На границе пустыни и гор,
В самом сердце безлюдного края,
Есть долинка – кусочек рая,
Где арчи зелёный шатёр.
В глубине долины родник
Вечерами джейраны приходят,
Чтоб напиться живой воды
И пугливо ушами поводят.
И тушканчики по ночам,
Когда Месяц печальный восходит,
Меж камней, подобны теням,
Копошась, суету наводят.
Вот скользит по песку гюрза…
Вот мелькнул среди скал
хорёк-перевязка…
Вот оранжевым цветом
загорелись во тьме глаза –
Это филин пустынный
(хищник весьма опасный!)
Днём же Солнце нещадно
долину с небес палит
Непонятно за что,
и попряталось всё от зноя.
Только коршун недвижный
в дрожащем от марева небе парит
И не сводит с долины
горящее око злое.
А в долинке арчевник разросся
вдоль русла того ручейка,
Что течёт с родника под скалой,
через полкилометра в песках теряясь…
А в арчевнике рыжее пятнышко –
пёстрый хохлатый удод,
Что кричит «Худо тут! Худо тут!»
монотонно и нудно, чуть-чуть заикаясь.
Как-то сычик песчаный
летел по своим делам
И услышал в распадке
удодовый рэп унылый.
Рядом тихо на ветку присел,
огляделся по сторонам
И соседу-удоду предъяву
с ходу такую задвинул:
- Вот послушай, удод,
ты своим «Худо тут»
уже всех задолбал!
Что тебе не сидится
на заднице ровно?
Что ты тоску тут наводишь?
Если что-то тебе
здесь не нравится –
Можешь катиться
ко всем чертям,
А на нашу долинку
не клевещи –
Останешься без хохолка,
Или клюв свой, урод,
Нечаянно (как-бы) своротишь!
А удод, очумевши немного, ответил:
- Послушай, сыч,
Хоть мы и не такие друзья,
Но неплохие соседи!
Ты неглупый ведь парень,
Хоть смейся, хоть хнычь,
И не первое лето живёшь на свете!
Я же не долбанутый кулик,
Что своё болото хвалить привык,
Там, где сыро и влажно всегда,
Постоянно журчит вода,
Где полно мотыля и мальков,
Головастиков и жуков,
Там, два шАга с гнезда отступил –
Сам наелся, детей накормил!
Тут же, чтобы пожрать достать,
Нужно целых полдня летать!
Где в пустыне возьмёшь мальков?
Ос люблю я и пауков!
Если буду орать я, что тут хорошо,
Сытно, мирно и всё такое,
То другие удоды хохлатые сразу меня,
Пёстрой толпою собравшись,
Из этого райского места прогонят!
Зависть – эмоция очень поганая,
Даже в кругу натуральных удодов!
Так что прости уж –
я буду по-старому
Кричать «Худо тут! Худо тут!»
для отвода
Всяческих завидущих глаз!
(Мы-то с моей удодицей
правду знаем –
Эта долинка для нас
В тысячу раз
Милей и уютней небесного рая!)
Смотрит удод,
а у сыча слеза по щеке,
Катится, перламутром переливаясь…
- Эй, чего ты, сосед,
может обидел тебя чем?
Если обидел, то искренне извиняюсь!
Сыч отвечает:
- Что ты, друг-сосед!
При чём здесь ты?
(и в клюве соплями всхлипывает).
Сычиха-то моя меня совсем
Своею ревностью достала,
мозги выклевала!
Я ж не виновен,
что и умён и красив
И сычихи смотрят на меня
клюв раскрыв,
А я муж верный и налево
вообще не хожу
И сычиху свою люблю
и очень ею дорожу!
А если я буду, как ты,
постоянно орать,
Что я, например, алкаш
и постоянно бухаю
То сычихи левые
перестанут на меня
внимание обращать,
Ведь алкаши
никому не нужны, я знаю.
И заживём мы
со своей сычихой душа в душу
И не буду я больше
нападки её постоянно слушать!
С тех пор в долине,
где родник бьёт под скалой,
Два друга есть –
любители голову всем морочить:
Один вещает «Худо тут!»,
а другой
Горланит «Пью-ю-ю!»
и пьяным голосом хохочет…