Вот и началась наша армейская жизнь. Нас помыли, одели. Сержант вечером рассказал и показал, как правильно складывать форму перед отбоем на табуретку у кровати, хотя теперь это не кровать, а по-военному - койка. Он рассказал нам, что и как надо делать по команде «Подъём!».
Потом, в 10 часов вечера, было общее построение в казарме, перекличка, а по-военному «вечерняя поверка», и команда «Отбой».
Мы сложили нашу новенькую форму так, как нам показывал сержант, и улеглись на свои места.
Новое место, новые люди вокруг, больше ста двадцати человек в одном помещении, новые звуки, но всё равно скоро все заснули.
«Тихий час» в армии с десяти часов вечера и до шести часов утра. Это если повезёт…
Уставшие от дороги и массы новых впечатлений, мы все уснули достаточно быстро.
Это я специально оттягиваю момент пробуждения, если его можно назвать этим добрым и тихим гражданским словом.
«Рота! Подъём!!!!!» - разнеслось по казарме ровно в шесть часов утра, а потом к этой команде добавилось: «Тра… та… тах! Татах…бабах!» Из чисто этических соображений я не буду переводить всю несколькоминутную тираду. Это меня не очень удивило. В жизни доводилось слышать и почище эпитеты. Удивило другое - что единственное слово, которое я могу здесь воспроизвести, звучало несколько необычно для моего слуха. Вместо слова «вскочили» было слово «вскОчили». Звучало это примерно так: «А ну-ка, вскОчили, трах тарарах бабах!» Это относилось не только к нам, но ко всей роте.
Памятуя вечерние наставления сержанта о поведении во время подъёма, мы быстренько вскОчили со своих коек, натянули брюки и ботинки и бросились строиться в проходе казармы.
Вот так для нашего весеннего призыва 1969 года, и для меня в том числе, началась военная служба где-то в Казахстане, но ещё не знаю где.
Итак, армия, день первый! После подъёма нас вывели на зарядку. Мы немного пробежались, помахали руками, а потом нас вернули в казарму. Мы пошли в туалет, где был целый ряд умывальников. Умылись, побрились. Горячей воды, конечно, не было. Не просто не было, а не было в принципе. Так что пришлось отвыкать от ещё одного домашнего блага.
После этого сержант стал обучать нас, как правильно «заправлять койки» (застилать постели).
Это оказалось для нас целой наукой. Объяснить словами эту науку достаточно сложно. Всё должно быть однообразно: и одеяла натянуты на матрасы, как кожа на барабан, и полоски на одеялах должны совпадать по всему ряду, и подушки должны стоять уголком на одной прямой и быть одной высоты.
Наши мучения были прерваны очередной командой дневального: «Рота! Строиться на завтрак!»
Сержант вывел нас из казармы и указал место и порядок построения. Он рассказал, как мы должны вести себя в столовой и какие команды там дают.
В столовой тоже были свои нюансы. Оказывается, нельзя зайти в столовую, сесть на своё место и начать есть. Всё делается по команде. Рота подошла к столовой. Прозвучала команда «Стой». Потом команда «Слева по одному в столовую шагом марш!». Все, «с лева по одному», пошли в столовую. Но дальше опять особенности. Солдаты входят в столовую, подходят к своему месту и не садятся, а ждут ещё команду. И вот, наконец, звучит: «Сесть! К приёму пищи приступить!». Уррра!!! Мы уже можем начать есть!!! Но и тут нельзя зевать. Есть надо быстро, а не то прозвучит команда: «Встать! Выходи строиться!» Успел ты съесть всё или нет - это никого не волнует, кроме того, кто не успел!
Всё, что происходило с нами, и не только с нами, называлось одним словом - АРМИЯ!!! Подъёмы, строй, занятия, стрельбы - всё закономерно. Для того нас и призвали, чтобы научить дисциплине и тому, как защищать нашу Родину. Одно меня до сих пор удивляет – вечерняя прогулка! Каждый вечер, перед отбоем, нас выводили из казармы, строили, и мы, идя строем по военному городку, должны были лихо петь какую-нибудь строевую песню. И ещё одно запомнилось на всю жизнь. Каждое утро в течение двух лет в динамиках в военном городке заводили одни и те же две песни!!!!! Когда мы бежали на зарядку, динамики, в издёвку нам, орали что есть мочи «Ты куда Одиссей!», а когда мы застилали койки, звучала песня «Как хорошо быть генералом!»
Но хватит о грустном! Описывать день за днём нашу службу в карантине, а потом во взводе было бы довольно-таки скучно. Скорее всего, было бы просто невыносимо вам это читать. Напишу то, что мне более всего запомнилось.
В первый наш армейский день нам наконец-то объяснили, куда мы попали служить. А произошло это вот как. Нас всех привели в Ленинскую комнату, туда пришел офицер, в звании капитана и в лётной форме. Капитан сказал, что он сотрудник Комитета Государственной Безопасности и проведёт с нами беседу о том месте, куда мы попали. Он объяснил, что служить мы будем на очень секретном научно-испытательном полигоне, где проходят испытание разные системы противовоздушной и противоракетной обороны. Рассказал, что мы не имеем права рассказывать что-либо кому-то, не причастному к службе на полигоне, не имеем права что-то сообщать в письмах даже самым близким родственникам. Он много и долго рассказывал нам об истории полигона. Как он создавался и для чего. Рассказал также и две смешные истории.
Когда полигон только начал действовать, почтовый адрес был Москва 200, в\ч такая то. И вот какой получился казус. В одной из частей служил парень из Москвы. Служил хорошо и письма писал домой часто. Однажды на имя командира части, в которой служил москвич, пришло письмо от его отца, офицера запаса, фронтовика, в котором было написано следующее: «Неужели мой сын так плохо служит, что за полтора года ему ни разу не дали увольнение, чтобы он мог приехать домой? Ведь живем мы в Москве и служит он в Москве». Командир части был обескуражен. Ну как объяснить, что Москва 200 находится от просто города Москва за несколько тысяч километров?
После длительной беседы мы вышли из Ленинской комнаты и нас к капитану стали вызывать по одному. Там мы писали «Обязательство о сохранении военной и государственной тайны», и капитан ещё раз побеседовал с каждым отдельно. Вот так мы стали «совершенно секретными» солдатами.
Но вернёмся к нашей повседневной службе.
Сержант, который командовал нами в карантине, был небольшого роста. Но ему хотелось показать себя большим начальником. На ботинках у него были набиты дополнительные каблуки, чтобы он казался выше ростом. Он ходил вдоль строя молодых солдат, останавливался и, покачиваясь на каблуках, начинал свою речь всегда со слов: «Ну, что? Чуваки и чувихи!» Вероятно, эти слова ему очень нравились, и он считал, что они придают ему определённый вес. Хотя парень он был неплохой.
У него была ещё одна интересная привычка. Во время занятий в классе, особенно когда мы изучали Уставы, некоторые из нас начинали дремать от жары, духоты и усталости. Заметив, что несколько человек задремали, сержант тихо говорил: «Команда только для тех, кто спит». А потом очень громко командовал: «Встать!» Естественно, вскакивали только те, кто дремал, и тут же получали «наряд вне очереди».
К вечеру, к отбою, набиралось достаточно много «нарядчиков». Далее всё происходило следующим образом. После вечерней поверки сержант командовал: «Нарядчики, выйти из строя. Направо! В распоряжение дежурного по роте, шагом марш!» Нарядчики, а в том числе бывал и я, шли строем в конец казармы, где их уже ожидал дежурный по роте.
Дежурный по роте распределял «нарядчиков» по работам, а работы были достаточно однообразные. Надо было хорошо вымыть туалет и умывальную комнату и провести уборку в казарме. В казарме надо было стеклом соскоблить с пола мастику, потом пол помыть, нанести на него новую мастику и натереть. Работы длились примерно от отбоя, т.е. с десяти вечера и часов до трёх утра, а в шесть часов – подъём и снова занятия.
Здесь тоже не обошлось без смешной случайности. Нас ещё никто не знал ни по фамилиям, ни по именам, кроме нашего сержанта. И вот, представьте себе, стоит строй нарядчиков, перед ним ходит дежурный по роте и в уме распределяет людей по участкам. Дежурный решил проявить демократичность и спросил: «Ну, кто из вас орёл, туалет отчистить?» Вдруг из строя выходит солдат и докладывает, как учили: «Рядовой Орёл!» У нас в карантине был солдат из Донецка – Орёл Иосиф Мартьянович. Парень был очень хороший, но у него совсем не ладилось со строевой подготовкой. Руки и ноги у него двигались без всякого согласования и, когда смотришь на него со стороны, кажется, что кто-то пьяный дёргает его за верёвочки, к которым привязаны его конечности. Но он был замечательным столяром. Его направили в столярную мастерскую в наш автопарк, и там он прослужил все свои два года, ремонтируя мебель и делая стенды и всё прочее для нашего батальона.
Вот так потихоньку мы осваивали азы солдатского мастерства.
Приближалось время принятия Присяги. Нас усиленно готовили к этому торжественному дню, но сначала надо было сдать зачёты по всем дисциплинам, которым нас обучали.
В самом начале июня, на утреннем разводе, командир нашего батальона обратился ко всей роте и карантину: «Товарищи солдаты! Наш офицер, командир взвода (фамилию я забыл) попал в аварию, и его жизни угрожает опасность. Нужно срочное переливание крови. У кого первая группа и кто согласен дать свою кровь, прошу выйти из строя!»
Нас вышло человек десять. Не было ни минуты размышления или сомнения. Нас посадили на машину и повезли в гарнизонный госпиталь. Там ещё раз проверили группу крови и у всех взяли столько, сколько было нужно. Через какое-то время к нам вышел военврач. Звания я не знаю, он был в белом халате. Он сказал: «Спасибо, ребята! Вы сейчас спасли жизнь человеку!» Потом он повернулся к медсестре: «Отведи ребят в столовую, и пусть их хорошо покормят. Скажи, что я приказал!» А потом совсем тихонько сказал ей: «Налей ребятам грамм по пятьдесят спирта!»
Подошло время Присяги, но перед этим надо было сдать зачёт по стрелковой подготовке. У нас на вооружении были карабины СКС (самозарядный карабин Симонова). Мне очень нравилось это оружие. Мы ещё ни разу не стреляли. Выполняли разные приёмы с оружием, разбирали, смазывали и собирали его. Карабин для нас уже становился чем-то почти родным, и вот наступил день стрельб. Мы получили в оружейке закреплённые за нами карабины, погрузились на машину, и нас повезли на стрельбище. Мы уже неоднократно бывали здесь и до автоматизма отработали все приёмы, но до этого были тренировки, а сегодня стрельбы.
Стреляли мы по пять человек. Руководитель стрельб вызывал по списку. Наконец прозвучала моя фамилия и команда: «На огневой рубеж!» Помощник руководителя по команде раздал нам по три патрона.
При получении патронов я, как положено, доложил: «Рядовой Волков три боевых патрона получил и осмотрел!» Я стоял, на моей ладони лежали три желтеньких, длинненьких патрона, а я думал: «Вот, у меня на ладони лежат три человеческих жизни». Последовала команда «К бою!». Мы пробежали немного вперёд и залегли за укрытиями. Зарядили карабины и доложили. «Рядовой Волков к бою готов!» Последовала команда «Огонь!» Прицелился и одна за другой вогнал три пули в грудную мишень.
Отстрелялись. Почистили и сдали карабины. Нам объявили, что Присягу мы будем принимать 22 июня.