Гондола, юрко и ловко покачиваясь, чутко отзываясь своим узким чёрным нутром
на уверенные удары весла, причалила к пустынной, покрытой монастырскими огородами,
разнокалиберными деревьями и зарослями части острова.
Плыло майское зябкое предрассветье. Фиолетовый тёмный сгусток ночи уже оконча-
тельно потерял свою густоту и насыщенность и уже смешивался с неяркой пока, розова
той гаммой зарождающегося утра.
Набросив канат на один из высоких кривых кольев, торчащих из воды рядом с мост-
ками, некий юный вергилий, ну а может быть, харон : это уж кому кто больше по душе,
сделав с десяток медленных шагов, открыл чёрную , украшенную деревянной резной
панелью, кабину-фельце. Послышалось движение, глухое покашливание, приглушённые
голоса. Первым выбрался на свет божий обладатель высокого фальцета, бархатного
дорогого тёмно-коричневого камзола, увенчанного массивной золотой цепью, и акку-
ратной чёрной с проседью бородки. Звался он синьор Марино и был он одним из богатых
венецианских нотариусов, который во всё время этого короткого плавания не переста-
вал лить свои красноречивые трели в уши своего попутчика.
Попутчик же его, бенедиктинский аббат из Перуджи, Дон Джакомо, по большей части
хранил молчание, лишь иногда прерывая длинные арии мессира Марино короткими
низкими репликами. Перешагивая из лодки на мостки, высокий прелат изо всех сил
ухватился правой рукой за локоть монаха-проводника. На мгновение луч рассветного
солнца скользнул по его рубиновому перстню
Стефано, а именно так звали молодого монаха, с готовностью поддержал Дон
Джакомо. Ему нравилось уже вторую неделю называться "братом бенедиктинцем".
Ему очень нравилось новое облачение - тёмно-коричневая холщовая длинная
ряса, и больше всего капюшон, скрывавший его юное, почти детское смуглое лицо,
освещённое угольками небольших карих глаз, с огромным рваным шрамом на левой щеке.
Стефано остался сиротой три года назад, когда во время внезапно разыгравшейся
бури огромная свинцовая волна утащила его отца-рыбака в свое зеленоватое мутное
логово, как тащит волчица добычу в свою нору.
С тех пор он прибился к монастырю Сан Зорзо, которому его отец продавал рыбу.
В свои пятнадцать лет Стефано считал, что кое-что понял в этой жизни . Главный
вывод , который он сделал для себя, что нужно помалкивать и ничему не удивляться.
Его молчаливую верность начинал ценить настоятель Дон Микеле.
Некоторые братья-послушники уже поглядывали на него с подозрением и боязнью, за-
молкая при его появлении. Стефану это нравилось.
Спустя несколько минут наша троица уже вышагивала под сводами галереи недавно
построенного кьостро. Перуджинский настоятель с лёгкой улыбкой скользил взглядом
по этому благолепию. Утро уже согревало тёплым светом гладкую поверхность
нарядных колонн. Со стороны базилики доносились удары молотка, неясные крики,
пахло горячей смолой и морем. Дон Джакомо хорошо знал эти звуки, так как и он
затеял строительные работы в своём умбрийском монастыре.
Тягаться роскошью отделки, мраморными фасадами со своим старым другом Доном
Микеле Дону Джакомо было не под силу. Как маленькой Перудже угнаться за богатей-
шей Венецией?
Гоняться не нужно, - рассудил он,- а вот картину заказать у венецианцев можно .
Чтоб размером была больше всех венецианских телер и славила бы Господа и отца
покровителя их святого Бенедикта и всю святую братию.
Дон Микеле, узнав из письма своего друга о такой его идее, нашёл художника,
который мог такой заказ исполнить. Звали его Антонио Алиенсе, из греков, быстрый
в работе и покладистый характером. В помощь ему был приставлен монах-фламандец
Арнольд, самый большой знаток латыни, не выходивший днями и ночами из монастыр-
ской библиотеки. Это он объяснил художнику, как должна была выглядеть картина,
каких Пап, святых и мучеников он должен был изобразить и как она должна была
называться. А должна она была называться "Триумф бенедиктинского ордена."
В зале, предназначенном для проведения собраний - капитул ещё горели и слезилсь
бледножёлтые свечи в огромных серебряных канделябрах. За общей со стеной базили
ки стеной уже слышался распев первого Псалма.
У подножия массивного деревянного ряда кресел-тронов хора, напоминающего
амфитеатр, на подставке располагался довольно значительный холст.
Фра Арнольдо внимательно вглядывался в коричнево-серые фигурки монахов, Пап,
святых, которые были выписаны с изрядным тщанием и подробностями, - так как писа-
ли в родном Дуэ его фламандцы.
В центре картины был выписан Святой Бенедикт на троне - тихий торжественный
старец с седой бородой, разделённой на клинья, как ласточкин хвост, облачённый
в чёрную сутану, придерживающий длинный посох в руке и лежащую на коленых рас-
крытую книгу. Окружение его - смотрящие вполоборота епископы в светло перламут-
ровых облачениях-альбах.
Вся эта многочисленная очередь поколений монашеского ордена была сгруппирована
вокруг фигуры Святого и образовывала крону большого дерева, стволом и опорой
которого был Бенедикт. Светлая лазурь неба пробивалась в двух просветах между
кроной и землёй, где корни тоже образовывали ряды бенедиктинцев.
Фра Арнольдо одобрительно помотрел на синьора Антонио - тому так удачно удалось
воплотить его идеи. В ответ по тонким губам грека скользнула улыбка.
Они с самого начала работы поладили друг с другом - этот высоченный веснушчатый
монах, много лет назад нашедший прибежище на этом венецианском острове.
Он изъяснялся и писал на безупречной латыни, что сразу оценил аббат Микеле,
как и молчаливое спокойствие фламандца. Он определил его переписчиком и храните
лем обширной монастырской библиотеки. Это вполне устроило их обоих.
Но страшная ночь, когда пламя сжигаемых икон освещала лица, которые Арнольд знал
с детства, глухой голос проповедника Ансельма, обличавшего Папу, иногда при-
ходили ему на память...
Когда три месяца назад ему представили Антонио Вассилаки,
венецианского художника, получившего заказ на картину, прославляющую Святого Бенедикта, Арноль-
до сначала встретил его с большой настороженностью. Но было что-то очень распола-
гающее в выражении живых умных карих глаз грека, во внимании , с которым он
слушал и переспрашивал по нескольку раз его разъяснения.
Неразговорчивый фламандец незаметно для себя загорелся идеей картины, сделал
даже свой небольшой рисунок и сопроводил их подробными пояснениями.
Он даже посвятил Антонио в свою мечту - опубликовать в Венеции свой перевод
предсказаний брата Малахии, друга Бернарда кьяравальского.
Фра Арнольдо инстиктивно чувствовал какое-то родство с этим художником.
Синьора Антонио называли Альенсе. Они оба были чужаками на этом острове...
- Достойная работа! Превосходная! Даже лучше, чем я предполагал... -
вошедший в зал дон Джакомо чуть не вприпрыжку устремился к заказанной картине.
За ним семенили хозяин этой монашеской островной вотчины дон Микеле и мессир
Марино.
Дону Джакомо очень понравились суровые сдержанные тона картины. Ничто в ней
не напоминало буйство и излишества других венецианских телер, которые он видел
в венецианских церквах. А уж эта-то, в рефектории здесь. "Свадьба в Кане галилей-
ской" С позволения сказать... Пирушка у Дожа. Дон Джакомо поморщился.
- Мой дорогой синьор Антонио. Теперь Вам остаётся лишь четырёхкратно увеличить
это превосходное полотно. Ждём Вас в нашей тихой перуджинской обители. -
Аббат уже представил, как будет красоваться это огромное полотно над входом
в главную церковь Святого Петра прямо напротив алтаря. Не меньше, чем во дворце
Дожей.
Дон Микеле облегчённо вздохнул. Угодил-таки давнему другу. Высокий прелат
осенил крестом присутствующих и предоставил слово нотариусу, который с готов-
ностью зачитал приготовленный контракт.
Согласно ему мессир Антонио Вассилаки, по прозвищу Альенсе, обязывался нари-
совать картину для монастыря Перуджи за 700 дукатов. Двадцать футов в высоту,
тридцать один с четвертью в ширину. Согласно рисунку референда дон Арнольда,
монаха. Заказ должен был быть исполнен к Пасхе 1593 года.
Контракт был тут же подписан к общему удовольствию всех присутствующих.
Через несколько минут зала опустела. Одна картина темнела сиротливым пятном,
как оставленный после отыгранного спектакля ставший ненужным реквизит.
Стефано тихо проскользнул в опустевшую залу. Он не был допущен для подписания
контракта. Но он и так знал, о чём в нём говорится, так как незаметно сташил
его у этого болтуна Марино, а потом незаметно вернул его в тот же сундучок.
И, конечно, тот этого даже не заметил. Он был слишком занят своими разглагольствованиями. Индюк в перьях...
Юный монах приблизился к картине. Ему было любопытно узнать за что же этот тол-
стый перуджинец платит такие деньги.
При приближении к картине его охватило какое-то чувство неудобства. Он прибли-
зился к картине, рассмотрел игрушечные фигурки. Муравейник какой-то.
Картина ему не понравилась. Унылая. Без ярких красок.
Стефано поморщился: то ли дело Веронезе в рефектории!
Устремившись к выходу, он сам не зная зачем, вдруг оглянулся и взглянул на это
серое полотно вновь. Глаза его расширились. Весь казавшийся огромным расползаю-
щимся во все стороны муравейник бенедиктианского триумфа начал образовывать
какое-то странное очертание.
С картины на него смотрел огромный демон с черепушкой головой, голубыми
щёлками глаз, клыками и рогами.
Сколько точно времени юный бенедиктинец пребывал в оцепенении под этим взгля-
дом, он никак не мог понять впоследствии.
Наконец, очнувшись, он усмехнулся, что-то пробормотал себе под нос и быстро
покинул залу...