Вера. Что такое вера? Образно говоря, вера есть корпус, обитель, крепость или бастион духа. Она является местом духа в бездуховном. Дух всюду, везде, во всем, но все не является духом. Как свет во тьме светит. Так дух живет в том, что существует, а существует материя, материальное. Другими словами, как у материи есть тело, так и духа есть тело. Что у него за тело? Это дело, это воля. Духовное тело до разумно, если под разумом разуметь, понимать понимание в понятии. Понятийное понимание логично, устроено как последовательность, имеющая начало и конец. Воля же не имеет начала и конца, она беспредельна, то есть, безначальна и бесконечна. Она есть то же самое, что разум, только разум без рассуждения как интуиция. Интуиция есть образ веры в уме. Это его надежность, основательность, которая сознает себя в доказательстве, в аргументации. Основательность знает себя со стороны как обоснованность. Вера опирается на саму себя и есть поэтому вера в саму веру. В ином, со стороны она теряет себя как интуиция и становится рассуждением, дискурсом, находя себя в доказательстве, аргументации, занимаясь обоснованием самой себя как веры.
Таким образом, в свернутом виде, в себе разум является волей в качестве его напряжения. В этом смысле воля есть импульс ума. Развертываясь в заданном идеей направлении воля становится рассуждением. Выходя из себя, экзистируя, человек демонстрирует, доказывает, аргументирует то, что желает. Рассудок позволяет ему осознать свое желание и добиться его удовлетворения. Поэтому воля заводит человека, а рассудок его направляет. Дойдет ли он до пункта назначения зависит от силы воли, напряжения ума и его умения находит минимальный путь к максимальному достижению.
Воля интуитивна, она является как вера. Как вера во что? В то, что представляется человеку разумным, имеющим смысл. Что имеет смысл и что есть смысл? То, что важно человеку, от чего он зависит и к чему относится. К чему в вере относится человек? Он относится к тому, от чего зависит? От чего же он зависит? От всего, от мира в целом. То, от чего он зависит, к чему относится, что имеет для него смысл, человек называет «богом». Поэтому не случайно, еще древний человек стал отождествлять бога с миром. Бога в мире он видел в качестве одного целого, частью которого является он и все остальное.
Естественно, все в целом увидеть нельзя, ведь можно видеть, внимать, иметь дело только с частью этого целого. Поэтому Бог стал выделяться из целого в качестве того, что невидимо и находится от всего отдельно. Так, логически рассуждая можно понять как Бог стал пониматься в качестве того, что порождает все как одно, с ним полностью не сливаясь и из него выделяясь. Вера заставляет человека тянуться к богу, вытягивая себя из всего. В вере человек начинает осознавать самому себя, в нем пробуждается воля к самоопределению относительно бога как предела волеизъявления. Заявляя о себе, человек обнаруживает себя как Я – феномен воли. Человек являет себя на фоне мира, существует в нем уже сознательно, разумеет себя, обладает самосознанием и в нем собой. В фокусе он сам на фоне мира. Но кто или что задает этот фокус? Бог как толчок, как импульс воли, толкающий его навстречу миру, на свету, оставаясь за его горизонтом в тени.
Философия и идеология. Трудно занять философскую позицию, когда находишься между двух огней идеологии официоза и оппозиции ему. Взять того же «властителя дум» Карла Маркса. Он отказался от философской позиции – относиться к идеологическому спору философски, отстраненно, быть над схваткой идеологических противников. Он принял одну позицию, объявив ее революционной, прогрессивной, а другую реакционной, регрессивной. Его позиция является подлинной научной и есть так называемая «научная идеология» (что за бред!), а вот противоположная позиция есть выражение идеологического фетишизма, есть магическая, мифическая идеология. Маркс от созерцания, от медитации (размышления) переходит к идеологическому представлению и политическому действию, полагая его истиной представления и понимая философию не как медитацию, а как руководство к политическому действию – классовой борьбе с противником. Это и есть кредо марксиста – его партийная линия, о принципе которой все уши интеллигенции прожужжал его российский последователь Владимир Ульянов, по прозвищу (партийной кличке) «Ленин». Это так называемый «принцип партийности» в философии. От него, от его действия в русской (советской) философии самой философии не осталось ни на йоту. Так что же там было? Идеология, «научная идеология» стопудово. Принцип партийности имеет место, логически или концептуально уместен, имеет смысл, если речь идет не о самой философии, философском (мысли) отношении к жизни, а о политическом использовании, приложении, применении философии. Это не теоретическая практика, а инструментальная теория.
Мировой заговор. Вот говорят о мировом заговоре конспирологи. Пусть говорят. Есть ли то, о чем они говорят? Конечно, есть. Причем есть от века. Но то, что они говорят, естественно, не соответствует тому, о чем они говорят. Почему же? Потому что они не просто не дальновидны, но и не предусмотрительны, не способны предвосхитить то, что было, есть и будет.
Мировой заговор – это заговор против мира. Заговором против мира является война, если мир понимается как противоположность войне. Война – это состояние борьбы, движения, а мир – состояние покоя. Весь мир, весь свет находится в покое в целом, тогда как в частях двигается, борется за оптимальное или лучшее место в составе целого. Как это можно скрыть?! Реально идет война между частями мира. Но в целом она уравновешивается, создавая видимость мира в качестве покоя. Если только это – мировой заговор, то ладно, понятно. Здесь под миром понимается высшая точка равновесия, покоя всего сущего в целом.
Другое дело, если под миром понимается мир людей. Как можно от них скрыть то, что между ними идет борьба не на жизнь, а на смерть, на взаимное истребление друг друга?! Просто они не могут все разом истребить друг друга и поэтому истребляют по очереди, чтобы сама война продолжалась и тем самым поддерживала мир, сохранение человечества. Здесь получается следующее: война ведется ради мира. Тогда под мировым заговором можно понимать заговор против тех, кто борется, против партии войны, ведь они воюют против войны, когда идет война за мир.
Другими словами, любая война заканчивается миром. Исход войны: пиррова победа или поражение для агрессора. Не может быть правой одна сторона. Если правы обе стороны, то нет никакой войны. Если не правы обе стороны, то идет, продолжается война до победного конца, - поражения обеих. Если не права одна сторона, то другая тоже виновна, но по своему, - по причине слабости, спровоцировав более сильную сторону на нападение. Правда, бывает случай, когда сильный не реагирует на нападение равным или даже менее сильным. Почему? Потому что занят более важным делом, например, миром. Тогда он пытается умиротворить того, кто пытается на него напасть. Таким образом его могут уничтожить. Но тем лучше: ему не будет здесь места, но оно найдется в другом месте, - там, где нет борьбы. Но там, где нет борьбы, нет и мира. Значит, ему найдется место там, где нет места местам. Это где же? В нигде. Вот там ему самое место. Ему место там, где нет мест. Но если нет мест, то нет и ничему места. Ни «где» – это не для ни «что», а для «ничто». Но там, в не там, нет и ни когда. Не здесь – это там. Но там то же самое, что здесь. Здесь мир, значит и там мир. Но если не мир, то ни «где», следовательно, нигде. Так же обстоит дело и с ни когда. Результат: никогда. Тогда никогда и нигде соответствуют ничто. Ничто – это сущность никто. Следовательно, тот, кто не хочет двигаться, изменяться, бороться, воевать, становится никем, то есть, уже не становиться, разрушается, исчезает. Он находится в вечном покое, то есть в ничто, формами которого являются нигде и никогда. Его способ существования не движение, а покой. Содержание – ничто. Никто есть ничто нигде и никогда.
Мы уже умозаключили, что мир в целом есть покой, - покой относительный, а не абсолютный, ведь все находится в движении. Где и когда нет движения в ничто. Ничто кого? Никого. Значит, ничто никого есть обратная сторона мира как войны. Там на обратной стороне вещей никто не воюет, потому что там никого нет. Нельзя не воевать все время в этом мире, а другого для нас нет, ибо время есть изменение, борьба времени с самим собой. «Кто» борется с другими за место и время, чтобы успокоится. Но когда он успокоится, то исчезнет, станет никем, не похожим на других, которые борются друг с другом. Ему не станет место между ними и рядом с ними. Те, кто борются, могут заключить мир друг с другом. Но для чего? Для того, чтобы бороться вместе против других. Даже относительно себя они не находятся в покое, ибо меняются, становятся лучше или хуже. Если борются с собой ради того, чтобы стать лучше, то живут, если не борются, то им становится хуже до того, что они исчезают и превращаются в других.
Поэтому единственный выход не из борьбы, а из ничто, - это превращение в другого для борьбы. Если хочешь мира, жизни, то борись, меняйся, изменяй себе, превращайся в другого. Парадоксально будь, то есть, будь Протеем – любым, только не собой. Быть собой – значит не быть собой. Будь самим собой – это принцип тех, кто стремится в ничто, чтобы быть никем. Они думают, что стоят на своем. Вот их и «водят за нос» другие как «слепых котят». А почему? Потому что они не видят дальше собственного носа, личного Я, забывая о том, что где есть Я, есть и не-Я и есть в нем самом, в Я. Я есть не-Я. Теперь понятно против кого идет война, складывается мировой заговор? Против Я, против каждого, у кого есть Я. Они хотят стереть Я, стереть тебя в ничто из-за этого Я, на котором и за который ты стоишь горой. Герой! С дырой – не-Я.
Инверсия власти. Уже воочию могут наблюдать и духовно слепые изменение стратегии мировой власти, которая от политики нагнетания страха с начала нулевых годов перешла к политики болезни. Она пытается теперь управлять не только и не столько страхом, сколько телом человека при помощи современной биоинформационной (генноинженерной) сетевой нанотехнологии. По мнению этой власти, не знакомой с азами мышления, такое управление более эффективно. Просветительский проект управления человеческим телом через сознание остался на бумаге. Оно и понятно. Ведь весь XX век – век объявления человека человеком-массой - его стращали мировой, массовой войной. Ну как, скажите на милость, благоразумные читатели, в таких объективных условиях у современного массового человека может зародиться хоть толика сознания? Разумеется, никак! От эпохи Просвещения осталась одна идеология как ложное сознание, дурное представление своего места в жизни. Но это все же хоть какое-то, пусть иллюзорное, но организованное представление, организованное так, как это выгодно организаторам, выдающим его за собственное представление организуемых, а не какая-то бессознательная ментальность, то бишь, коллективное бессознательное, «народная психология».
Теперь уже стигматизируют не тело, как это было в «веселой древности» или в мрачном средневековье, когда политика управляла человеком смертью тела на потеху публике в цирке или для спасения души на костре, но и не сознание, как в эпоху Просвещения, начиная с конца XVII века и до конца XIX века, в целях управления человеком уже жизнью сознания. Тогда что же? Управление всем человеком, конечно, с акцентом уже на его животный инстинкт выживания. Такая политика всегда работает и тем более, когда стала глобальной. Чего человек боится больше всего? Смерти. Что ведет к смерти? Болезнь. Так надо управиться с болезнью, использовать ее, еще лучше, - создать, чтобы леча от нее при помощи стигматизации тела и души уколами науки и идеологии (пропаганды и агитации) полностью управиться с человеком, произвольно регулируя его число при помощи числа, цифры, кода, его кодируя. Человек стал не просто капиталом, а пустой цифрой, короче, нулем, отрицательным, комплексным числом в базе данных информации. Как всегда им можно пренебречь в расчетах. Но счет идет уже по крупному. На карту поставлено все человечество.
Правда, те, кто затеял это, не думают, - они не умеют, да и не желают это делать, - что власть над всем как ничем есть власть ничто, ничтожная власть, власть как ничто. Если это так или так будет, то ее нет вовсе или не будет. Но есть те, кто воспользуется человеческим сумасшествием. Это далеко не люди, которым никаких людей уже не нужно. Люди нужны были только против людей.
Болтуны и пачкуны. Болтуны – это те люди, которые заняты разговором. Так их зовут те, кто занят делом. Людей дела, в свою очередь, обзывают дельцами. Кто их так зовет? Бездельники или те, кто работает из одного интереса без привходящего. Еще есть такие, которые заниматься описанием. Их обзывают пачкунами. Кто? Безграмотные люди. Кто может совмещать в себе такого рода занятия, противоположные друг другу? С точки зрения обывателя или, другими словами, бытового человека только такой человек, который соткан из противоречий. Кто это? Это философ. То, что философ по-своему относится к жизни, - по-философски и полагает такое отношение практическим, - обыватель признает теоретическим и утверждает, что философ практичен лишь чисто абстрактно, на словах. Для него – это не дело философствовать, то есть, заниматься философией, в жизни. От такого занятия нет никакого толка и пользы. Им могут заниматься только бездельники. Впрочем, еще те, кто пачкает бумагу. Как правило, обыватель не прочитал ни одной книги в своей жизни. Но если и прочитал, то только в школе, в которой ему силком вколачивали в голову взрослые книги, доступные для понимания культурно развитых людей. Таких трудно найти не только среди школьников, но и учителей.
Традиционно настроенные люди не то, что против философии и философов, но они полагают, что философией следует, точнее, можно заниматься после настоящей, полезной работы, когда человек отдыхает. Как можно отдыхать? Естественно, можно развлекаться либо, вообще ничего не делать. Можно, конечно, заняться домашними делами, бытом. Ими, в основном, и занимаются бытовые люди. Но на худой конец можно заняться и «чудесами», так называемыми «увлечениями», или, короче, «хобби». К такого рода необязательным, бесполезным занятиям чаще всего относят и философию.
Если посмотреть на философа со стороны, то можно заметить, что он либо сидит сиднем или стоит, а порой лежит в одной позе и ничего не делает. Обывателю больно смотреть на такого человека, который, вообще, ничего не делает, - даже не развлекается. Лишь отделывается, чтобы от него отстали в его оцепенении объяснением, что он думает, размышляет или, наводя еще больше тумана, медитирует. Вот больной на голову! Известно, чем нормальные люди заняты мыслями, когда справляют свою нужду. Они мучительно, страдательно их выделяют. Там мыслям самое место. Мысли – это самое («прилипнут – не отлипнут»), а вот числа, цифры, слова полезны и в жизни пригодятся. Эти философы по уши, мягко говоря, засорились мыслями. Одни мысли на уме! Другое дело, полезно подумать, одновременно экономя время на мысли и делая свое дело.
Как можно так, как философы, жить? Для примера можно вспомнить любого йога или Сократа, или, наконец, Декарта. Правда, последний, казалось бы, в меньшей мере философ, чем тот же самый йог. Но это одна видимость. И не стоит доверять его словам. На словах Декарт чаще занимался наукой, чем философией. Он говорил о том, что начинающий философ подобен геометру, математику своей установкой на ясное и отчетливое внутреннее восприятие, которое изначально, полно, цело, непротиворечиво и независимо в качестве аксиомы. Такая настроенность на ясность и очевидность мысли настроила его на утопический проект перевести сложный ход мысли на простой лад измерения и вычисления. Ведь сложное следует упростить, чтобы получить искомый результат. Какая польза от витания в облаках? Человек не ангел и должен жить на земле. Но как Декарт не изощрялся в мыслях и не упрощался в числах, он, как, впрочем, и все прочие, так и не смог превратить философию в науку, в математику и тем самым оправдать ее. Но его метод медитативной настройки научного аппарата познания вошел в массы научных работников. Значит, все же можно с умом распорядиться своим умом. Не то другие, уже не научные, как Декарт, философы, а ученые… философы. Они не искали истину, они ее нашли. Точнее говоря, ее нашли другие. Они нашли истину в трудах таких поисковиков, как Декарт. Они ее прочитали и стали осуждать то, что прочитали. Читали то они одно и то же, но нашли разное. Их ученое толкование стало расходиться с научным. Почему? Потому что изложение поисковиками (искателями) своих поисков было ответом на их ученое незнание. Ответом же на что является толкование ученых философов? Научно ли оно? Да, в своем изложении, а в поиске? Исследовательская работа предполагает, как выражались наши просветители, «езду в незнаемое», то есть, путешествием по незнакомым местам и временам. Чо же мы видим здесь? Известное. Значит, если есть у них философия, хотя бы с вершок, со слезу, которую кот наплакал, то она может заключаться только в том, как известное сделать неизвестным, как из него известного извлечь то, что чего в нем нет, - неизвестного. Ну, я не знаю, какой для этого нужен талант! Кстати, на это еще на заре философии намекал один из семи древних мудрецов Эллады Клеобул из Линда, что в Ионии. Предание говорит, что он находил скрытое в открытом. Истину не скроешь. Оказывается то, что нам открыто, - то для нас скрыто, ибо мы ищем за тем, что нам явлено, то что от нас скрыто, перескакивая с явленного на неявное. Между тем стоит присмотреться и увидеть то, что открыто, является непотаенным, но как раз этого мы и не видим. Бог ничего не скрывает, - Он открыт. Но именно поэтому мы Его и не видим, ограниченные самими собой перед Безграничным.
И все же не только ученые, но и научные философы не вполне философы, ибо заняты не самой философией, а нечто иным, что может стать знаемым, познанным и понятным с помощью философии. Ученые переполнены, перегружены знаниями и пытаются облегчиться, поделиться с ними со своими учениками. Когда я вижу ученого, то сразу теряю всякий интерес к их занятию, потому что там нет ничего, кроме знания, там нет места для меня, но есть место во мне для знания. Поэтому не следует пренебрегать знанием, но опасно и обратное, - не нужно им соблазняться, ибо оно, потеряв меру, как и всякая иллюзия, способно сбить с толку.
Философия же остается в тени незнания. Правда, может быть, так, что само незнание может стать стимулом мышления. Не знание, а, наоборот, не знание может подтолкнуть человека задуматься над тем, что именно он не знает и почему не знает. Зачем он не знает? Например, затем, чтобы подумать. Знание лишает мысли, обезоруживает нас. Знание тогда нас увлекает подумать, когда является целью познания, а не его основой. Основой познания является мышление, необходимое мыслителю, не ученому, поэту и тем более обывателю, для того, чтобы заняться изучением, исследованием всего с себя.
Формальное и не-формальное или содержательное образование (читая В.В. Розанова). Можно согласиться с Василием Васильевичем Розановым в том, что есть разного рода образования. Есть образование формальное. Оно образует ум, научает человека думать о чем угодно, не связывая его предметом. Есть и содержательное образование, предметное. Оно питает душу и наполняет тело не как, а чем, не мыслями, а знаниями природы вещей. И то, и другое образование нужно человеку, чтобы жить в мире людей, которые заняты делом. На моем веку были как сторонники одного образа обучения, так и другого. Так, например, один мой товарищ, даже друг, скажу больше того, единомышленник говорил мне, как и всем прочим, что он не предметник, а мыслитель. Правда, одновременно он замечал, что мыслит предметно. Ему не важно думать о том, о чем думали другие, как Платон, Декарт, кант или Гегель. Ему были важны мысли, а не они сами. Для него они могли быть переменными – x, y, z. Главное, что можно было под эти переменные подставлять свои мысли, которые он находит в их трудах. Если он встречал у них свое, то развивал его с учетом того, что не только он додумал до того. Вот чем для него было предметное сознание и мышление. Почему он так делал? Естественно, потому что был эгоцентриком и признавал свое Я универсальным Я. Оно то же самое, что у прочих мыслителей. Так зачем же изучать то у них, чего нет в тебе?! Оно не важно для собственного развития.
Я думаю иначе. Конечно, мне важно содержание того, чего я занят. Я занят философией. Для меня имеет значение то, что подумали о том, что мне важно те, кого называют мыслителями. Ведь я думаю о том же, но могу думать не то же самое. Мне равным образом интересно как то, что я нахожу у мыслителей, прежде того уже найдя у самого себя в мыслях, так и то, чего в себе я не нашел, не могу найти без помощи других, которые уже нашли. Есть и то, что я наше в себе, но не нашел в других, но продолжаю искать для того, чтобы увериться в том, что я такой же, но не то же самое. Мой же друг полагал, что он не такой, но тот же самый. Я не претендую на то, чтобы быть исключением. Мое Я – мое, а не другого. Есть универсальное Я и им не является ни одно Я, входящее в него, а вот оно, это универсальное Я есть не только Я любого, но и нечто большее, чем любой кто.
Исключения подтверждают правила. Для чего нужны исключения? Естественно, для того, чтобы подтверждать правила. Только правила имеют значения. Исключения имеют смысл не сами по себе, а только в отношении к правилам, которые они исключают. Исключения осмыслены; они есть условия возможности установления и действия по правилам. Правила же бывают самозначными, если они правильные. То есть, правила бывают правильными или не правильными. Но неправильные правила самопротиворечивы. Как только устанавливается их неправильность, то они становятся уже не правилами, а исключениями из них. Они являются их границей, где уже правила не действуют. Что же находится за границей действия правил? Это хороший, это интересный вопрос. За границе правил существует езда, жизнь без правил, одним словом, хаос, который следует ограничивать, если хочешь жить по правилам. Для правил нужны понятия. Понятия – это пределы, границы действия правил. Это исключения из правил. Кто живет по понятиям, тот находится на пределе, тот является исключением из правил.
Но есть еще и беспредел.
Зачем жить? Этот вопрос может появиться на уме человека не тогда, когда он затеял жить, но когда уже не живет, а существует. Жизнь прожита. Она может быть прожита не обязательно в старости, но уже в молодости. Иначе почему люди кончают счеты с жизнью в молодом возрасте. Если есть смысл в их самоубийстве, то только в этом, - в том, что их жизнь есть бессмысленное существование. Конечно, можно просто жить. Но это будет жизнь жизни, безымянная, анонимная жизнь. Но тем, кто кончает сам свою жизнь этого мало. Они хотят жить тем, кем хотят, но еще или уже не могут. Если еще не могут, то они убивают себя из малодушия. Если уже не могут, то убивают себя от недоумия. Им не хватает ума понять, зачем она еще нужна. У них нет возможности, нет сил дальше жить. Износился организм, истрепалась душа. Они ослабели телом, у них угасли души и померк разум. Как быть? Никак. Но это простая констатация факта. Что дальше? Ничего. Нет, так не правильно, так не должно, не может быть. Был человек и нет человека? Тогда зачем он был? Чтобы не быть? Нонсенс. Чтобы другие были? Допустим. На его место станет другой. Нет, тоже не то, потому что сама эта последовательность смены, теряясь в конце, теряет себя, свой смысл. Смысл есть в том, что на твое место приходит новый живущий, который ищет свой смысл жизни, только если это замещение вечно. Но и оно конечно, как все в этом мире, включая его самого. К чему все это? Ни к чему. Этот вопрос приходит к человеку, когда он теряет жизнь. Вместе с жизнью он теряет и ее смысл. В этом смысле смерть бессмысленна. Однако смысл жизни имеет смысл, если не жизнь является вечной, такой она является нам в сознании как иллюзия, как идея-обманка, но есть вечная жизнь.
Если нет вечной жизни, то имеет смысл жить ради себя при жизни, в настоящем и ради других, например, близких, при их жизни, в будущем, когда тебя уже не будет. Больше нет никакого смысла в жизни. Его тем более нет, если нечем жить. Нет здоровья, чувств и мыслей, - для кого как и чего.
Три смертных греха философии. Назову их. Это грех цифровизации (математизации), идеологизации (политизации) и мифологизации (нарративности). Эти грехи разбавляют мысли, в пределе растворяют их в числе, действии и слове. Философ будь бдителен и не соблазняйся библейскими вычислениями (не считай, не взвешивай и не дели, не измеряй), помни о том, что мысль безмерна. Она все измеряет, но неизмерима всем. Вспомни первого философа Фалеса. Тот знал математику, но разделял ее и философию. У тебя есть иной метод, которому следует мысль. Не считай, а думай. Мысли все возможно. Ты ей близок, но она далека от тебя. Философия не является точной наукой, она, вообще, не наука. Она занимается не познанием, но мышлением. Ее предметом является не вещь, а она сама. Философия не точна, - она приблизительна. Чем ближе она к тому, чем занята, тем становится дальше. Философия есть живой парадокс. Как только философия уточняется, так становится наукой логики. Но это уже логика, а не философия.
Математика в лице Пифагора угрожала самому существованию философии с оного возникновения. То есть, математизации философии – это ее врожденная смертельная болезнь. Об этом предупреждал еще Гераклит, который одним из первых назвал философию «философией», то есть, умным занятием, которому, с его слов, «многознанье не научает».
В наше время математика «съела» философию, превратив факт мысли в факт числа, из смысла сделала числовое значение и в результате обнулила смысл. Современный бог, на которого молятся технократы, - информация лишена не только души, но и смысла. Ну, какая может быть философия без смысла? Философия бессмыслицы-информации?!
Другим врагом философии, уничтожающим ее, является идеология. Она мысль подменяет представлением как образом действия, практическим руководством к нему. Идеолога интересует не творчество мысли, а использование ее для эффективного управления массивом данных - людей (информационных единиц/нулей), для оприходования мысли как реактива приемлемого (адаптивного) ответа целого в корыстных целях части. Идеология угрожала философии еще с древнейших времен существования Академии. Ее глава – Платон - был одновременно как спасителем философии от софистики (интеллигентного вранья – иллюзии сознания), так и губителем философии элитологией (политологией). Почему? Потому что софистика, то есть, идеология является кривым отражением власти в головах подвластных. Платон решил облагородить заведомо дурное. В результате появилась элитная софистика. То есть, софистика не для публики, а для посвященных, специалистов. Аристотель как самый способный ученик Платона пытался выправить учение своего учителя, объявив, что «Платон мне друг, но истина дороже». Но в результате еще больше искривил философию. Ведь вам, благоразумный читатель, известно, что не годится исправлять то, что криво, - получится еще кривее, кривее кривого, непоправимо криво. Платон кривой, а Аристотель еще кривее. Лучше сделай свое. Аристотель попытался сделать свое, но получилось только «свое иное» Платона. Оно и понятно почему так получилось: нельзя было сначала учиться, а потом преподавать в школе Платона целых двадцать лет. Выработалась привычка следовать своему учителю в мысли. Разумеется, на всякую привычку есть отвычка. Она и появилась потом, но ее реактивность давала о себе знать. Реактивное, пред-ложное, под-ложное - это никак не творительное.
И, наконец, последнее прегрешение философии, вернее, философа – это соблазн мифологии. Тот же самый Платон и сочинил ее, эту мифологию как учение о мифе, сказке. Этому он учил своих учеников – как сочинять сказки для народа, чтобы потом управиться с ним, поначалу управившись с собой. Нужно поверить в то, что сочинил. Так легче будет складно врать другим. В отличие от идеологии, миф нужен, прежде всего, для самоуправления. К сожалению, для мифологии и идеологии Платон был не только мифологом и идеологом, но еще и философом. Так вот он сам так и не убедил себя до конца в том, что говорил. Об этом говорит диалогический, противоречивый характер его философских сказок – диалогов, особенно зрелого, но никак не преклонного периода сочинительства. В них он спорит с самим собой. В преклонных же диалогах уже нет ни идеи, концепта, мысли, ни одного намека на философию, на сомнение, но есть граммы (словеса), да что, граммы, - килограммы, тонны мифологии и идеологии.
Другое дело, его эзотерическое учение о благе, предназначенное для посвященных, где, опять же с их слов, а не слов Платона, нет сказок (мифов), а есть голый расчет – число, цифра, - дань уважения второму учителю Платона – Пифагору. Одно – миф, идею – лечим, другое – философию - калечим матемой, цифрой. Если Платон не врет, то он считает, что не есть философия. Где его мысль? Она осталась лежать бесполезным «мертвым грузом» под тонной мусора мифологии.
Куда ни кинь, везде клин (коррупция, порча) для философии. И это с тем, кого считают «царем философов». Какой царь – такое и царство (философия). И все почему? Потому что делают из философии жертву, жертвуют мыслью ради цифры, действия и слова. Не думают, а считают известно кого по головам, господствуют над ними и уговаривают им верить на слово.
Мусор цивилизации. Современная культура или культура современного, молодого человека является мусором мировой цивилизации. Человек и сейчас продолжает быть культурным. Но в чем теперь выражается его культура? В том, что он окультуривает мусор, который цивилизации накопила за века своего существования. Современный человек культивирует мусор. Он за этим мусором не видит того, что не является мусором, потому что его стало слишком много и его нельзя уже переработать. Он не только не может его переработать – он культивирует его. Для него не осталось ничего, кроме мусора, отходов цивилизации.
Из-за отходов начинается исход. Последние люди покидают эту мировую цивилизацию. Они уходят назад в природу. Это уже было. Но было как? Как предложение альтернативы этой цивилизации. В ответ на оп- и поп-артовское культивирование «унитаза» (быта) молодежь стала развлекаться. Когда это надоело, - только развлекаться скучно, - она увлеклась туманным Востоком. Но опять же, как всякая молодежь, увидела в нем чисто поверхностное явление – наркотический туман. Его бредовое восприятие скрыло от нее настоящий, истинный, внутренний Восток, а не только видимый, бытовой Восток. Прежде идеальный, ядреный Восток скрывался его скорлупой, бытовым Востоком. Теперь появилась его пародия, вызванная легкомысленным увлечением.
Развлечение и увлечение привели молодежь к радикализму. Она и так радикальна по своему характеру, а тут стала тотально радикальна: все высмеивает, над всем глумится. Глум и срам, которые всегда ходят парой, стали модой, стилем молодежи. Она охаивает все и вся. Скажу опять же: все принимает за мусор и его культивирует.
Что делать? Свои слабые силы больше отдавать не критике, выяснению того, кто виноват в этом жалком несчастном положении современного человека, но учению, учиться у жизни. у самих себя, то есть, учиться на своих ошибках.
Прежде ради того, чтобы не быть выявленными, выведенными на чистую воду как циники, люди фальшивили, были заняты лицемерием, мерили все по себе, по своему, нет, не лику, но маске. Время сорвало маски с лица. Современная цивилизация есть цивилизация хама. Хам не скрывает своего хамства. Он бравирует, демонстрирует его, кичится, хвалится им. Хам – это срам. Срам от того, что мусор. Больше мусора – больше уважения.
Культивирование мусора началось с постмодерна. Постмодернисты стали все смешивать. От этого смешения, эклектики и появился, родился мусор. Гора культуры родила мышь - постмодернизм. Мышь стала пищать на слона культуры. Мышиный писк есть пародия. Сейчас, когда уже все опародировано, не смешно. Произошла смена веков. На смену эпатажу, экстремистскому жесту и кривлянью слабой и больной на голову, жалкой, субтильной и ничтожной интеллигенции пришла пародия на саму пародию постмодернистов. Дала о себе знать запоздалая реакция бытового человечества. Сам быт превратился в пародию, жалкую гримасу несчастного человечества.
Что делать нам в таких невыносимых, смрадных условиях? Мы не «Гераклы», чтобы разгребать «авгиевы конюшни» цивилизации. Сейчас не «героические времена». Пришло время выживания всего человеческого. В такие времена выживания следует сохранить в себе человеческий облик, не одичать, не озвереть и не оскотиниться, но, напротив, очеловечиться. Но здесь человека ждет другая опасность – идеализация. Важно не увлечься, не соблазниться мистификацией, информационным шумом - миражем виртуальной цивилизации, который создает, прописывает в сознании одичавшего человечества подлая и жалкая, гнилая власть коррупционеров. «Распалась связь времен и все прогнило в Датском королевстве».
Каждый человек, в ком жива еще человечность, должен хранить в себе человека, внутреннего человека. Это святость его жизни. Но это не значит, что он должен тешить свое эго, утешаться собой. Важно чтить, помнить, изучать не столько себя, сколько то, что скрыто в тебе и что ты мнишь собой. И вот это искать и находить не только в себе, но и в другом человеке, во всем, что есть вне тебя. Вокруг тебя есть не один мусор. Мусора много, но он не един. Следует искать Единое за ним, потустороннее. Это потустороннее мусору, праху, ничто есть все как Одно. Само ничто есть и есть как минимум Одного. Сейчас все разделено, видимо как разделенное, как распавшееся во времени вместе со временем, современным. Распалась связь времен, - нет вечности. Где нет? В бреду. Уходит время разбрасывать камни. Приходит время собирать их. Это время не сброда, а сбора. Пришли жнецы – предки, - чтобы собрать урожай.
Это апокалиптическое время. В такое страшное время конца главное сохранить себя, свой образ Бога. Следует уподобиться ему на ту меру, которая дана человеку, - меру великодушия. Нужно всех простить, отпустить на волю. Приходит час расплаты. И каждому воздастся по заслугам. Твоя заслуга – человечность. В конце времен, перед страшным судом будь человеком. Тебя будут судить как человека. Кто будет судить? Предки. Все будут судить. И во главе всех Бог. Он во главе, но Он не судит. Ты сам себя осудишь по мере человека. Если в тебе есть человечность, то ты сохранишься в веках после суда, если нет, то весь сгоришь (скармишь) без остатка (дхармы). Ведь в тебе пока нет этого остатка – человека (Я). Немного осталось времени. Пока не поздно, найди в себе человека.