Утром Даймонас проснулся освеженным и полным сил. Должно быть, на нем так сказался вчерашний день, возможно, ему просто удалось выпустить пар… Хотя бы немного. Он подошел к умывальному тазу, уже наполненному горячей водой, и долго умывался. Затем, пройдя мимо зеркала к шкафу, он бросил на отражающую его лицо с тяжелыми, почти черными мешками под глазами. Все же, он недостаточно отдохнул еще. И даже то, что он еще не чувствовал себя достаточно измученным, его отражение говорило обратное. Надо бы с этим что-то делать, но пока что у него и без этого достаточно забот. Сегодня ему было нужно зайти к могильщику, узнать о гробе и присутствовать на похоронах… Последняя мысль заставила его в сердцах ударить по шкафу. Снова. И снова. И в очередной раз. Дверца шкафа, сделанная из хорошего дерева, не отвалилась, слава Забытым, но на ней осталась незначительная вмятина. Демон провел по ней пальцем, задумавшись, а затем раскрыл её и начал одеваться.
Его выбор пал на черные, подходящие для сегодняшнего дня, одежды. Длинные свободные штаны, завязки которых были скрыты внутри, черная рубаха и черный жилет. Этого было достаточно. Волосы он собрал такой же черной лентой, хотя эта деталь менялась достаточно редко, чтобы быть достаточно значимой в сегодняшнем его одеянии.
В дверь вошел Белиал, тоже одетый во все черное.
- Дэй, доброе утро. Там сын могильщика пришел, - он показал пальцем вниз. – Говорит, они тебя только ждут.
Даймонас, завязав пояс, навесил на него кинжал, и кивнул другу:
- Передай ему, что я буду у них через пять минут, - Белиал кивнул ему и собрался было выйти, но был остановлен. – Бел, кто-нибудь еще пришел?
Блондин покачал головой и вышел, а Даймонас облегченно вздохнул. Не хватало только, чтобы сейчас к нему приперлись со своими соболезнованиями. Плевал он на них, если только эти соболезнования не выражались в виде головы чертового Курашима. Успокоившись, он вышел из комнаты и спустился вниз. В него почти врезалась служанка, Элайра, юная девушка, сильно напоминающая ему Айрес из-за таких же огненно-рыжих волос, но с торчащими лисьими ушами и пушистым хвостом, который она тут же поджала, при виде хозяина. В руках ее был поднос, на котором была запеченная курица и бокал с вином.
- Г-г-господин, ваш завтрак… - начала, заикаясь, лепетать она.
- Сегодня без него обойдусь, спасибо, - он оторвал ножку у курицы и со смачным звуком откусил часть, проглотив почти не жуя.
Он прошел дальше, а за ним, перепуганная до дрожи, девушка побежала в кухню, где бросила поднос на стол и, упав на стул, заревела, боясь, что теперь ей влетит за плохую работу, что её выгонят, что она бесполезная. К ней тут же подбежали несколько других слуг, успокаивая её. Странника же это пока что заботило в последнюю очередь.
Он вышел в открытые перед ним стражей врата и пошел к храму, где его ждали жрецы. У дверей его уже ждал все тот же седой старик, что и до этого. Солнце, стоявшее уже достаточно высоко, не пробивалось сквозь густую крону высоких темных деревьев, растущих вокруг храма. Вроде как, насколько помнил из книг Даймонас, эти деревья считались священными для культа Вечной Смерти, потому что эти деревья могли выжить в любых условиях и никогда не умирали по естественным причинам, являясь для культистов олицетворением их божества. От таких неподходящих ситуации, но отвлекающих уставший разум, мыслей, его отвлек голос склонившегося в поклоне жреца.
- Господин, все готово к погребению, - он выпрямился и поправил бороду. – Прошу внутрь. Если вам нужно, я и мой сын оставим вас наедине.
- Доброго утра, Лионэр, - демон кивнул старцу в ответ на его поклон и продолжил. – Да, если можно. Я бы хотел…
Седой культист кивнул, понимая, что, возможно, его работодателю тяжело говорить о прощании, хотя для него не было в этом ничего такого – для них, последователей культа, смерть была просто новым рождением. Он открыл массивную храмовую дверь, на удивление легко, с учетом своего возраста, и пригласил Даймонаса войти. Внутри, на каменном алтаре, вырезанном из какого-то черного с синими прожилками камня, неизвестного Страннику, стоял хрустальный прозрачный гроб. И тут внезапно в голову Даймонаса пришла мысль. А как вообще Сатана мог узнать обо всем? Они не отправляли гонцов, не связывались с ним. Это было довольно странно. Но это может подождать.
Основная часть помещения была затянута полумраком, который почти не разгоняли свечи, горящие достаточно редко. На общей площади зала, а он был достаточно большим, около двадцати шагов в длину и примерно в половину уже, может, девять, максимум одиннадцать шагов. Это, пожалуй, было самым большим помещением. Когда Даймонас пришел сюда в прошлый раз, голова его была занята только одним, но сейчас его взгляд цеплялся за каждую мелочь вокруг, за любую мысль, за все, лишь бы только оттянуть этот тяжелый момент.
На сколько он мог рассмотреть, в середине был проход, достаточный, чтобы разойтись двум людям. По обе стороны шли скамьи для скорбящих, цвет которых было сложно верно назвать при таком освещении. Стены, будто бы разделенные на разные участки декоративными колоннами, были украшены гобеленами с различными религиозными сюжетами, но разобрать деталей было нельзя. В украшенные витиеватой вязью текстов колонны были врезаны держатели для факелов, выполненные в виде рук. Колонны над ними были покрыты копотью от пламени, но сами факела сейчас были затушены. Освещение состояло только из четырех торшеров, на которых горели по пять свеч, света которых было явно недостаточно. На полу, от его ног к самому алтарю, стелился черный ковер с синими полосами по краям и тонким узором. Другой конец скрывался где-то под алтарем, указывая, что тот был поставлен сюда, а не вырезан здесь. И там, в самом конце, было слишком яркое, казалось, для такого помещения, место. Казалось, будто гроб светился от магического света каких-то кристаллов, вставленных в свисавшее с потолка паникадило, выполненное в виде раскрытых ладоней. А это, насколько помнил Даймонас, символизировало, что Смерть нежными руками забирает жизнь каждого. Помимо этого света, на полукруглом участке, где стоял алтарь, в стенах были вырезаны углубления, в которых горели многочисленные свечи. Рядом с алтарем, вернее, слева от него, виднелась дверь в дальнейшие комнаты. Собственно, там демон и уснул в первый свой приход сюда.
Странник обвел весь зал полным боли и грусти взглядом, и сделал шаг вперед, входя в мрачно-торжественный мрак. Теперь он смотрел только вперед, на залитый мистически-холодным светом алтарь и сияющий так же холодно и мертвенно гроб, в котором он только сейчас, привыкнув к такому резкому переходу света, увидел Айрес, одетую в черное платье, вокруг которой лежали темно-синие цветы. Даймонас стиснул зубы, сжал кулаки и пошел вперед. Ковер под его ногами тихо шелестел, и когда он сделал несколько шагов, дверь за ним закрылась и раздались шаги жреца, чья длинная мантия шелестела сперва по камням, а затем по каменному полу, когда он проходил вдоль левой стены к двери, ведущей во внутренние помещения. Когда он скрылся за дверью, демон прошел только половину пути. В его нос ударил слабый сладковато-горький запах благовоний и цветов, и он, не выдержав, ускорил шаг. Теперь же его сапоги стучали почти о самый камень, приглушаемые только не особо толстым ковром.
Воздух стал слишком гнетущим. В этом храме присутствие смерти чувствовалось почти физически, гораздо сильнее, чем даже в гуще битвы. Казалось, что в каждом темном углу тебя поджидает мрачная фигура, только и ждущая, чтобы забрать тебя в свои вечные объятия, из которых тебе никогда уже не выбраться. Странник, не раз находившийся на волосок от смерти, здесь чувствовал себя неуютно. Он привык чувствовать смерть, видя её орудие, но здесь казалось, что сам воздух, сама обстановка и помещение – это и есть орудия Смерти. Здесь была не просто смерть, здесь жила сама Смерть. Она тонкими холодными пальцами нежно держала тебя за плечи, в любой момент готовая подхватить твою жалкую душу, вырывающуюся из бездыханного тела. Она витала здесь, словно незримый призрак. Пугающий и вездесущий.
В ушах зазвенело от напряжения, а голова начала слегка кружиться от запаха. Даймонас подошел ближе к пяти ступеням, ведущим к алтарю и обратил внимание на узоры на них, единственные, которые он мог увидеть здесь более-менее подробно. Сами ступени были в высоту примерно с ладонь и в ширину где-то в полторы стопы, и узоры на каждой следующей описывали стадии смерти – смерть тела, первая ступень, на которой были вырезаны тела людей, постепенно переходящие в скелеты, а затем, начиная новый жизненный цикл – в младенцев. Вторая ступень – смерть разума. Узоры на ней были слишком замысловаты, чтобы их разобрать. Третьей стадией и ступенью была смерть души, изображенная отрывающимися от тел силуэтами людей, не имеющих деталей, а лишь половые отличия. Четвертый переход – смерть духа, высеченная в камне как распадающаяся на части фигура человека, опутанная нитями, но не имеющая пола и деталей. И, наконец, высшая, пятая ступень – равновесие. Над всеми четырьмя ступенями возвышалась высеченная в камне сама смерть, вечная и неизменная фигура в балахоне, не имеющая ни лица, ни тела, лишь распростершая свои тонкие руки, тянущиеся с двух сторон, как бы желая обнять, к остальным, нижним ступеням.
Поднявшись по ступеням, он сделал еще два шага вперед к гробу. Перед ним лежала Айрес, как всегда прекрасная. Слегка вьющиеся огненно-рыжие волосы аккуратно лежали вокруг, обрамляя её тонкое лицо с точеными, достойными рук лучших скульпторов, чертами лица, которые казались нетронутыми тленом. Она выглядела словно живая, даже на щеках был мягкий румянец. Нежно-розовые чуть вытянутые, словно для легкого поцелуя, губы были чуть приоткрыты, слегка обнажая белоснежные зубы. Длинные ресницы, которые были вместе с бровями несколько темнее остальных волос, были закрыты и немного колыхались от неизвестно откуда взявшегося сквозняка.
Даймонас невольно потянулся было поцеловать её, и облокотился о холодный хрусталь гроба. Этот порыв был скорее неосознанным, разум его сейчас был совершенно пуст, наполненный лишь чувствами любви, горечи и жгучей ярости, желающей вырваться на волю. Но внезапно, за ним раздался голос, что-то тихо пробормотавший. Он дернулся от его холодного ровного голоса, словно бы безжизненного, и обернулся, потянувшись к кинжалу на поясе, одной рукой хватаясь за ножны. Мимо его внимания как-то проскользнуло то, что он не слышал ни звука шагов, ни звука открывающихся дверей ни позади, ни слева, а других он и не видел. Но на его руку, уже легшую на холодную кожаную рукоять оружия, легла еще более холодная рука гостя. Его тонкие пальцы мягко обвили его кисть. Хватка была пускай и мягкой, но достаточно твердой, как бы намекающей о том, чтобы Даймонас даже не помышлял обнажить свой кинжал. Но у демона пропало всякое желание, он словно бы понял, что его оружие здесь бессильно. От гостя веяло чем-то смутным, непонятным, но слишком могущественным, таким, на что даже бы Странник, со свойственной ему самоуверенностью, не рискнул бы броситься. Пускай гость и не выказывал никакой агрессии, скорбящий муж был настороже. Он был знаком с Древними, но даже рядом с ними не чувствовалась такая мощь.
Гость отпустил его руку и несколько расслабился. В мрачных тенях храма он казался высеченной из камня статуей или живым воплощением самой Смерти. Бледные тонкие пальцы взялись за края низкого, абсолютно скрывающего лицо, капюшона и скинули его с седой головы. Даймонас успел заметить на указательном пальце левой руки массивный перстень со странным знаком, но деталей разглядеть не успел, посетитель сложил руки вместе, скрывая их в широких рукавах мантии. На вид ему было около тридцати пяти – сорока лет, может, немного больше. Белоснежные волосы, собранные в пучок на затылке, длинная борода того же цвета была заплетена в косу и терялась под тканью одеяния. Кожа была немногим темнее, чем его волосы. Довольно широкое лицо в форме пятиугольника, резкие черты лица, словно вырубленные, глубокие морщины в уголках рта и глаз, кустистые нахмуренные брови и слегка заостренные уши, но не настолько, как у наур’ямов или заргулов, и тонкий немного крючковатый нос. И так достаточно мрачную фигуру подчеркивали его светлые, почти белые, глаза, но Странник не мог разглядеть, какого они именно были цвета. В любом случае, они выглядели слишком безжизненно. Словно этот некто был либо мертвецом, либо жил уже слишком долго.
- Соболезную вам, курнаэмтир Даймонастиас, - произнес холодный безжизненный голос, полностью соответствующий виду гостя.
Даймонас снова напрягся. Откуда этот странный, если не сказать, жуткий, гость знал его имя? Конечно, это было бы вполне объяснимо, в конце концов, вряд ли бы он пришел в замок седьмого круга, не зная его властителя. Но это было бы понятно, если бы был звук открывающейся двери, да и стража бы проводила неизвестного гостя. В ожидании объяснений, он продолжал молчать, повернувшись к телу Айрес, все так же держась за странно-холодный, так и не нагревшийся от его рук, хрусталь. Боковым зрением он все так же держал гостя на виду.
- Мое имя вам ничего не даст, да оно и не важно, - все так же монотонно продолжил беловолосый.
Странник немного повернул голову в его сторону, но из-за яркого освещения у алтаря, он не мог четко видеть фигуры гостя, и поэтому сделал несколько шагов назад.
- Я все равно хотел бы знать, кто вы, почтенный гость, - уверенно и с напором произнес демон. – Мне нужно знать, как к вам обращаться.
Правый уголок губ гостя слегка дернулся. Видимо, это была его улыбка.
- Хорошо. Мое имя Гернаролуд Лактон Их’мел сун-гад Дарметот, - голос его оставался таким же безжизненным. – Можете звать меня просто Гернар-гад. Так будет гораздо удобнее.
Странный гость подошел к ступеням и поставил уже ногу на первую ступень, как Даймонас дернулся, не желая, чтобы это существо подходило к гробу. Вокруг этого Гернара воздух был слишком тяжелым, вязким. Казалось, что даже сам свет с трудом пробивался сквозь эту мистическую холодную дымку. На движение демона, гость лишь повернул голову в его сторону и спустил ногу обратно на пол.
- Не беспокойтесь, уважаемый курнаэтмир. Я не причиню вреда вашей жене, - он немного наклонил голову и сделал еще пол шага назад. – Знаете ли вы, что означают эти ступени?
Даймонаса немного ошеломила такая резкая смена темы диалога, но он все же решил поддержать странный разговор, не желая давать гостю лишнего повода для возможной злости, хотя он не мог даже понять, способен ли тот вообще сердиться или испытывать какие бы то ни было эмоции вовсе.
- На сколько я знаю из книг, эти ступени являются символами того, какие стадии имеет смерть, - он говорил четко и коротко, подбирая слова.
Гость издал короткий смешок, от которого на мгновение, как показалось Страннику, в комнате стало несколько светлее, и заговорил немного более веселым тоном.
- Это верно, но лишь отчасти, - на губах его все еще была легкая улыбка, уже более заметная, чем первая. В помещении стало будто бы менее мрачно. – Эти ступени – символ того, над чем властна Смерть и что она забирает, когда и в каком порядке. Если вы обратите внимание на первую ступень и выше, то на каждой следующей ступени в семь раз меньше людей, чем на нижней. Каждая душа перерождается, проходит семь перерождений, и поднимается на более высокую ступень. Быть может, мы присядем, если вы не торопитесь?
Гернар отошел еще дальше от алтаря, от чего Странник невольно выдохнул и расслабился. Внутри него словно кто-то ослабил туго натянутую тетиву, готовую лопнуть в любой момент. Гость же, подойдя к ближайшей скамье, присел на неё, так же держа руки сложенными, а ноги поставив строго на пол. Но сейчас Даймонас обратил внимание – в абсолютной тишине помещения он не слышал ни единого шага. Словно тот просто проплыл к своему месту. Сам же демон прошел к левой скамье, чтобы видеть еще и двери, где до этого скрылся жрец, вопреки гостю, занявшему правую. И хоть их и разделяло достаточно расстояния, Даймонас все еще чувствовал исходящий от него могильный холод. А гость между тем продолжил свой монолог все тем же ровным, пожалуй, даже мертвым, голосом:
- Я продолжу, с вашего позволения. Первая ступень – смерть тела. Так она записана в большинстве книг, которые, вероятнее всего, вы и видели. Но для последователей культа эта ступень называется Смерть Жестокая. Чтобы подняться выше, душе требуется полных семь жизненных циклов, от рождения и до смерти. Души, которые рождаются в них, самые молодые и неопытные. Это самое начало великого цикла рождений и смертей, в котором текут все живые, будь то простой человек или сильнейшие из Забытых. На этой ступени, при первом рождении все рождаются низшей расой. Не вдаваясь в детали, это обычно, но не всегда, люди. Души здесь – как слепые котята, тыкаются везде, еще юные и глупые. Как малые неразумные дети, не задумывающиеся ни о чем.
Вторая ступень – Смерть Беспристрастная, она же смерть разума. После семи перерождений, идет первый шаг на этой ступени. Душа здесь теряет все свои набранные знания и опыт, становится абсолютно чистой и пустой. Как чистый лист. Здесь обычно происходит становление более сильных душ, и человек, к примеру, становится уже гномом, эльфом либо кем-то из высоких рас. Дальше – снова семь циклов. И еще одно повышение. Снова семь – и еще. И еще. И так семь раз. Если брать обычную, понятную вам, жизнь – это похоже на юность. Вы набираетесь опыта, узнаете себя лучше и лучше, но не особо думаете о чем-то более высоком. А затем – третья ступень.
Третья ступень называется смертью души, Смерть Любящая. Снова переход на высокий уровень. Снова становление более сильным существом. Это сорок девятое рождение, и душа вступает в, по сути, свою зрелость. Тут-то как раз и появляются первые мысли о том, а что дальше, за пределами. После каждой стадии Любящей, душа разбирается на осколки, чистится и собирается вновь, оставляя неизменным только ядро.
И, наконец, последняя для души ступень, которых так же семь. Смерть Милосердная, смерть духа. Пик всех духовных сил, когда души становятся максимально чистыми и сильными. Рождение среди них значит, что душа дошла почти до безграничной силы, предел которой – только воображение. И снова семь таких циклов. И, наконец, пятая ступень.
Пятая – Смерть Вечная, равновесие. Но здесь никто не знает, что за ней. После семи циклов Милосердия, ядро никто никогда больше не видел.
Странник повернул голову к беловолосому с немым вопросом в уставших глазах. Только демон подумал открыть рот, чтобы озвучить его, как Гернар снова заговорил.
- Опережая ваш вопрос, как это связано с вашей любимой женой, - он остановил его коротким кивком. – У вашей жены сейчас должен быть пятый переход на третьей ступени. Но – она потерялась. Возможно, из-за вас, возможно, что-то её затянуло. И, если вам от этого станет легче, она не совсем мертва.
Даймонас поднялся, все так же держа гостя в пределах своего зрения, не совсем веря в тот бред, что Гернар ему сказал, и поднялся к алтарю вновь. Конечно, для него было бы невероятным облегчением, если бы это все оказалось правдой. Если есть душа – значит, найти тело не будет большой проблемой. Но, в любом случае, кто этот Гернар? И что у него за сила, если даже Страннику рядом с ним было действительно страшно.
- А также, вы, курнаэмтир Даймонастиас. Вы очень примечательная личность, позвольте признать, - он услышал, как голос начал приближаться к нему. – Мы давно за вами наблюдаем, и, на самом деле, с большим интересом. И лично я надеюсь, что мы еще с вами встретимся. Так или иначе.
Даймонас собрался было повернуться к Гернару, но внезапно у него ужасно заболела голова, и он начал оседать на пол, все так же держась рукой за гроб. Он не увидел, но почувствовал, что этот странный человек исчез так же загадочно, как и до этого. Демон обвел взглядом помещение и услышал, как открылась дверь справа. Голова все еще кружилась и немного побаливала в висках, но он все же попытался подняться на ноги. К алтарю подошли Локан и Лионер. Юный жрец держал в руках бокал с багровым густым вином, частью ритуала, но Даймонас на это пока еще никак не отреагировал.
- Здесь был кто-то еще, кроме вас и меня? – тихо, пересохшими губами, произнес он.
Старый жрец покачал головой, беря из рук сына бокал и медленно поднимаясь к алтарю. Сосуд, выполненный из какого-то абсолютно прозрачного, но невероятно прочного минерала, бывшего ни стеклом, ни подавно алмазом, придавал вину внутри цвет совсем уж крови, и когда по поверхности жидкости проходили волны, медленные и вялые.
- Нет, господин. Да и никто не мог бы здесь быть – мой сын был в соседней комнате, я был все это время с ним, - он ждал, пока Странник поднимется, и говорил тихим и ровным голосом, чем напоминал ему Гернара. – Может, вам приснилось? Вы выглядите ужасно уставшим.
Даймонас окончательно встал и протер рукой глаза. Да, пожалуй, так это и было. Иначе как это еще объяснить? Да и его слова были слишком желанны для самого Странника, по-другому и быть не могло. Это всего лишь сон, и Гернаролуд Лактон Их’мел сун-гад Дарметот был не более, чем плодом его уставшего воспаленного воображения. Демон повернулся к жрецу.
- Да, кажется, ты прав. Что мне нужно делать? – он облокотился на гроб, глядя в лицо жены. Она сейчас была прекрасна, словно статуя богини. И такая же холодная.
Лионер окунул покрытый морщинами большой палец в вино и, мягко подвинув демона, нанес его Айрес на губы, что-то бормоча про себя. Молитвы, если быть точным, но Даймонас не особо слушал то, что он говорил. Он не отрывал взгляда от неё, потому что это были последние моменты, когда он мог её увидеть. Внезапно, жрец повернулся к нему и снова окунул палец в вино.
- Теперь вы, - он так же нанес вино на его губы. – Попрощайтесь. Благодаря ритуалу, где бы она ни была, она почувствует этот поцелуй. Большего я не могу для вас сделать, кроме нескольких ритуалов, в которых вам нет нужды участвовать.
Даймонас кивнул и, заняв место монаха, осторожно, очень медленно, наклонился к таким родным, но холодным губам и, на миг засмотревшись, резко и коротко прильнул к ним. И тут он заметил странность – в уголках её глаз были капельки воды. Конденсат, скорее всего. Да, это не более, чем обычный конденсат.
- А теперь, позвольте моему сыну отнести её в её последнюю спальню, - жрец жестом руки пригласил сына к действию.
Демон отошел в тень и, вытерев губы, на которых все еще был вкус вина, цветов и благовоний, смотрел, как Локан начал что-то читать нараспев и как над телом его любимой растет хрусталь, сковывая её в своих холодных объятиях. Когда с гробом было покончено, юноша вытянул ладони к гробу и начал новый текст, от которого в воздухе начали появляться сперва тени, словно сгущаясь, а затем из теней появились тонкие руки, которые напомнили Даймонасу руки Гернара.
Гроб медленно поднялся при помощи этих рук, и медленно поплыл к выходу. Как только хрустальный короб оторвался от поверхности алтаря, магический светильник над ним погас, как и свечи в углублениях. Жрецы двинулись следом за гробом, и за ними гасли свечи на всех торшерах. Двери так же сами по себе отворились, впуская внутрь солнечный свет, здесь казавшийся чуждым и неприветливым, словно могильщик на свадьбе. Даймонас вышел за ними.
Когда они прошли через окруженные деревьями тропы, на которые не попадал солнечный свет, к захоронениям и склепам, процессия дошла до большой, с небольшую хижину, усыпальницы, и Лионэр отворил двери. Когда два жреца покинули его, чтобы закончить с последними погребальными ритуалами, он подошел к закрытой двери и положил на её холодный камень ладони.
- Прости меня, Айрес. Что не защитил тебя и Элли, что оказался слишком слаб и самонадеян, - голос его задрожал снова. – Но я найду этих мразей. И они узнают, что такое боль и страдания. Я всегда буду тебя любить, белопёрая.
Он начал шептать заклинания, которым его научил ещё Сатана, чтобы тот мог контролировать свои силы управления огнем, и камень в стыке между стеной и дверью начал плавиться, запечатывая вход навеки. Закончив, Даймонас отошел от двери и смахнул с глаз слезы. В нем снова начала гореть ярость, которой он не смог дать другого выхода, кроме как издать громкий, закладывающий уши, рев дикого зверя, рев, достойный самих драконов. Успокоившись, он бросил последний взгляд на камень усыпальницы и пошел прочь от кладбищенской тени.
Камень, который покрывал местные тропинки, был покрыт сетками трещин, а между самими камнями пробивались мягкие ростки трав, которым не было суждено вырасти во взрослые поросли – в этой земле приживались только несколько видов растений. Может, сама земля кладбища была насыщена чем-то чуждым, отрицающим саму жизнь. Что ж, теперь ему тоже придется оспаривать права на жизнь многих и многих. И первым сейчас будет эта мелкая магическая крыса Аньюф.