Когда ему было двадцать лет, он составил план действий, как Лев Толстой. Там были такие пункты: к двадцати пяти годам выучить английский язык. Прочитать Байрона и Диккенса в подлиннике. Здесь же: каждый день уделять на изучение языка – 25 минут.
Видимо, ему очень цифра 25 нравилась.
Еще один пункт плана: тоже к 25-ти годам освоить альпинизм. Покорить какие-то там вершины. То есть он собирался заняться этим видом спорта. Хотел найти единомышленников. И покорить вершины.
А еще у него всегда была двойка по математике. Отсюда пункт: самостоятельно изучить математику и вплотную подойти к высшей математике.
Очень неплохой план. К двадцати пяти заговорить по-английски, цитировать Байрона, покорить горные вершины и разбираться в математике – царице наук.
А что вышло на самом деле? К двадцати пяти годкам он женился. Ему нужно было зарабатывать деньги: жена беременная. Поэтому он работал и в выходные. Очень уставал. Очень. Потому что нужно было осваивать профессию. А это требовало вдумчивости и усидчивости. А также внимания. Голова, конечно, к концу недели уставала, несмотря на молодость.
Так что математика показалась блажью, глупостью юного ума. Какая математика, когда в жизни полно других занятий?
В двадцать лет он накупил учебники английского языка. Еще было словари, разговорники. И записи диалогов, которые озвучили носители языка.
Всего около восьми разных книжек. Вместе с ними тетрадка. Исписано всего странички четыре.
И все это «богатство» лежало на самой дальней полке, чтобы на глаза не попадаться.
Конечно, ему приходилось много работать. Но, несмотря на работу, у него выросло предательское брюшко. Потому что работа сидячая. А еще он очень любил бисквиты и кексы с изюмом. Никакого спорта. Даже элементарной утренней зарядки. Так что и пики горных вершин остались там – в мечте – в романтической мечте. И в плане, который был написан на бумажке.
Еще прошло время. Родился второй ребенок. И обыденность с ее ежедневными одними и теми же заботами стала единственной реальностью. Сегодня то же, что вчера.
Когда ему исполнилось пятьдесят, он вдруг убедился: что-то случилось с памятью. Стихи, что учил раньше, – вылетели из головы. И он стал забывать фамилии писателей, артистов и государственных деятелей. Заговорят при нем о каком-нибудь фильме, он начнет строить фразу, и на фамилии артиста запнется. Начинает тянуть, как резину: «Ну, как его? Он еще в таком-то фильме играл? Рыжий такой»?
Его сын вырос. И он никаких планов не строил. Как отец, получил профессию. В юности подергался немного: мечтал о путешествиях, но родная действительность живо эту мечту придушила. А на смену путешествиям пришла обыденность: работа и дом. И зарабатывание денег. Они, конечно, с женой в Москву в отпуск ездили. Десять дней там провели. А так-то куда? Работать надо. Трудиться надо. И у него тоже брюшко, а на лице рождается – уже наметился – второй подбородок.
И вот мужчине семьдесят. Он с трудом ходит и тяжело дышит, потому что лишний вес. Он не может застегнуть на ногах зимнюю обувь - тяжело. Недавно под ним сломалось любимое кресло. Потому что оно веса хозяина не выдержало.
А его сын, по определению Чехова, как языческий бог. Он тяжел, смотрит тоже тяжело. И говорит тяжело – все тяжело. Жизнь, как говорится, для тела. И у его папы для тела. У обоих для тела.
Им нелегко живется: из-за девочки. Для одного – дочка, а для другого – внучка. А как иначе? Все для нее приготовили: и жилплощадь, и мебель, и даже жениха. Понимаете, все-все приготовили, чтобы она успешно для тела жила. Одевала его и кормила, прогуливала тело в магазины, и водила в парикмахерские. А она почему-то не захотела.
Она села и куда-то уехала. Только вот они названия вспомнить не могут – куда уехала. Надо в интернете посмотреть. И там, чего названия они не помнят, чем-то занялась. Каким-то делом. Делом, а не телом. И друзья у нее светлоликие. И она говорит по телефону, что ей очень хорошо. Ей интересно. И возвращаться не собирается. Она какая-то иная. Не в папу. И не в дедушку.