ВЛАДИМИР ВЛАДЫКИН
ЕСЛИ БЫТЬ ЧЕСТНЫМ...
Повести
НовЛит 2020
ББК 84 (РОС=РУС)
В-57
©В.А. Владыкин
©Если быть честным. Повести. 458 стр. НовЛит. 2020 г.
В книгу В. А. Владыкина под общим названием – «Если быть честным», вошло десять повестей, в которых затрагиваются нравственно-этические проблемы, а также отражены острые социальные явления. Написаны они в разные годы. Первые относятся к раннему периоду творчества. Но по воплощению тем, идей, отображению социальных пороков, они ничуть не устарели и до сих пор остаются актуальными. Это иждивенчество, паразитизм, тунеядство, погоня за красивой жизнью, культ денег…
Автор прошёл разностороннюю школу жизни: служил в армии, работал на стройке, фабрике, заводах, бане, школе, ряде областных газет.
Он также автор серий исторических, социально-криминальных и психологических романов, повестей, рассказов. Роман «Юлия» входил в областную школьную программу по нравственному воспитанию. Почти десять лет издаёт журнал «Новый литератор».
© В. А. Владыкин
© Если быть честным
ЕСЛИ БЫТЬ ЧЕСТНЫМ
Повесть
Глава первая
Ближе к вечеру, когда солнце ещё не садилось, а духота несколько спа-дала, Виктор Теплов сидел в баре с друзьями. Он был на вид не плотный и не худой; на нём были хлопчатобумажные, слегка потёртые синие импорт-ные джинсы фирмы «Монтана». Он производил впечатление человека, который оказался здесь как бы совершенно случайно. И действительно, его взгляд казался отрешённым; в глазах пряталась задумчивость; сердце ныло от тоски, которой раньше он никогда не испытывал. Но вот уже несколько дней без всяких на то серьёзных причин она посещала его, и он был вынужден уходить из дому и шататься по улицам до тех пор, пока не встречал закадычных дружков.
Они сидели безмолвно, слушали музыку группы «АББА», которая вырывалась из двух стереофонических динамиков. Молодые бездельники из высоких стаканов потягивали белое сухое вино «Рислинг». На холёном лице Эдуарда Разгулова выражалось довольство и ещё нерастраченная энергия. Вид его широких плеч, больших рук, внушал самодовольство и бесшабашную уверенность в себя.
Вадим же был худощав, с юркими серыми глазами, иногда насмешли-выми, иногда затаёнными, и вместе с тем часто выдавали в нём рефлекси-рующего субъекта, будто он обдумывал одно и то же, отчего зависела вся его жизнь.
Виктор думал, что всё то, как они проводили неурочное время в злачных и других загородных местечках и что составляло их досуг, и вместе с тем до одури опустошало, порой его выводило из себя, и он не раз пытался выйти из череды кутежей. Но всякий раз всё возвращалось к тому, отчего мысленно отказывался лишь перед самим собой. А скажи кому из них – не поверят…
Вот их троица парней, пока женат лишь один Эдик, а они холостые только как бы формально. С ними сидели две девушки: одну звали Наташа, с которой у него ещё недавно был бурный роман, а теперь не знал, что с ней делать... Он знал, что она росла в обычной интеллигентной семье. Мать была учительница, отец заводской мастер. Но она не хотела брать пример со своих родителей. Вторую девушку звали Марина, она вышла тоже из обычной семьи служащих, встречалась с пивоторговцем Вадимом. Они как сёстры-близнецы, с вычурными причёсками, были одеты в джинсы и батники. Но иногда бывали и в платьях из тончайшего белого марлена, сшитых по выкройкам самой Наташи. Сейчас же девушки спокойно покуривали сигареты, держа их с этакой элегантной манерностью, иногда поднося их к массивной стеклянной пепельнице, и длинными накрашенными ноготками сбивали в неё пепел. Сколько в них куража, зазнайства, высокомерия! И думают, что это их шикует, они даже воображали друг перед другом. А по правде говоря, всё это наносное, на самом деле они глупышки, гоняются за модным тряпьём, всем импортным. И в этом видят высший смысл своего существования. А для чего живут, вряд ли знают и думают, что так будет продолжаться всегда. Вот потому они ему опротивели. Девицы тщетно пытаются достичь мнимого счастья. А сами не знали в нём толка, но вот играли надуманные роли. Впрочем, заполучив модную вещь, они на миг испытывали себя счастливыми. Но проходило время, возникало новое желание и они стремились его исполнить.
Вот и сейчас девицы сидели в престижном баре и мнили, что они хоть немного, но собой довольны, поскольку мечтали о большем. Хотя их сер-дечные дела терпели крах за крахом, и не знали, как избавиться от неудач-ных связей и создать новые…
– Витёк, ты чего покрылся, как ёжик туманом, и задумался, будто кто-то тебя охмурил? – спросила несколько ленивым тоном Наташа, которая стре-милась с блеском проводить свободное время и произносить слова немного протяжно и выспренно. Но сейчас она почему-то чувствовала себя усталой. Хотя с того момента, как она вышла из дому, прошло только полтора часа. Она улыбалась, жеманно поводила плечами, глядела на парня кокетливо, и всё это её делало манерной, фальшивой. А старательно наведённые веки, неестественно длинные подкрашенные ресницы, и пылавшие губы, будто сложенные старательно из двух лепестков розы, превращали её в манекен. «Неужели она думает, что, ведя себя так, будет постоянно мне нравиться? – думал он. – Нет, нет, как она, дорогуша, ошибается и продолжает себя опошлять и вызывать только отвращение».
С Виктором у неё когда-то сложились, настолько близкие отношения, что казалось, они больше никогда не расстанутся. Но вот наступил момент, когда она делала вид, что у неё к нему пропал интерес, что её нисколько не задевали его похождения в институте. А для чего он так вызывающе вёл себя, когда менял девушек, когда шиковал, сорил деньгами, а ведь мог дав-но купить машину...
Но что его больше всего возмущало, это когда Наташа, находясь с ним, где бы то ни было, присматривалась к другим посетителям злачных мест. Виктор на её манерное поведение как бы не обращал внимания. Разумеет-ся, она знала, что он выходец не совсем из привилегированной семьи, вме-сто отца у него был отчим. Но и тот считался как бы временно приходящим, когда его, Виктора, дома не было…
– Фу, накурили две курилки! – недовольно протянул он, состроив брезг-ливое выражение. Наташа тотчас подсела к нему и полезла обниматься. Тому это не понравилось.
– Да отстань, ты! – неожиданно сердито проговорил Виктор, отстраня-ясь от девушки. Недружеским обхождением парня, разумеется, Наташа была уязвлена, но чтобы это скрыть, она притворно недовольно насупилась, села на прежнее место. Но тут заметила, как на неё из угла бара смотрел какой-то парень и она ему стала как-то слащаво улыбаться, чтобы вызвать у Виктора ревность. Но на её нарочитые действия тот никак не реагировал.
– Ты чего, не с той ноги встал? – спросил Эдуард Разгулов, глядя удив-лённо и насмешливо на Теплова, как тот недружелюбно ведёт себя со своей девушкой. Они сидели напротив друг друга. И тот поражался их странным отношениям: они то сближались, то охладевали друг к другу. Сам он жалел, что женился рано, а теперь его тянуло к другим девушкам. Хотя он точно знал, что лучше его Анки он ещё не встречал и вряд ли встретит. Эти все строили из себя каких-то «звёзд», а сами были обычными модницами, и мечтали о несбыточных светских высотах...
– Да так, – лениво обронил тот в ответ Эдику, мотнув головой, точно хо-тел стряхнуть дурное настроение, – башка разболелась. Я, наверно, пото-пал домой.
– Ну, тогда до вечера, – ответил Эдуард, глянув с интересом на Наташу.
– А ты на кого вылупилась? – спросил он насмешливо, когда Теплов уже встал и направился к выходу из бара, желая затронуть душевные струны приятеля и, быть может, пробудить у Виктора ревность. Но тот и ухом не повёл, на что Эдуард удивлённо присвистнул. В этот момент, Наташа как бы спохватилась, бросила серьёзно, даже страдальчески, что с ней происходило при всех редко, так как пыталась скрывать свои чувства.
– А тебе это надо знать? – исподлобья бросила девушка, готовая заплакать, и тотчас же от него отвернулась.
Но он уже не слушал её и обратился к уходившему Виктору:
– Э-э, парень, не забудь прихватить то, что обещал вчера, – тот остано-вился, Эдуард подмигнул ему с тем значением, что он не просто обыватель, а деловой человек, который заботится о своём благополучии…
– Да, да, Витёк, мне тоже! – быстро отозвался Вадим Трапезников, на-правив на того ни столько хмельные, а сколько притворные глаза, что якобы он уже пьян.
– Ладно, только если мамаша уже кому-нибудь не загнала, – ответил тот
угрюмо и тотчас быстро вышел из бара, который ему порядком надоел.
– А нам, ничего не предложишь, Витенька? – крикнула вдогонку весело Марина.
– А тебе подруга постарается иглой и напёрстком, – ответил тот шутли-во.
Наташа в диалог не вступила, лишь проводила охальника недовольным взглядом, и смотрела на Виктора даже и тогда, когда тот вышел на тротуар и скоро затерялся среди прохожих. А девушка про себя невесело и даже озадаченно подумала: «Почему он ко мне охладел, неужели Эдик про меня что-то наплёл ему?» И украдкой посмотрела на Разгулова, которого стала презирать. Но то, что он мог наговорить о ней Теплову, выяснять пока воздерживалась, уж очень тот быстр на расправу. Хотя скрывала от себя даже то, как она завидовала его жене Ане.
Но компания к её душевным стенаниям оставалась глуха, будто нарочно вооружилась бессердечием...
«Наверно, я веду себя плохо, строю из себя надменную дуру», – поду-мала она, и тут же забыла о том, что её мучило, и принялась пить вино, глядя по сторонам…
Но тут Наташа ничего никому, не говоря, встала и как-то порывисто вы-шла из бара. Она смотрела, как Виктор шагал к проезжей части. На этот раз она не посмела его окликнуть, понимая, что это уже бесполезно. «А зачем тогда вышла?» Она вернулась, но никто на неё не глянул, и ей хотелось расплакаться. Но вместо этого осушила бокал и налила ещё…
* * *
Покинув дружков, Виктор почувствовал себя свободным. Сейчас его ни-кто не мог принудить ни к чему. Ему уже давно стали надоедать пустые посиделки в баре, грохот музыки, легковесная болтовня друзей, и всё это представлялось бессмысленным, что уже всё чаще вызывало внутреннее раздражение и недовольство не одними друзьями и надменными девицами, но и самим собой. Его даже огорчало и то, что Наташа всё никак не могла понять, что они больше не могут быть вместе. Куда-нибудь скрыться бы, или лучше уехать. Но от себя не убежишь, не уедешь, надо жить, наполнять её смыслом, чтобы получать духовное разнообразие. Виктор удивлялся своему настроению, не рано ли он пресытился жизнью? Нет, вовсе не самой жизнью, а частыми пустыми времяпрепровождениями, погоней за модными шмотками. Но единственно ему не надоедали запрещённые книги, кассеты популярных музыкальных западных групп.
И все его друзья были безудержно увлечены почти тем же, а какой был в этом прок или смысл, их это не занимало? Просто надо было чем-то интересоваться и занимательно проводить время. Но не каждый читал даже обычную классику, лишь престижа ради предпочитали «запрещёнку» для повышения своей значимости. Сколько бы он раньше так ни думал, всегда всё возвращалось к тому же, от чего он пытался уйти и заняться серьёзно учёбой. И всякий раз посиделки в баре ему настолько надоедали, что уже воспринимались самыми скучными и пошлыми видами отдыха, где только зря теряют и просиживают время. И каждый день повторяется одно и то же, точно в запасе у них ещё три жизни и можно её проматывать, бездумно веселиться.
Виктор с проспекта Платовского повернул на улицу Московскую, пере-шёл на другую сторону и направился к кинотеатру «Победа». В это время он услышал знакомый мелодичный девичий голос:
– Витя, Витя! – он обернулся и увидел Галю Ромашкину, с которой неде-лю назад познакомился в городском парке на танцплощадке. В те годы тан-цевальные вечера уже устраивали лет десять в форме дискотек. Но Виктор принципиально не пользовался этим новомодным словом...
Если бы не эта новая встреча с Галей, он бы вряд ли позвонил ей. Впрочем, неделю назад, когда он с танцев проводил девушку к подъезду её дома, при расставании он точно не обещал ей, что хочет с ней встречаться. Ведь он считал, что она сама ему навязывалась, и поначалу это его даже настораживало. Тогда уже входила такая странная «мода», когда девушка, а не парень, проявляла инициативу.
И сейчас, он подумал, что она сама ищет с ним встречи, и он не знал, как отнестись к её поступку. Хотя ему никогда не нравилось, если девушки сами начинали, чуть ли не вешаться на парней. Но здесь случай был осо-бый, Виктор ей нравился. И то, что она в этом сама призналась, ему льсти-ло. Но в тот день, да и сейчас, он не видел надобности продолжать с ней близкие отношения. Она пока несовершеннолетняя. Да и выглядит моложе своих лет...
В тот день, когда он случайно попал на танцы, где бывал очень давно, он узнал об исключении его из института. Виктор тогда просидел в баре часа четыре, выпил два стакана крепкого коктейля. Но даже и хмель не заглушил переживания, и сколько бы ни пил, он не пьянел и не избавлялся от тоски. Оставаться в злачном месте было уже бессмысленно, он попрощался с друзьями, больше не желая болтать с девушками, которые, кроме отвращения, как и бар, уже не вызывали у него никакого хорошего чувства.
И вот как сейчас, так и тогда он вышел из постылого заведения и побрёл, куда глаза глядят. Но тут его окликнула Наташа, он оглянулся, скрестил над головой руки, и пошёл своей дорогой. По этому его жесту Наташа не могла не понять, что с ней он завязывает, он обречён и больше ей не нужен. Она отныне свободна. Её охватило злое отчаяние. Он бросил её, но за что? Она не придавала значения тем случаям, когда бывала в баре без него. Она уже не помнила, как в лучшие дни их отношений он с ней из-за этого ссорился. Ему было не всё равно, как тогда она оправдывалась, что для неё находиться после работы в баре, ничего нет лучшего. И не видела в этом ничего не приличного и предлога для его ревности. Один раз она с ним побывала недалеко от Сочи на море, остановились у её знакомой. Провели прекрасно почти две недели и под конец отдыха вернулись, изрядно наскучив друг другу. Но Виктор и там был огорчён её «тайными» косяками» в сторону отдыхавших на пляже мужчин, и подавно, когда сидели в прибрежном кафе, как на неё обращали внимание местные или приезжие посетители сильного пола, чем вызывали у неё смех. А он не подавал вида на то, чем она была занята. А ведь был ей повод задуматься о своём поведении, но девушке было не до этого. Её кружило тщеславие, успех у мужчин, а к Виктору приходили неутешительные выводы, что он связался не с той девушкой, так как бездумные, легкомысленные, пустые ему не нравились. И он уже знал, она не любила ни о чём думать, жила как бы по течению, признавая только удовольствия. А ведь в своё время она училась в том же институте, что и он, затем ушла по доброй воле, поступила на фабрику индивидуального пошива одежды. Её направили на курсы закройщицы, окончила. Стала работать в экспериментальной пошивочной лаборатории. Готовила сезонные конкурсные модели. С Виктором познакомилась в баре, она была у него очередной, о своих бывших он умалчивал. Но и она в своё время не была одинока...
Ноги привели его в парк, здесь он сел на длинную с изогнутой спинкой скамью и сидел в оцепенении, как человек, который дошёл до края жизни и не знал, что ему дальше делать? Но вот услышал гремевшую музыку и пошёл на танцы. В последнее время он здесь бывал довольно редко. Виктор стоял, смотрел на танцующие пары, их было много. Но ещё больше девушек и парней, которые просто стояли группами и присматривались друг к другу.
В какой-то момент Виктор почувствовал, что на него кто-то пристально смотрит; в душе у него теснилась такая страшная тоска, что хотелось даже заплакать. Виктор посмотрел в ту сторону, где в одиночестве стояла девушка с распущенными по плечам, не очень длинными русыми волосами, в бежевом приталенном платье. У неё сами по себе были удивлённые глаза, цвет которых на расстоянии он не мог разглядеть. Почему же она так странно смотрела на него, даже не скрывая своего любопытного взгляда? Виктор было направился к ней, но тут, точно кто-то ухватил его за руку и он не сдвинулся с места.
Когда шейк закончился, он сидел, понурив голову. И тут объявили «бе-лый танец», перед ним объявилась та девушка; она, вежливо улыбаясь, вдруг пригласила его. Он не без удивления встал, взял её под руку и они пошли танцевать. От неё исходил какой-то неуловимый добрый свет.
Он не рассматривал её этак нарочно и придирчиво, а только с некоторой рассеянностью, больше из приличия, лишь бы занять её внимание, задавал ей вопросы, кто она, где живёт. Девушка отвечала легко и непринуждённо, что её зовут Галей. И сказала, что скоро окончит школу, уже сдала два экзамена на отлично, но всё ещё не знала, куда ей поступать, что она мечтает найти себя там, где будет наиболее полезна людям. Когда-то Галя мечтала стать учителем, потом врачом, а теперь окончательно запуталась в себе… Хотя ещё любила рисовать, но художника в себе не находила. На танцы в тот вечер она пришла с подругой, но та встретила знакомого парня, и тот увлёк её за собой…
И вот с того вечера, как они познакомились, прошло несколько дней.
– Ты идёшь, и не видишь никого и даже меня? – сказала она, когда он остановился на её оклик. – А я три дня тебя ждала, – призналась Галя, точно хвастаясь этим.
– Извини, Галя, я был очень занят…
– А мы сдали ещё два экзамена, – сказала она, понимая, что надо чем-то поддержать разговор.
– Это очень хорошо! Скоро будешь отдыхать, наверно, уже выбрала ин-ститут?
– Пока нет, но скоро сделаю выбор…
– А ты в кино собралась отдохнуть от экзаменов?
– Нет, одна я не хожу, я была в книжном, хотела купить бумаги. А потом тебя увидела и так обрадовалась! Ты как раз выходил из бара, и только сейчас осмелилась тебя позвать. А ты мне совсем не рад? – она бегло ос-мотрела его модные джинсы американской фирмы, перевела взгляд на серо-чёрный батник.
При слове «бар» Виктор слегка поморщился, от него не ускользнуло и то, как она с любованием посмотрела на его одеяние. «Неужели и эту ангельскую душу навещает зависть?» – с чувством досады и грусти подумал он. На этот раз она была в летнем платье в мелкий цветочек, которое не очень высоко открывало колени, её фигура хорошо сложена, всё при ней. Виктор смущённо улыбнулся, но что получилось несколько натянуто. Ему было приятно смотреть на неё. Галя выгодно отличалась от девушек его круга. И сознание этого внушало уверенность, что ещё рано считать себя потерянным. Надо верить в лучшее. В него влюбляются и такие юные, как Галя.
– А ты, куда сейчас направляешься? – спросил он, будто не услышал её признание.
– Домой… – она так посмотрела, точно готова была сказать: «Могу и ос-таться, если ты позволишь». И непроизвольно посмотрела в направлении бара через его плечо, и эта догадка того, куда она посмотрела, его явно озадачивала. И он представлял, о чём она могла думать: «Я готова с тобой и в баре посидеть. Ты бы хотел со мной провести время? Но я вижу, что тебе уже ничего не нужно, ты уже насиделся. А впрочем, ты совсем не пьян, но только тебя что-то очень терзает. Теперь я это знаю точно. Я бы не хотела, чтобы сейчас ты ушёл один. Может, со мной тебе станет легче?»
Однако он как будто старался нарочно не замечать того, что так ясно читалось на её хорошеньком лице, впрочем, даже красивом. Но она обладала не совсем броской красотой, а спокойной, которую не тотчас замечаешь, она как бы не тут же открывается. Галя видела, как его глаза серого цвета куда-то как будто нетерпеливо ускользали, а потом как бы спохватывались и останавливались на откровенно на него смотрящих её глазах. Теперь он видел, что они у неё серо-голубые, как два озерца-омута, которые, точно втягивали в свою глубину. «Да, да, она, правда, красива, она воздушна, у неё светлая, пока ничем не омрачённая душа. Разве я должен войти в жизнь этой девушки?» – думал он, и удивлялся, что её пристальный взгляд смущал его…
По его мрачному виду Галя надеялась разгадать то, что сейчас у него творилось на душе. Он это чувствовал, и потому от её пытливого взгляда почти нарочно отводил глаза. Ей как никогда почему-то хотелось быть перед ним откровенной, несмотря на то, что ещё хорошо не знала парня. Но ей думалось, что она улавливала все его внутренние закоулки, где он прятал себя от неё. И она задавалась вопросом: «Почему я опять застала его в плохом настроении?»
«Наивная, чистая девочка, – подумал он. – Что ей от меня надо, краси-вых шмоток, и всё? Но с этой стороны она вряд ли знает то, чем я занимался. Просто я приглянулся ей своим «фирменным» прикидом и только. Но так думать, мне заведомо неприятно, так как этот уклон в потребление отдаёт тупым мещанством, что мне всегда претило. А эта девочка ещё не нахлебалась всего того, чем я уже пресытился. Неужели такую хорошенькую тоже манят злачные места? Но если бы она знала, как они сначала затягивают, затем пресыщают, надоедают и наконец, опустошают душу».
Виктор всегда отличался пытливым умом, было время, читал иностран-ные и отечественные романы. Но и не только... Какое-то время находился под воздействием одной книги, составленной из очерков современных нра-вов. Автора не запомнил. Зато запало её необычное название – «Чувства и вещи». В ней рассказывалось о том, как вещи превращают человека в сво-его раба, они невидимо подчиняют его и полностью овладевают его созна-нием. Смысл её был направлен на одно, чтобы не вещи управляли челове-ком, а чувства направляли его по пути духовного развития. Там говорилось о том, что такое общество потребления. Потом в институте по психологии, на темы потребления, читались лекции. А по экономике объясняли, что такое товарный фетиш и как он влияет на человека, без этого на западе не обходилась всякая торговля. Однако в жизни эти лекции ему не пошли впрок. Но единственно, только та книга ему глубоко запала в сознание. Но и она не сделала его идеалистом, так как всякий молодой человек был озабочен поиском источника дохода в условиях товарно-денежной действительности…
За четыре года обучения в институте он только первые два курса ездил со студенческим отрядом по комсомольским стройкам. Но потом его вы-смеяли друзья, которые находили «непыльные» способы добывания денег. И с помощью своей матери, Тамары Алексеевны, он вошёл в невидимый для общества теневой бизнес. Но эта сторона деловой жизни не несла в себе романтики, а только навязывала светские привычки. Так продолжалось два года, пока его не исключили из института и он впал в длительную хандру, которая раньше как бы обходила его стороной. Он стал избегать друзей, подруг, клиентов, и замкнулся. И в один из таких вечеров на городской танцплощадке произошло знакомство с юной девушкой.
В тот первый их вечер, после танцев, они шагали по ночному городу. Он провожал её. Она пыталась посвятить его в свои чаяния, как ей приснился сон, как тот парень, которого она ясно увидела, почему-то страдал от самого себя; она хотела ему помочь. Но он от неё убегал, она догоняла, и ей было стыдно оттого, что она это делала, что несвойственно девушкам...
И вот во сне она с парнем ехала на трамвае туда, где она жила и там стояли долго-долго и не хотели расставаться. И теперь наяву она точно знала, что это был он, Виктор. Когда она ему пересказала свой сон, он только рассмеялся, чем её задел за самое сокровенное чувство, которым посмела поделиться. Он сказал, что она всё это нафантазировала, чтобы оправдать свой поступок, когда осмелилась пригласить его на танец только потому, что ей приснился «сказочный» сон. И потом она пожалела, что повела себя наивно и доверчиво, и с того дня больше не хотела его видеть…
А когда сегодня встретила его случайно, обиду сдуло как ветерком, и сейчас она в этом ему призналась.
– Я провожу тебя до остановки, – предложил он.
– Спасибо, хоть этому буду рада, – иронично ответила она. – Ты не ду-май, что я такая наивная, просто я доверчивая, и не считаю, что это признак глупости...
– Ничего, это школа роста. Ты живёшь книжными героями, а жизни ещё не знаешь...
– А ты, будто прошёл через все испытания?
– Наверно, чуть больше, чем ты. Экзамены в школе это одно, а вот в жизни, всё по-другому, всё начинается по-настоящему.
Его рассуждения смутили девушку, Галя не знала, что ему отвечать. Но главное она уже боялась, что он думает, будто она сама ему навязывается и навеяна желанием быть с ним там, где бывает он. И теперь остаток дороги они шагали молча, но Гале от этого было не по себе. А ему хотелось поскорее отвязаться от неё. Он пока не готов встречаться с такой духовно чистой девушкой... слишком много хлопот ожидает его с ней.
На остановке, когда подошёл автобус, она осмелилась спросить:
– Ты придёшь ко мне, у меня может никого не будет? Хотя у меня только одна мама... Ты дурно обо мне не думай. Я только покажу свои рисунки.
– Извини, Галя, пока не обещаю. Если захочу, я тебе позвоню. Ты тоже не думай ничего, мне просто нездоровится, – проговорил вяло он. Хотя в голосе слышалось желание немедленно покинуть её, что интуитивно пере-далось и Гале.
– Хорошо, Витя, тогда до свидания, – явно разочарованно произнесла девушка, даже с долей досады.
Она так надеялась, что он ухватится за её предложение. Но, видно, у него всё-таки была девушка, с которой находился в размолвке, поэтому она, Галя, у него вызывала, чуть ли не раздражение. «Значит, на нём надо поставить крест, – грустно подумала она, – и больше не верить сновидени-ям…»
Глава вторая
Аня Сереброва была родом из станицы Кривлянской. Пять лет назад, учась в техникуме, и проходя практику на заводе, она встретила Эдика Раз-гулова, на котором тогда он работал по обслуживанию промышленного оборудования. Эдик ей показался серьёзным, рассудительным. Иногда в его речи проскальзывали как бы нарочито-грубые изречения, которые в общих чертах не портили о нём впечатление. Она думала, что Эдик просто хотел выглядеть раскованным, а то и просто смелым, настоящим парнем, который может постаять за себя и девушку перед любым хулиганом.
Но что она могла знать о молодых людях, которые стремились выгля-деть современными, неразвращёнными и самостоятельными? И только потом что-то с ними происходило нежелательное, и эти перемены неотвратимо изменяли их не в лучшую сторону…
Их дружба началась бурно, Эдичек, как она называла его, почти каж-дый день водил её в кино, дарил цветы. В областной центр на такси возил на концерты, в цирк. Это казалось ей так романтично, так кружило от сча-стья голову. Он мечтал завести свой дом, автомобиль. Его рассуждения ей нравились, от него она узнала, что его предки люди науки. А у него к этому не лежала душа, так как не хотел ни от кого зависеть. Она не понимала, о какой независимости он мечтал, коли человек всеми нитями связан с обще-ством и обязанностями перед ним? Аня ему возражала, дескать, напрасно он отказался от научной стези.
– А ты, Анка, разве из учёной семьи, если, как сама говорила, твои родичи тепличным делом заняты?
– Ну да, а что в этом плохого? Мой отчим в совхозе агроном, а мама бухгалтер.
– Чего же ты от них отстала?
– Они меня не неволили. Отпустили искать свой путь.
– Вот я тоже решил жить по-своему. Доработаю на заводе, пропитаюсь пролетарским духом, отдам родине два года, а там будет видно. Чего зага-дывать? Хотя, может, женюсь на тебе, а ты пойдёшь за меня?
– Как? Прямо сейчас, ты же в армию уйдёшь?
– А ты будешь одна? А если найдёшь другого?
– Я же не ветреная, чтобы кого-то искать…
– Да на заводе таких, как я, здоровяков, полно. Нет, давай поженимся, тогда ты от меня никуда не денешься.
– Это же совсем несерьёзно…
– Ты что, неуверенна в себе?
– Зачем ты меня ловишь на словах?
– Тогда в чём дело?
Так и решилась судьба Ани Серебровой. Сыграли свадьбу, когда она была на последнем месяце беременности. Родилась дочь, названная Эду-ардом Наталкой, а через полгода он ушёл в армию. Но видела молодая жена, что не хотелось Эдику оставлять её…
Как проходила жизнь Ани в доме мужа, как она доучивалась в техникуме и собиралась поступать на заочное обучение в институт, мы опустим…
И продолжим с того, что Эдуард благополучно отслужил армию. Сколько было радости после встречи с женой и со своими родными. Но вот прошло больше месяца, и всё как-то не враз, но изменилось; и отнюдь не в лучшую сторону…
Разве могла Аня думать, что пока муж, Эдуард Разгулов, проходил срочную службу в армии, она верно ждала его два года, ждала терпеливо своего счастья, мечтала о дружной супружеской жизни, что через две недели после его увольнения в запас, он вдруг отобьётся от дома. Не будет искать работу, сойдётся с такими же бездельниками, каким становился сам.
А ведь первые дни, каким он был прилежным, почти не отходил от неё, и дочери Наталке даже книжки читал, с которой так умно беседовал, что она не могла ими налюбоваться. И все были довольны: и бабушка, Мария Савельевна, и мать, Екатерина Дмитриевна, и брат Николай…
Но эта идиллия продолжалась недолго. Кто в те дни мог подумать, что он как-то вмиг отобьётся от семьи и начнёт проводить вечера в рестора-нах и барах, разъезжать по городу на такси, и поздно заявляться домой.
И с какого-то дня она стала думать: неужели он связался с дурной ком-панией, и там кто-то им руководил? А когда у неё являлись предчувствия, что у него появилась женщина, так тотчас её жгучей оторопью стала охва-тывать ревность. И пошли ссора за ссорой, скандал за скандалом, её пора-жало его тупое безразличие, и как он грубил ей, матери, бабушке и даже равнодушно относился к дочери Наталке. Но никто не знал, какие мысли кружились в его голове, какие соблазны овладевали им…
– Ты с кем связался, Эдик, или встретил другую, и с ней проводишь время? – спрашивала она в минуты примирения.
– Как ты можешь так думать? На твоём месте я не могу представить ни одну. Вспомни, как мы с тобой познакомились в заводском Доме культуры на каком-то празднике, и я тебе говорил, что ты, как в том кино, девушка моей мечты...
– Это было под Новый год, я тебе поверила, и думала, что ты самый серьёзный. Весной ты должен был уйти служить в армию, я была в положении. Ты получил отсрочку. Потом родилась дочь, а ты просил, чтобы я ещё родила, чтобы совсем не идти в армию. А я тебя не послушала, и теперь ты мне за это мстишь, и потому гуляешь? Чего ты добиваешься?
– Нет, всё было не так... Я хотел служить, но тебя хотел проверить, со-гласишься ли на второго...
– Зачем меня надо было проверять? Я думала, что ты увиливаешь от службы.
– Ну не так, чтобы совсем... Я боялся оставить тебя одну с ребёнком. Ты же тогда, кажется, ещё училась...
– Ой, я ж тебе обещала ждать, ведь дождалась же? Не все же способны загулять, плохо ты знаешь порядочных девушек. А какие ты тогда хорошие письма мне писал! Умел же быть ласковым…
– Ну да, было такое! В армии, что только не приходило на ум. Понима-ешь, тоска, все кругом чужие, а ты как свет в окошке. Изливал душу, тебя подбадривал. А теперь всё изменилось, ты мне на жалость не дави, не гони…
– Вот как?! И что же тебе приходило на ум? Может, тебя там подменили?
– Не заблуждайся, я такой же. Просто жизнь на глазах меняется. Как было до армии, я больше работать не хочу.
– Тогда почему ты так себя странно ведёшь?
– Да обычно! Ищу работу. И больше не подгоняй, – не глядя на жену,
ответил Эдик.
– Ночью, ищешь работу? За кого ты меня принимаешь? – в оторопи вы-
рвалось, а на лице отразилось страдание, а сердечная боль исказила пре-красное лицо. Он это заметил, но её словам не придал должного значения.
– Нет, что ты! Мои друзья работают, учатся. Бывает, прихожу поздно, но надо же и в бильярд поиграть. Однажды, помнишь, выиграл пяток чер-вонцев...
– Я тебя почти не вижу, в кино даже не сходим...
– Как же, когда пришёл из армии, две недели ходили.
– И можно больше не ходить? Я же работаю, дочку в сад сама отвожу. А ты дрыхнешь. Мне за тебя уже перед твоими же стыдно. И моя мать переживает обо мне. Она мне сказала, что в тебе я обманулась… Но я с ней не соглашалась. Ты даже в станицу не поехал.
– А что мне там делать, огород тёще полоть, так я не умею тяпку дер-жать. Вера Михайловна, конечно, на земле дока. А я как стоеросовый пень. Пусть не обижается. Я к ней поеду, когда большим человеком стану…
– Это кем же? И когда это произойдёт, пока рак на горе свистнет?
– Ладно, Анка, довольно пилить, найду работу. Мне стало скучно так жить. Вот и задумался. Я в самых деловых кругах ищу...
Шёл второй месяц, как Эдуард отслужил армию. Но теперь она была уже этому совсем не рада. Если за два года он так и не набрался житейской мудрости, уж лучше бы ещё служил, окаянный. Аня спрашивала у себя: «Что же так повлияло на него, почему его будто подменили, ведь до армии он был ласковым, чутким, предупредительным, и такие планы строил, что хотелось им гордиться? И вдруг он стал выказывать стремление к вольной, независимой жизни. Но в первое время это тяготение было вполне объяс-нимо, когда после двух лет армейской жизни, хотелось отдохнуть. Ладно бы с ней проводил время. Но получилось, удалился от семьи и пустился в загулы. Но зачем же делаться заядлым гулякой? Она трижды просила его съездить к своим родичам в станицу. Нет, он не отказывался, а только кормил обещаниями: «Да съездим мы, дай только очухаться от армейских сапог!» Но время шло, однажды, когда муж куда-то ездил со своим другом, она уехала с дочерью сама, о чём уведомила свекровь. Она приехала вечером, а мужа ещё не было. Когда он вернулся, Анка, разумеется, рассказала о своей поездке. Он ничего не ответил, а только как-то загадочно присвистнул. И лишь потом, как он куда-то опять уходил, она услышала:
– И как там станица, как твои, всё ещё выращивают капусту?
– Ты бы, Эдик, не смеялся, попробовал бы сам как это делается.
– Вот как на пенсию выйду, так и… попробую. А пока я по делу отлучусь.
– Не надоело ли?
– Брось мораль читать! Вот как найду дело, тогда посмотрим, кто прав: я
или вы…
На это она только махнула рукой, отвернулась, и не видела, как он вы-шел…
И в минуты раздумий, подобно свекрови, Екатерины Дмитриевны, Аня припоминала, что стремление к праздной жизни у него проявлялось почти точно так же и до армии. Но разве к нему не дошло, что такая жизнь ещё никому не приносила пользу, а только вред? Сколько на эту тему написано книг, когда люди, оценивая свою жизнь на её закате, приходят к тяжёлым разочарованиям, потому что, как бы ни желали всё вернуть назад и начать всё сначала, но, увы, вернуть уже ничего было нельзя. Всё, поезд ушёл! А для него ещё ничего не поздно. Неужели он этого никак не поймёт, что ждёт его впереди, неужели должно стать нормой, как вечер, так он бежит, как оглашенный, из дому. А как же она, дочка, мол, живите, а его не касайтесь, потому что ему хочется гулять?
Вот уже несколько ночей, когда его не было дома, Аня провела в слезах. Она слышала, как он заявлялся поздно ночью, но с ней почему-то не ложился, а уходил в другую комнату. И своим поступком он оскорблял её, пусть, даже если он был пьян. А потом неожиданно у него включался свет, Аня знала, что это к нему входила свекровь, Екатерина Дмитриевна. И потом из-за неплотно закрытых дверей доносился разговор на высоких тонах матери и в ответ слышались невнятные слова сына. Екатерина Дмитриевна с душевной терпимостью выговаривала Эдуарду всё, что она думала о нём. Но как бы долго ни продолжались такие нахлобучки, они нисколько не влияли на него, так как он продолжал куролесить и махать рукой на семью. Тем не менее, Аня надеялась, что вот-вот что-то должно произойти и муж возьмётся за ум. Однако всякий раз сын отвечал матери:
– Не влипай в мою жизнь, я знаю, что делаю, и пока молодой, буду гу-лять.
«А я, ведь я тоже молодая, что же мне тогда делать с таким мужем?» – думала с душевной болью Аня.
– Как ты смог такое себе внушить? – возмущалась свекровь.
– Да всё, мать, всё, мне надоело слушать, кто я тебе – школьник? Сам отвечу перед… – но Анка не услышала окончание фразы мужа, так как из глаз хлынули слёзы. Дышать стало тяжело. А потом она слышала, как отдалённо скрипнула дверь, как зашелестел длиннополый халат свекрови, потом всё стихло. Но Ане казалось, что Екатерина Дмитриевна приостановилась возле её комнаты, наверное, сочувствовала ей, невестке, и она была благодарна за её душевность. За три года, которые она жила в её доме, Аня не находила причин обижаться на свекровь. И в свой черёд перед ней она не уронила своё честное имя…
Екатерина Дмитриевна сдержанно вздохнула, перевела дыхание и по-шла к себе. Она помнила, как три года назад предупреждала сына, что рано женится, значит, навредит не только себе, но и будущей жене. Ведь мужчине недолго в постороннюю влюбиться, а женщина, если полюбит, так уже навсегда. Вот у неё никого не было после смерти мужа. Почему было не жениться после армии, но он не прислушался. Вот и от армии пытался увильнуть. Аня как-то смогла его убедить, что ей было бы стыдно, если бы он не пошёл служить. Мать тогда укоряла сына тем, что он не старался учиться, а то мог бы поступить…
Эдуард, будучи всегда самонадеянным, отмахивался от наставлений матери. «И выходит, не всю дурь выгулял, не нагулялся, – грустно подумала Екатерина Дмитриевна. – А мне разве легко смотреть на страдание Ани?» Что ж не любить такую женщину, работает, всё ему делает, послушная, за собой и дочерью ухаживает».
…Утром все сидели за завтраком в кухне за общим обеденным столом. Эдуард ещё не вставал; он всегда не спешил, большие руки лежали поверх на атласном зелёном пододеяльнике. Он ждал, пока мать и жена уйдут на работу. Как донельзя ему надоело выслушивать их нудные нотации, хотя бы что-нибудь новое внушали, а то о долге и совести долбят и долбят.
Эдуард думал, что с женой он должен серьёзно поговорить, пусть, дура, не берёт в голову, что он от неё гуляет, несмотря на то, что в их компании есть и девушки. Но он пока ещё ни с одной не спал… Сидеть дома для него – это, сродни унижению; он же не обижает её, ещё ни разу не поднял руку и не поднимет. А то, что бабулька говорит, дескать, нет культуры, ведь сами же так воспитали, и что теперь стенать. Бабулька всё книги суёт, — мальчик не читал в школе, до армии, рос обалдуем. И так ненасытно хвалится своими подписными изданиями, пусть деда за это благодарит. Это он ей собрал такую богатую библиотеку. Только зря столько денег угрохано на эту макулатуру. Но ничего, всё равно ему достанутся. Сейчас книги в большой цене, если понадобится, он их на чёрном рынке подпольно спустит, надо уже сейчас материальную базу создавать. А что касается чтения книг, то читала бабка, читает, и читай себе до гробовой доски. Жизнь сейчас не в книгах, это только люди для красоты в доме гоняются за книгами, потому что модно. А жизнь всё-таки не в книгах, а в том, что она даёт: предлагает книги, предлагает шмотки – продадим подороже, – подкинула деньжат – гуляй себе, веселись, катайся на море в Гагры или в Крым. И главное, научиться делать деньги, а с деньгами всё можно пройти, что предлагает жизнь…
«Вот телик я ещё уважаю, бокс, футбол посмотреть, но ещё бы эроти-ческие фильмы, как за границей. А книги – ими только себя вымучить». И он теперь до отчаяния, до исступления жалел, что рано женился, какой же остолоп, почему не послушал мать?..