О прошлом и истории
Мы склонны идеализировать прошлое, потому что именно там ищем примеры. Ведь будущее подёрнуто дымкой неизвестности, а настоящее не отделено никаким расстоянием, позволяющем что-либо осмыслить.
Историческая память, в отличие от обычной памяти, не терпит провалов. Для неё нет пропащих эпох - в каждой она ищет идеальное, ищет опору, подобно альпинисту, карабкающемуся по отвесной стене. Его шаги не малы и не велики, они ритмичны и выверены с учётом параметров его тела и крепости скалы.
Тело исторической памяти есть мировоззрение и вера. Сообразуясь с ними, она избирает события и героев, сохраняемых для потомков. И - спускается в подземелья прошлого либо устремляется в выси грядущего, преображаясь в созидательную мечту.
О Родине.
Допускаю, что человек может обрести Родину и не в месте рождения, привязавшись духовно к земле, куда прибыл путешественником. Может быть, в обществе было бы куда меньше проблем, если бы люди всегда могли признаваться себе, где нашли истинный дом и добывали средства, чтобы соединиться с ним. И если бы покидали старое место жительства без презрения и вражды.
В слово "патриотизм" напихано столько всякого, иногда и мусорного, смысла, что пропадает желание разбираться в тонкостях связей между человеком и его обиталищем. А разобраться надо бы.
Есть патриотизм внутренний. О нём у Симонова хорошо сказано:
Касаясь трех великих океанов,
Она лежит, раскинув города,
Покрыта сеткою меридианов,
Непобедима, широка, горда.
Но в час, когда последняя граната
Уже занесена в твоей руке
И в краткий миг припомнить разом надо
Все, что у нас осталось вдалеке,
Ты вспоминаешь не страну большую,
Какую ты изъездил и узнал,
Ты вспоминаешь родину – такую,
Какой ее ты в детстве увидал.
Клочок земли, припавший к трем березам,
Далекую дорогу за леском,
Речонку со скрипучим перевозом,
Песчаный берег с низким ивняком.
Вот где нам посчастливилось родиться,
Где на всю жизнь, до смерти, мы нашли
Ту горсть земли, которая годится,
Чтоб видеть в ней приметы всей земли.
Да, можно выжить в зной, в грозу, в морозы,
Да, можно голодать и холодать,
Идти на смерть… Но эти три березы
При жизни никому нельзя отдать.
1941г.
У каждого, я думаю, может быть своё воспоминание, своё заповедное, родное, за которое отдашь жизнь, не задумываясь. Это может быть подтверждено строкой в паспорте, а может быть и нет. Это может войти в человека с начала его жизни, а может вспыхнуть вдруг, уже после долгого пути. И потом, кроме "трёх берёз" у одного человека могут быть ещё и три ели, и море, и горы, и дом в конкретном городе по конкретному адресу, Есть же у нас, кроме родителей, бабушки, дедушки, дяди, тёти, братья, сёстры, возлюбленные, друзья, наконец. Всякое сердце выглядит маленьким, но не всякое вмещает мало.
Может, и не хватает для этого слова "патриотизм". Это - пространство любви. У кого-то оно замкнуто исключительно в одной точке, у кого-то оно ширится, как полоса приёма высокоэффективной спутниковой антенны. Как в песне у Дунаевского:
Любимая, знакомая, широкая, зелёная,
Земля родная, Родина, привольное житьё!
Эх, сколько мною видано, эх, сколько мною езжено,
Эх, сколько мною пройдено - и всё вокруг моё!
Вплоть до "Мы - дети галактики...". Или целой вселенной. Но даже при такой громадности сердце всё равно хранит свои "три берёзы", как личность хранит своё я.
Официальный патриотизм может совпадать с личным пространством любви. Это всегда будет плоско, потому что обобщающая машина государственности не учитывает живую конкретику индивидуального чувства. Но частичное совпадение возможно.
И есть ещё такое чувство или умонастроение, которое я бы назвала гражданским патриотизмом. Или чувством общественного такта. Полагаю, что культурный человек не может не испытывать благодарности к стране, его физически и духовно вскормившей, даже если не питает никаких "родственных" чувств. И все споры, как мне кажется, идут именно вокруг этой, третьей проблемы.
Внутренние движения души скрыты от общества, и никто, кроме неё самой, на них повлиять не может. Официальное отчизнолюбие формально по природе, и если уж обсуждать его, то придётся обсуждать всю идеологию той или иной политической системы, породившей те или иные формы почитания Родины.
А вот что можно говорить и что можно делать, приняв на себя видимые обязательства, от штампа в паспорте до воинской и президентской присяги, включая свидетельство о гражданстве в рамках государственных границ - об этом спорят, спорили, и спорить будут. И в этом отношении, считаю, следует просто быть честными и тактичными, так же как с людьми. Принципы-то общеизвестны: если дал обещание - выполняй, если не любишь кого-то, кому обязан - можешь не общаться, но сохраняй уважение и соблюдай приличия. Чем в данном случае страна отличается от человека, не понимаю.
P. S. Представила любовь в сердце подобной некому излучателю вроде антенны и задумалась вот о чём. Если форма, скажем, форма обожаемого пространства, расширяется до бесконечности, она становится безграничной, а, значит, перестаёт быть формой. Следовательно, начало и конец всякой формы лежит не во внешних её пределах, а в сущности вещи, чувства или события, являющейся источником их оформления. Потому в искусстве мёртв формальный приём без сверхзадачи, а в социальных отношениях мёртв патриотизм без конкретной точки его приложения. Может быть, даже космополитизм, если он является подлинным мироощущением личности, таит в себе подобную конкретную точку, только не знает рамок, навязанных традиционными условностями.
Вот, кстати, извечная ловушка для философов. Мыслитель дерзает осознать предельные основания бытия, то есть, стать на точку зрения абсолютной целостности, в которой ограниченное совпадает с безграничным, внешнее с внутренним и т. д. Но философ живёт в мире частностей, и потому вместо движения к целостности может легко впасть в крайность. Поэтому-то те высокие слова, которыми мы пользуемся для обозначения величайших чувств и помыслов, легко превращаются в пустопорожние ярлыки, до оскомины затасканные в повседневном обиходе.
Но в то же время отказаться от движения к высшим смыслам мы не можем. Иначе - какое движение, развитие, жизнь возможны в принципе? Поставишь потолок и задушишься. Следовательно, нужно двигаться, но двигаться осторожно, не разбрасываясь абстракциями, а следуя советам мудрецов, ведущих восхождение к прекрасному с малых высот и последовательными шагами.