Ну што, какие новости вам роскозать, пока меня здесь не было, потомушьто парился в бане с Богом? Ветхий завет и все такое... Бог был похож на Стива Бушеми в островерхой войлочной шапке на голове, в рукавицах из человеческой кожи и с вениками во всех тридцати семи руках.
Сначала он для верности посмотрел на меня как солдат на вошь или как мышь на крупу, или как хохол на сало, потом сказал, что бояться могут (Angst haben) только бесстрашные (Furchtlose), а потом так жарко всыпал мне по жопе и другим местам, что я и думать забыл, кто здесь теперь Наполеон, а кто Барклай де Толли.
Еще какое то время у меня, просто всё болело включая спину, базальные ганглии и душу. А потом я видимо умер. Но смерть не является событием жизни: ее не переживают. Меня похоронили в сквере за баней под тазиком и сделали зарубочку на дереве, чтобы не забыть, где лежу.
А когда я воскрес или, метафорически говоря, восстал из мертвых или наоборот, я какое-то время соображал чо да как, кто я на самом деле - бабочка, которой приснилось, что она человек или человек, которому снится, что он бабочка? Потомушто мне было вообще пофик зачем и почему двинули копыта динозавры и саблезубрые кони.
А потом, спустя ещё семь тысяч лет, два месяца, семнадцать дней, четыре часа, 12 минут и 56 секунд, я вернулся к себе домой, с божьей помощью выпил водки, просветлился, сел в кресло-качалку, уставился неподвижным взглядом на море и понял, что чувствуют прекрасные девы. У меня, напремер тоже, онемело ротовое отверстие, езык и его сосочки, и во рту было так солончаково, словно туда херувимы стайкой поссали. Вдобавок, на всю эту героическую симфонию половодья чувств наложился полный разрыв дипломатических отношений между телом и мозгом.
А всё потомушьто по дороге из бани, по воле Господа я открыл для себя здесь неподалеку в ларьке семечьки со вкусом соли . И, пока шел, слузгал весь пакет, блять.