Продолжение, начало http://proza.ru/2021/07/05/970.
ТАРАКАНОФОБИЯ.
Глава 3. Вовочка, на котором свет сошёлся клином
Тараканов получил от Вовочки первую зарплату. Она была вручена им лично в самом что ни наесть простом конвертике. Это Тараканова устраивало, ведь он оставался для пенсионного фонда неприкаянным неработающим пенсионером.
По умолчанию такое дело подлежит обмытию. Они пошли в небольшую, но хорошо известную и на Перинке, и на Апрашке, и ещё у многих ТАМ кафешку.
Вовочку встретили весьма внимательно, даже показушно-подобострастно. Свободный столик в уголке с уютными картинками на стенах и в окружении старинной утвари.
Первый тост Вовочки прозвучал громко – сразу за любовь:
– Ну, за любовь...
Тараканов думал, что будет про любовь к важному для всех делу, или за любовь к деньгам.
– … за самую прочную и непорочную любовь – к инсектициду! – Вовочка довольно осклабился, но тут же скромно склонил голову, хихикнул и добавил:
– и … чтобы наш Тараканов не поимел иной любви – к тараканам!
У Тараканова чуть не дрогнула рука. То есть она уже как бы дрогнула, но не успела – помешала волевая реакция, выработанная многолетней практикой службы в славных Вооружённых Силах, где дрожь рук всегда воспринималась превратно. Но недавний сон вспомнился ему сразу и во всех деталях.
Между прочим, перед тем, как пройти к столику, Тараканов взглядом просканировал всё пространство сложного полуподвального помещения, в котором находилось кафе. Может, Вовочка ЭТО заметил? Или что-то уже знает?
Тараканова последнее время не покидали подозрительность с тревогой. Он усиленно пытался контролировать залетающие в голову мысли – с какой они стороны летят? Также старался анализировать возникающие в голове образы – может, засланные?! Потом решил, что так недалеко и до шизы. Но гнетущие ощущения не уходили.
Когда Тараканов всё же расслабился после четвёртой стопочки водочки и весьма похвальной закуски, и наступило чувство «да всё будет ровно – рванём и прорвёмся!», Вовочка произнёс очередной тост:
– Ну, чтобы нигде ничего не скрипнуло!
Ментально-витальное обострение снова вернулось, моментом всплыли из памяти воспоминания, а в струйках мыслей Тараканова поплыли новые мазутные пятна смутных подозрений.
Залетела и стала кружиться где-то когда-то прочитанная или услышанная фраза: «в Солсбери скрипнула дверь, и Скрипаль понял, что он отравлен». При этом неожиданно Тараканов вспомнил: он смотрел по телевизору сюжет из Солсбери про отравление Скрипаля, и ещё умилялся тому, в каких же по-игрушечному красивых домиках живут эти англичане.
И думал: ну и чего тут такого страшного? В финале многих предательских историй происходило отравление. Крысиным ядом, цианистым калием, а в последнее время более изощрённо: радиоактивными изотопами или химсоставами. Предатели после их использования всем мешают, и усугубляют своё положение ещё и типичным помешательством на почве мнимой собственной важности.
А потом его глаз вдруг зацепился… Тогда он подумал, что просто показалось. За спиной полицейских, стоявших в оцеплении места коварного отравления, стоял человек, похожий на Вовочку.
Вовочка – и в Солсбери? Да ладно! Тараканов даже сну о таком не поверил бы.
Хотя – почему? А хрен его знает, почему… Он же Вовочку знал только по школе. А жизнь – она непредсказуемая никем, и незнамо куда кого определит… – более разносторонне начал рассуждать Тараканов.
А так как его стало мучить любопытство, умножаемое действием выпитого, он как бы невзначай и задумчиво так произнёс:
– Дверь скрипнула, и Скрипаль понял, что он отравлен…
Вовочка поднял голову, только что опущенную к дощечке с румяным шашлыком. Один его глаз смотрел в глаза Тараканову, другой зондировал окружающую обстановку. Лицо делало мимику, напоминающую улыбку.
Тараканов понял, что интуиция, вытаскивающая нужные фрагменты из подсознания, его не подвела. Он решил разрядить обстановку шуточкой:
– Вова, а для тараканов ещё не создали «новичок»? И вообще – что это за хрень такая – «новичок»? Все ухи, понимаешь, прожужжали! Ты же, как я понял, вроде как специалист. Поясни бестолковому пенсионеру…
Вовочка разлил по стопарикам оставшуюся простую водку, подозвал официанта и жестом показал: повторить!
Водка так и называлась: «Водка простая». Старо-Оскольский ликёроводочный завод «Люкс». Она была не просто рекомендована, а представлена от лица заведения для добровольной бесплатной дегустации. Бутылочка тёмно-зелёного стекла с тиснением, запечатанная по-настоящему настоящим сургучом. Не только круто смотрится, но и отправляет в исторические времена «Царской водки», разве что в тиснении не хватает вензеля с короной. А вот участвующая в упомянутой дегустации нынешняя «Царская водка», даже «золотая», подкачала и по запаху, и по вкусу, не говоря уже по совсем неисторической наружности. Это не реклама! Водка как бы старая, не какой-то новомодный «новичок», качество отменное, защищена сургучом и фирменным стеклом от подделок.
– Ты, брат, правильно сказал, «новичок» – это хрень полная! У Скрипаля, как и положено отправленному на свалку «кроту», был куратор из аглицких спецслужб. Но был он молодой, сдававший ЕГЭ и учивший психологию по болонской системе. И вот легендарный перебежчик, шпионский крот, пойманный и обменянный прям как в кино «Мёртвый сезон», этому такому обездолу неоднократно говорит: меня хотят отравить, я это точно знаю! Тот спрашивает: кто? Скрипаль ему отвечает: вы его не знаете, и я не знаю – это будет НОВИЧОК. А спустя некоторое время попадает с отравлением в больничку! Это же какая возможность сопливому денди отличиться, тут и тупой не затупит. Карьера, уважуха! Ну и понеслось по кочкам: доклад за докладом, информация из первых рук: Новичок! Все чувствуют себя оседлавшими коня. Никто не утруждается разобраться, что это... не конь. Даже не кобыла, – Вовочка хихикнул, и снова изданный вроде бы безобидный звук передёрнул у Тараканова какую-то кучку нервов, оставшуюся щепетильной даже в нынешнем беспрецедентно потрёпанном состоянии.
– Выпорхнула всего лишь утка! – Вовочка продолжал уже с полным ртом, прожёвывающим кусок шашлыка, – Сколько людей ежедневно становятся жертвами пищевых отравлений! И если бы они перед этим задолбали близких рассказами, кто и за что их хочет отравить, то те бы подумали – это покушение!
Когда утка уже была схвачена прессой и громко крякала в процессе изнасилования, «креативщики» стали делать вид, что это она сама отдалась, чтобы не потерять имидж, да ещё под медийный шумок нарубить бабла. Потом в подтверждение всего папу Скрипаля с бедной дочкой куда-то упекли, вполне возможно – на тот свет. Тема исчерпана, о ней мы более не услышим.
Ежели бы Скрипаль был крутым шпионом и отъявленным аферистом, можно бы было думать, что, поиздержавшись, он решил заработать, воспользовавшись политической повесточкой, а заодно и прославиться. Но... Таких шпионов, похоже уже нет. Их могилки давно заросли.
А к чему такой резонанс? Только для самого резонанса. Чекисты травят совсем не так. Вот Хаттабу передали письмо, пропитанное ядом. Яд был не «новичком» и убил только Хаттаба. Быстрая и надежная гибель объекта.
С другой стороны пример: Боррик Алибаб. По-пьяне траванулся «Кротом», сам бутылки перепутал. И так как сам не был «кротом» и боялся политики, по-продюссерски честно во всём признался.
Ведь что такое этот «новичок»? Контактный яд из группы органофосфатов, к которым относится много всякого химического оружия нервнопаралитического действия, тот же всем известный зарин. Между прочим, органофосфаты – основание многих инсектицидов, в том числе дихлофоса. Они блокируют действие энзимов нервной системы как насекомых, так и людей.
– Вова, мне с чего-то последнее время поднадоело слушать за всю эту политику и прочие безобразия… О людях вообще без тоски слушать ничего не могу. А как выпью – даже клинит. Давай хотя бы о наших тараканах. Вот от чего они балдеют, в смысле – что пьют, на какой типа допинг подсаживаются? Ты же специалист широкого профиля, хоть и узкой специализации, но думается, высшей квалификации … Вот спрашивается, чего мы их травим? Дать им, чтобы подсели, пусть все сопьются. Это гуманнее, чем травить, хоть-какой-то остаётся тварям выбор.
– А они не подсаживаются, – как-то резко и зло ответил Вовочка. – Они или конкретно садятся и сидят, или уходят… Так-так… Понятно: Тараканову стало жалко тараканов…
Вовочка явно занервничал, а у Тараканова появилось дополнительное уважение к тараканам.
– Слушай сюда! Нельзя рассматривать таракана как совершенно обособленный самостоятельный организм. Он не сможет жить без грегаринов, которые считаются паразитами. Они проживают в его пищеварительной системе и помогают переваривать любые вещества, в том числе считающиеся совершенно несъедобными. Все наши паразиты – злые и вредные, а у них гляди как – взаимовыгодное сотрудничество!
Если они и балдеют от чего-то, так это от приятных запахов. И для нас, кстати, приятных, и для библейского Бога: «И обонял Господь приятное благоухание...», только вот исходило оно от сжигаемых на жертвеннике тварей…
– Вова, всё библейское – это иносказание, там речь идёт о всесожжении греха, когда от него остаётся только пепел, именно это и было приятным благоуханием для Господа Бога…
– А сколько паразитов у Бога, – конечно же, в иносказательном смысле?! Не думал, зачем?! – всё сильнее распалялся Вовочка, – Ну, так выпьем же за паразитов, которые чем круче, тем более на нас похожи! Но мы их умнее!
– А вот я думаю, что ты, Вова, ошибаешься… Цыплят по осени считают. По осени – тоже, конечно же, в иносказательном смысле. И эта осень, похоже, уже наступает. К бабке или к этой… к гадалке – не ходи.
Тараканов хотел продолжить и далее развивать перед Вовочкой своё осмысление происходящего, но резко застопорился. Пустое это. Даже слушать не станет. Если Тараканова местами и временами клинило от людей, то у Вовочки всё сходилось клином на букашках...
И Тараканову поскучнело. Быстрее бы допить, доесть – и расходиться… Как будет свободное время, про тараканов надо будет в инете почитать…
Тут его пронизала мысль: так может, и свет сошёлся клином не на Вовочке, а на тараканах? И какие-то силы тянут его, Тараканова, в этот свет… По крайней мере, в его уже заболевшей голове точно образовывался клин. А клин вышибается только клином – это он очень хорошо знал!
То, что ему приснилось и так подробно запомнилось, он сам поначалу воспринял пусть как некий личный феномен, пришедший из царства Морфея, но связанный с какой-то чушью, – как и всё, что оттуда уже когда-то приходило.
Тараканы, которые живут в людских головах… Которые ставят психологические эксперименты… Которые в итоге определяют, что человек способен засечь появление чужеродных себе мыслей и их отвергнуть, а вот от образов, которые ему нравятся – всегда тащится… И поэтому всё принимает, чем только этот образ не нафаршируй!
И тараканы создают нужный образ, и даже если этот образ не срабатывает, человек сам его доводит до нужной кондиции и потом – бах! – неожиданно переводит в мыслеобраз, привязывая уже себе самому присущие мысли. Или очень нравящиеся себе мысли… Лихо, ничего не скажешь!
Ну да, это может и сложно… Хотя, чего тут сложного? Нынешнего человека просчитать – ну не раз плюнуть, а немного узнать – и станет понятно, что и к чему его побудит. Чтобы результат был гарантированным, конечно, надо учесть ещё много чего: настроение, аппетит и … количество и качество тараканов в голове тоже!
Вот блин, это я о чём? Откуда у тараканов вообще какой-то разум, какие-то образы? Примитивные инстинкты для выживания!
Тем временем Вовочка стал на глазах терять адекватность. Он сначала сильно побледнел, а потом стал покрываться красными пятнами. Лоб покрылся испариной, глаза начали бегать по углам, по стенам, по потолку, как будто по ним разбегались тараканы. Его руки потянулись к чему-то несуществующему за спиной, как будто за каким-то оружием. Только через пару минут он пришёл в себя, встряхнулся, вылил всю оставшуюся водку, грамм сто пятьдесят, в фужер и залпом выпил.
– Мои извинения! – резко каркнул он и как на шарнирах удалился.
Тараканов расплатился и направился в метро. А когда пересаживался на свою ветку, почему-то сел на поезд в противоположную сторону, что обнаружил только на следующей станции. На станции, с которой у него было много связано всего такого – личного.
– Это что, я специально сюда приехал? – подумал Тараканов и пошёл на эскалатор. Выйдя, он увидел Ворота, но они были не привычно-знакомые, а показались ему каким-то зловещим символом. Они и были – символом, только чего? Неужели только какого-то исторического события, о котором немногие уже и знают?
Он не хотел напрягаться новой для себя ассоциацией, тоже явно проблемной, и вспомнил, что недалеко был парк. Это был самый тихий и благодатный парк в Питере, он располагался между рекой Таракановкой и Бумажным каналом. История молвит, что заложил его лет двести назад тогдашний генерал-губернатор Петербурга Милорадович, и приложил к нему руку с головою знаменитый Монферран.
Возле пруда с островом, в тени двухвековых деревьев он увидел удобную старую парковую лавочку, – пустую! Как же мало нам требуется для мимолётного счастья! Тараканов сидел и радовался. Думать ни о чём не хотелось, легко и так непринуждённо это получалось: вот так вот взять – и не думать!
Людей было совсем мало, но тут пришла бодрая старушка и стала активно кормить уточек. Тараканов подумал, что неспроста. По-видимому, он занял её место.
Тут же налетели и голуби – большой наглой стаей, садясь с бреющего полёта. Потом и воробьи появились, вроде бы осторожно прыгающие с краю, но шустрые и ушлые. Последними, уже через несколько минут, из-за деревьев появились вороны, а на пруд сели чайки. Поднялся ажиотаж, но без какой-либо драки. Каждый знал своё место и на этом месте хватал, что удастся ухватить.
– Зачем их столько? И всем ведь хочется есть. Схватил, проглотил – порадовался. Не досталось – прыгай дальше, лови и будь понаглей. Ничего не урвёшь – будешь голодный и обиженный. Хотя, обижаются ли птахи?
Его размышления о возможном диапазоне эмоций у пернатых прервал противный, гадкий до боли в суставах и нервах свист. Внутри не похолодело сразу, но только от неожиданности и от фатальной мысли: всё! Зажмуриться не успеешь…
Но мина шмякнулась и не взорвалась, а покатилась по дорожке. Она была похожа на пивную кегу. Тут же появился какой-то храбрый товарищ в форме пожарного брандмейстера и стал откатывать эту мину в сторону, а она катится по кругу обратно!
А Тараканова как парализовало, ноги стали ватные – не слушаются! Да и что толку дёргаться – вот-вот взорвётся и всё разнесёт. Он только зачем-то привычно открыл рот, чтобы не выбило перепонки.
Но вместо взрыва был хлопок. Отлетела крышка. Все птички-синички забились в судорогах и прямо на глазах стали скелетами.
Что это?! Бактериологическое или химическое оружие? А как же… Со мной что сейчас будет? Вот скелет на скамейке – мой или не мой? Если мой – то где я? Кто тогда всё это видит, кто тогда думает? Если я – то где я? Меня-то … того. Меня нет.
– Я убью тебя, лодочник! – Тараканов услышал песню профессора Лебединского в плохом, но громком исполнении мужика, который сидя на корме прогулочной лодочки, руководил неумелыми действиями молодого человека на вёслах, вероятно, своего сына.
Птички разлетелись, кроме голубки и двух голубей, один с сизым металлическим отливом на шее и груди изощрялся в брачном танце с курлыканьем, а второй удивлённо на него поглядывал. Голубка сторонилась активиста, предпочитая ему спокойного и уравновешенного партнёра.
Он встал и по дороге к метро прикидывал, как истолковать этот сонный образ. Получалось: не дадут радоваться тихой спокойной жизни. Не дадут покоя никому, кто суетится за пропитание. И мне не будет покоя. Да меня уже и нет, я – никто.
Причина какая? Вторжение? Заряженная тега со смертельным средством… Птичек жалко. Стало жалко птичек, которых и сам до этого хотел… нет, не убить. Но разогнать, лишив пропитания.
– Опять чушь какая-то! – успокоительно хмыкнул себе Тараканов. Но было не по себе. Это был не страх, а беспокойство. – Неужели пророческий сон об инопланетном вторжении? Выходит, неспроста в другом сне об этом доносил усатый членистолапый?
– Таракан, таракан, таракашечка… Жидконогая козявочка-букашечка…
Тараканов обернулся: кто это сказал? Но рядом никого не было. Но в голове, точнее – в уме, перед глазами стоял образ Вилли.
– С водкой надо бы завязывать, в том числе и с самой простой… А вообще-то, посмотреть бы надо, как образуются образы в сознании. Придётся начать образование… В смысле восполнения этих… недостающих… – мысли Тараканова не сосредотачивались, в отличие от всяких разных дурацких образов.
– Не нужно ничем образовываться. Образование – это образование образов, которые тебе и не встретятся, и не возникнут, потому что не понадобятся для твоего развития. То, что тебе понадобиться… ты всё это уже знаешь – только не осознаёшь.
Тараканов уже не обернулся, а дёрнулся: это кто? Рядом снова никого не было! А в голове продолжал существовать тот же образ усатого Вилли. И Тараканов неожиданно для себя расслабился и как-то невнятно-неопределённо махнул рукой:
– А-а-а… Привет! Никуда от тебя не деться! Вот тогда скажи мне: что это в парке было? Одно из вторжений, или банальный тотальный геноцид?
– Образ. Всего лишь образ…
– Твоих… В смысле ваших рук дело?
– Проблема не в том, чьих это рук дело. Проблема в том, как это всё воспринимать и что потом делать.
– Ну, и как это всё воспринимать и что потом делать?
– Это как бы одно из сражений между нашим, земным, и чужеродным, инопланетным.
– Вот оно как? Вы тоже сражаетесь? Что-то я этого не заметил. Они вот кинули боеприпас – кегу из-под пива или что-то там ещё инопланетное, похожее на кегу. А какое у вас оружие? Психические атаки, кислота великого ума, щёлочь всеобщего презрения или что-то ещё?
– Оружие совершенно другое. Мы не занимаемся убийством. Мы друг друга не режем, не взрываем, не жжём, не травим. Мы друг с другом не контактируем, друг друга не видим. Мы можем только наблюдать и отслеживать ИХ воздействие на вас, людишек. Все сражения идут в ваших головах.
Тараканов нервно засмеялся, потряс головой. Ему органически требовалось выкинуть из головы этот голос, который нёс какую-то чушь…
– Что это? Шизофрения? – пытался он рассудить, – Но вроде моя человеческая личность не раздваивается, а лезет какая-то другая… Всё, хватит! Надоела эта дебильная тема! Всё! Надо забыться. Блин, а как? По телевизору тоже всякая хрень. Позвонить кому из друзей – так никто и не пойдёт сейчас никуда… Взять пузырь! И…
– Ну что же, это совсем по-человечески! – зазвучал голос, очень весёлый, очень похожий на голос Хазанова. Но Тараканов был уверен, что это – тот же Вилли. Во всяком случае, его образ, или что ещё там?
– Да, люди просто не могут себе вообразить, что ими может кто-то управлять, тем более быть в их головах без их милостивого разрешения. Хотя, при желании могли бы это легко заметить. Многие из вас ещё не утратили образного мышления, хотя всё больше побеждает безобразное. Точнее, примитивно-образное, которое вы сами обозвали клиповым. А имеющие образное мышление всё больше склоняются к религии, в которой начинают воображать, что ими управляют высшие силы… Но никак не какие-то презренные сущности, тело которых можно просто раздавить… Если, конечно, разглядишь и поймаешь… У вас это просто в голове не укладывается – вы сами так и говорите, как есть, но это только тогда, когда не успеете подумать. А если в голове не укладывается – значит для вас этого и нет. Это не близорукость, это – тупость…
Голос Хазанова его не веселил, а раздражал, и образа знаменитого артиста видеть не хотелось, и он мелькал, как на рваной киноплёнке. И любой юмор стал раздражать. А это последняя стадия – лишиться чувства юмора. Последняя стадия чего? Завтра – всё завтра, пошло он всё… в это завтра! А что это такое – завтра? … Капец – полный капец! Как отключить на хрен все эти мысли, всю эту эпидерсию?!
Тараканов теперь совсем протрезвел и вдруг поймал себя на том, что сейчас он целенаправленно шёл в магазин за бутылкой. За любой, за самой простой, но лучше, чтобы была достаточно горькой! – Пускай себе пока говорит, завтра уже буду решать, что с этими голосами и образами делать… А клин клином вышибают.
Продолжение http://proza.ru/2021/08/03/13