Елена Николаевна

Фаина Вельге
     Впервые я встретилась с ней у питьевой галереи. Мы со своей недавней попутчицей  буквально летели, не замечая ничего и никого вокруг, поглощенные обсуждением  экскурсионной поездки.
Краем глаза я отметила темную фигуру, с усилием опирающуюся на палку.
-Девочки, не скажете какой сегодня день?
Мы на секунду замерли с вытаращенными глазами и, не сговариваясь,  выпалили в один голос:
- Четверг!
- Четве-е-ерг, - озадаченно протянула древняя старушка, - дела-а-а. А мне показалось - пятница.
- Четверг, четверг, - бодро заверили мы ее и поскакали дальше, поминутно фонтанируя  телячьими восторгами.

Помнится, что где-то в глубине сознания всплыла мысль, что я тоже могу быть такой старой, что буду забывать дни, имена, события. Но на фоне радостного возбуждения, в котором мы пребывали, эта мысль скользнула и  исчезла, не омрачив моего настроения. Вообще, состояние счастья и какой-то окрылённости, сопутствовало мне весь этот день, и я настолько эмоционально "перегрузилась", что еле добралась до постели. Почти бессознательно  открыла свой мобильный, чтобы поставить будильник и не поверила своим глазам!  На дисплее светилось время, дата и день недели - пятница!
-Чёрт! - вырвалось у меня, и сладкая истома, предваряющая крепкий и безмятежный сон, слетела с меня, как пожелтевший лист с осеннего дерева.
- Чёрт! - повторила я, тупо глядя на экран. - Я была просто уверена, что сегодня четверг!

Но Чёрт промолчал, довольно потирая ладони, а Бога я и не вспоминала. Быстро нырнула под одеяло и попыталась вернуть себя в то блаженное предвкушение – погружение в сон, но  только закрыла глаза, как возникло видение: идет-качается старушка в каких-то тёмных одеяниях, которые трепещут вокруг её иссохшего тела, живя собственной жизнью. Дрожащая рука, усеянная старческой "гречкой", вцепилась в палку с такой силой, словно это  пуповина, которая только и связывает дряхлеющее тело с живительной силой  Жизни.
- Какой ужас! Она же еле-еле ковыляет. Наверное, шла на процедуры, а я своей ошибкой всё испортила!

Я завертелась в постели как ужаленная.
Все прекрасное настроение и очарование сегодняшнего дня пропало. Мне казалось, что эта встреча и наш диалог были настолько поверхностны и коротки, что исчезли,  не оставив следа, как не оставляют следа десятки, сотни других случайных встреч, которыми изобилует жизнь жителя мегаполиса.  Но эта встреча случилась в Старой Руссе, маленьком городке русского Севера. И  в нём, похоже, не работали законы и правила больших мегаполисов.

Память услужливо подсовывала,  в мельчайших подробностях запечатлённую  тяжкую старческую поступь,  растерянный взгляд блекло-голубых глаз,  тяжёлое дыхание, с натугой вырывающееся из груди.
- И о чём мы так увлеченно трещали? О духовности и человечности? Да я ничего и не помню! И какая разница - о чём. Важно, что эта, колеблющаяся легким ветерком бабуся, вынуждена будет по моему недомыслию, либо что-то пропустить, либо проделать долгий и утомительный для неё путь, чтобы прийти ко времени не понятно к кому и зачем.
- Боже, - наконец-то я вспомнила Того, кого всегда призываю, когда Жизнь загонит в угол. – Ну и что теперь прикажешь делать?

Ах, этот городишко,  где Иисус Христос  ходит среди людей, и они простодушно  судачат с ним обо всем, что их волнует, начиная с видов на урожай и заканчивая смыслами Бытия! Поэтому меня почти не удивило, что и в моём временном жилище Он тоже присутствует. Он с лёгкой усмешкой в голосе тут же отозвался:
- Для начала приведи свои мысли в порядок.
- Правда, что это я? Ведь не специально же так получилось. Случайно вырвавшиеся слова - случайно встреченному человеку... В конце-концов, при встрече, если она будет – извинюсь, - пообещала я  в темный угол.

Физическая усталость взяла верх,   и я достаточно быстро и крепко уснула. Ночь сменилась новым днем, который принес новые впечатления, и встречи и  я понемногу стала забывать о неприятном случае. После серых петербургских дней погода радовала весенним солнышком, и деревянные пирсы на озере  притягивали к себе как магнит.

Я любила лежать на сером от непогоды дощатом настиле и, подставив лицо тёплым лучам, наблюдать сквозь приспущенные веки, как мимо меня взад и вперед двигаются чьи-то ноги: в обуви и без, маленькие и большие. Потом в поле зрения попадали чьи-то ступни, владельцы которых, подобно мне,  без всякого стеснения, укладывались прямо среди фланирующей публики. Веки тяжелели, смыкались, человеческая речь и крики чаек сливались в один монотонный гул и вокруг меня словно образовывался гигантский купол, обособлявший меня от всего суетного. Этот же купол отсекал от меня нерадостные и тяжёлые мысли от которых я пыталась спрятаться в этом городке.

Я лежала в нём, спиной чувствуя шершавость деревянных досок, и их тепло. Почти рядом с моим лицом топтались чьи-то ноги и под их тяжестью доски прогибались и пружинили, словно качали меня. Я и сама не заметила, как задремала, убаюканная этим покачиванием.

Проснулась от  того, что замерзла. Весенний ветерок, вдоволь отоспавшийся в  прошлогодних камышах, шурша сухими стеблями, выбрался на  простор,  легкомысленно проскакал по озерной глади и теперь хлопотал вокруг  меня.
Солнце уже было достаточно низко и его косые лучи больше не согревали меня.
Я огляделась. Пирс был пустынен. Только я и два каких-то мальчика лет десяти-двенадцати.
-Это сколько же времени прошло? – озадачилась я. – Не хватало еще какое-нибудь ОРЗ подхватить на отдыхе. Не мешало бы одеться.
 
Негнущимися руками, я стала натягивать носки  на застывшие ноги, обула туфли, накинула куртку с капюшоном. Возвращаться в номер не хотелось, а ясное небо  сулило хоть и по весеннему прохладный, но  солнечный и тихий вечер. Занятая своим гардеробом я не видела, как мимо меня кто-то прошел. Просто доски прогнулись под чьей-то  поступью и снова распрямились. Я неожиданно  почувствовала раздражение.
- Сколько можно ходить туда-сюда!? – пронеслось в голове. – Целый день толпа, ещё и вечером не уединиться…

Предвкушение  мечтательного  сидения  исчезло, и я почти с ненавистью посмотрела вслед женской фигуре в тёмной одежде. Она, опираясь на палку, дошла до конца пирса и застыла там, навалившись на палку всем телом так, что казалась почти бесформенной.
- Ну, милая моя, так ты долго здесь не простоишь, -   почему-то злорадно прошептала  я, и  стала наблюдать за нежданной гостьей, дожидаясь её скорого возвращения на «большую» землю.

А она, не догадываясь об обуревавших меня чувствах, неловко потопталась на одном месте и с усилием подняв ногу  повыше сняла теплые галоши и носок. Потом, немного передохнув, проделала такую же операцию со второй.
- Совсем с ума сошла! – подумала я. – Ходит еле-еле, нет, мало того, на ночь глядя еще и разулась.

Старуха, а в том, что это была старуха, я не сомневалась, хотя видела её только в спину, прислонила палку к ограждению, и неловкими руками принялась собирать широкий подол своей черной юбки.
- Во, даёт, - невольно восхитилась я, - никак сейчас до исподнего разденется. Никакого ОРЗ не боится. Впрочем, а чего ей боятся? Ей уже без разницы. Что грипп, что ОРЗ…

Она наконец-то собрала непослушный подол в одну руку и, ухватившись за перила, стала спускаться босыми ногами по ступенькам вниз, в озеро.
- Никак утопиться решила, - испугалась я и была готова уже закричать, позвать на помощь, потому что  вода была ледяная и даже на самом мелком месте еще не прогрелась до той температуры, при которой я бы рискнула, забыв о своих скромных способностях к плаванию, броситься в озеро.

- Смотри, бабуся топиться полезла, - заинтересованно сказал один из мальчишек.
- Топиться, - фыркнул в ответ приятель, - размечтался! Смотри, как она в поручни вцепилась, трактором не оторвёшь.
- Дурища! – выругала я себя  за неуместную панику.
Пацаненок верно заметил. Старуха спустилась на несколько ступенек вниз и стояла теперь в воде, крепко уцепившись одной рукой за металлический поручень.
- Ну, постой, постой, - продолжала злобиться я, стесняясь испытанного перепуга, - посмотрим, сколько ты выдержишь, моржиха ты наша…

Мне хотелось плюнуть на своё несостоявшееся уединение, на эту тихую и зеркально чистую поверхность озера, на  деревянные доски пирса, еще хранившие  тепло солнечных лучей и уйти восвояси. Подальше от этой сумасшедшей  старухи, решившей через дрызганье в ледяной воде сократить свое пребывание на белом свете. Но мальчишки оказались проворнее меня.
- Сматываемся, - предложил один из них.
- Так она же сама обратно не вылезет, - почему-то шепотом ответил второй.
- Ну… эта, если что поможет…

Они быстро простучали каблуками мимо, и до меня дошло, что я  оставлена один на один со старухой и необходимостью что-то предпринимать, пока она совсем не окоченела.
 Преодолевая нежелание  быть спасателем, я подошла к краю пирса и прокашлявшись задала наводящий вопрос:
- Как водичка?
- Чудесная! Чудесная! – заклохтала старуха, дрыгая синими ногами в прозрачной воде.
- Не пора ли обратно? – усилила я нажим.
- Я бы еще немножко постояла…, но если вы торопитесь…

Прозвучавшая в ее голосе безусловная готовность подчиниться моему настроению повергла в замешательство, и я уже мягче сказала: - Так простудитесь же…
- Какое там, -  молодо хохотнула старуха, - я от этой водицы только здоровею!
- Ну-у-у, не знаю, - с сомнением протянула я, ёжась под курткой.
- Правда, правда!
В доказательство своей правдивости она как капризный ребенок топнула ногой по ступеньке, скрывавшейся под водой , и холодные брызги разлетелись в разные стороны, сверкая ледяным блеском в лучах заходящего солнца.

Я промолчала, чувствуя, как тают остатки недавнего раздражения. Она тоже молчала, сосредоточенно переминаясь с ноги на ногу. Вода медленно колыхалась вокруг ее ног и ленивыми волнами расходилась во все стороны, чтобы успокоиться столкнувшись с зеркальной неподвижностью озёрной глади
- Вы мне поможете подняться обратно? – спросила она,  с детской интонацией, когда осознание собственной слабости подкрепляется непоколебимой верой во всесилие просьбы.

Также молча, я протянула ей  руки. Она крепко впилась в них своими пальцами и здесь я поняла, что скорее она меня стащит вниз, в озеро, чем я смогу поднять её обратно на пирс. Оглядевшись, я поняла, что помощи ждать не стоит. Мы были с ней вдвоем не только на этом пирсе, но и в обозримом пространстве. Начался ужин и все отдыхающие  переместились в корпуса:  кто-то готовился к приему пищи, а кто-то уже трапезничал. И никому не было дела до нас.

Несколько минут мы стояли, вцепившись  друг в друга, словно борцы, оценивающие силы противника перед решающим броском. Расставила ноги пошире, и резко потянула старуху вверх и на себя. Невзирая на тщедушное тело, она оказалась неожиданно тяжёлой и я чуть не уронила ее в озеро. Но она вовремя пришла ко мне на помощь и с силой оттолкнулась ногами от ступенек. В результате таких слаженных действий она поднялась на следующую ступеньку.  Переведя дух, мы с признательностью посмотрели друг на друга.
- О, Господи, - поперхнулась я словами, - вот так встреча!
Старуха же никак не отреагировала на моё замешательство, а вопросительно предложила:
- Ну что, ещё разик?

Мы опять вцепились в друг друга и, немного покачавшись для разгона, осилили следующий подъем. Минут за десять, сопя от натуги, мы одолели всю лесенку. Я вся  дрожала от волнения и физического напряжения, а она стояла на деревянном пирсе, расплывшись в блаженной улыбке. Я почувствовала как во мне опять просыпается раздражение:
- А вам не страшно лезть в озеро, не имея достаточно сил, чтобы потом выбраться обратно?

Она дурашливо помотала головой и подставила улыбающееся лицо последнему лучику.
- Ну а если бы здесь никого не было? – сварливо брюзжала я.
- Но вы же есть…
- А если бы меня не было?
- Ну, кто-нибудь да и случился бы…
- Если бы, да кабы…, удивляюсь вам. Так и утонуть можно…
- Здесь не утонешь.
- В солёной тоже тонут. Да и простудиться можно легко, - зловеще вещала я.
- Здесь не простудишься.
- Ваши слова да Богу в уши…

Над озером пронесся холодный ветерок и, пошуршав сухими камышами залёг на ночлег. Бог, который до сих пор бродил в окрестностях,   стоял неподалёку, насмешливо наблюдая за нами.  Я поёжилась.
- Вообще-то я хочу извиниться…
Старуха, отвернувшись от меня, вцепилась за перила и, нащупав  галоши, пыталась втиснуть туда свою ногу. Я присела на корточки и молча стала натягивать на неё носки. Потом помогла надеть галоши, и поднявшись спросила:
- Вы меня не узнаёте?
- Узнаю-ю-ю, - насмешливо пропела старуха, - как же не узнать.
- Я очень рада вас увидеть снова, - соврала я.

- Неужели?
- Правда, правда, - горячо заверила я. – Я ведь так виновата перед вами. Вы, наверное, на процедуры шли, а мы вас с толку сбили. Испортили вам весь поход... Представляю, какое у вас было настроение, когда вы поняли, что мы дни перепутала.
- Настроение было – превосходное! – старуха задорно тряхнула головой и, в доказательство оного, ткнула мне под нос кулак с оттопыренным большим пальцем.
- Правда? – обрадовалась я. – Вы на нас не обиделись?

- А с чего мне на вас обижаться? – удивилась моя собеседница. – Наоборот. Вы доставили мне несколько приятных минут.
- Как это?
- А я знала точно, что пятница. Но когда вы так дружно  уверяли, что четверг, я подумала, что у меня уже и с головой проблемы начинаются. Но страшно обрадовалась. Ведь мне этот день еще предстоит прожить!  И когда в номер пришла, первым делом в свой календарик  посмотрела, вижу, что пятница, тоже обрадовалась.
- Чему?
- Тому что у меня, 98-летней старухи память лучше, чем у вас, молодых.

     Мы уже спустились с пирса. Она держала меня под руку, но не висла на ней, а просто шла рядом, крепко опираясь на палку.
-Меня зовут Елена Николаевна Томашевская
- А меня Лиза, -, досадуя, что сама не догадалась, представилась я. - А вы с кем здесь отдыхаете?
- Сама отдыхаю.
- А как добрались?
- Села в автобус и добралась.
- Не побоялись? - поразилась я.
- А чего мне, деточка, боятся? Я и смолоду ничего не боялась особенно. Теперь тем более.

Мне почему-то захотелось заплакать. Наверное, потому что  сама я была полна страхов,  которые  безуспешно пыталась побороть, убежав  в эту провинциальную глушь.
-А ты почему такая унылая?  Безответная любовь?
- Ответная, - неожиданно для самой себя призналась я. - В том-то и беда.
Она так резко остановилась, что я запнулась о её палку.
- Так это же прекрасно!
- Что прекрасного может быть в том, что  люблю человека существенно моложе?!
- Это просто сказка! Это так замечательно! Ты вся в меня! Не зря мы с тобой здесь повстречались!

Она просто приплясывала от восторга. Я, забыв о своих переживаниях, с немым удивлением смотрела на её радостное лицо.
- И на сколько лет?
- На десять, - опять впадая в привычное уныние, призналась я.
- Какая прелесть!
Я не видела никакой прелести в этой ситуации, по признавшись вслух о своих переживаниях малознакомому человеку, неожиданно почувствовала облегчение и необъяснимую нежность к этой неунывающей пожилой женщине.

- Мне так плохо от этого, - наконец-то обозначила своё состояние я.
- Ну как может быть плохо от любви? Какие вы, молодые, ещё глупые.
- Ну не так я и молода...
- Глупости. Когда вам будет 98 вы поймете, что  даже 50 лет это практически юность.
-  Хотелось бы верить.
- Я знаю о чём говорю. Я сюда приехала в первый раз, когда при восхождении на Эверест сломала себе ногу и руку. И знаете, в меня здесь влюбился лётчик. Ему было 37 лет.  А мне было 55 . Но это никак не помешало нам закрутить роман длиною в несколько лет.

- А потом?
- Потом мы остыли. Как-то враз, одновременно. Наверное, потому что слишком горели.
- Вот видите, - уныло сказала я.
- Вижу. Вижу перед собой унылую, глупую молодую женщину, которая боится любить, потому что...
- Потому что он уйдёт к другой, а я...

- А ты что думаешь, что твой сверстник или даже человек старше тебя не сможет точно так же поступить, если в его жизнь войдёт другая любовь? И почему ты думаешь, что именно ТЕБЯ разлюбят? Не допускаешь мысли, что ТЫ сама разлюбишь, увлечёшься кем-то другим? Или просто потеряешь интерес, остынешь?
- Нет, - безапеляционно заявила я. - Быть такого не может! Я себя знаю.
- Знает она! - хмыкнула Елена Николаевна. - Ты не уверена какой день недели идёт, а уверена в том, что знаешь себя.

- Я просто перепутала...
- Вот-вот. Не допускаешь ли ты, что и все твои убеждения, КАК должно быть в жизни и любви,  просто-напросто перепутаны. Признайся, ты просто заглядываешь в далёкое будущее и... боишься. Потому что труслива и самонадеянна. Ты думаешь, что ТЫ контролируешь свою жизнь, поступки и чувства...
- Да! Да я боюсь боли, боюсь, что потом будет плохо! - закричала я.
- А СЕЙЧАС тебе разве хорошо?

Я, словно с разбегу, ударилась о стену и растерянно призналась:
- ТАК плохо!...
- Вот видишь. Плохо. А СЕЙЧАС могло бы быть хорошо.
- А потом?
- Что будет потом не знает никто. Даже если и будет плохо, то это  будет другое "плохо" и ты сама будешь другая, принимая и проживая это "плохо"...

Мы подошли к корпусу.

- Спасибо вам, - сказала я и собралась уже идти к себе, но Елена Николаевна удержала меня за руку.
- Знаешь, я сюда приехала в последний раз, для того, чтобы снова пережить мгновения своей влюблённости, чтобы не роптать, впадая в уныние, а ЗНАТЬ, что жизнь способна одарить  радостью в ЛЮБУЮ минуту.  Надо просто уметь эту радость заметить и принять с благодарностью.
- Вы умеете?
- Я СТАРАЮСЬ...

Придя в номер, я набрала его телефон.
- Ну и где тебя носит?! Исчезла, по своему обыкновению, ничего не сказав! - закричал он в трубку. - Я чуть с ума не сошёл, разыскивая повсюду. Думал инфаркт случится и вместо ЗАГСа поеду в больницу или, того хуже — крематорий...

(Из цикла "Старорусские рассказы")