Эпоха метания топоров

Павел Калебин
Мое детство закончилось после того, как умер Отец. Мне тогда было 9. На календаре 1982-й.
За день до смерти папка, улыбаясь, пообещал, что завтра мы с ним сделаем детекторный приемник. Дал мне катушку и медную проволоку, наказал мотать...
«Радио тебе откроет целый мир!» - пообещал он. И я ему верил. У радио в нашем доме был особый статус. Утром оно бодрило гимнастикой Лаврова в музыкальном сопровождении пианиста Родионова, днем традиционно пело, убеждая слушателей в том, что «Ленин – такой молодой и юный Октябрь впереди!» (надто понимать, потому что тот делал утреннюю гимнастику), а вечером, при плотно прикрытой двери нашей комнаты в коммунальной квартиры, шипел вечно куда-то пропадавшим голосом Севы Новгородцева.

Приемников у нас было много. И ни один из них не был покупным. Все их спаял мой папка сам из деталей, буквально вытащенных из помойки! Настал и мой черед осваивать радиотехнику. Именно детекторный приемник должен был стать первым моим шагом в этот увлекательный мир. Мир света и прогресса, мир космоса, мир чего-то такого, необъяснимого... Уже даже при приближении к нему захватывало дух!  Но... Но папка обманул меня!

В 1982 году он, в свои 36 уже сумевший возглавить заводское конструкторское бюро, взял, и... умер.

В итоге, радиотехника из меня не вышло. Со смертью отца я лишился своего кумира, идеала, беспрекословного авторитета, и продолжил расти уже предоставленным самому себе. Какое-то время выручала богатая отцовская библиотека, погрузившая меня в удивительный вымышленный мир. А потом, вполне закономерно, я был захвачен улицей.
О, улица начала 80-х! Ее хроники столь удивительны, что достойны многотомника. Мне уже стукнуло 10, но я уже сумел сколотить свой первый плот и плавал на нем по небольшому прудику. У друзей тоже были подобные плотики. И мы играли в пиратов, беря друг друга на абордаж.

Далее улица заставила меня мастерить:
- арбалеты и рогатки;
- воздушки, пуляющие пластилиновыми шариками;
- дротики из электродов для сварки;
- всевозможные бомбочки и бахалки...

Часто с товарищами, после просмотра очередного патриотического кина про партизан, я залегал в кустах возле железнодорожного полотна на курском направлении, где мы мечтали пустить под откос какой-нибудь эшелон или хотя бы электричку. Ведь патриотическое воспитание подрастающего поколения без практики просто не имело смысла. Не так ли? И мы клали на рельсы всякую хрень или закладывали под них кирпичи (типа, взрывчатка), дабы отрепетировать будущую борьбу с силами империализма... Двое кладут какой-нибудь предмет на место стыка рельс, двое стоят на шухере, а одному отводилась роль слухача – он прикладывал ухо к рельсе и по ее вибрации определял приближение состава. Все было почти по-настоящему. А когда состав приближался к нашей закладке, все мы невольно начинали петь «Вставай страна огромная...»

А чтобы наша физическая подготовка находилась на должном уровне, постоянно тренировались. К примеру, забирались на крыши вагонов, загнанных в тупик, и смело прыгали с них... Боже, это даже выше уровня второго этажа! Но... никто ног не ломал и даже на ушибы не жаловался. Не иначе, то было покровительство высших сил. Вот что значит оно – священное чувство патриотизма!

Я научился метать ножи и даже топоры. Пару лет спустя освоил практику разбивания кирпича ребром ладони (теперь почему-то утратил сей навык). Тогда же попробовал пиво и вино. Начал промышлять кражами из офисных помещений местного кирпичного завода... Крал с подельниками карманные календарики, канцелярские скрепки, ручки, стёрки и даже степлеры. Скручивал в заводском гараже с зилов поворотники и катафоты. Дрался с пацанами из соседнего района, безжалостно стегая их тяжелой железной цепью. Слушал на разбитой Электронике-302, которую нашел на свалке и подлатал, Высоцкого, Северова, AC\DC. Играл в карты на деньги.
Единственное, я долго не соблазнялся сигаретами, хотя все сверстники уже вовсю смолили.
Но однажды на улице ко мне обратился незнакомый парень, прогуливающийся под ручку с девушкой:
- Пацан, есть закурить?
- Не курю, - серьезно ответил я.
Парень же хмыкнул и сказал своей девушке:
- Такой курит. Но такой не даст.
Я тоже хмыкнул. И в тот же день закурил. Для поддержания имиджа.

Излюбленным местом времяпровождения для всех ребят нашего двора стала расположенная неподалеку городская свалка. Конечно, это отвратительно – копаться в горах мусора вместе с бомжами, выуживающими из них «чебурашки» (пивные бутылки 0,5). Под ногами шмыгают крысы, сверху на тебя гадят речные чайки и вороны, жирные зеленые мухи так и норовят залететь в рот... Разумеется, специфический свалочный запах, который въедался не только в одежду, но и даже в кожу.
Что мы искали там? Да ничего не искали! Мы просто таким неординарным способом пытались постичь мир, зная, что дальше корпусов местного завода жизнь нас в нашем советском будущем вряд ли куда пустит.
Конечно, каждый мечтал найти кошелек или просто деньги, вложенные в какую-нибудь книжку. Не брезговали разбитыми магнитофонными кассетами. Часто находили всякие штучки, о назначении которых даже не могли догадываться.

А однажды я нашел фотоальбом... Машинально начал листать его и, от изумления, невольно присел на ближайшую кучу мусора. В нем были фотографии моряка дальнего плавания, обыкновенного матросика в белоснежной форме, тельнике и беске с ленточками. Только вот на каждом снимке он был запечатлен то на фоне небоскребов какого-то американского портового города, то под пальмой и с обезьянкой на плече, то в обнимку с папуасом, пигмеем, корейцем, индусом в чалме или просто с каким-нибудь черным-причерным негром. Позировал с белым медведем и кенгуру, рядом с пандой, верхом на слоне.
Я листал страницы этого фотоальбома, и с них на меня веяло ветрами Арктики, прерий и знойных пустынь; свежий морской бриз ласкал мое лицо...

Конечно, где-то в глубине мозга текущая реальность осознавалась в полной мере. Но это осознание было так далеко, что практически не мешало рождаться чувствам восхищения и зависти. А мечте – воспарить за облачную даль и слиться с небесной синевой...

Это было знакомое, но уже давно забытое ощущение. Я вдруг словно погрузился в иное измерение – Мир света и прогресса, мир космоса, мир чего-то такого, необъяснимого... Уже даже при приближении к которому захватывало дух!