Отец давно мечтал взять нас на лето с собой в плаванье. Три раза я и мама ходили с ним до конца августа в дальние рейсы. Целое лето мама посвящала нам, мне и папе. Она не уезжала в Сочи, не улетала в Ялту, не ходила со своими учениками в поход на Телецкое озеро в горах Алтая. Семьям речников не разрешалось выходить в рейс, но мы тайно выходили, а когда на судне шла проверка - тихо сидели в каюте.
Мне было четыре года, когда мы совершили первый "круиз" на Север на теплоходе "Россия".Был ещё круизный лайнер с аналогичным названием, который бороздил воды Атлантического океана. На нашей "России" возили на Север грузы. Дошли до Дудинки,в деревянном кинотеатре смотрели "Я шагаю по Москве". Смотрели взрослые, а мне ничего не было видно за их спинами. Я боролась с комарами и слушала песню: "... я пройти ещё смогу солёный Тихий океан и тундру, и тайгу". Я думала: "Бедный, бедный человек! Один идёт через тайгу и тундру!" В четыре года я уже видела чёрно - синюю тайгу по берегам Иртыша, смотрела, смотрела, вдруг, мишка выйдет?! Папа объяснял: "Животное - не игрушка. Медведь должен жить в тайге. Ничем хорошим истории с приручением дикого животного не заканчиваются".
Однажды, команда теплохода, на котором служил мой отец , нашла в тайге медвежонка. Медвежонок был ещё маленький и очень забавный, ел из железной миски, удерживая её в лапах, медвежонка назвали Потапом. Потап вырос и не был уже забавным, он превращался во взрослого зверя, безобразничал на камбузе и в гальюне, становился агрессивным, опасным.Отпускать медведя в тайгу нельзя, он уже не сможет жить в дикой природе. Потапа застрелили, когда он напал на человека. Вот такая история!
Тундру я уже тоже видела: бесконечное ровное пространство с карликовыми деревьями и огромными грибами, ростом с эти деревья.
Вечером молодые ребята из нашей команды собрались на танцы и шутя звали меня с собой. А я сквозь слёзы отвечала им, что мой папа меня не пускает. "Капитана надо слушаться.Приказы капитана не обсуждают! Подрастай быстрее, Танюха! Тогда потанцуем!", - смеялся самый красивый матрос Машинский.
Достигли Диксона, на подходе к порту нас догоняли на лодках ненцы и предлагали огромных нельм и шкурки песцов в обмен на "Тройной" одеколон. Раньше за это богатство они просили водку или спирт, теперь перешли на одеколон.В порту Диксона был "Международный клуб моряков", мои родители и часть экипажа решили туда прорваться.Для того, чтобы в клубе что - то заказать, нужна была валюта или "бонны". "Бонны" были только у механика Игнатьева, он несколько раз ходил в "загранку" и у него немного завалялось. Игнатьев сам не пошёл, выразил желание остаться со мной на корабле.
Мама надела свой новый костюм цвета молодой зелени, рукав - три четверти, длинные перчатки в тон костюма. Члены команды надели парадную форму и отправились в клуб, прихватив "бонны" механика Игнатьева.Когда интересная компания во главе с капитаном и его красавицей - женой прибыла к деревянному зданию клуба, их сначала спросили с какого они судна, если с сухогруза - не пустят! И моряки сказали правду: "Мы с "России". Официант выпучил глаза от удивления: " А разве "Россия" здесь?!" Представители той самой "России" утверждали: "Здесь, здесь" Они уже усаживались за грубый дубовый стол, огляделись. В зале стояла полная тишина, на них смотрели моряки с иностранных судов: финны, норвежцы и шведы..
Пришёл официант, принёс меню и поставил в центр стола красный флажок с надписью СССР. На других столах тоже стояли флажки разных государств. Изучив меню, гости поняли, что покутить у них не получиться.Заказали бутылку джина на всех, красной икры, хлеб уже стоял в корзинке на столе. Мама заказала чашку горячего шоколада. Официант принёс пузатую бутылку джина, пять маленьких бокалов из богемского стекла, хрустальную вазочку с красной икрой и серебряную ложечку к ней. Немного позже официант поставил перед мамой белую фарфоровую чашку с горячим шоколадом.
Трудно было "пировать" под пристальными взглядами иностранцев,мама капнула шоколадом на лацкан светло - зелёного костюма и спиной почувствовала ехидные улыбки иностранных моряков, их ,словно, обрадовала оплошность стильной красавицы, слишком идеальной для грубого мужского клуба. Они продолжили пить холодную водку, громко разговаривать и чавкать, поедая строганину.
Костюм был испорчен, настроение - тоже. Трезвые и голодные наши возвратились на "Россию". Игнатьев нарядил меня дикарём: на шею водрузил ожерелье из гаек, на уши - шурупы, измазал сажей и показал в открытом иллюминаторе моим родителям. Все рассмеялись и сразу побежали на камбуз узнать: не остались ли макароны - по - флотски? То после этого "Международного клуба" все были просто зверски голодны!
Игнатьев не задавал вопросов. Отмыл меня от сажи, помог маме вывести пятно от горячего шоколада. Он был очень хозяйственный. У него не было жены,детей. Игнатьев сам варил варенье и солил грибы.