Реанимация. Рефлексия

Алиса Рымашевская
В ту смену мне показалось, что реанимация – это морго-хоспис, в который людей привозят умирать. Потом я поняла, что от смены к смене она предстаёт абсолютно в разных качествах и однозначный эпитет подобрать сложно. Иногда хоспис, иногда морг, иногда ателье по пошиву и крою из того, что осталось. Часто действительно реанимация, в которой людям спасают жизнь, вот именно «вытаскивают с того света». Часто место, в котором человек просто переживает период возможных осложнений после операции, которые так и не появляются или их своевременно купируют.

Ночью с 21 на 22 марта мне казалось, что не бывает такой смены, чтобы кто-нибудь не умер. Ты постоянно имеешь возможность видеть людей в агонии. Находиться в блоке интенсивной терапии ночью без дела невозможно. Нужно часами что-то делать без остановки или выходить в коридор. Поздним вечером, когда мы выполнили все назначения, я сидела за письменным столом с бумажками. Когда с бумажками всё было сделано, я поняла, что заниматься своими делами сидя в зале невозможно: в такие моменты как никогда сложно бороться с желанием взглянуть на всё происходящее глазами пациентов. Все из медицинского персонала, кто освобождается, идут в коридор, в котором стоят посты для врачей.

Не могу сказать, что там обратило на себя моё внимание первым. Первое – это такой сгусток большого количества впечатлений сразу, что становишься одним большим целым мышечным зажимом. Сразу очень собираешься и потом привыкаешь быть собранной всегда.

Врачей хирургов и реаниматологов видно сразу именно по собранности и часто цепкому взгляду. Медсестёр слабых женщин тут не бывает. Просто они сильные по-разному: есть грубоватые и житейски хитрые, есть более тонкие и проницательные. И те и другие дружат, потому что их объединяет содержание при разной форме.

Я понимала, что не нужно расслабляться, когда начинаются разговоры «за жизнь»: млеть и понимающе заглядывать в глаза. Всё это напрасная трата времени, потому что судить о тебе будут по тому, как ты поведёшь себя в критической ситуации и есть ли от тебя толк на деле. Случись серьёзная ситуация, а серьёзная ситуация может случиться в реанимационном зале каждую секунду, пока мы разговариваем – твоя собеседница быстро перестроится и среагирует в силу опыта. Пока не умеешь так легко лавировать, не стоит расслабляться с разговорами. Ты в любом случае по первости не сможешь так, как она, но хотя бы стараться надо. К моменту устройства на работу в реанимацию, я не имела иллюзий в виде стремления со всеми подружиться и всем понравиться. Более того, я понимала, что быть хорошей вредно – ведь на новом месте всегда находятся не только те, кто помогает, но и те, кто испытывает тебя на прочность.

Тем ни менее разговоры были и было их много в процессе работы. Старшая медсестра ставит стажироваться к более гибким и опытным членам коллектива, а такие люди всегда стараются сказать вступительное слово.

NEWSru.com//Новости в мире//Понедельник, 20 июля 2009 г.:

"Житель Пекина, пролежавший 13 лет в коме, неожиданно пришёл в сознание. Первым, что произнёс пришедший в себя мужчина, было имя его жены, - Ян Лиин. Супруга все эти годы ухаживала за ним, рассказывает Chaina Daily.

Китаец, имя которого не называется, впал в кому после отравления газом в результате несчастного случая. «Я никогда не думал сдаваться, ведь мы муж и жена», - говорит 51-летняя Ян Лиин.

Мужчина очнулся в июне, с тех пор его состояние несколько улучшилось. Он уже произносит некоторые слова и может самостоятельно есть".

NEWSru.com//Новости в мире//Четверг, 7 декабря 2006 г.:

"После десяти лет пребывания в коме пожилая китаянка по фамилии Чан очнулась. «В чувство» женщину привели любовные напевы мужа, с которым она вместе прожила полвека.

Пробуждение Чан немало удивило персонал госпиталя в городе Нанкин (Восточный Китай), где женщина находилась всё это время, сообщает China Daily.

Не поразился лишь муж пациентки 75-летний Ян. С 1996 года, когда с женой случилось несчастье, он ежедневно проводил долгие часы около кровати неподвижной супруги, напевая ей любовные песни собственного сочинения. Пара была знакома с детства.

«Я знаю, как она любила слушать моё пение, и это придавало мне уверенность в успехе подобной «терапии», - поведал журналистам Ян. Чудо, действительно, случилось. Как только он завершил очередную серенаду, женщина открыла глаза и тихо, но отчётливо произнесла его имя".

Нужно время втянуться в работу. Первый месяц-два в любой работе чувствуешь себя журналистом и каждую деталь рассматриваешь в лупу мысленного анализа. Это не потому, что твоё призвание стать писателем. А, потому, что любой человек в новых условиях становится немного журналистом. Спросить опытного слесаря, сантехника, бульдозериста, банковского служащего, повара: «Как это было впервые? Что запомнилось?». Банковский служащий расскажет об интригах в филиале банка. Сантехник повесть о борьбе с недисциплинированностью сменщика и алкоголизмом коллектива. Повар об абсурдности угроз увольнения за недовес порций салата на 5 грамм. Просто случилось так, что конкретно я в конкретно своей жизни оказалась связана с медициной и поэтому, рассказ мой об этом.

Я пожалела, что не находила возможности описывать свои впечатления после каждой смены сразу. С каждой новой сменой моё отношение меняется. В этом отделении, кажется, не бывает похожих смен. Меняются и оттенки атмосферы и степень моей привычки к этой атмосфере.

В эту смену никто не умер и никого не реанимировали. Я уже привыкла к тому, к чему думала, привыкнуть невозможно. Отсосы слизи из горла и трахеи, кормление манной кашей или бульоном через желудочный зонд, процедуры с мочевыми катетерами, мешочки для гноя из трахеи, мешочки для мочи – всё это перестало пугать моё воображение. Переступив через себя пару раз, я уже спокойно включаю отсасывающий аппарат и санирую трахею, глотку через воздуховод.

Да. Итак в эту смену никто не умер и никого не реанимировали. Были другие поводы много побегать: были перемещения больных. Приём пациента или его перевод в другое отделение – это тоже много напряжения. Врач сообщает о переводе, всё остальное делает медсестра.

На практике в других отделениях время текло медленнее. Здесь смена проходит так быстро, что не успеешь сделать вдох-выдох, как всё уже прошло.

И после смены вне больницы долго ещё находишься в состоянии сосредоточенности – невозможно расслабиться. В ночные смены, даже если до шести утра есть возможность поспать часа два – спать невозможно, потому что постоянно находишься в режиме боевой готовности. Девчёнки отправляли меня как-то поспать ночью, но я поняла, что легче уже идти в зал ко всем, чем так спать. Лежишь как одна целая напряжённая мышца, в любой момент готовая встать и бежать менять капельницу.

В этом отделении проблемы усталости от частого хождения пить чай не стоит. По поводу отлучения в туалет или поесть, существует целый регламент. Он соблюдается.

Здесь нет такого, чтобы вначале ты от испуга понапрягалась бы, а потом оказалось, что всё просто. Нет. Здесь напрягаться надо всегда: и в начале, и в середине, и когда сдаёшь смену.

На практике в гнойной хирургии местами я видела профессиональное выгорание, когда медицинские работники не просто на словах позволяют себе бравировать залихватской грубостью, а и на деле могут выполнить какую-то манипуляцию грубо. Здесь же другое. Врачи просто выматывают медсестёр дотошностью и въедливой требовательностью. Мелочей не бывает. Успеть сделать всё, можно только при старании обладая ещё и сноровкой. Одного старания мало.

Здесь высокая ответственность как повседневный элемент работы так велика, что лечение и уход будь-то бичей, будь-то социально благополучных людей осуществляется одинаково качественно. Над первыми больше иронизируют, но фактически выполняют полный объём процедур. Те из них, которые приходят в сознание, по-моему, удивляются, сколько вокруг них суеты. Многие из них, я догадываюсь, никогда в жизни не видели вокруг себя столько суеты, сколько видят её здесь. Если запись амбулаторных пациентов на платный приём к некоторым специалистам так велика, что идёт только на следующий месяц, а пациенты стационара приходят к кабинету врача и сидят в очереди часами, то к пациентам реанимации все специалисты с передвижными установками аппаратов приезжают сами.

Представьте себе человека без определённого места жительства, подобранного в подъезде, не то, что без медицинского полиса, а даже и неизвестно с каким именем и фамилией, к которому по очереди приезжают специалист-рентгенолог с передвижным аппаратом, эндоскописты с аппаратом для ФГДС, медсестра из кардиологии делать ЭКГ и, в итоге, хирург, который, я не знаю что именно, зашивает у него в брюшной полости.

Те из них, кто в сознании, явно подавлены таким количеством внимания и смущены им.

Работа в реанимации предоставляет много возможностей увидеть психоз у пациентов, лишённых привычного образа жизни в жёсткой форме. Это бывают не только психозы, но и простые нервные срывы у относительно стабильных пациентов от необходимости лежать, слушать чужие стоны и невозможности покурить или выпить алкоголь.

Думаю, что если задаться целью взять интервью у всех 24 медицинских сестёр этого отделения, то можно было бы создать сериал ярче и жёстче всех существующих сериалов на медицинские темы.

Сюда попадают люди после инфарктов, инсультов, операций, аварий, после отравлений алкоголем и наркотиками, после попыток самоубийства. Весомая часть состояний сопровождается психозом.

Утром – в разгар рабочего дня – такая интенсивность физической работы, что начинаешь ощущать себя конвейером на заводе по залатыванию людей. Наблюдаешь пик человеческих страданий каждый день. Слава Богу, что особенно нет времени вдумываться сразу. И, потом, ты работаешь с полной отдачей, делаешь всё возможное из того, что от тебя зависит, поэтому испытываешь радость и чувство преодоления, когда есть положительный результат. Тогда жалость и волнение за судьбу пациента сменяется облегчением. Первые смены я думала: «Господи, как же это можно выдержать, если каждый день?!». В такие моменты меня утешала спокойная уверенность бывалых опытных медсестёр.

Вчера 30 марта это снова были новые ощущения. Мне уже было почти плевать на рефлексию про милосердие и прочие высокие фразы, потому что со мной решили провести учения в условиях, приближенных к полевым. По принципу: представь, что тебя оставят одну. Часа на два в середине смены медсестра, к которой я была прикреплена, ушла на конференцию.

Два пациента из четырёх задыхаются хрепят, у другого капельница заканчивается, у третьего уже ушла. Надо высосать аппаратом слизь изо рта и интубационной трубки у тех, кто хрипит, а их двое, и задыхаются они одновременно. Восстановить уровень в капельнице и поставить новую, которую ещё нужно приготовить. Сделать уколы по времени, которых у каждого из троих по два-три. И каждое это маленькое действие записать в дневник динамического наблюдения и ещё в определённый журнал. Потому что, если не записано, значит не сделано.

Приносят результаты анализов, которые тут же нужно записать и вклеить. Кому-то нужно выписать новые и отнести в лабораторию. Параллельно нужно выполнять назначения со слов врача и каждую минуту ждать поступления нового пациента, потому что одна четвёртая кровать не занята. А, приём нового пациента – это приём нового пациента. Это значит, что нужно подключить его к диагностическому аппарату, к аппарату подачи увлажнённого кислорода, вставить мочевой катетер, взять кровь для анализов, почти всегда ассистировать доктору в выполнении специальных манипуляций, всё – каждое движение - записать в соответствующие медицинские документы, и, возможно, тут же больного реанимировать, что само по-себе уже отдельный комплекс мероприятий. Но, главное, что всё это делается быстро-быстро и без отрыва от ухода за остальными тремя пациентами.

Меня раздосадовали две молодые сестры, с которыми я работала сегодня. Та, к которой я была прикреплена, просто наслаждалась ролью «деда». Вначале, несколько смен назад, мы чудесно подружились, и она очень весело предупредила о том, что первое время на меня все будут орать, шикать, цикать и доводить до слёз. Спустя некоторое время, она уже со знанием дела, как будто по-другому быть не может, начала меня «строить» и где надо, и где можно было бы промолчать, прямо таки наслаждаясь из-под тишка. Я молчу. При всей своей вредности, по временам они помогают и учат. Они тоже это понимают и местами пользуются. Я понимаю, что они понимают, но ничего сделать не могу.

Вот эти две вредные девочки пришли в отделение после того, как месяц или даже два, проходили здесь практику ещё учась в колледже, таким образом, что ко времени стажировки, они уже многое знали. У меня была другая ситуация. Две смены я только привыкала к ужасам этого отделения со спёртым в зобу дыханием, выполняя только элементарные действия под контролем дежурной медсестры. Любой медсестре легче быстро всё сделать самой, чем объяснять и показывать. Поэтому нужно иметь упорство в том, чтобы надоедать вопросами и активностью в постижении техники выполнения манипуляций. И это постоянный бартер: чем больше времени тебе что-то объясняли, тем больше черновой работы ты должна сделать взамен. Муравейник – рука руку моет. Можешь не делать – буквально никто не просит – но и попросить тебе помочь показать научить в следующий раз не сможешь.

Здесь очень много зависит от коллектива. Потому что по поводу любого отклонения от ровного ритма работы, если, конечно, экстренная ситуация не возникает в разных блоках одновременно, собирается вся смена сотрудников. Приём пациента, его смерть или перевод в обычное отделение с улучшением, психоз, реанимационные мероприятия требуют одновременного выполнения нескольких действий, которые одной сестре выполнить невозможно. Все быстро сбегаются, быстро делают каждый что-то одно и быстро же разбегаются по своим блокам отделения. Остатки работы медсестра, в блоке которой всё случилось, доделывает сама.

М.Г. сказала мне о том, что я и сама уже поняла к тому моменту. Есть сёстры, которые стараются запоминать имена пациентов, переписывают на бумажки с назначениями по каждому пациенту фамилию с именем. Она принципиально этого не делает. Если надо, может посмотреть в истории болезни. Ни имени, ни места работы, ни семейного положения. Она писала только фамилии. Вначале привязываешься к пациентам. Когда душераздирающие картины и драматичные судьбы начинают проходить перед твоими глазами калейдоскопом каждую рабочую смену, начинаешь беречь свой эмоциональный ресурс.

Новости NEWSru.com//Новости в мире//Пятница, 23 декабря 2011 г.:

"Житель американского штата Аризона 21-летний Сэм Шмидт вышел из состояния комы всего за 1 час до того, как медики планировали отключить его от аппаратов искусственного обеспечения жизни.

Студент университета Аризоны получил тяжелейшие травмы во время автомобильной катастрофы в октябре 2011 года. Медикам не удалось вывести его из состояния комы, и они констатировали у юноши смерть головного мозга.

Родителям Сэма в середине декабря предложили подумать об изъятии его внутренних органов для донорских целей, а медперсонал госпиталя стал готовиться к отключению безнадёжного пациента от аппаратов искусственного обеспечения жизни. Всего за час до окончательного консилиума врачей Сэм подал признаки жизни, пошевелив пальцами рук, а за тем стал реагировать на обращения, после чего очнулся.

«Я чувствую себя хорошо, хотя всё ещё в кресле-каталке. Это чудо, настоящее чудо!» - сообщил в пятницу телеканалу АВС вернувшийся к жизни Сэм.

Его состояние настолько улучшилось, что врачи подумывают отпустить пациента домой отпраздновать Рождество".