Глава 25. Поток прейде душа…*
Мы подошли к реке. У песчаного берега колыхался валобой из обломков прошлогодней ситы, тросты, камыша; плавали большие хлопья пены. Рев бьющейся, крутящейся поверх каменного порога воды стоял такой, что людские голоса, даже и крик, тонули в нем без остатка. Это было место купаний опочецких мужей и унотов. На этот час берег был пуст – ни души. Я остался один на один с врагами. За шумом воды совершенно не разобрать было, о чем они переговаривались у меня за спиной. Подойдя к самой воде, я кожей ощутил, что «стая» дышит мне в затылок. Еще мгновение, и мне всадят в спину нож или озлунят кистенем. И мой труп понесет стремительное течение. Одним мертвецом в Великой станет больше. Доискиваться до правды никто не будет. А позже они убьют Савву, Аглаю и Чареву. Избавятся от косвенных свидетелей. И заживут припеваючи.
Я живо представил себе, как Варгас будет сочинять всем знакомым относительно моей погибели: «Друг Санька нырнул неудачно, долбанулся балдой о камень… А ведь тьвярьдили мы ему, валую: «Не лезь, Саня, в воду. Ты заморился, поди отдохни». Нет, не послушал упрямец, нырнул-таки, вот и загинул ни за что, ни про что».
Я, ни разу не оглянувшись на своих недругов, прыгнул на большой камень, стоящий среди воды. Легко перескочил на другой, а там и на третий. Ясно было, что враги уготовили мне казнь. Я не видел, но чувствовал, что в сей миг три увесистых булыжника были занесены в их руках для броска, чтобы рассадить мне голову… Я пригнулся и прыгнул лицом вниз – в могучую зеленую ленту стремительно летящей воды. Камни ухнули вслед запоздало, когда, подхваченный бурными струями, я был мгновенно унесен весьма далеко. При этом сильная ладонь реки погрузила меня всего, с головой, в немалую глубину…
- Колькраты я твердил вам: заговоренный йон! – горячился Варгас, сплевывая в течение. – Девка явоная кобью володея!
- За ним! – крикнул Фрол, сам оставаясь на месте.- Утопить его!
Жаден, не раздумывая, прыгул в крутые буруны и тут же исчез под водой. Варгас взялся неохотно раздеваться, складывая на берегу свои драгоценные одеяния. Фрол, глядя на него с усмешкой, остановил молодца:
- Перестань. Жаден справицца с мальцом.
- И то. Жаден не дась зявка.
Я плаваю, так себе. Да и многодневная усталь сказалась на мне. Сильное течение несло меня, как соломинку. Едва не захлебнувшись, я всплыл и увидел суровый облик Вала** с его башнями и стенами со стороны. Меня вынесло на середину реки. И я поблагодарил Господа за это чудесное мое избавление…
А Жаден уж настигал меня. Он плавал, как щука. И неожиданно я увидел рядом с собой его смеющееся лицо. Лицо… Нет, это была морда хищника с бешеным оскалом!
Жаден поднырнул и тут же настиг меня. Его железные руки утопили мою голову и взялись сворачивать шею. Я услышал хруст своих позвонков. Пальцы врага, твердые, как из железа выдавливали мне глаза… Однако в воде все было сделать не так-то просто. На земле он бы в два счета покончил со мной.
Вырваться из железных тисков его щупальцев было нечего и думать. Вот-вот я сделаю вдох и захлебнусь. Я уже почти ничего не соображал. Но тут одна мысль, как искра, пронеслась в моем помраченном сознании: «Кинжал!» Я вспомнил, что у меня был кинжал, подарок воеводы. Я не расставался с ним даже во сне. Моя правая кисть нашарила за поясом оружие, непослущные пальцы схватили рукоять, и я из последних сил нанес удар в брюхо чудовища, ломавшего мне хребет…
Злобная тварь, крушившая меня, вмиг отпрянула. Я вырвался на поверхность воды и жадно вдохнул в себя воздух. Силуэт Жадена уносило вперед. Ему, похоже, в сей час стало не до меня. Чуть живой, я поплыл к левому берегу, барахтаясь большей частью на спине, поскольку сил уже не было вовсе. Я выполз из реки и долго лежал у самой кромки воды под тыном Нижнего Города.
Я лежал в сумрачной тени Вала, под материнским шелестом зеленой ивы. Отлежавшись, испил прохладной речной воды, обнял иву и поцеловал ее ветвь, вложил в футляр мой спасительный клинок и медленно побрел по хрустящей грантовой кромке берега – вдоль линии Вала по направлению к Большим воротам.
У камней, где яростно шумела вода передо мной, как из-под земли, вырос вдруг Варгас. Сзади за ним маячил Фрол.
- А-а, заговоренный! – вскричал Варгас, будто бы радуясь встрече.- Вот и стренулись! На вузенькой дорожце…
- Кончай его! – приказал Фрол.
- Ну, где ж бог твой? – хохотнул Варгас и в тот же миг в руке его блеснул засапожник, который он занес аж за плечо, чтобы сильнее, с размаху, всадить в меня нож. Я зажмурился, не в силах убегать уже. И в следующее мгновение враг мой стал корчиться, заныл, застонал и завалился на дорогу, тряся правицей, насквозь пробитой стрелой. Фрол проворно подобрал выроненный на песок засапожник, быстро сховал его под рубахой.
Савва вышел из-за своего укрытия, которым послужила ему старая ива. В руках его покоился лук. И новая стрела упиралась уж хвостовиком в тетиву, удерживаемая пальцами стрелка. По дороге от башни спускались на крик раненного сторожевые воины.
Фрол взялся помогать собрату: обломал стрелу и быстрым движением вырвал ее. Варгас дико взвыл. Все проклятия он предназначал мне:
- Ах, ты, гад! Заговоренный! И впрямь заговоренный! Ну, ничего, подлюга, я задушу тебя собственными руками!
Варгас извивался от боли и скрежетал зубами.
- Что произошло? – спросил Добрыня, воротный страж.
- Да вот… девицу не поделили молодцы, - плел на ходу Фрол. – Варгас, мой работник, хотел потолковать с энтим унотом***… А тут дед сей пробил ему руку стрелой… До старых лет дожил, а ума не нажил. Балия**** надобно молодцу.
- Ну, так и веди работника своего к балию, - посоветовал страж.
- Коли не на рыбалке он в сей час, - оспорил другой.
- Какая рыбалка? Уж обед, поди, - рассудил третий.
- Ну, коли хороший клев, то и до вечерней зари царь речной не отпустит… А Ларион-то вельми заядлый рыбак, может и до ночи у реки засидеться. Смотря какой клев…
В воротах путь пострадавшему и помощнику его загородил Ондрей. На нем было полное воинское снаряжение, как и на всех воинах, сторожащих врата.
- Что произошло, Варгас? – сурово спросил он.
- Да вот… руку пробила стрела… А чия, не ведаю, - ответил, кривясь и охая, хитрец.
- Почто тебя так угораздило?
- Да повздорили с Саньком. Волосатик***** бы его побрал… Вот и намахнись я на него кулаком. Тут и словил стрелочку – в руку свою.
- Зачем же ты намахивался на Санька? – уточнял Ондрей.
- Да этот Санек… Бес бы его подхвати…
- Ну, ну! – прикрикнул строго Ондрей. – Глаголь по сути. Нечего словесами по древу растекатися.
- Он нехорошо отозвался о деве… Об Алене моей. Вот я и хотел его проучить малость… Так, совсем немного.
Раненный чуть ли не плакал. И был вельми убедителен. Выглядел Варгас весьма жалко. Так что и подошедшие девушки, глядя на него, такого несчастного, прониклись состраданием. И дружно, гурьбой, повели его к балию. Он же вовсю причитал, роняя лживые слезы, нес и нес на меня:
- Этот Санька… Он та еще птица… Я его за друга принимал… На стене сражались вместе… И вот, на тебе… Такое об Алене моей высказал… Да отсохнет у него язык!
- За облажные слова дашь ответ! – бросил Ондрей и отошел.
Фрол в возникшем маленьком столпотворении словно растворился в воздухе.
Я стоял в стороне, как оплеванный. У меня не было сил даже слово сказать. Савва о чем-то тихо разговаривал с сыном. «Фролка-веретель с сотоварищи творили делания зело худые. Сии еси мужие кровей******. Так их земляки бают», - услышал я обрывок фразы.
Было солнечно, жарко, далеко за воротами слышались причитания Варгаса, уводимого целым хороводом девиц:
- Я не могу повторить этих слов, кои Санька в отношении девы моей употребил. У меня уста не отверзнутся такое глаголить. Но я не могу, не могу слушать, внегда при мне о деве так отзываются! О любой деве, не токмо о моей – о всякой!...
Девушки заахали, заохали, принялись еще крепче поддерживать Варгаса. А он, видя их старания и сочувствие, вовсе обнаглел, стал припадать на согнутых ногах, как умирающий. И здоровой рукой не забывал ощупывать девиц, гладя их налитые ножки и круглые попочки, и притворно причитая:
- Я ему токмо и сказал: «Сань, давай вдарим по рукам!»... Примириться хотел. А он, гад, мне руку просадил стрелой – в самую длань!
- Так это Санька тебя?
- А то кто ж!
Девушки уходили, иные оглядывались на меня гневно и презрительно.
«Ну вот, - подумалось мне, - пришла напасть. Трудно будет отмыться от клеветы. Человека чистого легко замарать. Очиститься – почти невозможно».
Уже и другие девы, шедшие вниз, из города к реке, обсуждали свежую новость и мыли мне косточки, с презрением глядя в мою сторону. И большинство их при встрече со мной отворачивали свои красивые наивные личики.
- Вот поди ж ты… А такой казался вглядный.
- Вглядный, да. В тихом болоте черти водятся…
- У нас еще никто из молодцов так девушек не оскорблял…
- Пусть валит из города туды, откуль пришел…
- Ни одна дева ему больше не поклонится…
- А я ему даже в лицо плюну при сустрече!...
- Девоньки! Надобе подсказать Алене: пусть пойдет к уличному старосте, дабы созвать сходку. И не медля. Поглядим тады, что пришлец запое.
- Верно, девоньки! Не дадим в обиду сестрицу нашу. Пусь на сходе она выйде пред всем и смело крикне: «Тот, кто меня бесчестит, выходи ко мне и обвиняй пред всем миром, а не по заглазью!»
- Вот и буде тада «правый суд»!
Примечания.
*Сей текст представляет собой фрагмент повести "Во граде Опочка", написаной автором к 600-летию родного города, но так и не увидевшей свет.
**Вал - средневековая крепость в городе Опочка.
***Унот - юноша (др.рус.)
****Балий - врач (др.рус.)
***** Волосатик - нечистый (устар., народное, местное)
****** Мужие кровей - убийцы (др.рус.)
На снимке - на Валу, вблизи бывших Больших ворот, в наши дни (2020 г.)