Кисейная барышня

Виктор Пятница
     Разнесчастный Кеша, шести лет, стоял в углу и хлюпая носом, ковырял пальцем в стене, делая дырку ещё больше.
   — Мам, а мам, почему ты не любишь меня?…
   Спицы молодой матери на миг замерли и она кинула быстрый взгляд на сына. Затем, чему — то улыбнувшись, вновь взялась за вязание.
   — Сынок, дорогой, откуда ты взял такое? Люблю!… Ещё как люблю, ведь ты мой сын и единственный мужчина в нашей семье…
   Кеша всхлипнул носом ещё горше.
   — Если любишь, почему ставишь в угол, а иногда и лупаришь ремнём? Вон соседского Мишку, он тоже разъединый ребёнок в семье, никогда не наказывают… — чтобы не сделал… Конфеты, игрушки любые — пожалуйста. А мама егошняя, никогда не даёт его в обиду — ни перед кем. Вот это любовь!
   Уверенный в своей правоте, сын захлюпал носом усерднее.
   — Любовь сынок, каждый понимает по своему. Конечно — же я люблю тебя, кровинушку свою. Порой и наказываю, потому — что люблю. Хочу чтобы из тебя вырос настоящий мужчина, а не «Кисейная барышня».
   — А кто такая, «Кисейная барышня», мам?
   Молодая женщина слегка улыбнулась.
   — Так образно говорят, Иннокентий, когда хотят подчеркнуть пустоту и никчемность человека. Ты ведь не хочешь быть такой… — мама быстро поправилась, — Таким человеком?
   Сын отрицательно замотал головой.
   — Так вот, сынок, жизнь это не сплошной праздник и за всё нужно платить… Ну а чтобы платить, надо заработать. У каждого человека в жизни есть свои обязанности. У маленького, как ты — маленькие. Будешь подрастать, значит и обязанности возрастут, тем более ты у меня единственный помощник и опора. Я ведь могу на тебя надеяться, как на защитника слабой женщины? — она вновь, теперь более долго посмотрела на прекратившего шмыгать носом, сына. — А то что наказываю, так это любя, для твоей - же пользы — всё по справедливости… Ты не ответил сын — могу надеяться на тебя? 
   Кеша утвердительно кивнул головой. Затем подошёл и крепко — крепко, насколько позволяли детские силы, обнял маму.
    — Прости мама! Вот увидишь мама, я буду тебе настоящим помощником и защитником, а не какой — то «Кисейной барышней»…

   Прошёл не один десяток лет. Молодая женщина давно превратилась в благообразную бабушку. Теперь она вязала почти не прекращая. То носочки внукам и правнукам. То сыну, по старой памяти свитер или любимой сношеньке модный жакет.
   Кеша — же, был седовласым Иннокентием Петровичем и руководил огромным заводом.
   Однажды он тихо подошёл к маме сидящей в кресле и приобнял её. Спицы приостановили свой быстрый бег.
   — Мам, ты помнишь Мишу из соседней квартиры?
   — Как не помнить… Жаль, что у них всё покатилось кандибобером, после его первого…
   — Кражи мама — кражи. Сколько лет прошло… Недавно узнал, что он так и умер в тюрьме. Вот тебе конфеточки и игрушечки…
   Мать с сыном не размыкая объятий — задумались.
   — Давно хочу сказать тебе, мама… — прервал молчание Иннокентий. — Спасибо тебе, родная за всё! Что не дала мне вырасти «Кисейной барышней»!…
   — Ишь ты… А ведь запомнил — на всю жизнь.
   Вновь повисшее молчание не тяготило. Оно  было пронизано заботой, доверием и любовью. От него становилось теплее и нестерпимо хотелось жить дальше...