В этом горном ауле жила всего одна семья: бывший лесничий Майрам и его жена Зарема, бывшая учительница местной начальной школы.
Все дома в их селе, построенные неведомо когда из неотесанного камня, разрушились, а их останки густо заросли высоким бурьяном.
Сохранились лишь кирпичные здания школы и дома для учителей, где и жили старики..
Школьный двор был огорожен штакетником, и Майрам дважды за лето тщательно выкашивал на нем траву, а Зарема сгребала ее в небольшие копёшки. Сено шло на корм козам, которых у них было от трёх до пяти.
Здание школы пустовало, но когда однажды Майрам предложил поселить там коз, чтобы им было не так холодно зимой, Зарема возмутилась и назвала его «старым дураком». Она и представить себе не могла, чтобы в классах, где она обучила несколько поколений местных жителей, жили эти грязные животные.
И еще одна достопримечательность была в этом ауле: рядом со школой на постаменте стоял памятник солдатам, не пропустившим в 1942-ом году немцев к перевалам Большого Кавказского хребта. Солдат стоял, низко опустив непокрытую голову. Одной рукой он держал на груди каску, а в другой сжимал автомат.
Но фигура красноармейца в плащ-палатке была почти не видна с дороги, которая проходила внизу в двух километрах от аула. Она уходила дальше, к горнолыжным курортам и турбазам в самом конце ущелья, за которым была уже независимая Грузия.
Прямо у обочины находился небольшой магазинчик под модным сейчас названием «Минимаркет». Один раз в неделю, в любую погоду Майрам спускался туда и покупал продукты: хлеб, колбасу, осетинский сыр и рыбные консервы, а специально для Заремы – конфеты под названием «Раковые шейки», которые она любила еще с детства. Правда, она говорила, что сейчас они стали не такими вкусными, как прежде…
Каждый раз, отправляясь за покупками, Майрам проходил мимо памятника, смотрел на него и думал: «А что будет с ним, когда нас с Заремой не станет? Сейчас мы с ней хотя бы траву у него пропалываем, весной цветы садим, на День Победы два пирога приносим, чтобы помянуть погибших по нашим обычаям. А без нас зарастет он бурьяном, и с дороги его никто и не увидит… Надо в район съездить, напомнить начальникам о памятнике, о котором они, наверное, забыли»
Но однажды весной, когда сошел снег и на склонах гор ярко зазеленела трава, к ним пришел человек, который заговорил с ними о памятнике. Это был высокий седовласый мужчина лет шестидесяти, , может быть и старше, в зеленой штормовке и с большим рюкзаком за плечами.
Он вошел в школьный двор, аккуратно закрыл за собой калитку и подойдя к скамейке, сидя на которой , грелись под долгожданным солнышком Майрам и Зарема, сказал:
- Доброй весны вам, люди! Меня зовут Иван Долгов, и приехал я к вам из самой Москвы.
Потом он снял с плеч объёмистый рюкзак и присел не него, лицом к старикам.
- Хотел бы поговорить с вами о памятнике, мимо которого я сейчас прошел и прочел на нем: «Воинам Красной Армии, погибшим при обороне Кавказа в 1942-ом году». Так вот, мой отец тоже погиб в этих местах во время Великой Отечественной войны, но места его захоронения мы так и не нашли.
- Заходи в дом, Иван, - прервал его Майрам. – Нехорошо говорить о таком на улице, как будто ты не наш гость, а просто прохожий. К тому же я вижу, что устал ты с дороги, и надо тебе выпить чашку чая и подкрепиться, чем Бог послал. Меня зовут Майрам, а мою жену – Зарема.
После того, как гость был напоен и накормлен, хозяин усадил его на диване, где обычно сидели почётные гости, и сказал:
- А теперь рассказывай дальше.
- А дальше говорить мне будет труднее, - задумчиво сказал гость.- Я приезжаю в вашу республику уже третий раз, стараясь найти место, где похоронен отец. Вчера в районном центре я посетил последнюю братскую могилу из списка, который мне дали в республиканском военкомате. Но и на обелиске, что стоит на этой братской могиле, я не нашел фамилию «Долгов». Старики из этого села посоветовали мне проехать по ущелью, где еще встречаются захоронения солдат, но и здесь ничего не обнаружил. Возвращаясь на автобусе в город, я увидел на горке одинокого солдата, стоящего с низко опущенной головой, и подумал: «А не грустно ли ему стоять здесь одному, без людей».
- А мы с Заремой разве не люди? – снова перебил его хозяин.
- Извини, Майрам, но я тогда еще не знал, что здесь кто-то живет. Когда я решил сойти с автобуса, водитель сказал мне, что аул заброшен и здесь нет ни одного жителя. Потом, уже постояв у памятника, я заметил рядом ваш ухоженный двор и понял, что шофёр сказал мне неправду.
- Не извиняйся, Иван, - успокоил его Майрам. – Ты правильно подумал. Скоро мы с Заремой уйдем туда, откуда не возвращаются, и тогда солдат на самом деле останется один.
- Так вот я и хочу сделать так, чтобы такого не произошло.
- А как ты можешь это сделать? Мы последние жители этого аула, и вряд ли кто-то еще захочет здесь поселиться.
- Я – скульптор, Майрам. Во многих городах России стоят памятники, которые я изваял вот этими вот руками. А теперь я хочу изменить этот памятник так, чтобы этот солдат не был одиноким. Скажи мне, мудрый человек, что бы ты добавил к нему для этого?
Майрам долго думал, глядя в окно на памятник, потом сказал:
- Я хотел бы, чтобы его обнимала жена, похожая на мою Зарему, а у его ног играли дети.
- Ты совсем выжил из ума, старик! – воскликнула Зарема. – Как его можно обнять, если он такой большой, да еще и с автоматом. А я совсем маленькая, даже до плеча ему достану. А теперь вспомни, как ты смотришь на своих внуков, когда они к нам приезжают и бегают по поляне. Ты улыбаешься, а иногда даже смеешься. А теперь посмотри, как печально солдат вниз смотрит. Выходит, ему будет грустно видеть своих собственных детей, которые, как ты говоришь, пришли поиграть у его ног.
- Наверное, ты права, старуха, - виновато сказал Майрам. – Не подумал я.
- А как вы считаете, Зарема? – спросил Иван. – Кого бы вы поставили рядом с солдатом?
- Мать, - не задумываясь, ответила женщина. – Она стоит сзади, положила ему на плечо руку и утешает сына в его горе.
- Я сразу так и подумал, - радостно воскликнул Иван. – Ну, что же, будем работать. Вчера здесь неподалеку я набрел на заброшенную каменоломню и нашел там несколько глыб черного гранита, который подошел бы для фигуры матери.
- Да, ты правду сказал, Иван, - пояснил Майрам, - каменоломни эти брошены, хотя мастерские, которые делают памятники для кладбищ, еще берут оттуда камень. А выпиливает его для них мой хороший знакомый, которого зовут Созрыко. Завтра пойдем к нему, это всего шесть километров от нас, и он выпилит кусок, какой тебе нужен. 3атем я пойду в лесничество, где проработал сорок лет, и попрошу у них автокран и грузовик. Ты где собираешься работать над своей скульптурой матери?
- Прямо здесь, на этой поляне, если вы мне позволите
- А. почему мы должны быть против? Ты ведь не для себя будешь работать, а для людей. Сколько тебе надо времени, чтобы памятник закончить?
- Я думаю год, а, может быть, и больше.
- Тогда я сегодня же попрошу Зарему, чтобы она прибрала один из классов в здании школы и поставила там кровать, стол и телевизор. А в лесничестве скажу, чтобы они привезли нам дров побольше. Зимой у нас холодно бывает, не дай Бог,, чтобы ты заболел.
- Нет, болеть мне сейчас нельзя. Завтра поеду в район, попрошу главу администрацию дать мне разрешение на реставрацию памятника.
- Ты занимайся, своими делами, а район я сам поеду. Мы с Сосланом, который теперь у нас начальник, старые друзья. Когда я старшим лесничим работал, он был моим помощником. Ты только напиши заявление от имени жителей аула, а то я могу забыть это слова – «реставрация». И еще я хочу тебе сказать, чтобы ты не говорил мне «вы», и Зареме тоже. Теперь мы целый год будем жить как одна семья, а у нас принято обращаться к родственникам на «ты».
- Хорошо, Майрам, - согласился Иван.
На следующий день Майрам вернулся из района с документом, в котором от руки было написано всего одно предложение: «Реставрацию памятника разрешаю».
За ужином Майрам рассказывал:
- Удивился Сослан, когда я сказал ему, зачем приехал, и посмотрел на меня так, будто я из ума выжил. «Сколько в твоем ауле жителей?», - спрашивает. – «Два, - отвечаю я ему. – Я и моя жена Зарема». – «Так зачем вам с Заремой надо, чтобы этот памятник реставрировали?», - кричит он. – «Чтобы память о погибших солдатах сохранить», - говорю я. Он, конечно, против этого сказать ничего не может, но зато, как всегда, говорит, что у него нет на это денег. А ему отвечаю, что денег нам не надо. А он тогда обещает помочь кое-какими строительными материалами. – «И строительных материалов нам не надо», - говорю я. – «Так что же вам тогда надо?» - снова кричит он. – «Твоё разрешение на реставрацию памятника» - Так он от радости сразу схватил ручку , написал эту бумагу, поставил свою подпись и шлёпнул печатью. Даже не спросил, кто и как будет реставрировать этот памятник.
Ровно через неделю грузовик привёз на школьный двор брус чёрного гранита высотой в два с половиной метра и его укрепили стоймя , прямо перед окнами комнаты, где жил теперь Долгов.
А на следующий же день Майрам соорудил над ним навес из шифера, обосновав это сооружение, как всегда кратко и мудро:
- Дожди у нас в горах часто бывают. Но, если гранит они повредить не могут, то тебе работать, стоя в луже, никак нельзя.
Вечером, после недельных забот и волнений они пили чай с пирогами и смотрели телевизор. А потом Иван вдруг сказал:
- Зарема, встань, пожалуйста, и постой пять минут. Согни левую руку в локте и прислони ее к груди
- Зачем это? – удивилась женщина.
- Мне надо набросать эскиз фигуры матери. Обычно мы сначала лепим скульптуру из мягкого материала, приглашая для этого натурщиков или натурщиц. Но в нынешних условиях сделать это невозможно, и я буду высекать фигуру прямо из камня, и для этого мне нужен эскиз, то есть, рисунок матери солдата.
- Хорошо, - согласилась Зарема, - постою, сколько тебе нужно.
Она и не заметила, что закончив эскиз и разрешив ей сесть, Иван на отдельном листе альбома тщательно прорисовал её лицо.
Два месяца ушло на то, чтобы высечь из ровного гранитного бруса подобие женской фигуры.
После чего Иван вышел ранним солнечным утром во двор и долго сидел на скамейке, глядя на это изваяние.
- О чём задумался, мастер? – спросил его Майрам, тоже проснувшийся раньше обычного.
Иван тяжело вздохнул:
- Я думаю, что теперь мне нельзя ошибаться.. Один неверно сделанный штрих, и вся работа пойдет насмарку. .
- У тебя всё получится, - успокоил его Майрам. – А мы Заремой буде тебе помогать, как можем.
С этого дня и началась основная работа над скульптурой матери. Иван трудился, не покладая рук, с рассвета до заката.
- Ты бы отдохнул хоть немного, - говорила ему Зарема, глядя на его осунувшееся лицо.
- Нельзя мне отдыхать, - отвечал ей Иван. – Хочу закончить памятник к Дню Победы, а до него осталось всего десять месяцев.
Зарема вздыхала и отправлялась на кухню, чтобы приготовить для него обед посытней и повкусней: ведь без хорошей еды на такой работе и надорваться можно.
Пролетело лето, пришла осень с ее ненастными днями и холодными ночами.
Темнеть стало рано, и однажды Иван попросил Майрама:
- Надо купить в магазине электротоваров лампы с отражателями и прикрепить их к столбам, на которых держится навес. Деньги у меня для того есть, но съездить за ними придется тебе, потому что мне нельзя терять и дня.
- А сколько их надо ? – спросил Майрам.
- Чем больше, тем лучше. . Но здесь есть одно «но», если их будет слишком много в школе могут полететь пробки, или случится замыкание, и тогда мы вообще останемся без света.
- Насчет этого ты беспокойся, - сказал Майрам. – У меня есть своя маленькая электростанция, заведем её и посмотрим , сколько лампочек она потянет.
Вскоре Иван работал уже чуть ли не до полуночи, а пассажиры вечерних автобусов с удивлением видели на склоне горы россыпь огней, похожий на освещение большого отеля.
Пришла зима, ударили морозы. Майрам достал из сундука большой овчинный полушубок и принес его Ивану:
- Надевай, когда будешь работать. Его еще мой отец носил, и не мёрз в нём, хотя ему было девяносто лет.
- Нет, Майрам, - ответил ему Иван, - такая одежда для моей работы не годится. Ты лучше найди мне пару свитеров и поддерживай огонь в печи, чтобы я мог руки отогревать почаще.
Майрам сделал так, как просил его Иван, и работа продвигалась вперед, медленно, но верно.
В начале марта, когда потеплело, Иван начал высекать лицо матери, сначала в общих чертах , потом детально.
- Опаздываю, страшно опаздываю я, - сказал он, когда пришел апрель. – Скульптуру надо установить на постамент в начале мая. Договорись, Майрам, насчет автокрана, и рабочих для установки надо человек шесть. А потом я поработаю над ней уже на месте.
- Не беспокойся, Иван, все будет: и кран, и рабочие. Только скажи, к какому дню они тебе понадобятся.
Наконец наступил день, когда статую матери, закутанную в одеяла, осторожно подняли автокраном и придерживая её со всех сторон, повезли к пьедесталу. В нем уже были сделаны два углубления, в которые вошли выступы, которые были как бы продолжением ног скульптуры. А, главное, кисть руки матери коснулось плеча солдата. Увидев это, Зарема облегченно вздохнула и сказала, гордо улыбаясь:
- Не зря, значит, я делала так, как ты просил…
Ясным утром девятого мая к памятнику потянулась вереница легковых машин и автобусов. Приехало в полном составе районное начальство, главы администраций сел и горных аулов со всего района, школьники и солдаты с полевой кухней. Люди с трудом разместились на площадке перед памятником, с нетерпением ожидая, когда с него упадет полотно, специально сшитое по этому случаю Заремой из простыней и пододеяльников.
Глава района Сослан выступил кратко:
- Сегодня, в День Победы, мы открываем отреставрированный памятник погибшим на Кавказе героям Великой Отечественной войны. Работу по реставрации выполнил
скульптор из столицы нашей Родины Москвы Иван Николаевич Долгов.
Соскользнуло наземь полотно, и все увидели то, чего совсем не ожидали увидать: рядом с хорошо знакомой статуей Солдата стояла его Мать, в черном одеянии и с просветленным лицом женщины, познавшей счастье материнства. Но её рука как бы подталкивала Солдата идти дальше, на войну, чтобы отомстить за погибших товарищей.
Люди долго стояли в молчании, не в силах оторвать глаз от увиденного. Пока в толпе не раздался чей-то громкий голос:
- Пришла всё-таки мать к сыну…
Потом на школьном дворе были накрыты столы для праздничного пира. Ивана усадили рядом с главой администрации, и к нему после каждого тоста подходили люди, благодаря его за работу и хваля его мастерство.
Иван смущался и говорил, что не смог бы сделать это без помощи Майрама и Заремы. Обед уже заканчивался, когда к нему подошел пожилой человек в горской папахе, с рогом в руке.
- Спасибо тебе, товарищ Долгов, за такой памятник! – сказал он. – Ты теперь наш брат! Так давай выпьем этот рог вина за это братство. Кстати, ты знаешь, на окраине села, где я живу, стоит очень старый памятник, который сохранился еще со времен войны, сваренная из железных прутьев пирамидка с табличкой посередине и со звездою наверху, Мы его каждый год красим, так что он неплохо сохранился. Так вот на табличке хорошо видна надпись: «Лейтенант Долгов Николай Игнатьевич, 1911 – 1942. Погиб смертью храбрых». Может быть, это твой родственник?
- Это мой отец, - глухо ответил Иван.
Сейчас возле аула, в котором живут всего два человека, останавливаются все экскурсионные и рейсовые автобусы, проезжающие по ущелью. Люди поднимаются к памятнику и подолгу стоят у него, молча.
В любое время года у подножия этого памятника можно видеть цветы.
Когда Майрам и Зарема выходят, чтобы убрать завядшие букеты, Майрам говорит:
- Жаль, что Иван не видит, сколько людей приходит к памятнику.
-Вот весной приедет и увидит, - отвечает ему Зарема. – Он теперь каждый год будет приезжать на могилу к отцу.
Майрам смотрит на памятник и говорит:
- А все-таки он с тебя вытесал из камня эту женщину. Ты посмотри: глаза совсем, как у тебя, и нос тоже.
Зарема всматривается в лицо статуи и начинает сердиться:
- По моему, с глазами у тебя плохо стало, Майрам! Ты разве не видишь, какая она красивая, не то, что я, старуха.
- Ладно, ладно, не ворчи, - успокаивает её муж. – Только не говори мне, что рука тоже не твоя. Такой руки в ущелье у никого больше нет…
.