- Тимоха, здорово! Дай краба! - Родин Жук, судовой кок с танкера-заправщика, крепко хлопнул по плечу Тимофея Звонарева, старшину контрактной службы.
Тот, худощавый, среднего роста, в парадной морской форме стоял по стойке «вольно» и лениво поглощал фисташковое мороженое в вафельном стаканчике под старой акацией на ступеньках Графской пристани возле разлегшегося на тумбе равнодушного каменного льва. От неожиданного удара старшина выронил мороженое, и оно прямехонько спланировало на начищенный до зеркального блеска черный ботинок.
- Вот же зараза! – молниеносно повернулся к нему Тимофей. Но, увидев старого приятеля еще по севастопольской учебке, где они вместе начинали постигать премудрости камбузной готовки пищи, заливисто рассмеялся, - ну, ты, друг, поосторожней в следующий раз. Так и по «иллюминатору» схлопотать можно, и грести потом не придется, сразу на дно пойдешь. Ты мой удар помнишь, наверно.
– Еще бы, - неохотно вспомнил Жук, – я тогда карасем молодым был. Все справедливости и равенства хотелось. Вот и нарвался сгоряча на твою тяжелую руку.
- Да ведь началось все из-за форменной чепухи, - пустился в воспоминания старшина, - ты по первости, браток, видно службы не понял, развалился на стуле в Ленинской комнате в присутствии стариков-годков, выхватил у меня, старослужащего, газетную подшивку и начал перед самым моим носом обмахиваться, будто в театре. Ну и получил по «компасу с прицепом». О подоконник нос тебе расквасил. На шум прибежал тогда мичман(сундук), но ребята не выдали.
- Да, Звонарь, были дела! – подхватил Жук, - Зато после на одной лодке службу несли. Азуха наша, как ее забудешь? Как сейчас помню, наш подводный ракетный крейсер проекта 667-А «НАВАГА». Я как только первый раз по трапу на лодку поднялся, навстречу боцман Кобзин катит. Помнишь, наверно, этого толстяка. Он посторонился, пыхтя и отдуваясь. Я отдал честь и вниз нырнул. Старпом тогда вахту нес, а боцман пыхтел, потому что ракеты прибыли. Надо было их быстренько принять на борт и в шахты установить.
- Да, комдив у нас строгий был, вроде и не орал, но так посмотрит, что Володя, командир наш, только прогибался под этим взглядом, будто кормовой флагшток на стылом ветру, несмотря на то, что и у него на погонах звезд хватало. Каперангом как ни как был. Помнишь, только обжились, только успели стряхнуть со своих матросских ботинок казарменную пыль учебки и на тебе! Сразу приказ готовить подводный ракетоносец к выходу в учебный поход.
- Нас же тогда сначала к БЧ-5 приписали, к маслопупам по боевому расписанию, хотя по флотской традиции кок или у артиллеристов, или, как на императорском флоте, помогал лекарю, выполнял обязанности санитара.
- Да, уж, - вздохнул старшина, - меня в море тогда здорово укачивало! И самое страшное, опозориться перед экипажем – вывернуть где-нибудь свой желудок. Такого позора не пережить! Уж лучше груз к ногам и за борт…
- Молодые были, караси еще, служить и служить. Я же тогда для офицерского состава лодки стряпал, и в день рождения замполита Иволгина испек пирог с капустой, помнишь наверно - усмехнулся в аккуратные фасонистые усы Жук, - так веришь ли, этот пирог надолго запомнил. Вместо того, чтобы промыть пресной водой квашеную капусту, я взял и промыл забортной... Хорошо, у стенки еще стояли. Офицеры угодили в госпиталь с диареей. Иволгин тоже… Я потом за это дело вахты верхние нес почти бессменно.
Судно, на котором служил Родион Жук, стояло в севастопольском Морском порту. Танкер-заправщик был заметен с пристани даже невооруженным дальнобойным морским биноклем глазом.
- Кстати, Звонарь, ты как здесь оказался? Вроде тебе тоже предлагали остаться по контракту, - поинтересовался старшина.
- А я тогда после списания на север махнул. На траулерах Баренцево утюжил. Ничего, хорошо заколачивали. За сезон можно было кооперативную квартиру в столице купить. Никакого тебе боевого расписания. Там каждый матрос борется за план вылова, и я, как только заканчивал у себя в камбузе готовку, торопился на палубу ребятам помогать с тралом управляться. Рабочих рук как всегда не хватало. Вставали на косяк, к примеру, минтая или мойвы, тросы у нас как струны звенели, ваерные лебедки еле успевали вытягивать тяжелый трал. Улов только сольем в трюмы, азарт дальше берет, рыба, кажется, сама в сеть лезет, и снова лебедки воют. А сами мы, будто в аду, словно дьяволы! Мотает нас, палуба из под ног уходит, качает то на корму, то на нос, с борта на борт. И это при низких бортах, у которых приходится работать целую смену. Так накачаешься наверху, что после в камбузе черпак в руках пляшет. Рыбаки со смены приходят на ужин усталые, лишь чаю пару стаканов горячего выпьют и в каюту на койку отсыпаться до следующей смены. Зато утром, проголодавшись, сметают все подряд, что ни дашь. Вот только рыба им ну просто в рот не лезет, ни в каком виде, А, вот мяса много идет во вторые блюда. Еще жареный картофель на свиных шкварках с пассированным лучком уважали. Приходилось выкручиваться на берегу, пока продукты принимаем, натуральный обмен с кладовщиком: ты ему выловленных крабов, а он вместо квашеной капусты и макарон – тушенки, какао, колбасы копченой, сгущенного молока подкинет. Экипажу нравилась моя работа. Сам знаешь, Тимоха, что такое голодный экипаж в рейсе. А ты, как вижу, продолжаешь на военном флоте служить, до чинов высоких еще далековато будет.
- А чего мы здесь со львами застыли, - огляделся вокруг старшина, - за колоннадой кафешка какая-то трубой дымит. Пойдем поднимемся на борт и отметим за встречу.
В кафе, стилизованным под морскую тему, было прохладно и немноголюдно. Устроились у большого окна-иллюминатора. Кофе здесь оказался замечательным, его приготовили в песке в большой турке. Разлитый по чашкам, он источал настоящий аромат, смешиваясь с запахами старого пенькового каната, рыбацкий сетей на стенах. Все это создавало уют и поддерживало какое-то романтическое настроение.
- Так вот, братуха, - сделав большой глоток, начал рассказывать о себе старшина, -отслужил срочную, а что дальше? В приморских городах и поселках с работой совсем плохо, сам знаешь. Опять в общепитовскую столовую? Или на керченском Стекольном заводе в столовке салаты делать? Там к первым не подпускали, о вторых блюдах и не говорю. Или в нашем Багерово в детсад поваром третьего разряда каши да кисели варить? И это после техникума со специальностью «Технолог пищевого производства» и службы на подводном флоте. Нет, не по мне эти ясельки-садики, хотя угораздило жениться на учительнице, тоже нашей – багеровской. Какой-никакой и домик свой имелся, с участком и с пресной водой в двухтонном бетонном бассейне (водовозка из Феодосии доставляла). Мать, пенсионерка, днем на огороде, а вечером уходила в Дом культуры, там уборщицей подрабатывала. А я, фактически безработный, на шее у них сидеть не собирался. Съездил в Керчь, вроде как уже устроился на лихтер готовить для экипажа, уже в рейсы начал ходить с ноября… Вроде юг у нас, да только наступит осень, зарядят дожди! И ветра такие, что однажды трубу печную с крыши дома сдуло. Обогревались печкой дровяной в холодный сезон. С дровами тяжеловато, но доставали, то сосед-шофер целую машину битых ящиков из продмага привезет, то матери, как пенсионерке, или жене, как учительнице, помогут… И все мать меня просила посмотреть печку, труба плохо тянула, как бы не задохнуться. А мне все некогда. То одно, то другое…
Вот как то из рейса вернулся, дверь закрыта изнутри, стучу не открывают. Кот наш Дрейк по двору бегает, мяукает, но близко ко мне не подходит, сторонится… Дернул дверь сильнее, а в доме тишина, в комнату вбежал, и воздух какой-то тяжелый стоит, неподвижный, с горчинкой легкой… И в разных углах на кроватях мои лежат, как уснули. Я к матери, она уже холодная. Я к жене, и здесь та же картина… То ли заслонку рано закрыли, то ли труба забилась сажей… Остался один на белом свете, ну просто как в кино каком-то, - старшина снова затянулся, выпустил дым, допил кофе, - одни голые стены остались, не хотел уж жить в нем. После похорон ключи отдал соседям и кота в придачу. И в военкомат на контрактную определяться.
Теперь вот на дизелюхе малошумной хожу. Через неделю сдам экзамены и в мичманы на повышение, а пока экипаж кормлю с одним корешом на пару. По боевому расписанию всегда на камбузе. Кстати, встретил тут однажды боцмана нашего с азухи Кобзина. С женой вечером прогуливался под ручку по набережной. Узнал старый черт морской. Он теперь на берегу на мертвом якоре в Севастополе городской котельной командует. Пригласить тебя, друг, на лодку не могу, сам понимаешь. А так давай возобновим старую дружбу.
- А ты вот ко мне приходи, - перебил Жук, - мы часто в Севастополь заходим, топливо привозим.
И они взяли еще крымского красного и продолжили вспоминать службу на флоте, товарищей…