Давно это было. Ещё в те времена, когда власти в наших краях играли с народом в демократию и проводили выборы. За голос каждого избирателя они по-настоящему боролись, и, бывало, ради этого голоса могли отправить целую комиссию куда-нибудь в тундру, в леса или в горы. Я тогда работал в такой вот избирательной комиссии, и однажды в самом начале зимы мы на двух стареньких Буранах* отправились на выезд в оленеводческие бригады для проведения досрочного голосования. Погода нам досталась отвратительная – пурга, позёмка, обильный снегопад, сильный западный ветер и почти плюсовая температура, но времени на откладывание выезда уже не оставалось, мы должны были объехать 4 бригады оленеводов и уложиться в определенные сроки.
- Хорошей погоды зимой на Севере не бывает, - сказал я своим товарищам по предстоящей поездке, - сегодня пурга, завтра мороз, послезавтра снег с дождем, а ехать надо. Даже если мы будем в день по 50 км продвигаться это уже будет хорошо и за 3 дня мы доберемся до места. А у нас с вами на всё про всё всего неделя. Вот и получится три дня туда, день там и три обратно.
И, согласившись моими доводами, наш маленький отряд, состоящий из проводника – бывалого оленевода Александра, который вел первый снегоход, его пассажира – члена избирательной комиссии с правом решающего голоса по имени Руслан, бывшего по совместительству еще и переводчиком и восседавшего сейчас на прицепленных к первому Бурану и загруженных бочкой бензина санях, и меня, начальника всей экспедиции, управлявшего вторым Бураном, в нартах которого были упакованы все необходимые для голосования в труднодоступной местности документы и кое-какие продукты, двинулся в путь. До села Шурышкары* снегоходная дорога уже была пробита и западный ветер дул навстречу поэтому, спрятавшись за ветровым стеклом Бурана ехать было не совсем комфортно, но возможно, а вот от Шурышкар в сторону Катровож* ехать было практически невозможно. Путь туда пролегал вдоль реки Обь по ее левому берегу. Сам берег реки, который у нас называется «коренной» или «горный» представлял собой высокий, местами выше 5 метров, поросший лесом массив. Вода подходила к этому берегу только весной в половодье, а к зиме река уходила от него в основное русло, оставляя высохшую пойму с травой, кустарником и кочками. Вот по этой пойме и пролегают все наши зимние пути-дороги до следующей весны. По ней и нам сегодня надо было двигаться на север, иногда прижимаясь к самой круче обрывов иногда выезжая на лед реки. Разыгравшийся западный ветер почти по всему маршруту дул перпендикулярно направлению движения, и лишь местами, когда мы поворачивали налево или направо, объезжая препятствия, можно было спрятаться от этого обжигающего лицо жесткого потока воздуха перемешанного с кристалликами льда. Если этой зимой до нас кто-то тут ездил, то пурга замела все следы, в тех местах, где были низины, и вымела весь снег в тех местах, где путь выходил на песчаные и глинистые бугры, а боковой сильный ветер завихряясь за ветровым стеклом снегохода дул так, что сидя почти ни чего не было видно. Приходилось управлять снегоходом стоя, с поворотом головы вправо и прикрыв ресницами левый глаз, потому что его забивало снегом, и косо глядя правым глазом через переносицу вперед. Иногда приходилось полностью вставать на левую подножку всем телом спиной к ветру, чтобы левый глаз, лицо и левая часть тела чуток отдохнула от напряжения вызванного сопротивлением ветру. Расстояние между нашими транспортными средствами было не больше 20 метров, потому что горизонтальная пелена летящего снега почти мгновенно скрывала едущий впереди снегоход проводника. Отъехав примерно десять километров от Шурышкар мы выехали на лёд Оби и остановились, Александр спросил:
- Может мы по льду реки поедем? Если будем ехать под самым берегом, то рискуем свернуть не туда. Впереди несколько притоков с широкими поймами, мы запросто потеряем ориентир и будем блудить в пурге. Не видно ведь ничего. И след наш сразу заметает, обратно по нему не выберемся.
- Нет, - возразил я, - мне не нравится такой маршрут. На реке очень много майн* и просто открытых участков воды без льда. Сейчас они забиты снегом, и ты их не увидишь. Я не могу отстать от тебя даже на 50 метров, потому что ты растворяешься в пурге. Так что сначала ты ухнешься в майну, а через несколько секунд я сверху и никуда мы вообще не доедем, - я сделал паузу и, глядя ему в глаза продолжил, - когда будешь подъезжать к той местности, где начнутся сомнения в дальнейшем направлении движения, ты остановись, и мы вместе подумаем. А вообще ветер должен дуть всё время в левый глаз и сейчас это самый верный ориентир. Так что пойдем под самым горным берегом по пойме реки, по земле надежнее, чем по льду. Да и ветер там меньше берёт.
- Согласен, - ответил проводник, - по земле надежнее.
И совместно решив идти самым надежным маршрутом, немного отдохнув от напряжения, мы двинулись в путь. Через несколько минут мы миновали летнее рыбацкое становище с названием Панзи*. Зимой оно было нежилое, но вид человеческого жилья всё же радовал глаз и давал какую-то внутреннюю поддержку, что если что-то случится, то поблизости есть и крыша над головой и печь и дрова. Проехав мимо нескольких избушечек, мы прижались к высокому лесистому берегу и вышли на пойму, покрытую кочками и желтой сухой травой. Здесь снега было чуток побольше, он задерживался между кочками и в остатках жухлой растительности и наши груженые сани заскользили быстрее. Высокий лесистый берег прикрывал нас от пурги и здесь Александр ехал впереди меня уже метрах в 50, но всё равно сильный снег и слабая зимняя освещенность не позволяли отпустить его подальше тем самым освободить себе место для маневра в критической ситуации. Поэтому приходилось постоянно смотреть сквозь колючую пургу на движущийся впереди снегоход. Иногда, казалось, что он неподвижно застывал в этой пелене горизонтально летящего снега и только разноцветные зеленые, желтые и красные ленты, пришитые к капюшону мехового гуся* проводника, цепляли взгляд своим колыханием в этой белой пелене.
Вдруг из прибрежных кустов наперерез снегоходу проводника выбежало какое-то существо. Оно было высоким и мне даже показалось, что оно было выше, чем Александр, который управлял Бураном стоя правым коленом на сиденье снегохода. Существо бежало на двух ногах огромными шагами, слегка согнувшись в поясе как бы подавая туловище вперед и очень широко размахивало вперед-назад прямыми длинными верхними конечностями. Оно бежало очень быстро, перепрыгивая кочки. Всё что я успел разглядеть за эти несколько секунд это то, что оно было коричневого цвета и у него была огромная голова какое-то несуразное тело и очень длинные руки. Шерсть на нем местами была не то седой, не то белой. Разглядеть его лучше мешала снежная пелена, да и времени не было. Существо очень быстро приближалось к снегоходу проводника, а он как будто и не видел его и не совершал никакого маневра, чтобы уйти от встречи. Кричать, пытаясь пересилить грохот даже одного снегохода Буран, едущего под нагрузкой, задача слабо выполнимая. Орать сквозь пургу под рев двух Буранов бессмысленно. Пытаться привлечь внимание Руслана, который сидел на санях лицом ко мне и прятался за бочкой от ветра было так же бесполезно. Его задача была удержаться на кочках в подпрыгивающем прицепе и не вывалится мне под гусеницы. И всё равно он ничего бы не смог сделать, чтобы предотвратить нападение этого существа на водителя своего снегохода. Мысли стремительно бежали. Когда вспоминаешь такие моменты в жизни всегда удивляет, то, что за несколько секунд в голове успевает родиться и пронестись столько различных мыслей и невольно задумываешься над тем, что мысль самое быстрое из того, что существует в природе. Вот и тогда за те несколько шагов что существо успело сделать в сторону снегохода я успел столько надумать и представить, что, записывая сейчас даже малую часть этих мыслей мне нужно будет занять не одну минуту и много-много строчек:
- Не медведь — это точно. Снежный человек? Чудище лесное? Пули в правом кармане. Карабин в чехле привязан вдоль сиденья слева. Сейчас бросаю руль, левой рукой вытаскиваю Сайгу, правой магазин с пулями. Быстро вставляю, передергиваю затвор и пять пуль должно хватить для любого йети. Надо успеть пока оно не напало на Александра иначе, потом сложно будет прицельно выстрелить.
Всё это пронеслось в голове мгновенно и одновременно с ними были еще мысли типа:
- Интересно, а снежного человека свинцовая пуля возьмет или всё ж таки надо серебряную? Сколько там обещали за труп йети? Миллион долларов? Куда лучше бить, в голову или всё же в ноги? Убить сразу или всё ж таки попробовать взять живьем? Если я его раню он же сопротивляться, наверное, будет? Он, скорее всего, тяжелый на санях тяжело будет его везти.. Куда мы его положим? места в прицепах и так нет…А куда сообщать что поймал или убил снежного человека?..
Были еще какие-то мысли, но все их я сейчас уже не вспомню.
Не отпуская правую руку с руля снегохода и не убирая пальца с рычага газа, левой я начал расстёгивать чехол ружья. По сложившейся, за многие годы поездок по окрестным лесам, привычке, ружье в мягком чехле почти всегда висело с левой стороны от сиденья снегохода, возить его за спиной на ремне в лесу было не всегда удобно, а возить в санях или в бардачке под сидушкой снегохода вообще бессмысленно. Вот и сейчас я отработанным движением ухватил свой гладкоствольный карабин за цевье и начал медленно тянуть его на себя, высвобождая из чехла сначала приклад. Делать это на ходу было не совсем удобно и поэтому происходило не так быстро, как хотелось бы в тот момент, мешало нервное напряжение и сильный ветер. При этом я продолжал ехать, не спуская глаз с того, что происходит впереди меня. Снежный человек выбежал наперерез движению первого снегохода поднял вверх обе руки и стал махать ими в сторону проводника, тот сбросил газ и остановился. Бросив окончательно руль и курок газа, я остановил свой снегоход, пытаясь очень быстро одной рукой окончательно вытащить из чехла ружьё, а другой достать из кармана магазин с патронами. При этом я не сводил глаз с чудища и когда мне уже почти удалось вытащить свою Сайгу-20* из чехла, а из кармана достать магазин с патронами, я оторопел. Именно в этот момент снежный человек остановился около снегохода Александра и повернулся ко мне передом. Под большим капюшоном тяжёлой замшевой куртки я увидел светлое человеческое лицо. Руки мои ослабли, по спине побежал холодок от мысли и понимания того, что могло произойти через несколько секунд. Я плавно опустил ружье обратно в чехол и аккуратно, оставляя по левую руку всех, кто сейчас находился передо мной, подъехал на снегоходе к остановившемуся проводнику не сводя глаз с неожиданного незнакомца. Мой Буран грохоча двигателем и выхлопной трубой поравнялся с Бураном проводника, а за ним с другой стороны, стоял молодой человек высокого роста с испуганным лицом. Я отпустил рычаг газа, снегоход остановился, и молодой человек поймав глазами мой взгляд стал говорить еще громче. Он что-то объяснял, размахивая руками, но пока работал двигатель Бурана разобрать его слова было невозможно. Я заглушил мотор.
- Ты откуда тут взялся? - спокойным и в тоже время громким голосом спросил я.
- Я иду в Салехард. У меня завтра суд. Я должен был туда дойти сегодня, но заблудился и не могу выйти из этой пурги, - пытаясь за несколько секунд выпалить всю информацию тараторил он.
- А ты из нее еще километров 50 не выйдешь. Метёт по всему району. Ты хоть знаешь, сколько от сюда до Салехарда? И зачем вышел в такую пургу?
- Я вышел из Шурышкар вчера днём. Пурги не было. Я думал напроситься к кому-нибудь попутчиком, за это время проехало несколько снегоходов, но я не успевал выскочить к ним наперерез, они меня не видели и поэтому все проезжали мимо.
- Где же ты спал ночью?
- Под елкой.
- А ты не видел что ли рыбацкую деревню по пути? Несколько балков* и избушек.
- Видел. Я когда в пурге стал плутать несколько раз выходил к ней.
- И почему ты не зашел в любой открытый домик? Там ведь и дрова, и печка есть. Продукты должны быть. Зачем под елкой спать на мороженой земле еще и в пургу?
- Неудобно как-то. Двери закрыты. Хозяев нет. Без спросу нехорошо по чужим домам лазить.
- Ну, ты даешь, парень! А замерзать на снегу удобно? – во время разговора я внимательно его осматривал. Он был одет не по сезону. Единственная вещь из относительно теплых которая была на нем одета это была большая темно-коричневая куртка из искусственной замши с искусственным мехом внутри и огромным капюшоном. Рукава ее были с заворотами и сейчас он их раскатал отчего руки казались длиной до самых колен. Через широкую горловину куртки на груди было видно, что из вещей на нем была только какая-то футболка. Может быть она была и с рукавами, но толщина и свойства ее ткани были явно не зимнего варианта. На голове была тоненькая вязаная шапочка, поэтому он прятал своё лицо и уши от колючей пурги накинув капюшон и распрямив на нем завернутую меховую оторочку. Именно поэтому голова издалека и казалась такой огромной. К куртке большими кусками примерз снег, который уже почти превратился в лед. На ногах были одеты какие-то спортивные широкие штаны на вид вроде бы как-бы утепленные и не внушающие доверия ботинки. Увидев, что он без варежек и без перчаток я решил закончить общие вопросы:
- Замерз? Пальцы целы?
Они были красные. С уже белеющими подушечками что настораживали мой опытный глаз своим мертвенно-бледным видом.
- А ноги? Ноги не поморозил? Садись на сани снимай ботинки, - и повернувшись лицом к своему проводнику продолжил, - ты не видел, как он тебе наперерез бежал?
- Нет. Он же бежал с левой, с подветренной стороны. А у меня глаз уже сильно надуло, и я его за край капюшона прячу. Я его заметил только когда он на почти под снегоход прыгнул, - ответил Александр, - что делать-то с ним будем? С собой повезем?
- Зачем нам в дороге лишний груз, - ответил я, - но и обратно возвращаться тоже не вариант. Долго, и муторно.
Ехать обратно в село Шурышкары, где была и администрация и больница, да и просто ближайшей жилые дома не хотелось вообще. Во первых мешало слово "обратно", во вторых если ехать обратно, то надо было подставлять ветру уже правую сторону своего лица и отдать на терзание пурге правый глаз, а их как известно у любого человека всего два, и левый уже надуло так что веко начало опухать. А еще надо было подставить под удары и порывы ветра правую руку и самое главное большой палец правой руки. Любой, кто много и долго прожил на севере в естественных природных условиях и при этом перемещался на распространённом в этих самых условиях местном транспорте, управляя им, скажет, что от правого большого пальца зачастую зависит сможешь ты нормально доехать до нужного места или нет. И пусть у тебя замерз нос, ноги, ухо, левая рука или же колени всё это терпимо и не сильно мешает ехать, но, если замерз и не движется твой правый большой палец — это уже очень плохо.
Видимо расслышав сквозь пургу тему нашего диалога, незнакомец, сидя на санях рядом с Русланом запричитал:
- Дяденьки не бросайте меня. Я вам в Салехарде денег дам, у меня и бензин есть и масло. Не оставляйте меня тут мне очень на суд надо…
- Какой я тебе дяденька? Не ной! Тут то мы тебя точно не оставим, сейчас что-нибудь придумаем. Ну-ка пальцы свои покажи, - спрыгнув с подножки Бурана, я подошел к нему, на ходу расстегивая боковой карман на штанах-ватниках и вытаскивая оттуда фляжку с чистым спиртом. Он вытянул руки вперед и по скрюченным пальцам было видно, что они уже в критическом состоянии. Я открутил пробку с фляжки и стал тонкой струйкой лить спирт ему на ладошки:
- Втирай! По сухой коже не три, растирай только там, где уже налито.
- И так пальцы онемели, а вы мне еще и холодную воду на них льёте...
- Да не ной ты! Растирай! Эта жидкость мне дороже тебя, а я ее сейчас на твои руки вылью почти всю. Давай, давай втирай! – я продолжал лить из фляжки спирт ему в ладони и он видимо почувствовав кожей рук тепло от данной процедуры стал молча и тщательно втирать его в пальцы, - Руслан, дай ему сухие запасные шубинки*, а то ему сейчас за сани держаться надо будет.
Руслан стал развязывать рюкзак с сухими запасными вещами, а я, думая, как быть с новым попутчиком повернулся к нему и сказал:
- Обувь снимай! Ноги тоже растирать придется!
- Не буду, холодно очень.
- Пальцы на ногах чувствуешь?
- Да.
- Шевелить ими можешь?
- Большими – да, а остальными я и раньше не умел, а сейчас тем более.
- Ладно, - предчувствуя, что с ногами уже не всё хорошо, продолжил я, - будем думать, что всё у тебя там в порядке. Садись рядом с Русланом на сани и держись крепче.
- Едем? – спросил проводник, махнув головой в ту сторону куда наши снегоходы указывали своими лыжами.
- Едем вперёд, - утвердительно ответил я, кивая головой, - пока едем я что-нибудь придумаю.
Примерно через час мы добрались (глагол «доехали» здесь сложно применить) до маленькой деревушки Лохподгорт* и там оставили нашего попутчика, хотя он сильно просил довести его хотя бы до Катровож, но до Катровож было еще больше 40 километров езды в пургу и без дороги, а по общему состоянию нашего внезапного попутчика было видно, что ему срочно надо в тепло и как минимум поменять обувь, а лучше всю одежду. Рисковать я не мог. Теперь я был за него в ответе. Напоследок он продиктовал номер телефона и попросил хотя бы позвонить его матери и сказать, что он жив и здоров, и чтобы она не переживала. Добравшись до Катровож я выполнил его просьбу и через всхлипывания матери в трубке и просьбы «немедленно привезти сына» домой объяснил ей где он сейчас находится и почему мы не можем его доставить в город.
На следующий день мы двинулись дальше. Путь наш лежал теперь в предгорья Урала, вверх по только что замерзшей реке Собь и мы с приключениями прокатались в этой командировке по лесам и болотам еще не одну сотню километров.
Только по окончанию выборной суеты где-то через полмесяца я снова встретился со своим проводником Александром:
- Ты не узнавал, чем там закончилась история с нашим найденышем?
- Он еще три или четыре дня прожил в той деревне, где мы его оставили. Говорят, что пальцы на ногах у него почернели, температура была и болел он эти три дня. Потом вроде бы мать приехала с кем-то и забрала его. А вот руки не пострадали. Вовремя мы мимо ехали. Если бы ты меня послушал, и мы поехали по льду реки, пропал бы пацан…
Вот такая история произошла со мной когда-то. Интересно жив ли тот парень? Кем стал? Каким стал? И зачем он так на суд торопился? Ты спрашиваешь, как его звали? Он говорил, но я в суете тех лет не запомнил. Кажется Саша Саитов.
*- Буран - название снегохода, часто на севере словом "Буран" называют любые снегоходы.
*- Шурышкары, Катовож, Панзи, Лохподгорт - населённые пункты в Нижнем Приобьи.
*- майна - часть реки не покрытая льдом после ледостава.
*- гусь - меховая или суконная одежда представляющая из себя большую не приталенную рубаху с капюшоном и с пришитыми рукавицами. Одевается во время дальних поездок поверх верхней одежды для защиты от ветра, мороза и снега.
*- Сайга-20 - гладкоствольный охотничий самозарядный карабин 20 калибра.
*- балок - жилое или хозяйственное строение на полозьях или колесах.
* - шубинки - теплые рукавицы сшитые из шкуры шерстью внутрь.