Хроники Ахинейска и его окрестностей
(часть вторая)
Парад героев
Всё возвращается на круги своЯ, даже если они до известной степени квадратны, а порой и весьма зигзагообразны.
Резиновый бизнесмен-неудачник Пантелей Гасисвет уже вскоре в форме охранника, при галстуке, дубинке и усах, переходящих в бороду, вновь чинно расхаживал по улице 9-го Термидора, наполовину вымощенной брусчаткой.
Вас удивляет, почему наполовину? Ахинейцев – ничуть. На окраине городка зловеще возвышался корпус валяльно-виляльной фабрики полимеров, построенной примерно на 50 процентов, в центре обращала на себя внимание раздевалка плавательного бассейна (с самим бассейном как-то не заладилось – видно, не по той дорожке добирались к финишу строители). Ну а довершал картину нескладно- недотёпистый мэр Ахинейска Валентин Открыжовников, которого за глаза прозвали Полстакана, - за то, что он обычно половинил налитую водку, до дрожжи в коленях боясь внезапного визита начальства. Правда, по ночам Открыжовников всё же отводил душу, удобно устроившись в собственном погребе у бочки с квашеной капустой и огурцами собственного посола, и даже в изрядном подпитии иногда пел вполголоса – всегда одно и то же: «Чьи вы, хлопцы, будете, кто вас в бой ведёт…». При этом иногда даже размахивал для полноты картины огурцом поядренее, как саблей, и воображал себя лихим командиром, награжденным за смелость, – возможно, даже посмертно…
Но вернемся на улицу 9-го Термидора (среди местных жителей больше известную, как улица Помидора или Помидорная улица). За время, пока Гасисвет отсутствовал, в бывший собес и редакцию газеты «Ахинейское время» заселились новые охотники за удачей и тугриками.
В тихом омуте
В бывших «Штучка-Дрючках» основательно окопался бутик «Ё-Бельё» с розовыми прозрачными занавесками на окнах, уже переживший нашествие старушек, напоминавшее по напору Всемирный потоп, – кто-то пустил провокационный слух, что собес открылся на прежнем месте. Покупательницы из них были как из собачьего хвоста сито, да и пенсия не позволяла старшему поколению шиковать, покупая что-то воздушное и почти невидимое для того, чтобы спрятать в фамильный сундук, с приклеенными изнутри лубочными картинками времен войны 1812 года.
Каждое утро Пантелей Гасисвет начинал обход вверенной территории от бутика «Ё-бельё», а завершал у парадного входа в модное заведение «Гей, славяне!», который, впрочем, был всегда заперт – посетители попадали внутрь исключительно через заднее крыльцо…
Но и эти два бизнес-новичка оказались калифами на час. Хозяйка салона «Ё-Бельё», которую бросил местный самогонный олигарх Амидопираньев, уехала на родину, в деревню Клязьмины Грязи, где еще долго смущала местных дам выставками-продажами почти невидимых трусиков и бюстгальтеров из итальянской коллекции – шабаш устраивался обычно после утренней дойки в красном уголке фермы и сопровождался примерками, а порой и местным ноу-хау: дефиле в телогрейках и лучших образцах из экс-бутика «Ё-Бельё». Но бывшая мадам Жюли, которую в Клязминах Грязях односельчане за глаза звали Дунькой-Оглоблей, понимала: всё это было уже не то, как грызть изюм вместо винограда. И шабаши на ферме вскоре сошли на нет, поскольку итальянское бельишко вначале пообтрепалось, а потом и вообще сдалось под напором разнообразных округлостей деревенского контингента, того, который кровь с молоком, а не худосочная вяленая таранька…
С заведением («Вход только по приглашениям») «Гей, славяне!» произошла и вовсе таинственная история. Однажды охранник Гасисвет, совершая свой обычный оплаченный моцион, вдруг обнаружил, что заперта не только парадная дверь, но и крест-накрест заколочен вход со двора. Кто заколотил, когда, осталось загадкой, как и то, куда делись все «славяне» - они как будто растворились в густом, настоянном на черноземе и перваче воздухе, потерялись в изумрудной зелени окрестных заливных лугов, а, может, и в голубизне речушки, что беззаботно куда-то спешила километрах в трех от Ахинейска.
Кстати, о голубизне – обитатели клуба «Гей, славяне!» не были замечены ни в чем предосудительном хотя бы потому, что предпочитали приходить, когда стемнеет, а уходить, пока не рассвело. Даже швейцар Вилор Анчутка не знал ни хозяев, ни завсегдатаев заведения в лицо, так как никогда не стремился сойтись с ними поближе, быть на дружеской ноге, испытать чувство локтя или чтобы его полюбили, как брата. Кстати, братьев у него не было, только девять незамужних сестёр и двоюродная тетка, охаживающая его костылем, если попадался под горячую руку (или ногу)…
Но свято место вновь недолго оставалось пустым.
(Продолжение следует)