Александр Никишин
ИНКУБАТОР,
или
Необыкновенные
приключения
Юрки Гагарина
Повесть
«…Олинь-болинь,
джимпу-римпу,
кай, вей, бонкс!».
(Детская считалка).
«О с т а н к и н о. Район на Северо-Востоке
Москвы».
(«Википедия»).
Глава 1.
«Таких не берут в космонавты!»
1.
В тот вечер 17 августа Москва изнывала от жары. Температура била рекорды лета – сорок семь градусов в тени! Плавился асфальт, высыхали фонтаны. В автомобильных километровых пробках кипели перегретые двигатели. Врачи констатировали, что количество тепловых ударов увеличилось в 70 раз по сравнению с августом прошлого года. В атмосфере копилась отрицательная энергия и молодой писатель Юрка Гагарин, однофамилец первого космонавта СССР, был абсолютно уверен, что это не к добру.
Распахнутые окна и три вентилятора от жары не спасали. Лопасти гоняли по квартире тяжёлый горячий воздух. Единственное, что чуть-чуть помогало – пиво. Холодное разливное пиво! За ним Юрка ходит в «стекляшку» на Первой Останкинской улице. Сам живёт на двадцать первом этаже дома № 48 по улице Академика Королёва. Вниз он ехал с Наташей Васнецовой, которая жила двумя этажами ниже, и считалась в Останкино первой красавицей и о ней даже писала районка «Звёздный бульвар». Это была высокая голубоглазая блондинка в белом открытом платье и красных туфлях на высоком каблуке. Она была очень женственная, из-за чего казалась даже хрупкой. Впрочем, внешность её обманула всех. Хрупкая на вид женщина, узнав, что муж-банкир изменяет ей направо и налево, набила ему морду и вышвырнула из квартиры. Так все судачили.
Может, и враньё, думает Юрка. За что купил, за то, как говорится, и продал. Факт в том, что банкир тут больше не живёт, а банкирша работает продавщицей в подвальчике «Продмаг», который размещается в левом крыле их дома.
2.
У подъезда Юрка здоровается с Андреем Андреевым. Сосед, подняв капот видавшей виды «Волги», ковыряется в поисках поломки. Он старше Гагарина лет на двадцать, но выглядит молодо из-за того, что одевается по моде семидесятых годов – клеша, приталенный батник и носит длинные до плеч волосы такого яркого пепельного цвета, что кажется седым. Сейчас на нём синий халат, в зубах папироса, а руки чернее грязи. Он приветствует Юрку звоном гаечных ключей и традиционным:
- Привет героям космоса! – Подмигивая вслед молодой женщине, спрашивает. – Наташку клеим?
- Не в моём вкусе, - парирует Юрка.
- Ну да, - изрёк ироничный Андреев, - съесть-то то он съест, да кто ж ему даст? Такие девушки, дорогой Юра, поверь моему опыту, любят кошельки, а у тебя – что? Кошёлка! Да и та пустая.
- Какие наши годы!
- В смысле, была пустая пустая, будет полная? Утешает! А мы куда?
- За пивом.
- Ударим пьянством по алкоголизму? Кстати, о пиве. Прочитал, что если к пятидесяти не стал богатым, не разбогатеешь уже никогда. А кстати, как твой роман?
- Какой? «Наполеон и Жозефина»?
- Не понял, - удивляется Андрей. - Вчера ты писал «Цезарь и Клеопатра»?
Ну да, думает Юрка, а позавчера был «Брежнев и Полина», о том, как будущий генсек привёз с войны походно-полевую жену и представил своей Галине. Просто Юрка никак не выберет, какая тема ему ближе. Если честно, его от всех его персонажей давно тошнит. Хуже нет, когда пишешь для заработка. А Юрка пишет исключительно ради него. Так он ищет способ обмануть судьбу. Уходя от Юрки, его жена Лена бросила в сердцах: таких не берут космонавты! Я думала, что выхожу замуж за будущего Нобелевского лауреата, а ты – кобелевский! Он так и не понял, почему «кобелевский», по бабам он был не ходок, ну там, разок-другой, так ведь, не застукала же. Видимо, это было сказано ради красного словца. Впрочем, обозвала ещё неудачником. В отличие от героического однофамильца с его легендарной, облетевшей весь мир, улыбкой. А с другой стороны, если сегодня в стране деньги главное, а у Юрки в 26 лет их нет и не предвидится, какой же он удачник?
Билл Гейтс в его годы миллионами ворочал, а Юрка никак не может вылезти из долгов! А их у него - хоть вешайся! Часть заимел, когда пристрастился к посещению казино, их при Лужкове ещё позакрывали, часть, прогорев в кризис 2008-го года на акциях. Отдавать надо, а отдавать нечем.
Лихорадочно прикидывая, на чём можно заработать, Юрка вспомнил, что когда-то подавал литературные надежды. Потом ушёл в бизнес, где и прогорел. Теперь же, за что Юрка не берётся, больших денег заработать не получается. Решив тряхнуть стариной, он снова сел сочинять, связался со знакомыми издателями. Один из них, завернув очередной Юркин роман о любви, сообщил, ни на что не намекая, что ироническая проза, в которой Юрка был когда-то силён, нынче не «катит».
- Хорошо, а что «катит»? – спросил Юрка, еле себя сдерживая.
«Катила» и очень даже хорошо литература, для которой не нужны были сильно продвинутые мозги – фантастика, дамское чтиво, а также книжки-рекомендации по правильному рациональному питанию, чтобы на еде экономить деньги.
Фантастику, несмотря на свою «космическую» фамилию, Юрка терпеть не мог, на дамское чтиво его тексты не тянули, а о правильном, тем более, рациональном питании, он и вообще не знал. С уходом Ленки питался не просто кое-как, а вообще, можно сказать, никак. Кофе, консервы в томате и макароны. Макароны он варит на целую неделю в кастрюле, напоминающей размером старинный советский бак для кипячения белья. Остатки макарон Юрка запихивал в холодильник и питался ими, когда запах кофе начинал вызывать тошноту.
В цене были также исторические романы про судьбы диктаторов. Наподобие тех, что плодил Эдвард Радзинский. Эта информация Юрку воодушевила, Радзинский, по его мнению, не бог весть что, можно и лучше. Историю Юрка знал более-менее, так как выперли его всё-таки не с первого, а с третьего курса исторического факультета МГУ, и кое-чему он там научился. В общем, будучи уверен, что на этом поприще ему светят и слава, и деньги, Юрка пообещал издателю сочинить парочку коммерческих романов на историческую тему. Но, сказать, не значит сделать. Романы у него почему-то не шли.
3.
- А что с твоей тачкой? – уходит Юрка от неприятной темы.
Соседская «волга» перегрелась в «пробке». Во двор её притащил буксировщик из компании «Ангел». Свои последние деньги Андрей отдал за перевозку, поэтому машину ремонтирует сам. Юрка вздохнул: товарищ по несчастью! Если что, у Андрея одолжить не удасться.
- Жарко, - сказал Юрка, чтобы не молчать и посмотрел из-под руки на небо. Дождь не предвиделся ни сегодня, ни, судя по всему, ни завтра, а может и вообще никогда.
На голубом небе нет даже крохотного облачка. Небо такое чистое, словно облака разогнали специально, как это было при мэре Лужкове. Вокруг телебашни дрожало жирное марево, преламывая её чёткие контуры. Горячий воздух, исходящий от боков башни, ощущался почти физически. Внезапно высоко-высоко, в самом зените блестнула маленькая яркая точка, словно вспышка маячного огня. Погасла и появилась снова.
- Что это? – спросил Юрка, глядя в небо. Сосед тоже задрал голову.
- Где? А, блестит, вижу! Какой-нибудь «Боинг».
- Вряд ли, - говорит Юрка, - так высоко самолёты не летают. Инверсионного следа нет, а у реактивных всегда есть след.
Пригляделся внимательнее:
- Да и фигня эта на месте стоит, посмотри.
Сосед махнул рукой: некогда, скоро, мол, стемнеет, а мне поломку искать, и Юрка, забыв про блестящую точку, пошагал в магазин. Охранник парковки дядя Коля попросил закурить. Обсудили жару, стоимость потребительской корзины, которая росла со страшной скоростью. Дядя Коля любит понудеть на тему «что за жизнь настала?». Мимо шёл сосед с 22-го этажа по фамилии Воровский, который прогуливал сына и собаку – огромного и злобного ротвеллера; тот тащился, вывалив язык, на очень коротком поводке и страшно был этим недоволен.
Воровский и Юрка поприветствовали друг друга, и Юрка, дав проехать неуклюжему «Инфинити» чёрного цвета, пересёк Первую Останкинскую улицу. Он двигался по направлению к гастроному с романтическим названием «Анастасия», которую местные алкаши именуют «Анестезия».
Тот же джип «Инфинити» снова пересёк ему дорогу, свернул перед магазином в глубь двора и остановился. Из машины, озираясь по сторонам, вышел Юркин сосед по подъезду Пётр Борисович Бугровский, богач и, как судачили в доме, бандит. Зачем-то высоко поднял воротник пиджака, и, делая вид, что Юрку видит первый раз в жизни, побежал через Первую Останкинскую. Странно, думает наблюдательный Юрка, чего это он не свернул в наш подъезд, а двинулся в глубь двора? При этом убыстряя шаги, оглядываясь, и, судя по всему, страшно боясь, что его узнают. Юрка пожал плечами: ну и домик у них, сплошь тайны Мадридского двора!
На пути из «стекляшки» его чуть не задавил красный открытый «феррари», из которого долбал на всю катушку раздирающий мозг рэп. Машина разразилась презрительным рёвом клаксона, напугала. Юрка оступился от неожиданности и чуть не упал, загремев пивными бутылками. В кабине сидел молодой богач с тринадцатого этажа по имени Лёха. Левой рукой он держал руль, а правой обнимал голые плечи красивой девушки из третьего подъезда их дома.
Её имени Юрка не знал, но слышал, что папаша купил ей квартиру, из которой выехала популярная актриса и телеведущая. Актриса постоянно скандалила с мужем, и многие были свидетелями, как он кидал из окна ночной горшок, угодивший точнёхонько в лобовое стекло её «лексуса».
Лёха кинул на Юрку взгляд, в котором читался такой вот месседж:
- Ты лох с кошёлкой, хоть и Гагарин. Уступай дорогу, знай своё место!
Этот взгляд испортил Юркино настроение, кому хочется сознавать себя лузером?
Глава 2.
Наташка. Не родись красивой
1.
Наташка Васнецова докрашивала стенку в подсобке «Продмага», где работала пятый месяц продавщицей. Ночью тут взорвалась трехлитровая банка с просроченным томатным соком и хозяин магазина Ахмет, свалив всё на неё, потребовал, чтобы она делала ремонт за свой счёт.
Наверняка, он не был бы столь строг и категоричен, не тресни его Наташка три месяца назад в глаз, когда он полез к ней под юбку. Взял и полез, без всяких эмоций, объяснений, как будто Наташка – его безгласная собственность или овца, и должна трепетать от радости, что этот черномазый обратил на неё внимание!
Для Ахмета та затрещина была серьёзным уроком и ценным опытом. До этого момента он достаточно примитивно воспринимал московскую жизнь. В его представлении русская женщина должна была безмолвно и с придыханием сносить все его желания и даже опережать их. Так, во всяком случае, было все двадцать лет, что он работал в московской торговле, приехав сюда из Дагестана. Никогда за эти годы русские девушки, даже самые красивые, получавшие от него зарплату, не отказывали ему ни в чём, удовлетворяя самые смелые его фантазии. Не то, что ударить, Боже упаси, слова сказать боялись, и он мог делать с ними всё, что угодно, разве что не на тот свет отправить.
Наташка, конечно, потрясла Ахмета. Эта длинноногая красавица-блондинка с пушистыми ресницами, мало того, что совершенно его не боялась, так ведь, как он предположил, даже и не уважала. Двинула ему по мордасам, юбку оправила и снова принялась за работу, как будто он не начальник ей, а шкодливый пацан. От её удара что-то переклинило в голове Ахмета. Даже и не попытался ей ответить, хотя внутри его всё кипело.
Но и Наташке, надо сказать, сказочно повезло, что не было свидетелей того унижения, которое она нанесла гордому кавказцу, воспитанному в лучших традициях своего высокогорного аула, где женщина знала свое место. Но повезло ей и с Ахметом, который, пройдя муштру ещё советской армии, что-то понимал в жизни.
Когда тот глянул в её глаза, намереваясь проучить эту русскую стерву, он понял, что с кем-кем, а с ней лучше не связываться. Это были глаза пантеры, которая готовится к смертельному прыжку. Буркнув что-то типа, уходя, гаси свет, Ахмет ретировался, сделав вид, что ничего не произошло.
Он был человеком гибкого от природы ума, недаром прижился в Москве и даже сумел наладить торговый бизнес на зависть землякам из своей высокогорной деревни и имел пять продовольственных магазинов в разных районах Москвы. Продавщицей Наташка была неплохой, к работе относилась ответственно, а воровать – Боже упаси! Скорее себе руку отрубит, очень принципиальная! Такой сотрудник был нужен Ахмету, а найти в Москве просто женщину, готовую на всё, было проще-простого. Не проблема. Но, поскольку Ахмет мужчина с Кавказа, он не мог взять и сделать вид, что ничего не было. Поэтому стал доставать её мелкими придирками и нотациями, от которых Наташке не жарко и не холодно. Не пристаёт и – слава Богу!
В магазине было душно, пахло краской и перегаром от спящего сторожа деда Васи. Наташка решила открыть форточку, которую не трогали с прошлой зимы. Поставила табуретку, ножом срезала с рамы липкую ленту и паралоновый утеплитель. В форточку была видна телебашня, освещаемая огнём прожекторов. Над ней высоко в небе мигнула серебристая точка и стремительно покатилась вниз, осталяя светящийся огненный след.
- Комета! – подумала Наташка. – Или звездочка упала? Загадать желание?
А желание было только одно: быстрее закончить уборку-покраску и идти домой. Вспомнились слова старой песенки:
Ты видишь, пролетает звёздочкой ракета,
А это добрая примета,
По всем приметам нас нашла любовь!
Да уж, любовь! У её матери на всё одна присказка: не родись красивой, а родись счастливой. Как в воду глядела. Со вторым у Наташки были проблемы. Красоты у неё – хоть отбавляй. Все до единого мужики, проходившие мимо, непременно оглядываются. Не важно, сколько им было – 70 лет или 17. Все теряют головы, глядя на неё и готовы выполнить любое её желание. Но вот счастья-то и нет у Наташки.
2.
Первый её муж с женским именем Валя тот еще козёл оказался. Был директором «ВАМ-банка», название которого расшифровывалось, как «Валентин Анатольевич Мундров», спонсировал конкурсы красоты, разные «мисс грудь», «мисс ноги», «мисс попа». Возвращался глубоко ночью, усталый и разбитый. Валился в кровать, засыпая на ходу. Наташка верила: много работы, кризис, высокая конкуренция на рынке банковских услуг. Индексы Доу Джонса и Насдага то взлетают, то падают, по телевизору об этом всегда говорят, ты же смотришь телевизор. Это он ей впаривал. Ты пойми, говорил Наташке муж, за ними – глаз да глаз, день и ночь надо следить за индексами, очей не смыкая, через специальную банковскую аппаратуру. Не уследишь, пиши пропало, упадут и не поднимешь. Я - без штанов, ты - без мужа и достатка, к которому Наташка, если честно, быстро привыкла и уже не представляла, как это – «стрелять» пять тысяч до получки.
Да и что такое получка, просто забыла. Муж раз в квартал выдавал толстую пачку денег со словами: скажешь, когда будут кончаться. Она клала их в шкаф и брала столько, сколько ей было надо – на одежду, косметику и еду.
Так бы всё и шло дальше, день за днем, месяц за месяцем, год за годом. Скорее всего, Наташка родила бы ребенка от мужика с женским именем Валя, а, состарившись, смирилась бы со своей ролью одинокой женщины при муже, если бы не красавица-подружка Зинка-разведёнка из 8-го подъезда. Встретились они случайно в модном ресторане «Сохо» напротив Киевского вокзала через Москва-реку, возле которого Наташка, нагруженная сумками от «Фигуччи» и «Револьдино», припарковала свой двухдверный джип-милягу по имени «Вранглер», чтобы выпить свежевыжатого, модного в том сезоне брюквенного соку и съесть диетическую котлетку из эспарагоса и топинамбура.
Подружка, бросившая двенадцатого (или сто двенадцатого) мужа и обедавшая в «Сохо» с очередным любовником из женатых и состоятельных, открыла этой наивной дуре её глаза и на большой мир, и заодно - на её муженька. На вопрос: как ты терпишь его ночные приходы, Наташка ответила искренне: Зиночка, ты что! Как это «терпишь»? У Вали так много работы, ведь индекс Дон Джонса то поднимается, то падает! А ещё этот, Нас чего-то там, Даг или Дог.
Ну, Зинка ей все и объяснила. Что поднимается индекс у её Валентина на ****ей, а на жену падает, если уже и вообще не упал, раз она такая доверчивая дура-дурища, что во все сказки верит. Дура, говорила Зинка, которая отлично знала всю специфику жизни женатых и состоятельных, какие ночные переговоры, какие Дон Джонсы, встречи с партнерами до пяти утра, открой глаза, дитя природы! О кобелизме твоего дона-мужа легенды ходят по Москве, а ты ничего не знаешь и не хочешь знать! Я тебе могу назвать имена по меньшей мере двадцати девчонок, которые переспали с ним только за последние полтора месяца! Да весь конкурс красоты «Мисс грудь». Который он спонсировал!
Милая, - говорила она Наташке, жалея её, - над тобой вся Москва потешается, святая ты простота!
«Sancta simplicitas», - зачем-то перевела Наташка, вспомнив лекции по латыни. В ту же ночь, как обычно уложив уставшего муженька одного в кабинете, не веря в инсинуации Зинки и считая слова подружки элементарным наговором, продиктованным завистью к её обеспеченной жизни, полезла в карманы Валиного пиджака и нашла распечатку его расходов по кредитной карте: через день он снимал номера в пятизвездочной «Пенте» на Олимпийском проспекте; туда же, судя по распечаткам, было принесено много бутылок шампанского, презервативов, тонны деликатесов и сладостей. И зачем-то гигиенических прокладок.
Зачем ему гигиенические прокладки, ломала голову эта дурища, но тут её сознание прояснялось и она поняла, что номера её Валя снимал не для работы. И, поняв это, плакать почему-то не стала и не кинулась будить мужа. Утром приготовила завтрак, накрыла на стол, села с ним рядом и спросила его, спешащего на службу: во сколько ты будешь дома, милый? Когда услышала, что под утро, так как очень много работы из-за индекса Динь-Дона, который опять, гад, падает, впервые прямо взглянула в его наглые глаза и всё поняла. А когда поняла, в один из них и двинула кулаком, сделав муженька навсегда кривым.
Прогнав его на улицу, выбросила в окно и все его пожитки. Неделю рыдала, жалея себя и кляня по-женски свою судьбу. На телефонные звонки подруг и стук мужа в квартирную дверь не отвечала. Все решили, что это такой способ самоубийства и оставили Наташу в покое. Хочет уйти из жизни и это её выбор. Однако, через неделю она вышла из добровольного заточения, похудевшая и повзрослевшая лет на десять.
А пошла Наташка не в модный бутик, не в дорогую парикмахерскую делать новую причёску, даже не в клуб «Сохо», а прямиком в секцию спортивных единоборств.
Очень впечатлил её заплывший глаз бывшего мужа.
Глава 3.
Чирик
1.
Москва, звонят колокола,
Москва, златые купола.
Весь вечер 17 августа Чирик напевал под нос любимую песню бывшего мэра столицы. Песня эта прилипла к нему с самого утра. До ВДНХ он добирался на такси. У таджика-водителя, чья аккуратная униформа с галунами и фуражка с гербом Москвы, радовали глаз, была включена программа «По заявкам наших радиослушателей». Таджик спросил вежливо, на безукоризненном русском: «Простите пожалуйста, уважаемый пассажир, вы будете слушать или я выключу?». Чирик махнул рукой: мол, пусть будет, подумав, что надо прибавить 100 рублей за культуру обслуживания.
Какой-то дядя Петя из Твери просил передать старую, богом забытую песню о Москве для соседа по даче. Пел её некий Газманов, но не один, а с военным хором. Звучала она ладно и торжественно, ну и так прицепилась, что никак Чирику от нее не избавиться; уже и вечер, и темнеет, а он ходит и бормочет себя под нос запомнившиеся днём строчки:
Я люблю подмосковные рощи
И мосты над твоею рекой,
Я люблю твою Красную площадь
И кремлевских курантов бой.
И Чирик всей душой, как и бывший московский градоначальник, любит столицу Российской Федерации. А чего её не любить? Москва - город богатый, с большими, как говорится, возможностями для людей предприимчивых, решительных и смелых. Таких, как Чирик. Деньги валяются под ногами, только не ленись, нагибайся и черпай их пригоршнями. Ещё, думает наблюдательный Чирик, любящий пофилософствовать, Москва очень разная, правильнее и точнее сказать, разнообразная, она даже какая-то разноцветная, как в детском калейдоскопе и район на район совершенно не похож. Кто тут не был 20 лет, её нипочем не узнает!
Но не Чирик. Чирик знает Москву и знает её очень хорошо. У Чирика опыт, у Чирика резюме, послужной списочек страниц на сто. А какое портфолио! Одних вырезок из «Московского комсомольца» - несколько дюжин. Отдел «Происшествия в столице» и всё – про него, про его, Чирика, работу: «Сегодня на Ореховом бульваре ограблена квартира такого-то. По уверению такого-то, ущерб составил 100 тысяч долларов…». «Вечером в пятницу произошло ограбление квартиры популярного эстрадного певца N, проживающего на Сретенском бульваре. Грабители вынесли украшений на 500 тысяч долларов…». Богатые, как говорится, тоже плачут!
И так далее. Чирика рук дело. И всё ему с этих самых рук, как он каламбурит, сходит. Он хорошо информирован о том, где какой богатей живёт и какой у него есть денежный излишек. Чирик на таких месяцами собирает досье, считывая про них информацию в Сети, у него под рукой модная электронная приблуда – «вай-фай», «ай-пед», «ай-под», он знает, что такое «интерфейс» и часто влезает в «Википедию», чтобы взять справку. Регулярно заглядывает и в «жёлтую» прессу, отслеживает передачки про «звёзд», такие, как «Не ожидали?» и «Ты не проверишь!», когда телевизионщики наведываются к богатым и популярным и снимают, как те живут. Все углы обшарят, разве что в унитаз не влезут и дадут людям типа Чирика исчерпывающую информацию, как для ФСБ. Вот, к примеру, была передача про популярную дурочку, какую-то поп-диву, каких в России тысячами плодит телевидение.
Когда к ней пришли телевизионщики, словно с цепи сорвалась – всё нараспашку! Все шкафы и сама тоже. Смотрите, какая я крутая и успешная! Шкафчики показывает с обувью: у меня их 500 пар! Демонстрирует, глотая слова и захлебываясь от счастья. По хрену ей, стерве, что народ в Тверской губернии спивается, а в Вятской голодает! Часы с бриллиантами, ожерелья, дорогую косметику – всё в камеру тащит, дура-девка! Ничто в ней не шевельнётся, ничто её не смутит. И демонстрирует свои шпильки-платформы не как-нибудь, а на фоне входной двери. Не знает, что Чирик тем временем записал передачу на диск, сделал стоп-кадрик и видит, какой марки замочек у дурочки в дверях, углядел он, куда выходят окна её квартирки, на какую улицу, а заодно и какие замки на окнах, какой конструкции.
Из интервью дурочки узнал Чирик её распорядок дня. Будущая жертва, расслабившись перед камерой, несла всё подряд. И про то, кто её соседи, и про то, в какое время любит жить на даче и когда ездит в отпуск. Обчистить дурочкины хоромы оказалось делом десяти минут. Чирик, когда залез сюда и увидел полки с обувью, даже подумал: о, я тут, как дома, всё вокруг колхозное, всё вокруг моё, знакомое и родное. Грабить было комфортно и легко.
2.
Он хитрый, Чирик, как Рейнеке-лис, как Бес, совративший Еву в Эдеме. Пока его ищут в районе Черёмушек или Теплого Стана, где он вскрыл, как консервную банку, жилище поп-дивы, променявшей провинцию на столицу, он уже переместился в другой район Москвы. Сейчас Чирика ищут на бульварах в районе Трубной площади, расклеивают на столбах и дверях его фоторобот, а он – здрасьте-пожалте, уже на Северо-Востоке столицы, в районе Алексеевской и «вэдэхи», как молодёжь называет ВДНХ.
Как пелось в советской частушке:
Я проснулся: «Здрасьти,
нет советской власти».
Дом 48 по улице Академика Королёва Чирик выбрал не случайно. Шлялся по Северо-Восточному району, выискивал, вынюхивал объект для работы и однажды на помойке обнаружил листок вот какого полезного содержания:
УВАЖАЕМЫЕ ЖИЛЬЦЫ ДОМА № 48!
В связи с проведением работ по мойке и дезинфекции мусоропровода, убедительно просим вас в целях безопасности и эффективности обработки, 17 и 18 августа не пользоваться мусоропроводом и не открывать мусоросборные клапаны.
Просим также оставить холлы открытыми.
Приносим извинения за временные неудобства. ГУП ДЕЗ района «Останкинский»!
Для Чирика такая информация на вес золота. Особенно про открытые холлы. Холлы не заперты – это раз, а два - те, у кого есть деньги, на время «проведения работ по мойке и дезинфекции», как пить дать, свинтят на дачи или даже за границу, чтобы не дышать вонью чистящей и моющей химии. Чирику только и оставалось, что узнать в базе Сети, кто в этом доме имеет денежки, и дело, как говорится, в шляпе. Денежки имели многие, но больше всех Пётр Борисович Бугровский, антиквар и искусствовед. К нему-то Чирик и решил наведаться вечером 17 августа, предварительно проведя разведку.
Кличка «Чирик» приклеилась к нему по причине немаленького шрама на его левой щеке. След, оставленный фурункулом. Дело было два года назад. Идти на работу, а тут щеку разнесло вдрызг. Одна сторона лица – белая, другая лиловая, а в середине - яркая блямба, набухшая кровью. Надо бы отказаться, повременить с работой, но азарт взял верх, и Чирик, махнув рукой, полез в квартиру. А там так прихватило, что хоть воем вой. Деньги лежат, драгоценности, а он по квартире юлой вьется и орёт благим матом. Ну, люди услышали и вызвали полицию.
Взяли Чирика копы легко и просто, буквально по-детски, но что обиднее всего, ещё и кличку ему впаяли – Чирий, Чирик. Теперь он в картотеке Петровки проходит как «квартирный вор со шрамом от фурункула на левой щеке». Особая примета. Не от финки шрам, не от бритвы, - от фурункула! Стыдоба, ясен день. Остается утешать себя тем, что бывают приметы и посущественней.
Подельник Чирика, например, сделал себе татуировку «Cemento more» прямо на шее, решил соригинальничать. Ну и стал «Куском цемента, плавающим в море» для копов, а для коллег – посмешищем, чуть ли не опущенным. Когда тот отбыл срок, в полиции ему на шею, согласно новому путинскому закону «О противодействии коррупции и преступности», повесили ОМОН-2013 – «Определитель местонахождения отбывшего наказание», и – гуляй, Вася, куда ты с этим ошейником денешься, копы отследят твои передвижения по всему миру через спутники «Сарсат-1» и «Сарсат-2»!
Короче, Цемент, заполучив на шею ошейник, завязал с квартирными кражами. Теперь щипачём заделался – фитнес-клубы, бани, бассейны. Там ведь как. Разделся человек до трусов, а часы, кошельки, мобильники – оставил в предбаннике. А тут и Цемент, на подхвате, если, конечно, повезёт, не сцапают и не побьют.
И Чирику, пойманному на квартире, надели по суду определитель местонахождения. Прямо на шею, как собаке. Но не на того напали. К вечеру ошейничек он снял. Нет, не распаял, распаять эту космическую легированную сталь просто невозможно. Неделю подбирал компьютерный вирус для Петровки, запустил его со своего ай-педа, у них там на двадцать секунд все пробки отовсюду повылетали, грохнулись программы, в том числе и по контролю за «ошейниками».
Чирику осталось только вставить в разъём шпилечку, разомкнуть железку и тут же восстановить статус-кво, но уже не на своей шее. Аккуратненько спрятал ошейничек в коробочку из-под модных в этом сезоне ботинок «Груччини» и оставил у дяди на даче, 65-й километр по Новорижскому шоссе, в товариществе «Московский литератор». Дяде – за 80, он уже и себя-то в зеркале не узнает, так что Чирику не надо ему объяснять, куда едет и когда вернётся, дядя всё равно его вспоминает, лишь когда видит перед носом.
Так и живёт Чирик. Сделал дело и - к дяде. Колбаски нарезал, сто граммов «монопольки» государственной налил, яичницу с помидорами ему пожарил, тот и счастлив, жизнь продолжается. А дураки-копы, знай, таращатся в свою ОЭПК (Обзорная электронная панорамная картотека), думая, что контролируют Чирика! Разок эту дуру показали по телевизору в программе «Время» на День полиции – с футбольное поле! Тысячи светлячков на экране мерцают, носятся туда-сюда по законам Броуновского движения, весь криминальный мир Москвы, расшифрованный и окольцованный; видят копы – ага, на обворованной квартире не было датчика с именем Чирик, тот был на даче, ну и не трогают его.
Значит обворовал залётный, не москвич, такой у них, дураков, вывод. А что раскрыть ошейник можно – никому в голову не придет, ведь его изготовили из космической сверх-стали в Новой Силиконовой долине в Сколково, проведя 563 краш-теста. Велика у народа вера в российские космические приоритеты!
Кстати, Чирик одно время хотел взять подряд на раскольцовку, деньги брать за снятие ошейника, да вовремя остановился: себе дороже. А вдруг кто из своих «стукнет», так потом Чирика не в ошейник, а - за снова-здорОва, – в тюрьму лет на пять. По закону. Вот и не стал никому признаваться, что за чудо сотворил, хотя свербила амбициозная мыслишка похвалиться городу и миру своим ноу-хау, тем, как легко он сделал штукарей-учёных!
Глава 4.
Юрка и подозрительный тип
1.
Добил Юрку Гагарина председатель кооператива Борис Аркадьевич Злобин. Остановив его возле дома, стал задавать неприятные вопросы.
- Вам известно, что вы являетесь задолжником по парковке? – Голос у него скрипучий, неприятный, на одной ноте, как циркулярная пила. – Целых четыре месяца вы не платите за общественную стоянку! Проявляете вопиющее легкомыслие! Знаете, сколько людей желают занять ваше место?
Звучало довольно символично.
- Ну и сколько? – нарочно спросил Юрка, чтобы позлить зануду. Лучше б промолчал! Со словами «а вот сейчас», председатель кооператива открыл объёмистую папку и стал вынимать листок за листком, слюнявя концы пальцев:
- Раз, два, три, четыре... И ещё одно! И ещё заявление, и ещё, и ещё! Пятнадцать человек на место! Пятнадцать!
«Пятнадцать человек на Сундук мертвеца!», вспомнил Юрка пиратскую песенку. Никак не мог понять, о каком «сундуке» идёт речь. Оказалось, Сундук мертвеца – название острова, где пираты зарыли сокровища.
- А вы не платите! Если эта тенденция будет продолжаться, я поставлю вопрос о смене владельца машино-места № 355, то есть, вашего.
- Как только, так сразу! – пообещал Юрка. – В пиастрах или в реалах?
- Вы дошутитесь! Я вам говорю! До исключения с парковки! Это моё последнее предупреждение! – эти слова летели Юрке в спину, который поспешно ретировался. Мимо проходил доктор Татевосян с девятого этажа. Здороваясь с Юркой, поднял приветственно белую шляпу над головой.
Кстати, про доктора рассказывали интересную историю. Когда он открыл частную практику и снял офис в Свиблово, к нему пришли рэкетиры, требовать долю. Он их усадил пить кофе, а внушил им методом гипноза, которым, как оказалось, владел, что они пьют коньяк. Те быстро потеряли человеческий облик и начали друг друга бить. Доктор вызвал наряд тогда еще милиции, те приехали и повязали бандитов, обнаружив у них пистолеты и ножи. Больше они доктору не досаждали. Более того, выйдя из гипноза, не могли вспомнить, где напились, по какому поводу и как их зовут.
У подъезда активно шуровал метлой гастарбайтер Абай Елдаев, представитель неизвестной национальности. Документов у него не было и дворником, как поговаривали, он стал по протекции правления дома. А работал, по слухам, не за деньги, а за еду. Елдаев щеголял в ярко-красном целлулоидном комбинезоне со светоотражателями под коленками и в бейсболке с надписью «ДЭЗ», а спал в подвале.
- Привет, Абай! – приветствовал его Юрка.
- Привет, Абай! – отвечает тот весело и доброжелательно. По-русски он не говорит, но слова повторяет очень и очень точно. И, кстати, никогда не теряет присутствия духа. Вот у кого поучиться выживать, думает Юрка.
2.
Ты как Одиссей, думает Юрка. Трою взяли, коня деревянного в город впихнули, Гектора грохнули, дембель, все по домам. И никак бедолага Одиссей не доедет до своей Итаки, где ждёт его верная Пенелопа. То одно, то другое. Встреча за встречей. То Сцилла и Харибда, то циклоп, то сладкозвучные сирены, которые любого скрутят в бараний рог, то зубы дракона. И никак он до цели не доползёт, как и Юрка.
Завершающая встреча была у Юрки в подъезде. В коморке у консьержки бабы Мани сидел малый с перевязанной щекой и дул с ней чай. Взгляд у него был острый, вороватый, весь он был как на шарнирах и вызывал подозрение. Не исключено, что и домушник, подумал Юрка, пришёл грабить и входит в доверие к бабке. Интересно, какую квартиру? Тряпка у парня на лице явно что-то скрывала, наверняка, шрам, подумал Юрка, который когда-то увлекался чтением детективов и даже иногда проявляет чудеса дедукции.
- Кто это у тебя, баба Маня? – спросил Юрка для очистки совести. Заранее, впрочем, зная, что бабка соврет. Бабка была та еще лицемерка, при первой же возможности норовила улизнуть с поста, оставив на стуле шаль, мол, я тут, хотя сама по магазинам мотыляется. Юрка её на этом ловил раз пять. И даже однажды «настучал» председателю кооператива. Нет, ей за что деньги платят? Чтобы сидела и охраняла, а не сачковала. Юрка в армии год прослужил в спецназе МВД, когда из университета вылетел, дорос до старшего сержанта, за ним не заржавеет показать зубы, если дело пойдёт на принцип.
- Это-то? Да это ж мой пелеменник из Коврова! – весело врёт та. – Лифтовый ремонтник! Весь день не жрамши, хоть чайку, говорю, попей с тётушкой. Ещё чашечку, сынок?
«Пелемянник» строил страдальческую гримасу, показывая, как у него страшно болят зубы. Вызвать полицию и предложить предъявить документы? Юрка на тысячу процентов уверен, что никакого родства не обнаружится. Вручая старушонка!
Поднявшись к себе, Юрка принял холодный душ, завернулся в простыню и сел за стол работать. Долго сидел, попивая пиво в поисках вдохновения. Оно не приходило, зато пиво кончалось. На грязном Юркином столе царила «Римская империя периода упадка», как пел Окуджава: громоздится батарея пустых бутылок из-под пива, тут же зелёные пустые коробки «опохмелина» (биокефир «Останкинский», 0,1% жирности, ОАО «Останкинский молочный комбинат», тел. (495) 789-44-33, Россия, Москва, ул. Руставели, 14), рядом - кружка из-под кофе «Nescafe» с надписью «Nescafe и утро созданы для вас», доверху набитая окурками. Одна радость холостяцкой жизни, думает Юрка, никто не мешает гасить окурки в кофейной гуще. Никто не орёт над ухом, как Ленка, ненавидевшая эту его привычку: «Свинство!». Но кто так делал, того не переучишь. Кофейная гуща не только забирает вонь от чинарика, но ещё и ароматизирует комнату чем-то похожим на дымок от костра. А там уже и воспоминания нахлынут о рыбалке, о выпивке, о бабах. И – пошло, поехало. Впрочем, разве объяснишь это женщине?
3.
Рядом с банкой примостился замызганный, пятилетней давности «Acer» тамбовской сборки, ветеран умственного труда. У него грязный, в разводах и пятнах от жирных пальцев, экран, а клавиатура ноут-бука щедро засыпана пеплом от сигарет «Ява».
На экране самым крупным шрифтом впечатано следующее:
«ЦЕЗАРЬ И КЛЕОПАТРА», роман. Ю. Гагарин. 500 страниц.
«НАПОЛЕОН И ЖОЗЕФИНА», роман. Ю. Гагарин. 600 стр.
«БРЕЖНЕВ И ПОЛИНА», роман. Ю. Гагарин. 200 стр. В скобках со знаком вопроса – или 300?
Потом шла отбивка в виде знака доллара, которая выглядела так:
То, что было после отбивки - последствия трех дней претупейшего и бессмысленнейшего сидения за работой, шутка юмора, как говорит себе Юрка:
«НАПОЛЕОН И ЦЕЗАРЬ» (роман для «голубых»),
«ЖОЗЕФИНА И КЛЕОПАТРА» (повесть для «розовых»),
«БРЕЖНЕВ И КУРОПАТКА» (охотничьи рассказы),
«БРЕЖНЕВ И ДРОЗОФИЛА» (рассказы советских биологов).
Так Юрка расписался в своём бессилии. На стене – портрет однофамильца в огромном шлеме с надписью «СССР», Юркины боксёрские перчатки и дипломы за победы в чемпионате Москвы среди вузов. Первый космонавт улыбается, глядя на Юрку скептически. Сквозь распахнутые настежь окна на фоне быстро темнеющего неба одиноко маячит длинный серый столб Останкинской башни с трёхцветным флагом на макушке. Башню подсвечивали фонари кислотного цвета.
- Шампур и три куска мяса, - зевнул Юрка раздражённо. – Исключительно фаллический символ. Это тебе не Эйфелева башня, никакой эстетики!
Конструкция не воодушевляла и не стимулировала процесс творчества. Некстати вспомнилось, что в Останкино после возведения башни, резко возросло количество самоубийств – люди прыгали из домов на Аргуновской улице. В голову полезла всякая тоскливая стихотворная ерунда:
Скука, скука,
ни числа, ни месяца
Был бы хрен потолще,
На суку б повесился.
Чтобы отвлечься, Юрка стал искать на тёмном небе блестящую точку, о которой вдруг почему-то вспомнил. И нашёл! Точка сместилась левее, но всё равно была очень далеко, хотя в темноте была видна лучше, чем днём. Если не самолёт, то что? Дирижабль? Ерунда, откуда у нас дирижабли? Ещё скажи, стратостат! Битый час наблюдает Юрка за точкой. Она стоит практически на одном месте, исчезает и появляется снова. А если это планета, думает Юрка? Облака ушли и её очертания стали чёткими. Венера? Марс? Или это комета, которая движется к Земле?
Ну, о комете растрезвонили бы на весь мир. Комета, метеорит – вещи для Земли не безопасные. Хорошо, Тунгусский рухнул в лес. А мог и на Москву или на Питер. Тогда - конец столицам! Слушай, говорит себе Юрка, а если это пришельцы? Если не самолёт, не диражбль, не планета, то – НЛО? Совсем недавно в интернете сообщали, что к Земле летят три огромных корабля. Юркины сверстники над этим смеются, как и над тем, что скоро предвидится конец света.
Жаль, думает Юрка, что он не пишет фантастику! Корабли бы он направил на их дом № 48 с заданием захватить в рабство его жителей, а главный герой, похожий на него, Юрку Гагарина, организует сопротивление злобным инопланетянам. А ещё главный герой пишет роман про Юлия Цезаря.
Тут Юрка спохватился: он-то вообще ничего не пишет, он пялится на дурацкую точку в поднебесье!
Глава 5.
Чирик
1.
Щёку после фурункула приходится прятать. Тут Чирик проявляет недюжинную смекалку и фантазию. В определённые дни малюет на щеке трехцветный российский флаг. Например, в праздники или когда играет сборная России, поднимаясь с колен, как говорит Президент Путин, в хоккей там, в футбол или гольф, не важно. До флага никому дела нет.
В будни есть более простой способ – обвязать щеку повязкой, мол, зубы болят, проклятые. А денег на лечение нет, на работе зарплату задерживают! Вкупе с курткой «Мослифт» - оригинальное прикрытие. Сердобольные старушки-консьержки начинают жалеть: бедненький, у тебя зубки болят, а ты – на работе! Ай, ай, ай, какая, мол, жизнь у нас теперь, никто никого не жалеет, потому и мрут русские люди, как мухи. Это постоянная реакция у старушек!
Вот и в первом подъезде дома № 48 по улице Академика Королёва такая «жалистая» попалась. Удача полная-полнейшая - заручиться дружбой с консьержкой! Это ж круче любой «Википедии», куда он лезет в поисках ответа на вопросы! Надо отдать должное, Чирик дока в деле коммуникаций, общения с людьми, и при желании, любого расколет.
Та ему и двери подъезда открыла среди ночи, и, скучая в одиночестве, ввязалась в беседу. Ну, как же, несчастный представитель «Мослифта» с больными зубами, да ещё и в ночную смену трудится! А когда приплёл, что он «бывший подводник», что три года «оттрубил подо льдом на северАх» - за это ему и вообще бонус полагался, так она считала. Вот и предложила вместе почаёвничать. Чирик расшаркался, с благодарностью принял приглашение и даже сбегал в ночной магазин на Аргуновку за сушками для бабки.
- Кормили нас на подводной лодке 4 раза в сутки, - вдохновенно врал Чирик, попивая чай в коморке консьержки. – Ежедневная норма довольствия – 3 с половиной кило жратвы и питья на человека. Но, я тебе скажу, всё такое невкусное, гадкое, не аппетитное - проспиртованный хлеб, баночная картошка. Да еще консервированная вобла, дрянь такая, что я тебе, бабуля, передать не могу! Солевой баланс регулировать. Кок был плохой, готовил невкусно, всё у него вечно подгорало, пережаривалось, ужас, короче говоря. В общем, бабуля, жизнь на подводном ракетоносце проекта БДРМ, как у рабов: 12 часов работы, четыре сна и снова 12 часов пашем подо льдами северных морей или у берегов США. И - несварение желудка, не к столу будь сказано! Это ж караул. Только клизма и вино, ничего другое не помогает. Сидишь на толчке петухом и рыдаешь, проклиная судьбу. А куда с подводной лодки деться? Некуда!
Бабка качала головой: бедный, бедный Чирик! А тот, что называется, угорает, да про себя духарится: да уж, бедный! Сколько информации получил за тот час, что хлебал бабкин душистый навар. Очень был полезный рассказ про жильцов дома. Чирика волновала квартира № 96, вернее, её жилец Бугровский, между прочим, бывший чиновник московской мэрии, а ныне - барыга и богач. Того часто показывали по телеку, да не как-нибудь, а на фоне его антиквариата, консультации давал по теме поддельного искусства. Квартирку его, с картинами в дорогих старинных рамах и вазами по миллиону каждая, Чирик увидел в модном журнале «Легион историй», который читал регулярно. При виде гнезда богача сердце Чирика забилось, заныло в приятной истоме, как у юного влюбленного, как это всегда бывает, когда он делает выбор: ну, это точно - мой пассажир!
- У вас тут сам Бугровский живёт, - закинул Чирик удочку.
- Бугровский-то? Живёт, живёт. Очень богатый человек, но, по секрету скажу, очень жадный. Прямо жуть берёт, какой жадюга! Жлоб, одно слово! Вперёд никогда не платит, - жалуется Чирику консьержка баба Маня. – Ты чего, говорит, бабка, раньше времени с деньгами лезешь? Ещё говорит, три дня до конца месяца, сиди, говорит, в своем аквариуме и не квакай! А у самого денег куры не клюют. Такие вазы ему таскают – с тебя ростом! Фанфоровые, по мильёу каждая, это он сам говорил! А для бедной бабушки-консьержки денег у него нет. Ну не гад ли? Три машины его во дворе, а он 500 рублей наскрести не может!
- У него 96-я? – уточняет Чирик. – Точно, бабаня?
- А вот и не 96-я, внучок, не 96-я!
- Как это нет? А какая ж?
Она перешла на шёпот:
- У него ж три квартиры в одну сделаны. 94, 95 и 96. Но об этом просют не говорить. И двери, говорят, прорубил в несущей стенке, хотя не имел прав. Вот, что деньги-то делают. Чего хочу, то и ворочу.
- Дома он? – спросил Чирик на всякий случай. Знал, что не дома, звонил туда раза три-четыре с длинными интервалами. И окна не горят.
- Отъехал на отдых! В Италию, в эту, в Сяцилию, ага. В самый, говорит, сапожный каблук. Семья, говорит, в Таиланде, жена туда детей увезла. А он – в Сяцилию, дом у него там. На месяц, говорит, еду, не хочу, говорит, торфяники ваши сраные нюхать каждый август. Сами, говорит, подыхайте, а я, говорит, могу себе позволить дышать за свои кровные!
2.
- Кто это у тебя, баб Маня? – запикал электрический замок входной двери, и широкое окно бабкиной застекленной коморки загородил молодой парень с авоськой. В авоське было три бутылки «жигулевского» голландского розлива. Одет он был в тёртые джинсы, давно не стираную майку с Майклом Джексоном на груди и надписью «Я жив!» на спине.
- Это-то? Да это ж мой пелеменник из Коврова! – весело врёт та. – Лифтовый ремонтник! Весь день не жрамши, хоть чайку, говорю, попей с тётушкой. Ещё чашечку, сынок?
Нет, отвечает ей распаренный Чирик, позже. И, глядя в подозрительные глаза, говорит громко, что сейчас он допьёт свою чашку и пока народ спит, сосканирует все потенциальные дефекты лифтов на всех 22 этажах, а потом вернётся и выпьет со своей родной тёткой по второй.
Парень смотрит на него внимательно, ухмыляясь недобро.
- Кто этот типчик, а, баб Мань? – спрашивает Чирик на всякий пожарный, когда лифт наверх бдительного глазастого. Он умный, Чирик, предусмотрительный и осторожный.
- А-а, - машет баба Маня презрительно рукой, - писа-атель!
- Писатель? А чего не спит?
- Юрка-то? - Та машет рукой. – Да потому что - гулёна! От бабы, наверное. Я те так скажу, но только между нами, никчёмный он человечишко. Художник от слова худо. Пишет, пишет, а никто его не печатает.
- Почему?
Бабка пожимает плечами:
- Видать, плохо пишет. Или с ошибками.
- А он из какой квартиры?
- Так из девяностой же!
- Диагноз понятен, - говорит Чирик. Всегда надо знать, откуда может исходить опасность. Бабка вздыхает:
- Нет, но такой дурак, прости Господи. Я ему: здравствуй, Юра, а он: здравствуй, Маня, ночь прошла? Я ему: прошла, прошла, милай. А он: ночь прошла, одевайся и пошла! Ну не дурак ли? – она крутит пальцем у виска. – Это, говорит, мой учитель сочинил, большой знаток женской психологии. Так вот, что я тебе скажу, сынок, как тебя, кстати, кличут?
Чирик поперхнулся баранкой.
- Меня-то? Это… А, Петей, - соврал, не поморщившись.
Настоящее имя Чирика - Вячеслав. Так его нарекла мамаша-алкашка Шпитонкова Клавдия Сергеевна в честь Вячеслава Тихонова, знаменитого артиста. Когда шёл сериал «Семнадцать мгновений весны», мама Чирика капли в рот не брала, переживая за жизнь штандартенфюрера СС Штирлица. Зато по окончании так оторвалась, радуясь, что всё хорошо кончилось, и её любимый Тихонов ушёл невредимым от фашиста Броневого, что прямиком угодила в ЛТП (лечебно-трудовой профилакторий). Там за решёткой и родился в 1985-м Чирик, точно в день объявления горбачёвского «сухого закона».
Мать, правда, не помнит, от кого родила – может, от санитара, может, от охранника. Судя по тому, что Чирик страстно любит деньги, а главное, умеет их считать, не исключено, что и от тамошнего бухгалтера.
- Я иногда думаю, Петюнь, - шепчет ему бабка на ухо, - что он, Гагарин-то, тово, этово.
- Какой Гагарин? Космонавт? В смысле, «того-этово»?
- Да Юрки нашего фамилиё, как у Гагарина! Однофамилец он! Я думаю, что не в своём он уме, этот кобелина! Зато девок таскать горазд: это, говорит, баб Маня, по работе, я им книгу диктую. А я ж вижу – прости, Господи, прошмандовки уличные, молдаванки, хохлушки, они и русского толком не знают, диктует он им! Знаем, как он там диктует...
- На каком, говоришь, 96-я? А, баб Маня? – прервал её Чирик. Пора, как говорится и честь знать, пока не застукали! Уже в лифте обнаружил, что по инерции спёр бабкин кошелёк. Заглянул – пятьсот рублей и мелочью около ста. Вернуть, что ли, на обратном пути, подумал Чирик. Хотя не в его это правилах: что упало, то пропало, пардон, мадам, зачем варежку разевали!
Если бы знал Чирик, что обратного пути не будет, если бы мог заглянуть вперед, бежал бы он из этого дома быстрее лани. Что-то ему подсказывало: стой, Чирик, не входи в лифт! Довезёт он тебя до беды.
Не послушал, вошёл и быстро нажал кнопку 22 этажа.
Глава 6.
Наташка
1.
Как ни странно, но после «дольче вита» во всех ниццах, каннах, парижах, на островах Индийского океана и в Нью-Йорке, откуда она не вылезала до этого, или отдыхая от нечего делать, или занимаясь шопингом, простая жизнь за прилавком «Продмага» её нисколько не разочаровала. Наоборот, Наташа втянулась, восстав, что называется, к жизни. Видимо, мамины гены напомнили о том, кто она и из какого вышла сословия. Мать её в советское время работала на дому портнихой, и, обшивая с утра до вечера Останкинский район, фактически содержала и мужа, и дочку, мечтавшую о балетной карьере.
Благодаря матери Наташка умудрилась поступить в балетное училище в районе Фрунзенской набережной, откуда вышли и Бессмертнова, и Максимова, и Вишнева, и дочка Мариса Лиепа. В те годы директором была Софья Головкина, балерина в прошлом. Та была умелой и хитрой администраторшей, ладила с любой властью. В советское время – с коммунистами, в перестроечное и бандитское смогла сохранить и штат преподавателей, и само училище. Цинично принимала на учёбу не переспективных деток «больших» людей и те Христа ради помогали училищу. Кого только не видели аудитории школы! Внучку Горбачёва, дочку Хазанов, тут училась родственница знаменитого Япончика, а также дети безымянных боссов с тугими кошельками.
Но Наташа не выдержала балетной муштры. Уже через полгода возненавидела и балет, и училище, и перевелась на вечернее отделение Института культуры изучать рекламное дело. «Комсомольская правда» объявила среди девушек конкурс «Будь стильной с «КП». Послала туда свои фотографии. Еще в конкурс «Леди mail.ru». Везде напечатали, после чего её завалили предложениями руки и сердца. Много было писем из мест заключения, особенно от тех, у кого заканчивался срок отсидки и кто готовился к выходу на свободу, мечтая не столько о создании семьи, сколько о красивом женском теле.
По объявлению пошла на пробы российско-какого-то фильма о Древнем Риме. Очередь из смазливых девчонок выстроилась по всей Брестской до Белорусского вокзала, все хотели стать звёздами. Режиссёр с фамилией не то Толстой, не то Толстый, повизгивая от вожделения, предложил сразу раздеться, лечь и раздвинуть ноги. Мол, так надо для фильма, где жёны патрициев спариваются с рабами на глазах у народа Рима по приказу сошедшего с ума императора Калигулы.
Складно изложив сюжет фильма Дзеффирелли, продюссер быстро-быстро снял грязные штаны и обнаружив жирные лоснящиеся ляжки и огромный эрректированный член, полез к Наташке целоваться. Получив кулаком точно в глаз, отлетел в угол, ударился головой об стенку и затих.
На столе стояла бутылка початого коньяка «курвуазье». Наташка отпила большой глоток, а остатки вылила на бритый режиссерский череп: «Охолонись, Калигула!». Взяла брюки, наступила на одну штанину и дёрнула за другую. Обе половинки кинула Толстому: укройся, говнюк!
Потом пришлось спасаться от погони, высланной оскорблённым продюссером, пришедшим в себя без порток. После «проб» на Брестской, Наташа твердо и бесповоротно решила завязать с кино. Поступила на работу в крошечное рекламное бюро, которое, правда, уверенно дышало на ладан. Его директор много лет пытался выкарабкаться из финансовой ямы, ярко иллюстрируя расхожую мысль, что самая глубокая пропасть – финансовая, в неё можно падать всю жизнь. Постоянно пребывая в поисках денег для отдачи предыдущих, судя по всему, немалых долгов, сделанных на рулетке еще в те годы, когда казино в Москве плодились, как кролики, он не очень-то заглядывался на своих работниц, которые все были для него на одно лицо и отличались только количеством денежных знаков, которые он, к своему неудовольствию, должен был им выплачивать ежемесячно.
Его это страшно нервировало, а Наташке такой шеф и был нужен, она уже устала от приставаний мужиков, от сальных предложений не очень решительных и наглых хватаний за все места тех, кто понаглее. Как правило, такими были те, кто или побогаче, или из грязи в князи.
2.
А дальше случилось то, что и должно было случиться по логике сюжета Наташиной жизни. Банк её будущего мужа сделал заказ на рекламную компанию. Наташкин шеф, уже ни на что не надеясь, - пан или пропал, - решил поучаствовать в тендере на создание нового имиджа большого банка. Наташке поручили взять интервью у директора, чтобы снять кое-какие вопросы. Шеф накручивал её перед визитом:
- Наташа, войди в моё бедственное положение! – заламывал он руки и прикуривал сигарету от сигареты.. - Это мой последний и решительный бой! Это мой призрачный шанс выжить. Если мы не выиграем, я сойду с ума! Я просто повешуся! Но ты не радуйся, потому что перед этим придётся закрыть нашу богадельню, а сотрудников, и тебя, кстати, в первую очередь, я буду вынужден выкинуть на улицу.
Естественно, Наташка очень волновалась перед визитом. Банк был в топ-десятке самых крутых в России, и среди его клиентов значился даже Государственный концерн «Газ-Нефть», не говоря уже о сотне более мелких, но по-своему солидных клиентов.
Нарядилась в свои лучшие тряпки, надела каблуки, подвела глаза, а непослушные волосы собрала в высокую башню, заколов её шпильками. Красивая, стройная, похожая на Одри Хепбёрн в фильме «Римские каникулы», пришла к банкиру, молодому и наглому красавчику с пухлыми девичьими губами и глазами неутолённого самца. Его роскошный кабинет с красной дорогой мебелью и видом на Москва-реку и Кремль, помещался на последнем этаже нового здания в районе престижной Пятницкой улицы. Видимо, у него совсем не было времени, потому что ровно через минуту, махнув рукой на интервью, банкир, перешёл с Наташкой на «ты». Ещё через минуту предложил заняться сексом прямо на толстом персидском ковре, положив на её коленки пачку в десять тысяч долларов.
- В порядке шефской помощи, - пошутил при этом.
- Вы ошиблись, - сказала она, глядя в его бараньи глаза, - я вам не девочка по вызову. И я пришла по делу.
Тот рассмеялся:
- По делу! А это что, не дело?
Наташка стала собираться.
- Эй, тебе мало, что ли? За один раз? Ещё добавить?
- Дурак и уши холодные! – сказала она грубо и ушла, даже не оглянувшись. Секретарша бежала за ней до лифта, шептала: девушка, девушка, вернитесь, это Валентин Анатольевич так шутит со всеми красивыми…
- Самками? – задала ей в лоб вопрос. – И как часто он так с вами шутит? С какой регулярностью? Любит шутить на полу или на столе? Сзади или спереди?
- Так что мне ему передать? – заблеяла та. – Валентину Анатольевичу?
- Передайте вашему Анатольевичу, этому вонючему козлу, что он не в моём вкусе.
- Так и передать? – почти потеряла сознание секретарша.
- Так и передать.
- Но он же не вонючий. У него одеколон хороший.
- Хорошо, передайте вашему хорошо пахнущему козлу, то, что я вам уже сказала.
Секретарша вздохнула:
- Зря вы так, девушка. Такими деньгами сорите. Вас же не убудет один раз.
Наташка смерила глупую корову с головы до пят таким взглядом, что та зарделась.
3.
В рекламное бюро Наташа не вернулась, была уверена, что её уже уволили, что этот козёл-банкир уже раззвонил по всем телефонам, нажаловался шефу. Вечером в дверь её квартиры в коммуналке на Маломосковской улице истерично забарабанили кулаками, хотя звонок был на видном месте. Она поглядела в глазок – это был шеф бюро. Заорал с порога, даже не поздоровавшись:
- Наташка, собирайся, такси ждёт, счётчик тикает! Живо! Опаздываем!
- Куда? У меня завтра зачёт, никуда я не поеду.
- Скорей, скорей, скорей, как же ты копаешься! – шеф бегал по квартире, совершенно не вслушиваясь в её слова. - Валентин Анатольевич заказал столик в ресторане «Пушкин» на Тверском, давай, быстро!
- Какой еще Валентин Анатольевич?
- Да ты что, - Мундров! Банкир! Наташа, на кону полмиллиона баксов, я прошу тебя, собирайся в темпе, он хочет обсудить с нами условия контракта!
А Наташке как будто вожжа под хвост попала:
- Вам надо, вы и обсуждайте! А я с этим козлом, извините, на одном гектаре срать не сяду. Так ему и передайте.
- Как это «так и передайте»? – растерялся шеф, видимо, по тону Наташки чувствуя, что та настроена решительно и её не уговорить. – Так прямо и передать?
- Так прямо или так криво, ваше дело.
И вытолкала его за дверь. Но этим всё не кончилось. В двенадцать ночи, когда Наташка уже собиралась ложиться спать, в дверь робко позвонили. Глянула в глазок и увидела огромный букет из роз, охапку размером со сноп чугунной колхозницы над павильоном «СССР» на ВДНХ. Ясное дело, это притащился банкир. Пьяный и весёлый. Просил через дверь впустить его в туалет, «хоть на секундочку», прыгал на одной ножке, скуля щенком. Она не открыла. Он поднял на ноги соседей Наташки по коммуналке, заказал по телефону 29 пицц по количеству едоков, 12 бутылок шампанского, три водки для особо понимающих, а также ящик пива. И вот вся эта шайка-лейка с детьми, бабками и дедками в маразме, собаками и кошками, устроившись у неё под дверью, стала есть, пить, петь песни про «подмосковные вечера», танцевать и играть на гармошке.
В два ночи она вызвала по мобильному милицию, и певцов увезли навсегда. Так она мечтала. Утром же, открыв дверь, чтобы идти в институт, она чуть не лишилась дара речи – пьяный банкир спал на коврике, обняв бездомную жучку.
Так началось их знакомство, которое имело продолжение в виде роскошной свадьбы в старинном парке Кусково и покупки четырехкомнатной квартиры в доме № 48 по Академика Королёва. Прилавок в магазине «Продмаг» в том же доме шёл, видимо, как некий бонус наоборот, чтобы, как говорят в армии, служба мёдом не казалась...
Это фрагмент из повести 2010 года.
Что будет дальше?
На дом в Останкино нападут инопланетяне и такое начнется, мама дорогая! Короче, кому интересно продолжение, пишите, вышлю.