Иглы. Часть 1. Швея

Марина Клименченко
      Соавтор - Игорь Струйский - http://proza.ru/avtor/moykotenoktim


      Тот день не заладился с самого утра и насквозь пропитался болью. Я снова и снова натыкаюсь на остриё памяти, чувствую запах горя и вижу плачущую маму. Обнять бы её, утешить, прижать ладошки к влажным щекам, подуть на рану или приложить к ней подорожник. Глядишь, полегчало бы обоим. Но поздно, слишком поздно… А мне кажется, будто вчера всё было.

      ***

      Много лет назад я жил с родителями в небольшом сибирском городке, вдали от  остальной родни. Маме недавно исполнилось тридцать пять лет, а мне - целых восемь!
      Из наших двух комнат по-настоящему жилой была только одна, так как вторую, ту, что побольше, папа оборудовал под мастерскую. В ней он за денежку чинил телевизоры, утюги, проигрыватели и прочую технику, без которой не обходилась ни одна семья. Но это по вечерам, а днём отец работал механиком в автосервисе.

      За тонкой деревянной стеной ютились мы с мамой – папины нахлебники. Мне не нравилось, когда он нас так называл, но в общем все были счастливы, не зная нужды. 
      Мама делала вид, что не имеет понятия о моём страхе темноты и разрешала спать в её постели. Я держал свою слабость в строжайшей тайне и взлетал на седьмое небо, когда удавалось понежиться в тепле мягкого женского тела, прикрытого длинной ночной сорочкой. Засыпая под полуночные сказки, я был уверен, что мои сладкие сны никто не спугнёт.

      Отец посмеивался над нами и с намёком вывешивал на видное место армейский ремень с тяжёлой медной бляхой. Он уже который год собирался растить бесстрашного воина, однако не находил времени для моего воспитания.
      Если родители выясняли отношения, эхо раздора металось по всем углам, проникая даже в туалет и на кухню. Я с перепугу прятался под кроватью и сидел там часами, нос не высовывая.

      Моим надёжным заступником всегда был дед Яша - мамин папка. В Сибири именно так, просто и ласково, дети называют любимых отцов.
      После смерти бабушки, которую я совсем не помнил, печальный глуховатый и немногословный дедушка жил один. Как-то раз он глотнул стопочку горькой настойки, всплакнул и признался, что только дочка и внучок держат его на этой земле. Раньше работа помогала крепко стоять на ногах, но колхоз давно развалился, да и возраст расшатал здоровье – что ни день, то таблетки и микстуры.

      С юных лет до самой пенсии Яков Гурьев крутил баранку, то есть водил машины. Причём всякие разные – грузовики, легковушки, автобусы. Даже за руль комбайна или трактора мог сесть! Про моего деда-труженика рассказывали по радио и писали в газете! Фото, ровненько вырезанное из столбца статьи, висело на стене прямо над нашей с мамой коечкой.

      На радость старику я вполне осознанно мечтал стать шофёром, а недовольный папа, едва заслышав про мои планы, сводил к переносице кустистые брови и грозно приказывал выучиться на инженера. Затем вспоминал свои дворянские корни и ставил в пример незнакомых родственников.
      К счастью, время принимать решение ещё не пришло, и я с отцом открыто не спорил. За хорошее поведение в школе и дома он увозил меня на лето в деревню к дедуле. Мама брала отпуск и приезжала к нам на весь август. Вот было счастье! Оно повторялось год из года и казалось бесконечным.

      Однажды я закинул портфель в шкаф и засобирался к деду Яше. Уже представил, как мы рука об руку идём в лесок за грибочками или чуть свет спешим на рыбалку, едим клубнику, макая её в сметану и пачкая руки липким розовым соком. Потом загоняем в сарайчик кур и уток, выдёргиваем с грядок сорняки, ремонтируем лодку и старенький «Запорожец». Лучшего помощника у дедушки никогда не было! Я на все лады твердил об этом маме.

      Она улыбалась, кивала и что-то тихо напевала, штопая носки да брюки. Лишь на мгновение отвела взгляд за окно и увидела пошатывающегося пьяного отца. Взволновалась, засуетилась, губу прикусила, одежду смяла. 
      Одно неосторожное движение, и моя добрая швея дико вскрикнула - в её указательный палец почти наполовину вонзилась острющая иголка. Видимо, напёрсток где-то затерялся. Или не до него в тот момент было. 

      Я впервые увидел кровь очень близко и, даже не подумав о боли самого родного человека, в тошнотворной панике бросился вон из дома. Отсиделся на улице до озноба.
      Когда вернулся, мамин горемычный пальчик был плотно забинтован, но сквозь белизну бинта уже проступило алое пятнышко. Моё сердце испуганно выбивало барабанную дробь и чуяло ещё какую-то беду.


      Иллюстрация из сети Интернет.
      Продолжение - http://proza.ru/2021/07/27/344