Гей, славяне!

Вадим Пятницкий
Тот, кто в образцовой казарме не жил, оценить глубину этого зверства не может. Курсант доходит до выпуска только потому, что в конце тоннеля — свет. Курсант идет к выпуску, как ишак за морковкой, которая для приманки перед носом на веревочке вывешивается. Правда, в конце пути ему ту морковку скармливают.

(с) предатель Родины, но сказано верно



     Злой был старшина роты, ой бешеный. Худой, рыжеватый, с хитрой мордочкой пронырливой крысы. Контуженый в Афгане природный русак говорил с диким кавказским акцентом. Взрывом повредило голосовые связки. Прапор не говорил - орал, резко переходящий в анал.

     - Дынывальний блять, пачиму очко насрано нах? - сука, твоей мордой витру! Дежурный тумбочка блять, днивальний говно толкать!

     В переводе с прапорщицкого на русский сие означало - дежурному занять место на тумбочке дневального, а "курку"-дневальному - наводить порядок в туалете.

     Первые буквы фамилии "Пятницкий" старшина проглатывал. Получалось что-то вроде: “... пниц-кий! Виебу, сюка!”.

     Вадим, проживший всю свою недолгую жизнь в военных городках, всё, что ниже по званию "майор" за офицеров не воспринимал.

     И тут его дрочит старый контуженый дикий прапор Штепа. Он же Стёпа. Он же старший прапорщик Степанов. Дрочит, как родного. До кровавых мозолей.

     Казарменные очки блестели под старыми лезвиями, зубными щётками и соляной кислотой. Товарищ курсант вытирал слезы мокрой половой тряпкой.

     Первый курс. Приказано выжить.

****

     На втором курсе дикий Штепа не успокоился, а стал дрочить курсантов ещё сильнее. "Чтоби ни охуивали блять, молокососи! - пояснял он командиру роты, старшему лейтенанту Беспалову по кличке" Бес".

     Ротного усилия старшины старшины удовлетворяли: “Это же туалет! - ну зачем же там срать?” - было жизненным девизом рыцаря Беспалова и начертано на его фамильном гербе.

     В благоухающем ротном туалете пахло дезодорантами, висели картины, а в углу щебетала канарейка в огромной стальной клетке. В туалете курсанты курили анашу под специальной вытяжкой, чистили оружие в “пемоксоли” и стирали засаленное “хэ-бэ”. И срали, срали, срали…

     Сто двадцать задниц будущих мотострелецких командиров за сутки наводили в толчке знатный срач, который разгребал наряд по роте под руководством песданутого старшины.

     Шесть очков или очек на сто двадцать человек не считая курсовых офицеров.

     Но на каждого хитрого Степанова найдётся свой хитрый Иванов с резьбой.

     Старшего прапорщика нокаутировал младший сержант Иванов, огромный и спокойный мордовский увалень, командир отделения первого учебно-боевого взвода. Дело было так.

     Рота находилась в учебном центре, очень далеко от Петербурга.  Казармы в учебном центре были построены при императоре Павле или ещё раньше и находились в катастрофическом состоянии. Проводка искрила, стены осыпались, канализация исходила миазмами, крыша обещала съехать.

     В нескольких десятках километров от лагеря погибал паром "Эстония", а первые заморозки нежно тронули трубы канализации.  Понеслось говно по трубам - вернее, наоборот — говно как раз замерзло и вызвало панику у дежурного по роте младшего сержанта Иванова — к подъёму должен был прибыть старшина Штепа. Это было фиаско, грозившее снятием с наряда и заступлением заново.

     Вставшую по подъёму роту удалось перенаправить "на дальний кордон" - сортир типа “Эм и Жо”, вернее “Эм и Эм”, расположенный за зданием бывшего клуба.

     Пока не прибыл старшина, наряд пробивал дно у труб ломами, шлангами и такой то матерью. Плескали в клоаку концентрированную кислоту — ничего не помогало.

     Отчаявшись, младший сержант Иванов открутил штык-ножом заглушку и бросил в зловонную клоаку взрывпакет, украденный с занятий по общевойсковой тактической подготовке - пиротехническое средство, предназначенное для имитации разрывов мин, артиллерийских снарядов и гранат.

     Шарахнуло знатно - царская чугунная труба взорвалась, чуть не побив осколками суточный наряд этажом ниже и выбив парочку оконных рам.

     О канализации можно было забыть - памятник русской инженерной мысли 18 века был уничтожен мордорским вандалом с простым русским лицом.

     Вместе со взрывом канализации, на циклеваный сосновый пол казармы рухнул, схватившись за сердце, Штепа. Такого залёта здоровье дикого прапора выдержать не могло. Наряд во главе с дежурным по роте младшим сержантом Ивановым был снят и расстрелян комендантским взводом у стен того самого “дальняка”. Тела казненных безо всяких церемоний были утоплены в зловонной жиже туалета типа сортир.

     Шучу — ограничились угрозой гарнизонной гауптвахты. Наряд выжил — а дикий прапор — нет.

     На прощании с телом старшего прапорщика Степанова построили весь батальон.

     Тело светилось радостью - наконец-то оно убыло в лучший из миров. На груди старого прапора сияли два ордена "Красной звезды", медали "За отвагу", "За боевые заслуги" и три нашивки за ранения, два из которых - тяжёлых.

     Новоиспеченный пенсионер, вытирая слёзы, прощался с личным составом. Курсанты, завидев иконостас любимого старшины, впали в ступор. Видеть в человеке, отвечающем за говно, пар, каптерку, простыни и мыло настоящего героя, мозги юнцов отказывались.

— До свидания, товарищи курсанты! - чётко, без заикания и знаменитого акцента выпалил прапорщик.

— До свидания, товарищ старший прапорщик! - ревел батальон.

— Я к вам, как отец к детям, вы мне как семья! - почти рыдал старшина от нахлынувших чувтв.

    "Чем иметь такого папу - лучше буду сиротой!", — молча и хором думал батальон.

- Батальон, смирно - равнение на старшину! — прогремела команда.

Комбат и офицеры отдали прапорщику воинское приветствие.

Пенсионер приложил руку к головному убору. Степанов плакал.

Пятницкий тоже вытирал слёзы: он не понимал, были это слёзы радости или слезы печали.

— Батальон, вольно! Командирам рот провести развод на занятия!

    Шедший мимо строя бывший старшина подмигнул Вадиму - мол, всё будет хорошо, ты зла на меня не держи.

****

     И вот они встретились в школе милиции. Нет, не Штепа с Пятницким. Встретились как раз Пятницкий и Бес.

     Штепа работал водителем на "скорой", обрёл настоящую семью и нянчил маленького сынишку. Был здоров и счастлив, как всякий военный пенсионер.

     Беса назначили заместителем начальника параллельного курса "Б". За  никому не известный залёт Беса из училища отправили сначала в Чечню, а потом из блистательной северной Пальмиры дослуживать пенсию в Тьмутаракань. Бес честно отвоевал командировку и тут же уволился, восстановившись в органах внутренних дел всё тем же "курсачём" — курсовым офицером, оставшись до мозга костей вполне нормальным военным ротным. Пенсия нужна всем — Бес решил до нее дослужить.

     После новогодних боев в Грозном, в какие Бес встрял, словно ногами в жир, ротный стал серьезным и грустным. Былой боевой задор пропал, но потенция дрючить личный состав за малейшую провинность осталась.

     Пятницкого он встретил, как родного сына и даже обнял.

— Я знал, что ты в люди выбьешься! — приговаривал капитан в новой милицейской форме, хлопая новоиспеченного младшего лейтенанта по плечу.

Вскоре они перешли на "ты" — две родственные души, спаянные воинским братством.

****

     Когда сладкая парочка заступала на дежурство по Высшей школе МВД, слушатели первых курсов засыпали по команде "вольно" строго на правом боку, а суточный наряд по курсу даже не пытался спать (отдыхать лёжа).

     Бес заступал дежурным, а Пятницкий помощником - раздолбайскую "шмоньку" тут же оккупировал Устав внутренней и караульной службы Вооружённых сил России.

     Даже начальник Школы, молодой генерал, шёл мимо дежурной части на цыпочках, козыряя Боевому знамени.

     Бес был задротом, Пятницкий не отставал - дрочил первые курсы не хуже, чем его лично Штепа и Бес. В оттутюженной форме, в начищенных до блеска туфлях, Вадим чистым носовым платком искал недостатки в уборке расположения “перваков”. Всю ночь дневальные наводили порядок, роняя слезы и проклиная доебистого мамлея и долбанутого капитана.

     Под вечер, за пару часов до развода, Бес, как правило, снимал с наряда наиболее разгильдяйскую смену и эти же курсанты и сержанты заступали заново.

     После расправы Бес и Вадим спокойно шли на пиво, пили разливную "Балтику", посмеиваясь над молодёжью и вспоминали родное командное училище.

— А помнишь, как ты меня гонял? - напоминал ротному бывший курсант.

— Было дело. Ты сам виноват. Рукопашный бой - слабый у тебя был. Вечно с разбитым носом!

— Зато я бегал за весь бат! И второе место по стрельбе из боевого оружия! — возражал Вадим, — кто на соревнованиях из СВД с открытым прицелом пулеметный расчёт уложил?

— Первое место у меня было - довольно поглаживал пузо Олег Иванович и делал глоток из кружки.

     Вадим, наконец-то узнал, как в миру зовут бывшего отца-командира. Не “ебнутый”, не Бес — а Олег, свет Иванович!

     Разница в возрасте всего в семь лет - а какая пропасть...


#котПятницкого 

https://t.me/cat_pyatnitsky