Ребята

               
                Глава первая
                Конец апреля
На покосившейся табличке перед мостом было написано «р. Мртна». Если обращать внимание на таблички перед мостами и мостиками на российских дорогах, можно здорово пополнить свой словарный запас красивыми и непонятными названиями.
  Иногда, кроме названия уже ничего не осталось, и смысл знака остается понятен только дорожникам, отвечающим за содержание дорожного участка.  Внизу, под новеньким мостом, все давно заросло, а на карте река все еще есть.
 Так было и в этот раз. Не то чтобы река Мртна совсем исчезла, на самом дне заросшего оврага вода еще поблескивала и даже пахло речной сыростью. Но в целом это была просто низинка петляющая между перелесков и косогоров. Даже лягушки в ней не квакали.
- Так парни! – дядя Сережа остановился у раздвоенной сосны и достал карту.
 - Стало быть, вот от того пригорка и на север метров триста и станем искать.
- Дядя Сережа, - с сомнением влез Володька, – а как тут могут быть позиции? Тут же один лес, а дорога аж вон где.
— Это сегодня она вон где, - стал объяснять дядя Сережа, показывая Володьке карту. – Дорога построена в шестьдесят восьмом году.  А раньше она проходила как раз через эти пригорки.  Когда строили шоссе его делали максимально прямым.  И леса тогда было меньше.
- Понял. -  кивнул Володька. – Значит из Анютино в Нижние Борки ездили тут. Тогда должны остаться и следы моста.
- Толковый ученик, - улыбнулся дядя Сережа. – Вы, ребята, тогда начинайте ставить лагерь, а мы с Володей пойдем прикинем, где мог быть мост.
  Ребята повтыкали в землю лопаты и с довольным пыхтением скинули рюкзаки.  Кто-то распечатал пачку сигарет, задымили.  Я как новичок еще с тремя салагами был направлен за хворостом для костра. Старшие занялись кострищем и расчищали площадку под палатки.
   В отряде было семнадцать человек от шестнадцати и старше. Кто-то уже не первый года ходил по местам боев, кто-то, как я, был впервые.
 Меня в этот поход затащил мой школьный приятель Лешка Курочкин. Когда нас после шестого класса раскидали по разным школам мы, как водится, потерялись, хотя и жили в одном доме. А потом в десятом вдруг встретились и оказалось, что Лешка уже два года ходит с поисковиками. Я попросился, он не отказал. Так я и попал на заросший берег реки Мртна.  Я шел сюда скорее за романтикой похода как такового. 
   На великие открытия я не рассчитывал, да и не особо к ним стремился. В десятом классе посреди девяностых вообще мало кто осознанно к чему-то стремился.  Тогда всего стало много и возникла некая мнимая легкость достижения цели. Но тогда я и об этом тоже не думал. Мне было интересно сменить обстановку.
  Сергей Николаевич, дядя Сережа, был когда-то в Афганистане, а потом устроился в школу учителем физкультуры. По началу он устраивался военруком, потом это вдруг стало не актуально для воспитания молодого поколения, и он ушел в физруки. А потом стал ходить с поисковиками по местам боев. Ему так было спокойнее. Он чувствовал себя куда полезнее тем, кто был, нежели тем, кто будет потом.
  В отряде «Вымпел» собрались разные люди с одной идеей. Идеей поиска оставшихся на полях сражений наших солдат. Скажу прямо, о войне мы знаем много, но на поверку не знаем ничего. Лично мне курс истории запомнился исключительно своей быстротечность.  Двадцать второе, разгром фашистов под Москвой, Сталинград, Курская дуга, штурм Берлина. И постоянная забота как не получить пару и не попасть к доске. И внутренне чувство, что как-то все быстро. И внутренний вопрос, почему это «быстро» растянулось на четыре года и на такую территорию. 
  Я принес охапку хвороста и положил куда мне указали. Лагерь уже оформился и зажил своей жизнью. Горел костерок и чернявый котелок начинал парить в предвкушении грядущих макарон. Тут же стояли банки с тушенкой, купленной по дороге, и повар Михаил Петрович выворачивал их содержимое в глубокую миску, откладывая излишний жир.    
— Значит, так, мужи-братья, - сказал дядя Сережа. – Разведку боем начнем завтра. Мы отыскали какие-то сгнившие сваи, мост не мост, кто его знает. Но плясать будем от него.  А пока всем принять ужин, сон и средство от комаров.
- Если пластинку от комаров, положить на ночь под язык, - пошутил долговязый студент Толик, – то к вам только сумасшедший комар сунется.
 Все засмеялись.
  Обычно пластинку просто сжигали в консервной банке.

                Глава вторая
                Начало июля
   Все это было невероятно обидно. А сейчас Павлику было особенно обидно. Все пошли в школу с семи и даже с восьми лет, а он с шести. Эдакий выскочка от горшка два вершка, но уже с портфелем.  Проходишь такой гордый мимо своих сверстников, которых матери ведут в детский сад, но внутри обидно до слез, они там до вечера без забот, а ты такой важный и замученный арифметикой и правописанием.
 Потом, как это всегда бывает, разница сглаживается. И никто в классе не смотрит и даже не помнит, что ты на год младше. Там свои авторитеты, свои игры, свой поход, своя слава и свой позор, как сказал писатель Гайдар.
  Такой вот нелепый позор, аттестат есть, а года нет. И все получают повестки, а ты сидишь у окна и тебе стыдно, что ты со своим аттестатов опять от всех отстал.
 - Ну что, Пашка, ходил? - окликнул его Серега Селиверстов из дома напротив.
-Ходил, - ответил Павлик,
- Врал?
-Врал!  - крикнул Павлик, - Только без толку это, военком меня запомнил.  Давай выходи во двор, нечего глотки драть.
  Серега вышел через пять минут, когда Павлик уже собирался идти обратно домой.  Они уселись за узким столиком под сиренью и долго смотрели друг другу на руки. Сергея тоже не взяли. Ему оставалось до дня рождения два месяца, Павлику полгода.
- Митьку Ракитину, вчера повестка пришла, - начал было Серега.
- Ему проще, он в аэроклубе занимается, - ответил Павлик. – Его, наверное, в летное отправят. Слышал, что наш аэроклуб будут эвакуировать.
- Не знаю. – ответил Серега. – Но, если через месяц нас не призовут, попадем на трудовой фронт.
- Как это?
- Как, как! Валенок! – насупился Серега.  -.  Мужиков-то со всех фабрик сколько призвали? А кто их заменять будет?
— Это ты точно знаешь? – заволновался Павлик.
- Точнее некуда, - кивнул Серега. – Знаешь Валерку, он еще за команду глуховских запасным играет.
  Запасного Валерку, горластого крепыша из Глухово, футбольная общественность города знала хорошо. На праздничном матче в честь первого мая он забил три мяча. Два в ворота команды из Павлова Посада.  А третий, на последней минуте, при счете два-два, закатил в свои ворота.  И снова был возвращен в запасные.  Звезда единственного матча.
- Короче, он же в ремесленном при фабрике учился, - продолжал Сергей. – Так вот, он говорит, что требуется много разнорабочих.
- А его, что тоже не берут? – спросил Павлик. – И где это ты с ним виделся?
- Так здесь и виделся, - пояснил Сергей, и весело присвистнул - Он к Любке Марковой, приходил, у них там вроде как роман.
- Во куда запасной игрок нацелился, - усмехнулся Павлик. -   Она же выше него ростом на целую голову. Вот так свадебка выйдет. Мало ему мяча в свои ворота.
- Его дело, - отмахнулся Серега. – Только он говорит, что ему бронь хотят сделать, а он не хочет, говорит, что хватит с него дурной славы.
- И что предлагает? - Павлик отжался на руках от сидения лавочки. 
- Говорит, что надо ехать в Москву, там нас никто не знает, и там собирают народное ополчение.
- Как Минин и Пожарский против поляков?
-  Валерка говорит берут даже пожилых профессоров.
- А это мысль, - подался вперед Павлик – Айда к нему, есть план. Гуртом то легче. И врать сподручнее.
    Они нашли Валерку не сразу. Пришлось ждать, когда кончится дневная смена и практикантов отпустят на все четыре стороны. 
 Разговор вышел не долгий. Валерка и сам собирался подаваться в Москву. По началу он не хотел сажать себе на хвост двоих школяров, решив, что с ними будет полно возни, но потом, когда Павлик привел свои доводы, решился. 
  Поездку в Москву наметили на четверг. Поезда пока ходили, но патрулей стало больше.
- Тут, ребята главное, марку держать, - сказал Валерка. - Когда там патруль или кондуктор, уверенно и четко говорить одно и тоже.
- Едем в Москву, на завод Серп и Молот на практику по комсомольской путевке, - напомнил Павлик. -  А от кондуктора главная защита билет.  Деньги у вас на билет найдутся?
- Наберем, - ответил Сергей.  – Завтра, на всякий случай, продам свою коллекцию марок.

                Глава третья
                Конец апреля
  Утро было по-апрельски сырым, хотя и по-апрельски нехолодным. Дядя Сережа объявил подъем и погнал всех на зарядку. Дисциплина в лагере была армейская, а зарядка она всегда кстати.
  В разведку пошли после завтрака. Я боялся, что искать придется у самой реки, где уже поднялась молодая осока. Но дядя Сережа повел отряд выше по пригорку, поросшему редким сосняком.
- Если здесь были наши позиции, то они должны быть у кромки леса, - пояснил дядя Сережа, - Будем искать признаки траншей, брустверы, воронки. Для начала попробуем наметить возможный район возможно чуть дальше в лесу, но не более полусотни метров.
    Место, где возможно был мост с вечера разметили вешками. По легенде, составленной в штаб-квартире отряда, выходило что направление Анютино – Нижние Борки, это правый фланг на стыке двух дивизий. В сентябре «Тайфун» начался и пронесся по этим перелескам. Ранней осенью сорок первого года немцы тяготели к дорогам. Наступать по полям уже было невозможно.
  Разведка шла так: ребята поопытнее шли цепью вдоль предполагаемой линии траншей и отмечали флажками все, что могло походить на остатки укреплений. Вскоре на пригорке наметилась некая система из флажков и вешек.
   Для меня пока все было непонятно, но старшие уже довольно улыбались.
- Видишь, вот там, справа четкая цепь бугорков, - пояснил мне Лешка, показывая на цепи флажков. – Точно траншея, а по левую отдельные метки. Значит либо цепь стрелковых ячеек, либо позиции разбитые огнем артиллерии.
  - А еще дальше? – спросил я, начиная понемногу вникать в обстановку. – Вон там, где Толик с ребятами.
- Там следы оползня, – пояснил Лешка. -  Бывает, что обнажается коп. В том году в таком оползне миномет нашли.  Ты смотри под ноги, бывает, что на поверхность вымывает интересные находки. Тут явно после войны не пахали.
- А что же, бывает, что и пашут? - удивился я.
- Конечно, - кивнул Лешка. – Что-же все поля в мемориалы-то превращать.
  Мы шли мелкими шажками внимательно осматривая пригорок, особенно, там, где стояли вешки. С каждой минутой казалось, что вот-вот в листве что-то блеснет или обозначатся контуры находки. Но под ногами была только слежавшаяся за зиму листва.
  Через два часа дядя Сережа разбил нас на группы и определил места копа. Я попал в пару с Толиком. Он был в поисковиках уже не первый год и глаз у него был наметан.
 А чуть раньше пришел Михаил Петрович и принес железяку, показавшуюся мне ручкой от чемодана. Все здорово оживились, оказалось это буксировочная скоба от полкового «бобика». Михаил Петрович нашел её, когда осматривал лесок позади траншей.
- Остального может и нет давно, - посетовал он, пуская находку по рукам, -но подозрительных ямок там хватает.
  Это окончательно подтвердило предположение о траншеях у моста и здорово всех вдохновило.
   Походная романтика кончилась и началась работа. Нам с Толиком определили один из участков слева от моста, где флажки стояли особенно неровно.
  Толя начал копать не сразу. Он ходил вокруг нашего участка, приседал, кажется, даже прилегал к земле, пытаясь понять, как могли быть построены укрепления.
 -  Ладно, Славик, - наконец сказал Толя, – похоже вот это бруствер, а здесь возможно был ход сообщения. А вот те три ямки - воронки. Бери лопатку и начинай расчищать бруствер. Только не ройся как экскаватор, а снимай понемногу, сначала листву.
  Я присел у вытянутого холмика, который Толик назвал бруствером. Откинул несколько веток и стал понемногу счищать верхний слой листвы. Он оказался довольно толстый, как плотное одеяло, под прошлогодними листьями был черный пахучий слой перегноя, местами пронизанный грибницей. Снимать пришлось сантиметров десять, прежде чем под лопаткой показался песок.
  Толя тем временем быстро снял верхний слой с остального участка и отошел в сторону.   Теперь вид участка был совершенно иной. А нем уже угадывались линии событий, как говорил Лешка.
  Конечно, края неровностей оплыли и частично перемешались с плодородным слоем, но в целом, понимание уже было.
— Вот что, Слава, - сказал Толик. – Вот ход сообщения, начинай его расчищать. Первые полтора штыка можешь выбирать смело, а потом повнимательнее. И не раскидывай, пустышку в одну сторону, что найдешь в другую.
 Примерно через час я прочистил ход сообщения метра на полтора. Было ясно, что чутье Толю не подвело. Ход был укреплен бревнами.  Они сгнили, но еще угадывались.  Толик вскрывал стрелковую ячейку. Слой за слоем уходя все глубже. Окоп вырисовывался все четче. Я думал, что должны попадаться гильзы, но он объяснил, что они будут либо на бруствере, либо на дне. 
 Но первой моей находкой оказалась лопатка. Малая саперная лопатка без черенка. Она проржавела, но была еще крепенькая.
— Вот значит, как, - сказал Толик укладывая находку на брезент. – Чехла нет, значит была не на ремне.  Отметь место и думай, представляй, как и что могло быть. Дедуктируй.
  Я начал дедуктировать, вспоминать как лежала лопатка, куда смотрела ручка.  Я порылся вокруг, наткнулся на несколько стрелянных гильз и целую патронную обойму. Но все это было как-то отдаленно и опосредованно, я продвинулся по ходу еще с полметра, пока из-под лопаты не вывалился истлевший ботинок.
 - Стой!  - Послышался над ухом голос дяди Сережи. – Дальше не ходить. Дальше мы сами.  Толя помоги.
  Меня отправили расчищать противоположный участок, до которого Толик не успел добраться. Я не был расстроен, своим отстранением, раскапывать останки человека мне не очень хотелось. Я не хотел смотреть на кости.
И, чтобы отвлечься, я продолжил копать, как меня научили. Только теперь заблаговременно протыкал землю тонким щупом. 
  Коробку из-под пулеметных дисков я нашел на дне под бруствером. Стреляных гильз было столько, что я не обращал на них внимания.
  Пока старшие доставали и раскладывали на брезенте остатки бойца, я наткнулся на сваленные вместе бытовые принадлежности.  Парусиновый мешок, в котором они лежали истлел, а они, стиснутые песком, остались такими же, как в тот последний день.  Сидором занимался Лешка, я подавал ему скарб, а он раскладывал на бруствере.
  - Интересно, - сказал я, подавая очередную находку - три ложки завернутые в плотную ткань, - запасливый был боец.
 К вечеру все сидели у костра и подводили итоги. На позициях у моста через реку Мртна, было поднято семеро бойцов красной армии. Пять винтовок, предметы обмундирования и снаряжения, боеприпасы в незначительных количествах. Несколько противогазов, коробка для пулеметных лент и коробка для дисков. Три пустых пулеметных диска.  Наган без ствола. Несколько рубашек от гранат.  Каски, ремни, ботинки.
  Всех найденных бойцов на ночь положили в общей яме прикрыв брезентом.
 У костра на дощатом столике были разложены найденные личные вещи. Один их поисковиков проводил опись.
 Перочинный нож с перламутровой ручкой. Оправа от очков в кожаном чехле. Значок ГТО, значок «Ворошиловский стрелок».  Опасная бритва, фляги, котелки.  Оправа от карманного зеркала. Портсигар. Блокнот в кожаном переплете. Компас. Смятая кружка. Часы. Еще одни очки. Три ложки завернутые в плотную ткань. Перьевая ручка.
  Дядя Сережа развернул ткать и криво усмехнулся.
- Фронтовой столовый гарнитур.
  Ни у кого из поднятых в тот день не было посмертных медальонов и никаких документов.  А значит на табличке, которую поставят над их могилой будет написано «неизвестный», а в учетной записи напишут: «подняты там-то и тогда-то. Передал, принял, число, подпись, точка.»


                Глава четвертая
                Начало июля
  Билеты пришлось требовать через начальника станции, настаивать, взывать, кажется даже грозить. Работали дружно, потому начальник станции наконец поддался. И продал билеты троим настырным парням с комсомольскими значками и каким-то странным предписанием.
   Это предписание Валерка выкрал в канцелярии своего ремесленного училища и самостоятельно заполнил на самого себя и двоих попутчиков. Да еще и расписался в графе директор. И брякнул печать, вернее вырезал из какой-то накладной и перевел.  А чтобы его не раскусили, показывал предписание придерживал печать пальцем и никому не давал его в руки.
  До Москвы поезд шел долго, часа четыре. Так как большинство пригородных поездов отменили, в вагоне было тесно и дремотно.
  Ребята примостились на деревянном сиденье. И принялись за поедание сухого пайка, который им собрала в дорогу Люба Маркова. Она напросилась проводить их до станции и сунула сверток в мешок Валерке перед самой посадкой на поезд. В свертке был хлеб, пол кольца домашней колбасы, пол дюжины вареных куриных яиц и соль в железной баночке из-под пудры.
  На всякий случай Люба положила в сверток три одинаковых алюминиевых ложки, потому что узнала, что кроме кружек и перочинного ножа в дорогу ребята ничего не взяли.
- Эх вы, - голосом старшей сестры выговаривала она ребятам.
- Да там все выдадут, - отмахивался Сергей, ему явно претила такая забота.
   С Любой ни Павлик, ни Сергей близко знакомы не были, так как жили в соседних дворах, и поначалу чуть не разругались с Валеркой, за то, что позволил ей увязаться за ними. Но тот пояснил, что так полагается и что это только до вокзала.  Вскоре общество Любы ребятам даже стало приятным. Чем дальше уходили они от своих дверей, тем тоньше становилась ниточка ведущая туда. И скоро последним кончиком этой ниточки оказалась эта нелепая долговязая девчонка в синем платье, бегущая по платформе и размахивающая руками. Потом платформа кончилась и остались только три ложки на дне Валеркиного мешка.
  До курского вокзала поезд не доехал и ребятам пришлось долго брести по пригороду расспрашивая дорогу у местных прохожих. Наконец не весть откуда взявшийся трамвай звякнул и отвез их в центр.
    До заветного сборного пункта они добрались только к пяти часам вечера. Боялись, что не успеют, но запись шла почти круглые сутки. В фойе институтского здания, на лестницах и в коридорах толпились люди и царила полная неразбериха.
  Единственным признаком порядка казались то и дело выходившие в коридор военные с кипами бумаг и списками.
  Тем, кому удавалось наконец попасть в кабинеты, могло и не повезти. Нескольких таких невезучих, ребята видели в коридорах. Они обиженно бродили, поправляя очки и кепки, в надежде если уж не правдой, так хоть неправдой прибиться к отправляющейся команде.
  - Тут главное вместе держаться, - заявил Павлик. - Только вместе, иначе пропадешь.
  И они держались вместе. Так вместе и вошли в кабинет с высокими окнами, где за столом сидел пожилой майор. Он заполнял бумаги и не сразу обратил на них внимание. А обратив, был краток. Видимо сказалась усталость.
- Полных лет, - сказал майор, обращаясь ко всем троим.
- Восемнадцать, - хором ответили ребята.
- Анкеты?
 Ребята протянули заполненные в коридоре листы.
- Петров, - окликнул майор кого- то в соседней комнате.
- Я, товарищ Комаров! - в кабинет вошел человек лет пятидесяти с сержантскими треугольничками в петлицах.
- Этих троих, во вторую роту,
- Есть! - козырнул сержант.
  Стать солдатами оказалось невероятно просто, Павлик даже поначалу засомневался, но, когда сержант привел их в одну из аудиторий, сомнения исчезли. Здесь уже было много людей, которые пока еще были в штатском.
  - Товарищ сержант, - навстречу прибывшим вышел человек в летнем льняном костюме. – Когда будем отправляться?
- Пока не знаю, товарищ. - ответил сержант учтиво, совсем не по-военному. – Обещали к вечеру. Думаю, ночевать будете уже в казарме. Про ужин не знаю, а пока принимайте пополнение.
 - Здравствуйте, - сказал человек в костюме, - Доцент… отставить, помощник командира взвода Ващев. Вы к нам откуда?
- Мы из Ногинска, - сказал Сергей.
 - Текстильщики значит. Ну тогда размещайтесь на пятом ряду. Там все свои.
— Это какие, свои? - спросил Валерка
- Свои. Ополченцы. Винтовку Мосина, проходили? Если нет, приступайте.
               

                Глава пятая
                Конец апреля
Общая радость от обнаруженных находок, по мере работы, то росла, то сменялась разочарованием. За пять дней отряд нашел больше тридцати человек. И в то же время не нашел никого. Останки солдат бережно сложили на возвышенности и покрыли новеньким брезентом. Они ждали своего перезахоронения. А множество вещей, разложенных на дощатом столе, беспощадно молчали о них.
   Я был новичком в отряде. А любой новичок до определенной поры чужак, хотя бы до того пока не примет общую манеру мыслить, не осознает принятый в отряде порядок вещей, чувств и отношений.  Но зато новый человек всегда сохраняет выгодную ясность души. Именно души, а не мысли.  Все новое он принимает и оценивает без учета сложившихся задолго до него оговорок, поправок и соглашений.
  Человек всегда меняется, как меняется лезвие ножа, раз за разом проходящее по точильному камню.  Но еще какое-то время оно остается ножом, по крайней мере до того, как его не переточат в шило или отвертку,   
  Выходя в каждый новый поиск, я выкладывался на полную. Мне было стыдно работать в полсилы. Те, кто лежал под брезентом здесь работали на полную. Всякий раз, когда земля отдавала очередной предмет или признак, я обретал надежду, и всякий раз она сменялась разочарованием.
- Не расстраивайся, - сказал как-то вечером Михаил Петрович.  – Сам понимаешь, бумага долго в земле не лежит. Да могло оказаться, что никаких бумаг и не было.
- Как же так?
- Перед самой войной начали большую реорганизацию армии, - пояснил он. – одни части расформировывали, другие формировали. Меняли документы. Укрупняли соединения. Перебрасывали с места на место. У командиров офицерские книжки, конечно, были, а у солдат, да тем более ополченцев, никаких документов вообще могло не быть.
- Ополченцев? -  спросил я.
- Да, - подтвердил Михаил Петрович. – По всем приметам это позиции ополченцев.  Но кто конкретно здесь был узнать можно только в архивах. Такая, Славик, работа, неделю копаешь землю и целый год бумагу.  Кстати, можешь брать на заметку. Это ведь твоя находка вещмешок.
- Так он же истлел.
 - Он да, а ложечки остались, - усмехнулся Михаил Петрович. И хлопнул меня по плечу. – К ложечкам присмотрись. Ложечки интересные.
- А что может быть? - я простодушно надеялся на подсказку опытного поисковика.
- Лежали ложки вместе, - задумчиво произнес он. - Можно предположить, что и мешок было общий. Один на троих.  Могли же земляки так поступить, в условиях общей бедности. И коробку для дисков тоже там нашли. Значит пулеметчики. Гильз-то чуть не два ведра подняли.  Вот и думай. Рассматривай.   
  И я пошел рассматривать. У стола как раз сидел Леха и при свете керосинки расчищал что-то круглое.
-Стеклышко целое, а внутри все грязью забито, - Пояснил он, поворачиваясь ко мне. – Часы в то время вещь редкая, приметная, может быть именная. ценный подарок.
— Это откуда? - поинтересовался я.
  - С правого, фланга, - пояснил он, и добавил. -  Флажок номер восемь. Одиночный окоп.  А ты с чем?
- Я за чем! – ответил я. - Мне ложки нужны, которые в первый день.
- У Олега спроси, он их уже упаковал.
  Олег был в отряде чем-то вроде завхоза, писаря и архивариуса в одном флаконе. Он составлял описи, карты, чертил схемы. В обычной жизни он работал лифтером где-то в Химках.
- Ложки, ложки, - Олег вел пальцем по странице гроссбуха. – Третий ящик. Возьми сам, они сверху, только верни.
  Я вернулся к столу и развернул плотную бумагу, в которую заворачивали все находки. Кусок ткани, в который были завернуты ложки, лежал отдельно. Ложки были вложены одна в другую и не были расчищены. Я аккуратно разделил их и разложил в ряд. Они были совершенно одинаковые. Штампованные алюминиевые ложки в расширяющейся к концу рукояткой. На рукоятке имелся курчавый узор вдоль края. Это были не армейские ложки, до того, как попасть в этот окопчик, они успели полежать на свежих льняных скатертях и позвякать об уютные домашние тарелки, которыми наверняка гордилась неведомая хозяйка.
  Но теперь они лежали здесь. На дощатом столе и почему-то я испытал огромное воодушевление глядя на них.  Я принес воды и стал мыть их с мылом стараясь при этом не сильно тереть, словно боясь, что они рассыпятся.
  Когда они стали чистыми я стал рассматривать их во всех сторон и на обороте одной нашел четкую надпись сделанную, видимо иглой.
                «Селиверстов. С.»   
 Это было какое-то чудо. На следующей ложке, были три буквы
                «ПВН»
 Последняя ложка была обозначена четкими квадратными буковками.
                «Валера. Захарово»
 - Леха! -  я взревел, каким-то не своим голосом и запрыгал вокруг стола - Ты только глянь. А ложечки-то не простые. Вот тебе и ложечки! Ай да Михаил Петрович! Вот тебе и земляки - пулеметчики!
 - Да что ты с ума сошел? – Лешка подскочил и ухватил меня за плечи. -  Ты что клад нашел?
 - Смотри сам, - я с гордостью ткнул пальцем в ложки.
На шум стал собираться народ, все по очереди рассматривали мою находку.
- С почином, стажер, - сказал дядя Сережа, рассматривая надписи через лупу. - За весь поиск это пока первые именные вещи. Вот бы еще знать, где призывался этот Селиверстов. С.  Петром Васильевичем или Валентином Николаевичем звался этот ПВН.  И где на карте нашей родины затерялось это «Захарово». Что ж вы ребята ложечки подписываете, а медальоны выбрасываете.
   Черты бойцов еще минуту назад, так четко стоявших у меня перед глазами, заколебались. Стали размываться, таять и уходить, как уходит песок сквозь горловину песочных часов. И вернуть его назад нет никакой возможности, потому что не было в мире силы способной перевернуть эти часы. 
                «А может была, может даже есть».
 В тот вечер на берегу реки Мртны, это была единственная мысль, которая у меня оставалась.
  С годами эта мысль погружалась в пучины суеты, но никогда не исчезала. Снова и снова она напоминала о себе многие годы, оставляя надежду, что та история не закончилась после того, как гробы с поднятыми бойцами опустились в свежую могилу и местный священник прочел над ними «За упокой», а почетный караулу дал троекратный залп.
  Я сходил с отрядом в поиск еще один или два раза.  Мне даже удалось отыскать родственников одного из поднятых нами позже бойцов.  И даже побывать в небольшом селе под Оренбургом, где жила его сестра. Маленькая улыбчивая старушка, которой я передал его вещи. И она смотрела на них так, как смотрит человек встретивший призрак себя самого. 
               
                Глава шестая
                Начало сентября   
  Дорога к фронту заняла почти два месяца. Сначала ополченцев, одетых в рабочие спецовки и ватники отправили на строительство укреплений. На подступах к Москве. И Сергей удивлялся тому, что немцев могут пустить так близко.
 Фронт приближался к Москве быстрее, чем продвигались к нему ополченцы. Не хватало винтовок, и они отрабатывали приемы штыкового боя с палками. При каждой возможности командиры учили вчерашних студентов, рабочих, музыкантов консерваторий, копать окопы и бросать гранаты, роль которых выполняли камни и деревянные чурбаки.
 А война все шла и шла на восток. И каждый раз ополченцы застывали если черный раструб на штабной машине передавал сводку. Немец подходил к Ленинграду, осадил Одессу, рвался к Харькову и Смоленску. 
 Кто-то роптал, и рвался в бой, но помощник командира взвода Ващев, терпеливо осаживал торопыгу.
- Учитесь воевать, - говорил он. - Всякий раз, когда можете учитесь.
  В августе дивизию вдруг полностью обмундировали, довооружили и без остановок перебросили в сторону Калуги, а потом еще дальше в район городка Спас-Деменск. Во второй эшелон 24-й армии.
  - Ну вот здесь нам и начинать, - сообщил ротный, капитан Шибко, показывая Ващеву и остальным взводным очерченный на карте берег реки. – Копать мы умеем хорошо, надо бы устоять если что.
- А что? – спросил один из взводных.
- Прямо пред нами, - объяснил Шибко, на том берегу стык двух дивизий. Если немец ударит в стык, то двигаться может к этому мосту.
- А может не сюда, - допустил взводный.
-  Может и не сюда, - почесал подбородок Шибко. – Но манера у них такая, понимаешь, пробить фронт в одном месте, и устроить окружение или обход. Такой мост они не упустят.
- А может спалить его к чертям? - предположил кто-то. – Забросать бутылками и дело с концом.
- Мост может пригодится и нам, - отрезал Шибко. – Закапывайтесь, мужики. Вечером обещали артиллерией нам помочь.
   Из всех бойцов взвода Ващева, ногинские ребята оказались самыми спортивными и проворными. А потому он еще неделю назад закрепил за ними ручной пулемет. Старшим команды поставил Валерку, Сергей стал наводчиком, а Павлик вторым номером.   
 Место расчету Ващев определил на левом фланге в сотне метров от моста. Во взводе был еще максим, «Максим Максимыч», его поставили на пригорке справа от моста, остальные бойцы распределились по обе стороны от дороги. К вечеру в лесочке позади траншей установили полковой «бобик».
  - Вы, Валера, - Ващев пришел в сумерках осмотреть позиции пулемета, – вы не торопитесь, если немцы через мост попрут их Максим Максимыч встретит. Если они на наш берег выскочат тоже не страшно, мы их гранатами закидаем, и артиллеристы помогут.  Ваше дело ударить им в тыл, если они начнут мост напротив вас обходить.
- То есть, вы их на себя повернете, - сообразил Сергей.  - А мы как в засаде.
- На Куликовом поле, - добавил Павлик
- Соображаешь. – кивнул Ващев. -  Как только они в нас упрутся, станут под прикрытием моста нас обходить, а тут вы.  И с бревном правильно придумали, 
   Положить поверх бруствера бревно предложил Павлик, вышло что-то вроде дота. Можно было смотреть за боем и не высовываться. 
  Долгий путь к фронту не приучил ребят к тому, что война может быть такой быстрой.  Прошло едва больше часа, как в утренней дали раздались первые взрывы далекой артподготовки, а к мосту уже подкатили мотоциклы.
  На миг они затормозили, обменялись криками и покатили вперед. Когда первый переехал мост, с пригорка ударил Максим Максимыч. Под первым мотоциклом разорвалась граната. Второй скатился в реку, третий, хотя и успел развернуться, но и его догнала длинная очередь с пригорка.
 На нашем берегу разорвалось несколько небольших мин и на мост устремились танки. Первым мост переехал легкий танк «Шкода», он стрелял наугад из башенного пулемета. Второй, точно такой же, ехал за ним, танкисты хотели перескочить мостик с ходу.
  Немцы не планировали ввязываться в бой у моста. Прорвав фронт, они устремились вперед, рассчитывая посеять хаос в тылу передовых армий. Они делали так всегда. К тому же они не допускали мысли, что у этого мостика может быть серьезное охранение. Они просто ломились через мост, зная, что, когда окажутся на том берегу, охранение разбежится.
  Головной танк стал подниматься по грунтовке, и его прямо в упор расстреляли окопавшиеся в лесу артиллеристы. Второй танк остановился и тут же был подорван гранатами и бутылками. Нескольких бойцов Ващев посадил в окопчиках у самой дороги, именно на такой случай.  А пытавшуюся бежать за танками пехоту встретили ружейным и пулеметным огнем.
    С немецкого берега стали стрелять штурмовые орудия. Стараясь не потерять темп наступления, немцы не жалели снарядов. Они пытались разом нащупать огнем пушку, уничтожить Максим Максимыча и разбить предмостные окопы. Наше орудие, прикрытое лесом, отвечало огнем и на немецкий берег тоже падали снаряды.
   Немцам любой ценой был нужен этот мост, они подтянули минометы и двинули штурмовые орудия вперед. Стараясь занять позицию в мертвой зоне нашей пушки и поближе к настырному Максим Максимычу.
  Бой шел так, как и предполагал Ващев, пока немцы бросили все силы против правого фланга его взвода.  А его «засадный полк» пока ждал своего часа.
  Первое штурмовое орудие поползло по мосту оказавшись в мертвой зоне артиллерии. Прикрывшись остовом подбитого танка, самоходка развернулась, чтобы двинуться вдоль окопов, а окопы молчали.
 - Да что же, нет там никого что ли! – воскликнул Валера, глядя, как самоходка ворочается на дороге.
   В следующую секунду он схватил сразу две бутылки и, не слыша окриков Сергея, побежал по траншее. У самой дороги все было перепахано снарядами.
- Бей его!  Бей! –  на дне воронки свернулся калачиком раненый боец.
     Валера подбежал к корме самоходки почти вплотную и бросил обе бутылки. Пламя с ревом взметнулось, окутав всю машину черным дымом. Потом, не замечая пуль, Валерка кинулся обратно в траншею, ухватил раненого за ватник и поволок в укрытие.
 Тем временем вторая самоходка остановилась прямо на мосту, развернулась в сторону Ващева и стала стрелять, перепахивая пригорок.  Пулемет Ващева не отвечал, пушка тоже замолчала.
- Ну уж нет, - прошипел Павлик мысленно, прикидывая расстояние до моста.
- Куда? -  крикнул Сергей, увидев, как Павлик с двумя связками гранат перекатился через бруствер и заскользил вниз по мокрой траве.
  Павлик добежал до самого моста, где было топко и водоросли колебались вслед вялому течению.  Мост был рядом и был не высокий, но Павлик понял, что связку до самоходки ему не докинуть. А она все стреляла, и немцы на том берегу уже осмелели и стали подаваться вперед.
  Павлик сорвал с пояса брезентовый ремень и связал обе связки вместе.  Получилась огромная устрашающего вида конструкция.
- Сейчас я тебя, - сказал Павлик, и полез на мост, скрипя сквозь зубы – Ты только, Сережка, меня прикрой, сообрази. А я им сейчас дам.
  Павлик понимал, что попасть надо прямо в самоходку, а значит подойти придется вплотную, бросить и сразу прыгнуть вниз. Так он и сделал.
  На берегу, у самой воды, под прикрытием моста уже сосредоточились немцы и заметив сумасшедшего русского стали стрелять.
   Сергей изо всех сил навалился на приклад и дал по ним длинную очередь. Немцы мешками посыпались в осоку. 
  Павлик подбежал к самоходке, бросил связку гранат, прямо на крышу боевого отделения. Взрыв был такой силы, что в самоходке сдетонировали снаряды. Он разворотил у самоходки крышу и выбил днище. Машина подпрыгнула, а потом всей массой своего остова рухнула на мост и, вместе с ним, погребла под собой Павлика.
  Сережка не видел, как это было, он менял диск, потому что первый он разом выпустил по тому берегу.  Когда он снова посмотрел на реку все было кончено. Мост рухнул, и немцы кинулись вперед прямо через реку. Сергей навалился на пулемет, расстреливая переправлявшихся вброд немцев.
  Они пригибались, падали, стреляли, но продолжали двигаться вперед. С немецкого берега снова полетели мины, и третья самоходка в бессильной злобе стала перепахивать снарядами место, где засел русский пулемет.
  Сергей приник к пулемету и не видел ничего, кроме корчащихся на берегу серых фигур. От отстрелял еще один диск и поставил следующий.  В этот момент в окоп ввалился Валерка. Он с ходу швырнул в сторону немцев три гранаты и схватил винтовку.
- Прете сволочи!? – орал он, раз за разом передергивая затвор. -  Давайте! Вы нас еще не знаете!
  Сергей вдруг отшатнулся назад, схватился за шею и повалился на дно окопа.
- Сережка!
 Валера подхватил его и успел оттащить к ходу сообщения. Когда он вернулся к пулемету, немцы были совсем близко. Он успел дать несколько очередей до того, как в окоп стали падать гранаты. Он даже успел выкинуть две из них обратно, прежде чем остальные взорвались у него под ногами. 

                Глава седьмая
                Начало мая
  С того моего поиска прошло порядочно времени. Изменился я, изменилось мое отношение к жизни, поменялись и переоформились планы, стратегии и   даже места жительства. Было много сделано, о многом подумано. Шла жизнь. Шла вперед, как идет пригородный поезд горьковского направления. За окном свежей зеленью расцвела природа. В вагоне было светло и людно. Пассажиры входили и выходили, поезд покачивался и шипел.
  Я сидел у окна, глядя по ходу движения. Пыльные московские задворки давно остались позади, отсеченные петлей кольцевой дороги. Унесся назад пригородный Реутов, потянулся бесконечный, исписанный граффити и не очень граффити металлический забор.
 Настроение у меня было лучше не придумаешь. Майские выходные в коем-то веке, были у меня целиком свободны. А в конце мая намечался отпуск. А гостевой домик у Алуште был забронирован еще в марте.  А судя по фотографиям этот «Профессорский Уголок» место преуютнейшее.  Рай, да и только.
  Оторвавшись от своих мыслей, я осмотрелся. Прямо передо мной сидели две девушки, самые обыкновенные с ленточками в волосах.   Было шестое или седьмое число, не помню.  Они болтали и у одной в руках был стандартная рамка для шествия «бессмертного полка».
  . У меня у самого дома таких три. Все подписаны, кто, где, когда. А на их рамке была групповая фотография троих гражданских.
- Простите, - сам не зная почему обратился я к девушке, указывая на фото. – Это ваши родные?
 Девушки переглянулись, видимо определяя степень моей опасности. Сейчас так принято все время думать об опасности.
— Это друзья моей прабабушки, - ответила девушка, и видя мой неподдельный интерес продолжила. -  Эти ребята жили с ней по соседству, и она провожала их на войну. Потом они прислали эту фотографию. И больше про них ничего не известно. Но ведь это же не запрещено, помнить тех, о ком ничего не известно. А у вас есть в семье кто-нибудь воевал?
- Да, - кивнул я, разглядывая фото. –  У нас в семье многие воевали.
- И вы про них всех знаете?
- Да, они все вернулись. – ответил я. - Только один погиб. Брат моей бабушки. Он был артиллерист.
- А эти так и не вернулись. Но мы знаем, как их звали, - она подсела рядом и стала показывать пальцем. – Вот этот, слева Сергей Селиверстов.  Вот этот, в кепке Павел Носиков. Смешная фамилия, правда, не Носов, а Носиков. А это Валера Гусев.
- Из Захарово, - вдруг сказал я.
- Да они жили в Захарово, - удивленно подтвердила она. — Это тут, в Ногинске.  А что?
  Я откинулся на сиденье и ошалелыми глазами смотрел то на фото, то на девушку и не мог собраться с мыслями.
  Как не странно в себя я пришел от того, что за окном потянулась знакомая местность. Поезд бескомпромиссно подходил к моей остановке.
 Я достал блокнот и стал быстро писать, потом отдал листок девушке. Она была, кажется, ошарашена не меньше меня.
 — Вот, это мой телефон.  – стал я пояснять, попутно вставая и снимая с полки сумку. – А второй телефон, это для вас. Девушку зовут Алиса.  Скажите, что вы из Захарова. И спросите про ложки. Журнал отряда «Вымпел» за сезон 94 года.
   Поезд стал решительно замедлятся, и с поспешил по проходу.
- Что это все значит?  - крикнула девушка мне вдогонку, когда я уже входил в тамбур.
- Обязательно расспросите Алису, про ложки, - крикнул я в ответ и поднял на прощание руку. – Обязательно, про ложки, это очень важно.
-Кому важно!? – взволнованно кричала мне вслед девушка.
 - Обязательно, позвоните Алисе, - снова крикнул я, когда ее перепуганное лицо мелькнуло за стеклом вагона. — Это важно всем.
  Поезд с шипением захлопнул двери и пошел дальше. Оказалось, что я вышел не на своей остановке. И до дома мне пришлось добираться два километра пешком. Они показались мне бесконечными и очень счастливыми.