подарил. Самому почти червонец отдыхать приходится, только не в том дворце. Зря напрягался. Хотя пройдёт и это! Для них настали другие времена. Там кормят три раза в день, лечат, чистое бельё, новее, чем в нашем «пансионате» - богодельне. Опять же, раз в неделю - баня. Не все скотники-трудяги, доярки, работяги на воле это имеют. В ягодинских  гулагских лагерях, мало кто выживал: пытки, сон под прицелом двухсотваттных лампочек, ночью синхронно перевернуться, спать впритирку - «бочка в селёдке», одним словом. Руки поверх одеяла, чтобы даже яйца не почесать, если придёт охота! Так что сейчас  красота-красотища. Что наворовал - припрятал. Вернётся, кучеряво жить будет. Опять же - если вернётся..., - рассуждал следующий из старожилов.

- Гладкие, вернутся...  А кучеряво жить не запретишь...
- Ну ты и сказал, сообщи ещё, что там и в домино играть можно и телевизор работает, у нас-то поломанный, три недели без дела стоит.
            - А то — нет?
           -  Рыба! - переключились мужики на другую тему, договорившись в выходные съездить на   рыбалку.

           Из-за деревьев показался один из обитателей интерната, по прозвищу, а возможно, у него фамилия такая,- Калёный. Все его так называли. Сколько ему лет, - не определишь. Высокий, худощавый, жилистый. Не особо разговорится, к окружающим с уважением относится. Можно даже сказать, культурный. Иногда рассказывал про себя сказочные истории. И тут присел,  разговорился:

   - Когда юным был, многочисленную семью моих дедов раскулачивать пришли. Один уполномоченный  борзой был, всё, слезами и потом заработанное собрал, даже исподнее, и  детское тоже  погрузил на подводу, - увезли. Я затаил в сердце обиду и отомстил ему, встретив  в тёмном месте за гумном. Убить не убил, но покалечил. Надоело в нищете жить, хотя работали не покладая рук. Скорый суд, этапы, лагеря. Думал, расстреляют. Многих такая участь настигла. Пронесло. Строил Беломор-канал, соединил - таки Белое море с Балтийским. Потом вековые кедры валил. Жили впроголодь, в холоде. Из еды, правда,  в обилии всегда были кедровые орехи. Бросишь шишку в кипяток, после чего орех легко раскрывается (зубы у всех гнилые, дёсны кровоточат).  Орехами насыщались «от пуза». Мне это надоело. Конфликт с охраной вывел на  решение бежать. А куда? Кругом тайга. Когда совсем невмоготу стало, всё же ушёл. Стылой зимой. Один. Тряпичная сума за плечами и - вперёд. Слышу, - догоняют. Стрелять начали, я - бежать, настигают,  провалился в какую-то яму. И - нет меня снаружи. Там бегают, суетятся, шуршат, а я, без памяти от страха, невыносимо тяжёлый дух почувствовал. Затих, осмотрелся, глаза к неожиданным сумеркам привыкать стали. Ощупал, пригляделся - медведь огромной горой валяется — величаво, по-хозяйски раскинулся во сне. Так оказался я в берлоге, по соседству с хозяином тайги. Спит великан, подёргивается. Рыкнул незлобиво,  гигантской тушей снова дёрнулся. Ему что, он дома, а мне  жутко стало. А куда бечь? Там хозява, тут-хозяин. Хозяин, видать, не женатый был. Один растянулся. Я замерзать начал. Сзади моего грозного сожителя боязливо пристроился, головой к горбатой холке придвинулся. Ворс шубы раздвинул, прижался. Терять «сёрнанеча». От медведя бежать, если проснётся, - бесполезно. И  на воле кто  меня ждёт? Пуля не девка. Всё равно «гибля». Притаился. То ли  погони, то ли мишку опасаюсь, лежу тихо, не шевелюсь. Матёрый исполин шевельнулся, я отпрянул. Ни жив ни мёртв. В обнимку с ним тепло. Какое там тепло, шуба его жаром пышет, меня пот прошиб, правда, больше от страха. Дня два кантовался с ним, а, может, с ней (ухмыльнулся). Дождался полной тишины снаружи, и чтоб забыли про меня. По корневищу  на белый свет выбрался. Солнце по верхушкам деревьев перебирается,  девственный снег глаза режет, слепит, тени  шевелятся, движение природы явно ощущается, верхушки вековых деревьев  двигаются, будто в медленном танце. Мне чудно стало, - тут жизнь,  к Мишке страшно, и  куда идти, не понимаю.  Замерзать стал. Сел на пенёк, а чтобы тепло сохранять, в позу эмбриона сложился. Есть охота. Из мешка последние орешки достал, подсчитал на ладони, дожевал. Кору деревьев попытался отрывать, руки не слушаются, но получилось, немного наскрёб, да другая беда - зубы не годятся. Пососал, пососал, плюнул, хотя ничего. Вроде полегчало. Вдруг на ветке ворона каркнула, а, может, и ворон,- тоже не разглядывал ( второй раз ухмыльнулся). Как посмеялся надо мной, "не знаешь, идти куда? Давай за мной, куда я, туда и ты. Не дрейфь, выведу". Куда она, туда и я... Всю дорогу переговаривались. Часов пять шёл. Выбившись из сил, сваленное дерево впереди увидел, насилу до него дошёл, присел. Отдохнул, а жрать, - невмоготу хочется. Смотрю, на другом конце сваленного дерева буханка хлеба лежит. Глазам не поверил. Воровато огляделся, подкрался, ухватил, хлебным ароматом повеяло. Ворон покаркал раза три...смеётся надо мной! Разломил я буханку на три части. Одну тут же съел.  Вторую ещё на три части поделил, в сумку положил. А серёдку -  мякушку - откусил со вздохом и за пазуху спрятал. Кто знает, сколько ещё  идти, а ворону лететь придётся! Хотел хлебушком угостить,- тот покаркал, - отказался, "еду себе всегда найду". Поблагодарил я Матерь Божью и дальше потащился. Смех и радость, как в сказке. Через какое-то время совсем ослаб, думал, что "всё, упаду, тут околею". Передо мной,  как из-под земли, сторожка возникла, из ниоткуда выросла. Из брёвен добротных рублена, вековых, в обхват,    Подумал, что мираж, мерещится. А в крошечном окошке свет: лучина или свеча. Я к двери. Хотя и тайга, постучался. Ответили. - Тут рассказчик передохнуть остановился. Задумался,- Сроду так много не говорил, аж запыхался. Ворон в последний раз радостно каркнул - "доставил!" и улетел.
        Через время кто-то  нарушил тишину:
      - Почему тебя  «Калёным» кличут?
  - Отдельная история. Нас у отца трое сыновей было. Напившись, отец, чем коров метил, нам всем тавро в виде треуголки на плечи поставил. В нашей деревне, в детстве, один бык на всех коров был, здоровенный, всех без обид, покрывал, особенно первотёлок уважал. Во всей округе телята рождались похожие друг на друга: палевого окраса. Телят хозяева путали, и падёж был, по лесам блудили. Вот люди и ссорились из-за приплода, не поймёшь, из-за своих или приблудных. До стрельбы доходило. Когда разобраться не могли, и чтобы ничья ни на ком была, забивали скотину и делили поровну, даже если не мясоедом случалось. Никому не обидно. Так батька нас одинаковой меткой и скрепил  навеки. Только братьев уже нет на свете, а я всё маюсь. Живу воспоминаниями, судьбу не гневлю. Ничто в мире не напрасно, сколько живу столько и думаю, зачем эта метка нужна была, а зачем-то ведь нужна. Поживу ещё, узнаю. У каждого своя дорога. Неизвестно, кому легче, бесстыднее, а кто в чести жил. На финишной прямой  свой кол да двор иметь хочется, и чтобы было кому водички подать, а так...
      Клавдия Большая, активистка интерната, поинтересовалась:
     - А что, Калёный, гневишь Бога?
    - Ни за что! За всё благодарю! Грех унывать. И по несбывшемуся не тоскую. Серчать не на кого. «Судьба играет человеком, она обманчива всегда», - любимое выражение моего давнего товарища по несчастью. Хорошо это усвоил и знаю. Мне, по опыту прожитого, лет сто пятьдесят, только люди не живут столько, во мне одном уместилось...
      - Покажи клеймо.
       Калёный обнажил плечо.            Клеймо на своём месте. А куда оно денется? Кто эту боль вытравить в силах? Калёный, как и другие, на старости лет мечтал в обещанных хоромах пожить. Да где уж там! Не про его честь, хотя с ним в жизни часто обращались неосторожно. Взыскивать за это не с кого.  Пока здоровье позволяло, исключительно «Беломор-канал» курил. И то, на какое-то время папиросы пропали с прилавков магазинов: сомнительной радости лишился. Чуть было курение не бросил,  но потом снова появились. А теперь и от этого счастья отказался. Кашляет, отдышаться не может. Набожным стал, по вечерам Священное писание читает и молит Господа, чтобы Он смерть «не напрасну, не постыдну,  а благочестиву,  мирну, с раскаянием», послал.

- Приврал ты нам, Калёный, про медведя,- засомневался самый моложавый из игроков.
- Думай как знаешь, только вот он я — перед тобой! Где бы мои косточки-мосолики   обретались сейчас? Кто бы их в одну кучу собрал, когда Время придёт?
Прасковья не унималась:
-Как же ты оттуда, горемычный выбрался?
- Свет не без добрых людей. В сторожке, куда я чудным образом странно попал, лампада горела... рассказывать не буду об этом. А вот как выезжал по железной дороге в товарняке, углем гружёном, тягостно вспоминать. Добрался до какой-то маленькой станции. На запасном пути товарняк стоял, но тепловоз уже пыхтел. Залез я на вагон, почти доверху коксом гружёный, завернулся в бушлат, затаился. Вскоре состав тронулся, уголь в движение пришёл, моё тело стало на части рвать. Я начал по углю кататься, место потише искать, но не находил. Потом забылся, сознание оставило меня. Встречал много людей в своей жизни, помогали. Никто не выдал, хотя пробирался на родину, знамо дело, в тёмное время суток, всё больше по ночам. Пока скитался, узнал, что земля круглая, народ обездоленный на ней живёт, корка хлеба на вес золота, но об этом я давно знал. Как вспоминаю тот товарняк с углём, про ад не страшно, каждая клеточка ныть начинает. Злодеем не был. Выжил. В селах паспорт не требовали, разыскивали ли меня, не знаю, но до сих пор живу с оглядкой, точно не помню,  как меня после рождения звали. Затерялся...
- Как же ты вылез из этого вагона?
- Очнулся ночью или поздним вечером от тишины. Звёзды надо мной будто смеялись, переливаясь в далёкой бездне без дна. Пить хотелось нещадно, во рту пересохло, дыхание перехватывало. Я огляделся, состав стоял на высокой насыпи. Под насыпью виднелась узкая полоска воды. Из - под котлована вытекала блестящая струйка, живительная влага манила, журчала. С трудом выбрался из вагона, ноги затекли. Оступившись, покатился с насыпи, зацепиться было не за что и закончил полёт возле самой воды. Состав неожиданно дёрнулся, тронулся и покатился. Сначала хотел вскарабкаться к составу, чтобы догнать его, но какое там, сил не было. Я затих, снова осмотрелся, долго умывался не особенно холодной водой, очищая лицо от чёрной угольной пыли. Эту же воду пил, пил… Почувствовав прилив силёнок, побежал догонять гужевую повозку, невесть откуда взявшуюся на пыльной дороге, проходившей параллельно насыпи  железной дороги, через котлован. Возница не прогнал. Не глядя на меня, показал рукой "запрыгивай". Я залез, в таких случаях дважды приглашения не ждут. Подъехали к селу. Я хотел уходить, он не пустил. Дома накормил, чем было. А было молоко в крынке, картошка в чугунке и сказочного запаха полбуханки хлеба. Мужик всю дорогу молчал и дома не разговорился. Собрал остатки снеди в женский платок, добавив пару жёлтых яблок-антоновок, связал его с угла на угол и, выйдя со мной на крыльцо, показал, в какую сторону идти:
- В той стороне почта, магазин и кабинет уполномоченного, иди в другую сторону, возле, возле, сбочь леска, дальше сообразишь...
- Мужик вернулся в дом, а я пошёл, как наречено судьбой, своей дорогой. В какой-то деревне пристроился к женщине, ходил работать на скотный двор. Паспортов в те времена в сельской местности еще не было.  А когда вышел Указ о раскрепощении села, стали составлять списки на выдачу паспортов, записали и меня, паспорт выдали и стал я человеком, а то без бумажки, что букашка. Потом, без вести пропадавший муж к моей сожительнице вернулся... Бить меня не стал. Я дальше пошёл... Теперь было не так страшно, «дакУмент»  в нагрудном кармане душу греет.
  После этих слов все долго молчали, а когда стал накрапывать дождь, дежурный по интернату вывесил чистое полотенце, прикрепив его на гвоздь, вбитый в дерево возле ручного уличного рукомойника. Кто-то заметил:
- Белый флаг вывешен, пойдемте руки мыть!

Не торопясь, все поплелись в убогое помещение столовой. Тут половина таких, как Калёный. Не попали горемычные в хоромы, не про их честь, видать.  Строился, видать, для слуг народных.


«Снайперка»
Пятилетний внук  Анны Васильевны, Макс, давно просил  поехать с ним на рыбалку:
-  Бабуль, давай сгоняем на рыбалку, тут недалеко, к заброшенному барскому имению! Пацаны там щук ловили, а однажды! огроменный линь попался (парнишка широко развел руки).
-  Поедем. Там и правда, щуки стайками ходят. Заедем в спортивный магазин, купим спиннинг и в ближайший выходной рванем, - смеясь, вторит она своему любимому внучку.

Через два дня забегает Макс к бабушке, одет по-спортивному, из прихожей кричит:
- Бабуль, я готов, ждать невмоготу, сейчас и рванём. Поехали в магазин, снайперку купим и на рыбалку! Погода хорошая!

Анна сначала хотела уточнить насчёт снайперки, но передумала,  засмеялась:
- Снайперку, так снайперку! Едем, ни одна щука от нас не уплывёт!

      У реки расположились прямо напротив развалин снесённого по приговору суда почти достроенного дворца. Только он был разбит, разграблен, раздербанен. Вырваны рамы, снята черепица, выломана плитка. Забрали всё, что можно было применить в других местах. Смешно сказать, но растаскивали, можно сказать, по-хозяйски. Пока мальчик радовался небольшому, но весёлому улову, Анна время от времени с грустью смотрела в сторону разрушенного дворца, «может, целесообразнее было бы действительно это творение передать инвалидам и старикам...». У обездоленных, беззащитных людей сколько радости было бы!

      И где они: пятитысячные, тысячные и пятисотрублёвые купюры, составившие восьмисоттысячную сумму? Где?  И где теперь Злейн, Дёмин, Сющенко, и иже с ними, где? Ау! Встретили кончину странную, позорную, бесславную. Дёмин в тюрьме умер, немного не дожил до условно-досрочного освобождения. Поговаривали, что убили его там, а мечтал век в раю доживать, на воле, с семьёй, в окружении родных и близких в чести и радостях жизни, - внучат на руках подержать, понянчить. Мечтали алмазы в карманах перетирать, с собой взять, - к гробам приклеить, а не любоваться при молчаливом согласии луны на алмазное звёздное небо, ощущать рай земной каждое мгновение дарованной жизни. А что же царица Тамара? Не ждала она его после освобождения. Первая жена была согласна снова принять его, да не получилось обрести покойную жизнь. А что же их наследник, общий сын, на которого в конце эпопеи был оформлен дворец? А он сменил фамилию. Они с царицей не хотели носить запятнанную фамилию, перешли на материнскую, девичью.

           После рыбалки Макс спросил про «графские развалины», почему там никто не живёт, кругом разбой и разруха. Бабушка не нашла что ответить, сложно объяснять маленькому существу, как страшно иногда складывается судьба человека. В это гиблое место  они больше не поедут.



                Главный сорняк
Не везёт населению с руководителями, что рьяно работают лишь только в своих, личных интересах. Избираются во власть как наметили сильные мира сего. Ездят на совещания, выступают с трибун, на мероприятиях в первых рядах. С нужными людьми здороваются за руки. С кем выгодно, общаются  протокольно, и когда надо. Приёмы граждан, опять же, по графику. Чинно беседуют с ними, обещают решить все вопросы, причём, как только, так сразу. Два раза в месяц, согласно трудовому кодексу, исправно расписываются в ведомостях. Тут, правда, надо заметить, что из-за большой занятости и даже некой усталости, расписываться перестали. Немалые бюджетные деньги, по сравнению с заработками работяг, сами падают на лицевые счета - банковские карты,-  и, трудиться, поднимать ручку, чтобы поставить драгоценную визу в ведомости, - нет необходимости. Прогресс! Исправно получают премии и подарки от благодарных им лично людям к дням рождений своим и чад драгоценных; к праздникам и без.
      Это изыскание не попало бы на страничку литературного произведения, если бы при торжественных проводах в отставку одного из предыдущих Глав Администрации района, не объявили о вручении ему ордена за большие заслуги перед земством. Награду вручили не только бывшему главе, медали получили и люди из его команды. Не одному же себе, это слишком наглядно, нескромно. Надо не только себя потешить, но и людей встряхнуть-посмешить. Театр. Спектакль. КОмеди.

   Опыт по вручению медалей и орденов нужным людям наработан давно. Например, лет пять назад руководителю самого отсталого в регионе муниципального образования  за пятьдесят тысяч рублей, оплаченных безналичным платежом по интернету,  заказали, а затем торжественно вручили медаль, причём с присуждением второго места в стране, якобы, за выигранный конкурс наряду с таким городом, как Минеральные Воды, занявшим первое место. В заслугах вышеназванного города сомнений нет. А  причём здесь захудалый Бузулукск, - непостижимо. В городе нет ни одной приличной дороги, малюсенького парка с клумбой, кроватью для цветов, как перевели бы с немецкого языка,  разрушены под основание два градообразующих, гремевших на всю державу мясокомбината и маслозавода.    Население за последние годы уменьшилось  на треть, по численности давно не тянет на статус города.  Отмыты деньги на недостроенных площадках голубеющего в просветах зарослей кустов и проросших до самого неба через центр здания брошенной стройки бассейна. Зияют дырами окна и двери нежилые дома в районе больницы, училища, заброшенного фасада детского сада, поликлиники, и многого другого обещанного в громогласные предвыборные кампании, но не законченных строительством благих лозунгов и даже начинаний. Как отмечено униженным населением, денежки отмыты, зачем достраивать? Двери железнодорожного вокзала заперты, людей туда не всегда пускают. Просторное здание автовокзала  продали нужным людям, народ ютится на грязной остановке у ветхого вагончика с залом ожидания размером два на три метра, с  почти всегда  закрытой металлической дверью, а когда она открыта, окошко с отверстием в донышко от стограммового стакана, завешено сомнительного происхождения, серой бумажкой. Кассирша, мол, ушла на базу...

Не отвлекаться, эмоции захлестнуть могут...

Предшественник Дёмина, Невзоров Юрий Петрович, в районе давно, многим «земеля». Избирательная кампания прошла успешно. Везде свои люди. Пристроился, приспособился. Ребятам - своим сверстникам, а в давние времена, пацанам, на вечеринках шептал, что «хорошо устроился». Тсс. Друзей это устраивало. Присутствующие «в команде». В тёплых компаниях собирались те, кто был при  должностях, на злачных замещаемых освобождённых номенклатурных единицах, -  свои люди. Ведь не может быть, чтобы  единица была, а человека не было, вот и  гутарил Глава-казак:
- Не может.

       Задаривали друг друга подарками по случаям дней рождений, к юбилеям, бракосочетаниям детей. Как не порадеть...

Начинал трудиться Юрий после получения диплома об окончании заочного отделения сельскохозяйственного института с записью «учёный агроном», в сельском хозяйстве. Работал сначала специалистом, позже как-то сразу начальником Станции защиты растений, руководителем в Сельхозхимии, начальником Управления сельского хозяйства, а последние два срока почётно отсиживал на должности Главы Администрации того же поселения с приличной зарплатой и почтением, как отражено выше. «Отсиживал» - замечено здесь — конечно, каверзно,  поскольку делает это за получение  взятки от фермера и другие грешки, его последователь Дёмин. Отбывает тот, правда, не так далеко, как принято выражаться, «где Макар телят не пас, или в местах, не столь отдалённых», а в своём же регионе пристроили в теплице, но под надзором.

Юрий же Петрович в мерзоcтях не замечен. Обучаясь в институте,  что-то усвоил. В отличие от областных проверяющих,  знал, что коровы бывают  «в запуске», а не в отпуске, поэтому надои молока в этот интересный период уменьшаются. Справедливо будет добавить, что в процессе быстрого продвижения по служебной лестнице у него  появился диплом о ещё одном высшем образовании, правда, он и сам не помнит, по какой специальности, но диплома два.
Казусы у него бывали. А у кого их не было? Кто не работает, тот не допускает ошибок. На одном из областных итоговых совещаний, когда ещё рулила руководящая и направляющая, поручили ему приготовить небольшой доклад, пустяки, так, докладец, короткое выступление. В конце надо было торжественно провозгласить: «да здравствует ХХ111 съезд Коммунистической партии!» Он напрочь забыл как читаются римские цифры и пафосно выкрикнул:
         -Да здравствует два Х и три палочки!
       Особо по этому поводу никто не разбирался, поскольку после вчерашнего, все уставшие были. Кроме того, у первого выступающего ещё интереснее было. Стоявшему первым в списке председателю колхоза предоставили слово. С бадуна тот вообще всё запамятовал, забыл, что он, кто он, и где он; даже бумажку где-то обронил по неосторожности, или применил не по назначению. Выйдя пред очи полного зала, в наступившей тишине жалобно просит с трибуны:
       - Давайте я вам лучше спою.
     Присутствующие пребывали в сочувствии после ночного ящика водки и четверти первача с салом, бурными аплодисментами позволили. На голосование не ставили. Спел « А где мне взять такую песню?»  Его тоже не тронули:
– Доподлинно известно,  что песня строить и жить помогает. А кто работать, строить светлое будущее будет, если люди петь разучатся?
– Справедливо!

     Юрий Петрович служил тихо, особо ни с кем не связывался. Жил с женой, но на хуторе имелась постоянная любовница. Сел в машину и отвлекся от трудов праведных, кто ж ему помешает?  В материальном плане порядок. Вперёд не забегал, а отставать ему не позволяли. Самолично строго следил, чтобы в сводках по любым показателям в середине списка находиться. Получалось. Цифры были, какие надо. Это устраивало тех, кто его ставил, и тех, кто в своё время контролировал  ход избирательной кампании и отслеживал «прозрачность» выборов.

    Ритуал награждения Юрия Петровича проходил на единственной земской красной площади, перед зданием бывшего райкома партии, а теперь администрации, при стечении народа, добровольно и по принуждению прибывшего поглазеть на очередное чествование. Обитателей Дома интерната привезли на автобусе, тех, конечно, кто ходячий был. С клюшками не брали. Сказали, что тут, на месте, вечером организуют праздничное чаепитие с тортом и шоколадными конфетами.  Кто поехал, -  массовость мероприятия обеспечивал. Присутствующие лениво похлопали и стали расходиться.

    Глава, спрятав в карман медаль, а, может даже и орден, он особо не вникал, неспешно подошёл к бывшей соратнице, архитектору района, и, пряча глаза, попросил:
        - Иванна, покажи мне сурепку.
Остолбеневшая было Ивановна, поздравив борца с сорняками и за урожай в районе и его окрестностях, а также за  процветание людей труда на ниве сельского  хозяйства, пообещала:
     - Покажу, как не показать - подумав про себя, что с этим, самым популярным, сорным вредителем на сельскохозяйственных угодьях культурных растений Юрий Петрович должен был бы познакомиться примерно полвека назад. Но лучше поздно.

      Ивановна до сих пор в недоумении свой бурный век доживает, вспоминая о его просьбе, даже немного заикаться стала, «работал, работал в сельском хозяйстве, боролся, боролся с сорняками, вредителями на полях, руководил, руководил районом, а самого главного сорняка в глаза не видел. За что ему медаль дали? Хотя как за что, сколько этой сурепки в пшеничных полях помял, когда к стожкам тёплыми компаниями приезжал! Эх, грехи наши тяжкие».

Вездесущая Клавдия Большая на награждение медалями своё мнение имела:
    - Вот если бы я в какие-нибудь руководители выбилась, или хорошо давала, или, извините за   выражение, ещё лучше брала, мне бы тоже медаль вручили, а может, и орден. А кто на своём месте, достоин его, имеет надлежащее образование и служит людям, зачем ему медали? Они и так достойно живут и служат. Правильно, что бездельники награждают друг друга, тешат себя, глумятся над народом. Я знаю одну такую, заочницу, энтим делом, слабым
передком в известные председатели попала, помяните моё слово, скоро орден получит, уж очень рьяно на сомнительной ниве трудится, просыхать не успевает. Не орден, так медаль на слабое место  обязательно прилепит. Награда за заслуженный труд будет, как и у её предшественника, но тут отдельная песня. Всем про всё - держава велика.

- Клавдия, ты скоро договоришься. Автобус уезжает, пешком потащишься!
- Иду, иду. Ценят нас, автобус прислали, словно на выборы привезли. Право слово, каждый человек - национальное достояние.



На кладбище


Евгений давно собирался попасть на кладбище, да всё как-то недосуг. То некогда, то специально оттягивал, искал причины, то погода не позволяла. На самом деле сердечное   томление не давало покоя: некую вину чувствовал и перед матерью и перед тётей. Душу его согреть  и полечить некому: ни детей, ни жены, вообще никого нет. Сходить надо. Давно был, траву подёргал, у могилок подчистил, даже  речным песком территорию вокруг обсыпал. Больше  не  посещал родных, а туда неведомым образом тянуло. День ото дня всё сильнее, а сегодня сон странный видел, будто за оградой погоста две могилы выкопаны, стоят сиротливо, ждут своих обитателей. Вокруг никого, лишь из листьев склонившихся  ветвей деревьев точится  яд,  застывая ледяными слёзами.

Проснулся в холодном поту. Быстро собрался, укороченную автомобильную лопату прихватил: пригодится, чтобы оградку выровнять. Давно косая,  сразу не поправил, недосуг было.

Пока Евгений возился, облагораживая вечные покрывала, к кладбищу подъехали две траурные процессии. Одного, именитого, в первом ряду, в центре хоронили; другую, как оказалось, его любовницу, в конце ряда, с её, давно почившей бабулей в вечную обитель спускать начали. Матушка всех принимает. Речей ни там, ни тут не произносилось. Наблюдались лишь скорбные лица жены погибшего и родителей женщины в параллельной, попутной толпе сопровождающих лиц. В конце процессий шептались по поводу несуразной кончины прелюбодеев прямо в машине, недалеко от  автомобильной трассы в зарослях посадки. Задохнулись угарным газом. Поехали вместе в областной центр. Дорогой неудержимая, скоропостижная страсть взыграла: остановились, мотор не выключили, для тепла, видать; снаружи-то прохладно было. Надеялись по-быстрому управиться, да сморились. Заснули навеки  вечные. Обнаружили их в непотребном виде на заднем сиденье лимузина. Позорная смерть настигла обоих в назидание другим. Жена покойника повторяла про себя... «Всё тайное явно выходит. Их байстрючок подрастает, а она всё выдюжит, их-то общие брачные дети выросли, дерзкие становятся, в отца пошли. Ему и при жизни всё равно было, а теперь и подавно, хотя помог их выучить и на службу пристроить. Позор вот только, уцепилась за него эта проститутка, да кому какое дело...  Разлучница уже в школе отличалась повышенной подвижностью, слабостью на передок, всех перебрала, на её муже остановилась. Сделал продвижение ей по служебной лестнице, пристроил на свою, занимаемую когда-то, высокую должность. Ей этого и надо было. Хорошо, видать, давала,  а ещё лучше брала, разлучница бесстыжая. Что ж они так-то, я ведь давно смирилась, стёкла в окнах её дома бить перестала. Незаконнорождённому ублюдку (хотя, конечно, дитятко ни в чём не виновато, однако за грехи родителей отвечать придётся) даже вещи покупала, а он от своего лица дарил их, принимал, свинячьи зенки не прятал, приучил  обеих, на две семьи открыто жил. Не зря султаном называли. Когда напивался, рукава задирал у рубахи, бахвалился, какая та прелесть, какой он неземной оргазм с ней испытывает, не то, что со мной. В редкие минуты близости мог сказать, что «не то, не то», разве не обидно? И руки распускал, а при людях двулично повторял: береги себя. Сволочь! Валяйся теперь в  холоде могилы, это тебе за зло, что семье причинил. Хорошо, без моего участия случилось... А мысли разные были и насчёт себя и насчёт него, и её, но судьба сжалилась. У каждого своя беда, а она все стерпит». Где-то внутри неё притаилась тихая радость: наконец всё закончилось... «Для людей, для виду,  поплачу, только не в сердцах. Завтра придём  сюда с детьми, проведаем его. Детям обидно за меня, за себя, и за него стыдно. Проверим, не убежал ли отсюда; хотя отсюда не отпускают, это место врагов заклятых навеки мирит. Мне-то что, я с детьми, дом есть, работа тоже; постепенно люди жалеть меня перестанут, жизнь наладится.
Процедура захоронений заканчивалась  и там и здесь, люди постепенно разъезжались. Настроение женщины менялось, то она рассуждала, то злилась-свирепела, то хотелось горько засмеяться, усмехнуться: «При жизни спали воровски, урывками,  зато теперь вместе, навсегда. В последнее время оба не стеснялись, запах от приготовления ими   шашлыков на её новой усадьбе на всю округу расползался. Люди осуждали, а теперь им никто не может помешать кроме гробовой доски в смертной агонии. Под одним покрывалом-одеялом оказались... «Мёртвые сраму не имут».
Поминовение неожиданно, позорно почивших прелюбодеев проходило в разных местах. Некоторые из общих знакомых перешли из одной процессии в другую. То там, то здесь звучало, что ребёночка жалко, а сидевшая на деревянной скамье, возле своих родичей, у могилки, старушка, ни к кому конкретно не обращаясь, произнесла вслух:
- За грехи родителей отвечают дети...  до седьмого колена...
Возвращаясь с кладбища, Евгений вспомнил, как молилась его мать, «небо, сокрушись обо мне, помоги, дай переду», - кричала теперь и его истерзанная душа, глядя на молчаливые, спокойные перистые облака, безмятежно разбросанные по необъятному голубому небу, которым, казалось, с их высоты не до его мизерных человеческих забот. Молчат небеса. Видимо, добрых дел не добрал, не доложил на весы перед лицом вселенной, не перевесили они   беспристрастное мерило. На этих весах ошибок не будет.



Земля круглая, всё повторится.


Как преступник возвращается на место преступления, так и Евгений решил съездить в Новую Омку, отвлечься от пережитого, обмозговать будущее, подумать. Прикинуть, как наладить дальнейшую жизнь. Нет покоя, нет счастья, нет удовлетворения. Тянуло его туда, как татя, на место преступления. А он им и был, а кто же он? Нигде его ничто не держит. Жалел об Элеоноре, локти кусал, грыз даже, да как тут помочь? Говорят, уехала она в Европу. Значит, не его это женщина: не склеилось, не прилепилось. Сроки давности за мутные  делишки истекли, ему ничего не грозит, поедет, как решил.

Билет купил на №399 поезд Анапа-Омск. Денег хватило в плацкартный вагон. В поезде не шумно, детей не много, в школе начались занятия. Колёса знают своё дело, дробно постукивают,  отбивают: туки-тук, туки-тук.

Евгений познакомился с попутчиками, один из них, Монахов Анатолий из Омска, можно сказать, земляк. Ехать долго. На верхней полке студент пристроился, диво — телевизор в руках держит. Прогресс. Евгений стесняется спросить, что это у него, боится показаться отсталым. С Анатолием неспешно ведут беседу. Евгению с места в карьер спрашивать не хочется, закидывает издалека, как дела, как обстановка. Про Алёхина больше всех узнать интересно.  Слукавил, сказав, что служил в армии в тех местах. Открыть правду не посмел. Студент спрыгнул с верхней полки, сходил размяться, присоединился к разговору. На вопросительные взгляды Евгения пояснил, что у него в руках планшет, интернет позволяет узнавать о многом в мире. Евгений попросил узнать об Алёхине, когда-то первом секретаре Новоомского райкома партии. Студент не смутился, перебрал пальцами знаки на клавиатуре, ввёл необходимые данные.  Поискал ещё что-то и прочитал, что тот не доработал свой срок в связи с неблаговидными делами, нечистоплотной связью с заведующей Райпотребсоюза, которую за хищения на два года  лишили свободы. Алёхин с семьей выехал в дальний, Чербакульский район. Когда стали выделять земли, он прикупил себе не меряно и успешно фермерствует. В последнем абзаце указано, что его признали почётным жителем района, где он  секретарствовал. Были времена, когда на райкомовскую уборщицу смотрели как на богиню. Минули они безвозвратно. Прошло и это…

Желобка информация больше чем устроила. Теперь он смело ехал, не думая о плохом и не опасался встречи с бывшим первым, которого лишил престижной «Волги». И вообще, можно сказать, бесплатно работал, за копейки, ему  ещё даже должны остались!


Открытие памятника

В каждом районе должны отмечаться какие-то события.  Одному из уважаемых  партийных руководителей и властных структур на протяжении нескольких сроков  решено открыть  памятник.   Соратнице безвременно ушедшего из жизни общественного деятеля и государственного служащего дали слово. Оратор  бравурно рассказала о том, как «руководство районом с его стороны проходило в разных должностях на протяжении не одного десятилетия  в перестроечные и мятежное времена. Распались предприятия, численность населения резко уменьшалась, колхозы тоже похерились, появились фермерские хозяйства. В районе резко сократилось поголовье скота. Длительное время он писал письма в областные организации, в Облстройинвест с просьбой о выделении средств на завершение незаконченного строительства Дома культуры и поликлиники. Многотрудные объекты через четверть века достроены! Честь и хвала государственному деятелю!» Выступили ещё несколько человек. И они подчеркнули заслугу в строительстве объекта, который начал функционировать! Добровольно и принудительно пришедшие на торжественное открытие памятника вяло похлопали. Ещё немного почтив давно усопшего, люди, в основном, из районной Администрации, а так же старые соратники  почившей партии, снова поаплодировали и разошлись.


Доброго здоровья!

Анна Васильевна с внуком Максимом в выходной выехали на вихляевское озеро. Издали увидели много плавающих птиц. Среди прочих белые лебеди. Озёрную живность никто  не беспокоил, а тем более, не обижал. Множество птиц развелось, расплодились в полюбившихся не шумных местах. Люди окрестных деревень и охотники на неземную красоту не покушались.

Затаив дыхание, гости остановились недалеко от берега. Лебеди величаво, не обращая внимания на любовавшихся на них путешественников, продолжали плавать, поправлять могучими клювами белоснежные перья поочерёдно распускавшихся крыл, перекликаться между собой, время от времени погружать головы в воду, чтобы легко выудить  зазевавшуюся рыбку.

Мальчик смотрел на птиц небесной красоты, восхищаясь белоснежным благословенным величием, степенностью и неспешным гордым парением в небесах, когда они, время от времени, сопровождаемые множеством брызг, взмывали над зеркалом воды. Ничто не нарушало тишину мирной картины  живописного озера  с бирюзовым небом над ним.
- Бабуль, а что такое рай?
- Это мир на земле, добро и красота.
- И чтобы люди любили друг друга и никто в нашей семье не болел?
– Да, мой золотой! Рай-это вера, надежда и любовь! А ещё твой прадедушка, встречаясь с людьми, приветствовал их словами: «Доброго здоровья!».
– А когда прощался?
– Тоже всем «Доброго здоровья»!
– А если лебедь заболеет и не сумеет улететь осенью в тёплые края?
– Лебеди своих не бросают. Случается, что раненая птица  не в силах лететь. Если стая поднимается в небо, а их собрат остался на воде, птицы сначала делают круг над  ним, потом снижаются, образовывая над ослабевшим другом воздушный вихревой поток. Раненая птица, подхваченная этим воздушным потоком, расправляет крылья и неведомым образом взмывает в воздух вслед за самой сильной, после вожака, птицей. Вожак ведёт стаю в небо, а его надёжные помощники, не ослабевая усилий, продолжают направлять движение своего брата, облегчая его полёт. Самые сильные птицы в пути меняются местами, чтобы дать отдых уставшим. Вожак, когда приходит время, сажает стаю на отдых, после чего всё начнётся сначала, пока не прибудут для зимовки в тёплые края, где наберутся сил, чтобы следующей весной вновь возвратиться в полюбившееся место.
– А если...
– А если случится, что птица все же не сможет подняться, не полетит и вся стая. Они всю зиму, днём и ночью, будут долбить лёд в застывающей на морозе воде, чтобы стая могла  питаться  и не замёрзнуть. Братья своих не выдают.
Пока бабушка с внуком вели беседу, со стороны востока в их сторону летели два белых голубя. Максим помахал им, а Анна Васильевна задумчиво заметила:
– Сколько нас, столько и голубей!
– Бабуль, я понял!  А Бог есть?


- В школе, узнаешь про Священный огонь и Святую воду, про  множество  чудес.  Господь создал так природу, чтобы летом из облака вода не грозным тяжёлым потоком  лилась, а капельками землицу орошала; морозной зимой не огромным айсбергом на землю падала, а мириадами тончайших узоров   снежинок на радость флоре и фауне. Плодородная  почва с благодарностью принимает дары небес. Упавшее в землю семя умирает, а проросший стебелёк рождает новое зерно и питает человека. Воздух и плодородная почва необходимы для продолжения всего живого на земле. Мало знаем о пятом состоянии вещества,-плазме и плазмоноидах, обитателях океанов и неба. Непознанный мир, а жизнь продолжается, надо многому учиться, познавать состояние материи и духа. Так и продолжается жизнь. Если бы не  Всевышний, не было бы жизни на Земле...

Конец.