И каждое слово для нее заключало камень,
подобный поющему камню на перекрестке,
ударив который слышишь протяжный звук.
А. Грин «Словоохотливый домовой».
Живое слово всегда передается, хотя и по-разному. Трепетно. Жестко. Ласково. Не важно. Оно проникает глубоко, в самые корни души. Каждое слово заключает в себе камень с четко очерченными границами и возможностями. И вытравить его невозможно, и вернуть нет шансов, и забыть не удастся. Из всех предметов в жизни с детства лучше всего в коробочке памяти сохранились слова. Я верю в силу слова, я умею обнимать слово, я жива, пока трепещет слово на ветру.
***
Маленькая нежная щечка девочки трется о мамину руку – нежная кожа родной души всегда рядом. Крошке всего 6 лет, ей так хочется, чтобы мама увидела, какая она красивая и нежная девочка. Невозможно спать, когда мамы все еще нет дома – она еще не вернулась с вечерней смены. Чтобы она быстрее пришла, малышка надевает ее ночную рубашку – такую нежную и невесомую, словно она создана для феи, тогда мама увидит нежность желтой ткани, обнимет ее и возьмет на руки. Почти ночь. Ребенок все еще не спит, не может улечься никак: вот-вот войдет родная волшебница, и станет спокойно-спокойно. Вскоре раздается едва слышный поворот ключа в двери. Это она! Радостный победный возглас! Девочка прыгает на своей кровати и радостно зовет маму!
…Заходит замученная молодая женщина с тяжелой сумкой. Ее дочь все еще не спит. От каждого поворота головы жуткая боль. Все раздражает, сжимает, напрягает.
– Мамочка дорогая! Наконец-то ты пришла! Посмотри на меня? – радостно защебетала девочка.
– Негодная девчонка! Ты почему еще не спишь? – с неподражаемой злобой прокричала ласковая мама.
– Мама! Я же… тебя к себе в королевство зову! – со слезами в голосе проговорила дочка и осеклась. Затем горько-горько разрыдалась.
– Замолчи сейчас же! Быстро спать! Я к тебе не подойду НИКОГДА! Я тебя больше НЕ ЛЮБЛЮ! – слова были брошены в зеркало души. Все полетело вдребезги.
Девочка долго плакала, вытирая мокрое лицо о ковер; все еще оглядывалась, надеясь, что мама вот-вот одумается и войдет к ней, но ее не было. Постепенно рыдания становились тише, плечи вздрагивали сквозь сон, а во сне ее гладил дельфин, поднимал к себе на спину, и она весело смеялась, а ее желтая прозрачная рубашка мягкими волнами гладила ветер. А за спиной реяли слова: НИКОГДА, НИ – КОГ – ДА, НАВ – СЕГ – ДА. И эхо бросало щебень слов: ДА, ДА, ДА…
***
Умение убеждать в том, чего нет. А чего нет? Во что веришь, то и есть. Она всегда верила в мистику. И все потустороннее с легкостью находило ее. Когда девочка входила в раж, она сама начинала представлять легко все, о чем грезила и мечтала. Ей было лет 8.
– Ребята! Мы сегодня гуляли с классом на Кукушке, и я видела в окошке мужского туалета мохнатую голову с одним глазом! – с жаром проговорила любительница фантастических историй.
Во дворе было много детей. Дети казались сотканными из природы – никто ничего не боялся, они допоздна бегали вокруг Кукушкиной горы, на улице ребята проводили все свободное время, не обращая внимания на ссадины и синяки, порой кормились подножным кормом. Возраст дворовой компании разнился от 7 до 15 лет, при этом подростки были всегда в большем авторитете.
– Что ты врешь? Какую еще голову? – со скепсисом проговорила самая старшая девчонка из двора.
– Сейчас расскажу, как все это было! Все гуляли, а я заметила, как в туалет зашел дядька с огромной сумкой (девочка развела руки, показывая, насколько огромная была сумка) – и его все не было и не было. А там, в туалете, была решеточка вместо окна. Так вот она была порвана! Точно вам говорю. И вдруг я увидела мохнатое такое чудовище. Как будто лицо было все заросшее. А на голове такой бантик, как повязывают маленьким детям, когда у них голова почти лысая. Понимаете? – девочка прекрасно понимала, что она все это придумала, но в груди тешилась надежда, а вдруг так все и было.
– А что было дальше? – уже с любопытством подошли все дворовые ребята с Кукушкиной улицы.
– Что было дальше? Я рассказала все одноклассникам, а они рассказали учительнице. И тут же мужик с большой сумкой вышел из туалета, а наша учительница, представляете, прямо зашла в мужской туалет, начала громко спрашивать, есть ли там кто-то… И никого уже не было. Вот такая история.
– Тааак! Думаю, мы сейчас все вместе еще раз туда сходим, чтобы убедиться своими глазами, – проговорил серьезный мальчик, который всегда мнил себя достаточно взрослым.
– Так уже же вечер! Там, наверное, никого уже нет! – не ожидала такого поворота выдумщица.
В итоге все ребята во главе с самыми старшими решились снова идти на «Новую Кукушку» (так называлась местная гора-парк), чтобы увидеть страшное мохнатое чудовище с одним глазом. Девочка настолько всех убедила, что никто не решился подойти вплотную к туалету: робкая цепочка детей растянулась уже подальше, отойдя от объекта на метров 20. Воцарилось молчаливое напряжение. И в этом странном оцепенении зачинщица происшествия уже начинала видеть, как из темноты медленно, очень медленно проглядывает пугающий глаз. Кто-то из ребят вскрикнул:
– Вон! Вон! Я вижу его, – произнес один из самых старших, и дети врассыпную кинулись бежать.
Однако любопытство часто сильнее страха. Заколдованный монстр с помощью слова давно ожил. Не торопясь, все снова вернулись на свой пост и заняли выжидательную позицию. Уже сама девочка забыла о своей фантазии и мучительно вглядывалась в грязный проем, из которого торчали остатки разорванной сетки: странное существо медленно начинало появляться, единственный глаз нагло подмигнул именно ей. Закричали почти все сразу! Бежали долго, с криком и падениями. Сердце бежало быстрее ног. Массовый психоз. Сила убеждений. Каменное сооружение из слов.
***
Любой страшный человек ее пугал именно своею речью: жуткие кричащие интонации, уничижающие слова, наполняющие душу пятнами страха. И всегда казалось, что злой человек, прежде всего, достоин сожаления. Не может счастливый человек так сильно орать. И только маленькие и слабые боятся крика, а взрослые ничего не боятся.
Пожилая женщина уже давно осталась одна, ее муж умер 15 лет назад, в памяти хранились самые добрые и светлые воспоминания о нем. Вместе с приятными воспоминаниями маячил враг семьи, даже фамилия казалась такой безапелляционной – Садкевич, что-то от Маркиза де Сада явно ощущалось. Человек, который возненавидел ее мужа за то, что тот не взял его на дополнительную работу, ведь к тому времени уже подрастал сын-помощник – только и всего. Обида сослуживца была так глубока, что он начал писать кляузы начальству на своего напарника. Удивительно, но чем больше гадостей делал бывший компаньон, тем спокойнее становился муж этой женщины. Неоднократно приговаривал, что наш Садкевич – глубоко несчастный и одинокий человек. Он четко знал, чего хотел. Вскоре он устраивал свою жену к себе на работу. Обиженный написал еще один донос, который начальник порвал, смеясь. К чему все это? Еще по инерции свирепый слесарь пытался рассорить мужа с женой, никоим образом не допустить их общность еще и на работе. Увидев женщину, злобный рабочий зашелся в крике, мол, она здесь будет работать только в случае его смерти. И тут вечно спокойная спутница пришла в такое негодование, что полилась взаимная брань. Она его и фашистом назвала, и смерти пожелала, и наговорила множество таких слов, значения которых толком не знала. Ссора кончилась тем, что муж держал свою жену, которая готова была броситься уже с кулаками, а врага семьи держали подоспевшие рабочие. В общем, после такого случая примирение уже точно невозможно. Работали вместе, но уже даже не здоровались. С годами вражда обросла глухой стеной, однако видеться приходилось регулярно. Все трое крепко сжимали губы, видя друг друга. Временами страшная фамилия вечного провокатора всплывала с возмущениями.
И вот уже прошло целых 25 лет, из них 15 лет уже не было в живых обидчика, с которым примирение так и не случилось. Женщина вышла на пенсию и решила подработать. Работа была рядом с домом, очень удобный график, замечательное начальство, но опять, как на снимке, проявился силуэт недруга семьи. Надвинув на глаза кепку, желчный старик сжал опущенные вниз губы и прошел мимо. И началось все заново. Вот он уже строчит доносы на новую работницу, выливает кофе в ее раковину, разбивает стекло, словом, ведет себя, как школьник. При этом еще мерзкие слова произносит, проходя мимо. Старушка стала таять на глазах: страшно и противно ходить на работу. Кругом этот ненавистный человек. И жаловаться некому, разве что на исповеди.
Священник спокойно выслушал весь рассказ. Понимающе вздохнул. И проговорил:
– Вы ведь тоже его обидели тогда, наговорили лишнего! Просто извинитесь! – без сомнений заключил священнослужитель.
– Как же я извинюсь? Он же 25 лет жизнь портит всей моей семье. Кроме того случая я ничего плохого ему не сделала, а он… – захлебываясь от обиды, проговорила женщина.
– Вполне возможно, что он не простит, но это уже будет его забота и его ответственность, а Вам станет легче! Попробуйте! – такое простое решение предложил духовник.
Оставалось предпринять самое сложное: подойти к этому монстру и заговорить! Увидеть его маленькие злобные морщинистые глазки и опущенный жабий рот. Вот он как раз идет. Сейчас или никогда.
– Саша, здравствуй! – заикаясь, произнесла женщина и вздрогнула (она так давно не называла его по имени).
– Ну… Привет… – в его глазах был испуг и удивление.
– Знаешь, я хотела бы извиниться за… тот случай. Уже и Павла давно нет, что нам с тобой делить? Прости меня, – неуверенно проговорила старая подруга.
– И ты меня прости… Прости за все! Вообще, я так хотел с Павлом помириться, но не успел, – хрипло произнес он.
На следующий день злобного слесаря словно подменили, он вел себя как влюбленный юноша – был веселым и добрым, всем хотел помочь, радостно напевал себе что-то под нос. Когда он увидел свою давнюю обидчицу, воссиял, первым поздоровался и предложил свои услуги. Прошло две недели – человек полностью изменился. С какой же многолетней бетонной непроницаемостью жил этот человек, и долгие годы продолжал крушить камни в своей каменоломне. Оказалось, что можно просто сдвинуть камень с души и увидеть свет. Живое слово длится вечно.
***
Взрослым человек не рождается, а становится тогда, когда нет никого старше его. Маленькой девочке уже 36 лет. Серьезная рассудительность сменила романтический ореол. Каждое слово взвешено, продумано, лаконично. Она сама уже давно обрела самое желанное слово «мама». А ее детские обиды остались за пределами сознания. Хотя иногда вдруг получается зависнуть и долго смотреть куда-то, не мигая, и подсознание подарило ей изнурительную бессонницу. А в этом непричесанном мире и не хочется спать, жалко тратить время на сон, ведь можно многое упустить. Здесь вечное лето. Здесь вечный стрекот кузнечиков. Здесь невозможно быть равнодушной. Любимая деревня с возможностью затеряться в скирдах солнца.
В этом краю любое новое лицо становится родным и близким. Какой красивый и чистый ребенок. Ему уже 16 лет. Ничего в этой жизни не боится. Как же приятно наблюдать за легкостью его движений: так молодой сайгак берет любое препятствие. При внешней добродушной улыбке у парня уже наверняка случались потери в жизни – иначе он не был бы таким чутким и наблюдательным. Он потрясающе предупредителен, и о себе думает в последнюю очередь, а миру дарит свою легкость и бесшабашность.
Они – маленький и большой – лежат на сене, сквозь легкие щели проглядывает мягкое ночное небо, сердца шепчут в сумерках нежно, ночь таинственно подслушивает их разговоры. Безусловно, именно в это время обостряются все чувства, заметнее крадутся все мелкие шорохи, более открытыми становятся беседы. Как много нерастраченной нежности у этого парня, а ведь он еще ребенок. Они лежат неподалеку друг от друга, и ей кажется, что он ее нерожденный ребенок; удивительно, но она всегда была уверена, что не суждено было родиться именно мальчику. А сколько было уже взрослых парней, истерзанных ее любовью, с которыми жизнь не сложилась по разным причинам и которые не смогли ее забыть, ведь она из тех, кого не забывают.
– Почему ты все время общаешься со взрослыми? – женщина и сама знает ответ, но все же интересуется.
– Многое можно узнать! Интересно же, – спокойно отвечает юноша.
– Почему ты всегда рядом? – как же приятно его вечное присутствие.
– Ты же плохо спишь? Я хочу помочь. Будем болтать, пока ты не заснешь, как вчера, хорошо? – ах, если бы все так заботились обо мне.
– Ты слишком много делаешь для меня! Слушаешь мои истории о жизни, а что ты получаешь взамен? Нужна взаимность, я тоже хочу помогать тебе. Расскажи что-нибудь сокровенное о себе, у тебя же тоже были какие-то беды, – взмолилась она.
– Ты действительно этого хочешь? Я могу тебя приобнять, чтобы тебе было спокойно, хочешь и тогда расскажу? – он осторожно приблизился к ней и положил свою легкую, но крепкую руку на талию. Сумерки перемешались с чувствами: хотелось задержать дыхание, не шевелиться вообще. В этот момент было ощущение полного счастья. Я буду ему мамой, если надо сестрой или девушкой (как жаль, что такая чудовищная разница в возрасте). Ничего не поделаешь, но он прилетел ко мне с далекой звезды. Какой тут сон?! Хочется жить, но только чтобы это мгновение не кончалось никогда.
– Да, хочу! Побудь со мной рядом подольше! Как жаль, что это последняя ночь. И расскажи, я вижу, что тебя переполняет, – она действительно чувствовала, что он силится что-то проговорить. Он с трудом собирался с мыслями, видно было, как трудно ему это проговорить. Затем он, заикаясь, проговорил:
– Ну… Там все мрачно. Тебе же еще спать потом? –тяжелый вздох и длинная пауза, она сосредоточенно ждет.
– Если не хочешь, не говори ничего, – она чувствовала, что в его голосе появилась боль.
– Ну…– он сглотнул, – начать можно с того, что у меня погибли родители в один день.
И вот здесь начался обрыв, с которого посыпались камни. Она задохнулась от переполнявшей ее боли, женщина умела представлять, что чувствует тот, кто рядом. Как у такого улыбчивого простого парня случилось такое горе? Как он его смог пережить? И ее накрыла такая волна нежности, она обняла парня и стала его гладить по голове. В итоге они прижались друг к другу еще ближе. Как она могла это пропустить? За что ему все это? В голове было множество вопросов. «Дай я тебя покрепче обниму и буду греть, пока не отогрею». Она поняла, что не нужно ему еще раз заново все это переживать, какие могут быть подробности. Здесь с самого начала все страшно. И поняла, почему он такой чуткий и особенный. Он предупредителен к чужой боли, всегда готов помочь.
– Не говори больше ничего. Не надо, не хочу, чтобы тебе было больно. Молчи, хочется быть твоей мамой, – она по-прежнему гладила его по голове, а он уткнулся в нее, доверился. В ее сердце беззвучно рвались струны. Много-много нежности. Вот оно искупление. Хочется быть ему сразу всем, а он еще совсем ребенок.
– Ты похожа на мою маму… Как жалко, что это последняя ночь, – его невесомая рука по-прежнему крепко обнимала ее, – я могу не спать, лежа рядом, пока ты не уснешь.
– Не надо таких жертв. Спи! Какая же удивительная ночь, мне хочется запомнить каждую мелочь, и, по сути, сегодня и не хочется спать. Знаешь, есть такие люди, которые всегда далеко, но они будут помнить о тебе всегда. Я никогда тебя не забуду! Я никогда тебя не предам!
– Я тоже.
– Обещай мне, что, если тебе понадобится помощь – любая – ты обратишься ко мне! Я не хочу, чтобы ты оставался один на один со своими трудностями. Обещаешь?
– Хорошо. Обещаю.
– Я чувствую, что ты никогда не обратишься в итоге ко мне за помощью…
– Наверное, обращусь.
Она чувствовала, что никогда он ни о чем не попросит, не привык жаловаться на жизнь. И, вообще, все легко забывается. Это только в ее жизни все сразу и навсегда. Когда-то очень давно, когда она сама была молодая, другой мальчик мечтал о ней. Потом он просто спился – не из-за нее, просто так сложилась жизнь.
– Пообещай мне, что при любых неудачах ты не станешь пить?
– Конечно, обещаю. Меня это вообще не интересует.
И вдруг происходит некая трансформация, ей передаются его чувства. Кажется, будто душа медленно вытекает из тела, где-то там наверху слышно, как тикают их сердца – просто переплетение стрелок вне времени и вне тел. Он начинает ее целовать совсем не как маму. Губы робкие, нежные, трепетные. Вместе с улетающей душой вокруг нее кружатся «правильные» мысли: «Еще немного, и мы же не сможем остановиться. Какое я имею право на его первый раз? Я старая, уже некрасивая. И он. Просто нельзя, ведь после пьянящей ночи наступит трезвое утро. Даже если ничего не произойдет, в мыслях уже все случилось – не хочу вырываться из этих каменных объятий».
– Ты с ума сошел! На утро будет стыдно обоим. Нельзя нам: у нас же чудовищная разница в возрасте. И я не смогу с тобой заснуть, слишком растревожилась. Как же хорошо… Любовь для меня – это некая сущность, которую я помещаю на время в разных людей. И я люблю тебя…
– Я, наверное, тебя тоже.
– Ты не понял, я буду ЛЮБИТЬ тебя и помнить о тебе ВСЕГДА. Где бы ты ни был. ВСЕГ-ДА.
…Вот он лежит невдалеке и так красиво спит, а она продолжает думать о том, что это было. Жизнь потому и прекрасна, что никогда не просчитаешь ее наперед. И в каменном ущелье жизни все еще раздаются ее обещания. ВСЕГ-ДА, ДА, ДА, ДА. От мальчика обещаний никаких не было. Еще несколько часов он будет рядом, а после никогда о ней и не вспомнит. Лишь иногда одинокий ветер окликнет его ее голосом, случайный камень зазвенит ее смехом, нежная морская волна всколыхнет трепет первого желания.