***

Каприз Мельпомены
( пародия на киносценарий)

В  КАДРЕ:
     Синее, безоблачное небо, белоснежные вершины Башлама, над  которыми,  широко распластав крылья, парит  орёл.
       С высоты орлиного полёта видны кварталы Грозного. Камера снижается и показывает здание Театрально-концертного зала.
 ГОЛОС ЗА КАДРОМ:
      Если посмотреть на это здание издалека и сбоку, то кажется, что  огромный белый бульдозер, остановился в центре Грозного. Быть может, когда  проектировали это  сооружение, ещё свежи были в памяти архитекторов всесоюзные стройки тракторных заводов. И образ железного коня, ставшего символом послевоенного возрождения страны, маячил во многих проектах того времени.
        Строили  это здание  долго и мучительно. За двадцать лет проект морально устарел и выглядел анахронизмом, смутно напоминающим далёкие годы целинной эпопеи.
       И всё-таки  грозненцы  полюбили   здание  театра. Особенно  им   нравится  фонтан, который  тёплыми летними вечерами сверкает радужными красками.
      В ярко освещённом уютном фойе второго этажа лениво прохаживаются заядлые театралы и утомлённые интеллектуальным багажом эстетствующие снобы. Они вяло обсуждают предстоящую премьеру спектакля «Соловьиная трель» поставленного местной знаменитостью, выдающимся режиссёром современности  Рогдаем Налаевым. Кстати, сказать, и пьесу тоже он сам соизволил написать по мотивам одного бродячего сюжета, и музыку к спектаклю сочинил, и декорации нарисовал, и костюмы сам придумал!
      Поговаривают, что Рогдай собирался сам сыграть и половину ролей в этой пасторальной картине. Но полной идиллии не получилось, ибо большинство действующих лиц в каждом явлении должны были присутствовать на сцене одновременно. Однако,  ему  было  очень неудобно:  вести диалог с самим собой и ещё с кем-то в трёх или четырёх лицах, изображая многочисленных персонажей в действии, и  руководить самим спектаклем. Налаев  вынужден был уступить несколько ролей профессиональным актёрам театра, художественным руководителем, которого он сам и являлся.
     Главную роль он так и не решился никому доверить. Не нашёл он в труппе подходящего актёра. Мнение критиков, после просмотра генеральной репетиции, диаметрально разошлись.
ЗРИТЕЛЬНЫЙ ЗАЛ:
       На сцене в кресле восседает главный режиссёр Налаев.
-Это шедевр. Вершина действа и мысли, – восторгается  завхоз театра Хапар Чупаров, который считает себя главным критиком театральной общественности города, потому что доводится двоюродным братом Рогдаю.
-Ничего подобного. Это вам не веники и швабры – злопыхает Мюста
 Кяхаев. Он претендовал на главную роль в этом спектакле.
       Надо заметить, что персонаж, который считался главным героем пьесы, мало походил на своего пресловутого прототипа мавра. С него Налаев пытался списать типаж. И об этом  уже начали шушукаться некоторые прозорливые и дотошные знатоки,  заметившие некоторые сюжетные и характерные параллели между творениями двух великих деятелей театра, один из  которых прославился в «Глобусе» ещё четыреста лет назад, а второй имел честь осчастливить нашу взыскательную публику.
     На резкий выпад, Мюсты, который явно являлся заинтересованным лицом и естественно мог быть мало объективным в силу своей ущемлённости со стороны главрежа, почему-то решил вдруг ответить, сидевший во втором ряду Кюри Хаяев. Он  неожиданно  выпалил:
– А мне нравится!
     Все посмотрели в его сторону и некоторые понимающие кивнули головой. Многие в зале знали, что  Кюри претендует на роль классика  местной словесности и особенно драматургии. Он успел уже по горячим следам, на одном дыхании перевести на местное наречие все три последние книги, выдающегося писателя современности, лауреата всех государственных премий Льва Гобсека. А  на сюжет последней из них уже написал пьесу, которую его покровители рекомендовали Налаеву срочно поставить на сцене этого театра.
      Никто из присутствующих в зале не заинтересовался тем, почему Хаяеву понравился этот спектакль.
     Сидевшие в заднем ряду четверо актёров переглянувшись, понимающе кивнув встали и направились к ближайшему выходу из зала. Им в этом спектакле места  не нашлось. А играть трактористов-первоцелинников в грядущем спектакле по вышеупомянутой пьесе Хаяева они просто не желали. Кроме того, у них была ещё одна весомая причина, чтобы удалиться из этого мало приятного для них зала.
    Они спешили на железнодорожный вокзал, откуда через полчаса должен был уехать в поезде в Баку известнейший кинорежиссёр, киносценарист и, конечно же, киноактёр, Мамед Мамедов, который несколько дней гостил у своего друга Шамы Шумаева,  в  последние  годы подвизавшегося на околокиношной ниве. Раньше он работал ветеринаром  в колхозе  «Содом». Но, однажды ему приснилось, что в нем  таится  творческая натура, и с тех пор он возомнил себя кинорежиссером. Поехал в Москву  и прослушал режиссерский курс, благо направил его туда  дядя министр. Затем он начал снимать свои шедевры. Особенно удачно получались у него постановочные сцены этнографического содержания.


* * *

ЗДАНИЕ  ТЕАТРАЛЬНО-КОНЦЕРТНОГО  ЗАЛА.
     Тёплый летний вечер. Медленно выходят из здания четверо мужчин. Это те самые артисты этого провинциального театра, которые только что вышли из зрительного зала.
     Справа идет Айса Гугаев. Он ниже среднего роста, худощав, на измождённом лице резко выступает большой горбатый нос, усики, аккуратная  борода. Рядом  с ним  Яндаров Султан, ниже среднего роста, средней упитанности, выражение лица апатичное; в центре Хумид Адаев, высокого роста, широкоплечий, с открытым лицом, добродушный здоровяк; с краю идёт Махмуд Данаев, ниже среднего роста, толстяк. Идут о чём-то разговаривают, спорят, останавливаются, снова идут.
ГОЛОС ЗА КАДРОМ:
    Мечта! Великое  и светлое слово. Необозримый, неосязаемый, неощутимый далёкий её образ владеет нашими сердцами всю жизнь.
    Мечта! Разве не проблеск мечты заставил обезьяну вооружиться палкой, чтобы сорвать недосягаемый плод.
    Мечта, да, мечта породила на земле несправедливость и войны. Мечта  творила чудеса великих открытий.
    Мечта совершила  кровавые революции.
    Разные  бывают мечты.
     Кто-то мечтает о покорении  мира и неограниченной власти над людьми. Что происходит с таким мечтателями и как они  заканчивают свою никчемную жизнь мы знаем.
    Голодный  мечтает о пище…
   Мечты бывают  разные…
   ..Пионер из горного аула мечтает стать космонавтом…
   ..А его сверстник из Лос-Анджелеса, размахивая кипой вечерних газет, щупая в кармане пятицентовую монету, мечтает стать президентом Америки…
    Да….  О чём же мечтают актёры провинциального театра?
В  КАДРЕ:
     Они оживлённо спорят и жестикулируют. Медленно продвигаясь по аллее проспекта Победы, они иногда останавливаются. Высокий Адаев становится  центром притяжения, вокруг которого кружатся его суетливые спутники.
Данаев пытается что-то сказать, но его отталкивает Яндаров и сам говорит ему:
– Ты то куда лезешь?
– Куда вы, туда и я, – парирует Данаев
– Мы-то знаем о чём говорим – замечает Гугаев, обращаясь к Адаеву и, поворачиваясь спиной к Данаеву всем своим видом и голосом показывая своё пренебрежение к последнему.
– Пойдём лучше выпьем пива – говорит Данаев, словно, не замечая жестов Айсы. – Я тут недалеко знаю хороший подвальчик возле самого берега Сунжи.
– Потом, потом, – Отмахивается от него Гугаев. – сначала поговорим с Мамедовым. Я его знаю. Пробовался на роль в его фильме «Абрек».
– Тоже мне пробовался, – ехидничает Данаев – вон Адаев там в главной роли снялся и тот молчит. А ты пробовался…
     Хумид добродушно улыбается и молчит. Ему по правде надоела вся эта трескотня и он охотно пошёл  бы с Данаевым в тот самый подвал на берегу Сунжи и попил бы холодного пива. Но проводить Мамедова надо было и он, нехотя двигался в сторону вокзала, насколько позволяли ему его шумные товарищи.
      Наиболее опытным в киношных делах среди них был, конечно же, Гугаев. Никто не оспаривал это. Все помнили знаменитый фильм «Жёлтая луна предгорий», в котором он снялся в небольшом, но запоминающемся эпизоде. И надо сказать сыграл неплохо. Но с тех пор прошло уже около десяти лет, были ещё несколько эпизодов в других уже малозаметных фильмах. А запаса энергии, таланта у Айсы хватало! Поэтому он и его товарищи всё-таки лелеяли затаённую мечту, сняться в каком-нибудь новом фильме  одной из закавказских киностудий. И тут такой случай подвернулся. Конечно же, трое из них явно недооценивали четвёртого Данаева. И всячески игнорировали его, давая понять ему, что он вообще-то мог бы и отстать от них и пойти куда-нибудь.
– Махмуд! – сказал Гугаев, – я сегодня пиво пить не собираюсь.
– Хумид выпьет – сказал Данаев
– Нет. Хумид тоже идёт с нами на вокзал. И Султан тоже.
     У нас есть предварительная договорённость с Мамедовым. Он нам должен прислать телеграмму с вызовом на кинопробы в Баку.
– Я что вам мешаю? – начался было возмущаться Махмуд. – тоже мне возомнил себя Жаном Габеном.
Дугаев: (вытягивая худую шею, трясёт бородкой)
– В этом нет ничего удивительного. Потенциально любой человек может стать киноактёром,не хуже чем  Жан Маре. Главное везение и, конечно, труд. Помните когда я снимался в «Смуглянке»…
Данаев: (ехидно посмеиваясь)
– В «Смуглянке»!? И много ты там трудился, много таланта надо было, чтобы бегать по двору или резать петухов? Ха-ха-ха.
(схватившись за живот закатывается в смехе)   
Яндаров: (делает ему замечание)
– Много ты знаешь? Для дебюта вполне приличная роль.
Данаев: (немного успокоившись)
– Для Айсы достаточная.
Гугаев: (пропуская последнюю колкость мимо ушей)
– Я, допустим, ещё имею шансы сняться в главных ролях. Вот Султан и Хумид тоже. А кто тебя пригласит на съёмки. «Дон-Кихота»  уже сняли и Санчо Панса не нужен больше.
– « Кащея Бессмертного» и «Битву при Ватерлоо» тоже сняли – парирует Данаев.
– Ничего, ничего, поживём увидим
Гугаев: (смотрит на часы)
– Парни! Мы опаздываем. Поезд на Баку вот-вот прибывает, надо проводить режиссёра. Увидимся Махмуд!
(Пожимают руку Данаеву и уходят.)
      Данаев медленно идёт следом за ними по скверу.
ГОЛОС ЗА КАДРОМ:
     Да. Тесно на Олимпе… Чем выше гора, тем меньше места бывает на её вершине. Далеко не всех желающих, а их в последнее время развелось много, может разместить  на  себе Парнас. Не всем улыбается Фортуна. Не каждому благоволит Мельпомена. Обе эти богини, как и все женщины, конечно же, не лишены и своих капризов. Трудно предугадать, какую штучку они выкинут завтра…
В КАДРЕ:
     Видно крупным планом лицо Данаева. На лице усмешка.
ГОЛОС ЗА КАДРОМ:
      Конечно, Данаев не был фаворитом Мельпомены, даже при дворе её не состоял. Он, если можно так сказать, был честным ремесленником где-то на задворках её владений. Но, видимо, богиня решила использовать его в роли исполнителя своего очередного каприза. Что же она задумала?

В КАДРЕ:
   …Железнодорожный вокзал. На первом пути стоит пассажирский поезд. На вагоне  висит трафарет  с надписью «Москва-Баку». Обычная вокзальная суета, которая бывает при высадке-посадке пассажиров на крупном вокзале. Встречи и проводы, смех и грусть. Возле вагона № 10 стоит группа людей. В центре лысоватый мужчина неопределённого возраста. На нём изрядно поношенные джинсовые брюки, рубашка с короткими рукавами, глаза закрыты тёмными очками. Он, сделав очередную затяжку сигареты, снисходительно улыбается провожающим  его товарищам, среди которых на дальних подступах к нему видны наши трое знакомых актёров. Они пытаются пробиться поближе к  Мамедову, жестами издалека что-то ему объясняют. Но тёмные очки не смотрят в их сторону


ВАГОН № 1
     Тоскливо стоит добродушного вида пожилой высокого роста проводник.
– Салам алейкум
– Салам, салам, – улыбается проводник – добро пожаловать, дорогой, где билет?
– Нет, дорогой, я не еду. – Данаев берёт проводника за локоть и знаком просит его нагнуться.
     Так они стоят некоторое время: согнувшись вопросительным знаком, часто моргая глазами проводник и вытянувшись на цыпочки в восклицательный знак, жестикулируя что-то объясняющий Данаев.
     Наконец, проводник согласно кивает головой. Данаев радостно достаёт из кармана ручку, блокнот и начинает быстро писать. Задумывается, улыбается…и снова пишет. Вырывает листок. Достаёт из кармана деньги и отдаёт проводнику.
– Не подведи, дорогой. – говорит Данаев
– О чём речь, слушай? Раз, Али говорит, значит сделает. Жди вестей. Да.
– Спасибо заранее. Век не забуду, дорогой.
Проводник поднимается в тамбур. Данаев, осмотревшись, быстро уходит с перрона.


***

ВАГОН № 10
   Человек в очках, чувствуя всеобщее внимание к себе, рассуждает:
– Будущий фильм я решил посвятить проблеме человека в искусстве и искусства в человеке. Считаю, что это очень оригинальная трактовка извечного и древнего как мир вопроса – быть или не быть?
– Оригинально! Превосходно! – Раздаются голоса из толпы провожающих.
      Человек в очках продолжает: – Я, как режиссёр, считаю, что каждый деятель  культуры должен любить  не себя в искусстве, а искусство в себе. Это мое глубокое, выстраданное, личное убеждение…
       В последнее время стало модным искать какие-то…что это? Поезд трогается. Ну, извините, до свиданья, до свиданья! Желаю творческих успехов!
      Пожав выборочно двум-трём руки, Мамедов вскакивает в тамбур. Гугаев, Яндаров, Адаев, всё время пытавшиеся, пробиться к нему, но так и не сумевшие это сделать, остаются с протянутыми для рукопожатиями руками. Мимо, ускоряя бег, мелькая окнами, уходит поезд.


* * *

БАКИНСКИЙ ПАССАЖИРСКИЙ ВОКЗАЛ.
     Телеграф. За стойкой стоит и заполняет телеграфный бланк уже знакомый нам проводник. Заполнив, читает. Качает головой. Хочет порвать, но, подумав, машет рукой и передаёт текст телеграммы в окошко. Закончив это дело, разводит руками, что, мол, я мог сделать и, взяв свой саквояж, выходит из здания вокзала в ночь.



* * *


ГОЛОС ЗА КАДРОМ:
     И так, механизм заработал. Как не восхищаться человеческим разумом, сумевшим сократить расстояние, спрессовать расплывчатое понятие времени в конкретные сотые доли секунд…
В КАДРЕ:
     Видны телеграфистки разных городов, посёлков передающие тексты телеграмм,  соединяющие  абонентов  для телефонных разговоров .

ГОЛОС ЗА КАДРОМ:
    …Канули в вечность времена гонцов, загонявших коней, чтобы как можно быстрее донести весть по назначению. В считанные минуты сообщения разлетаются по всему миру, к кому-то приходит счастливое радостное известие. Полярник узнаёт о рождении сына…. Любимый сообщает  любимой о том, что жив - здоров.
   Стучат телеграфы и телетайпы…. Космические корабли бороздят просторы Вселенной. Разве перечислить все  блага цивилизации подаренные человечеству  открытиями нашего замечательного двадцатого, космического века.
     Но…вернёмся к нашим… это, к слову сказать. Вернёмся к нашим друзьям…
    Вот они безмятежно покоятся в объятиях Морфея, как и все простые смертные. Каждый из них ложился спать и не строил грандиозных планов, и мечты их были  скромными.
В КАДРЕ:
    Гугаев, спит рядом с женой.
    Яндаров лежит ничком, обняв подушку.
    Адаев лежит на спине, одна рука свисает на пол. На полу валяется раскрытая книга.
ГОЛОС ЗА КАДРОМ:
    Каждый из них знал, что завтра, как и всегда, в десять часов утра начнётся репетиция. И всё будет повторяться изо дня в день. Всё будет буднично, спокойно, ну разве что иной раз сорвётся режиссёр и снова посоветует кому-нибудь подыскать другую более спокойную  и  высокооплачиваемую  работу. Так ли будет?
Что день грядущий нам готовит?
В  КАДРЕ:
     Утро. У здания театра стоят несколько человек и что-то оживлённо обсуждают.
-Вот и дождался Султан – говорит Халим, старейшина актёрской гильдии. Ему уже около восьмидесяти лет. Многих зрителей повидал он на своём веку. И режиссёров тоже. Халим худощав и сед.
– Смотри не возгордись не забывай нас грешных, когда станешь знаменитым киноактёром.- Напутствует он смущённого от нежданно нахлынувшего счастья Яндарова Султана, который держит в руках телеграмму из города Баку. В ней написано: «Грозный. Драмтеатр. Гугаеву, Адаеву и Яндарову. Срочно выезжать в Баку. Кинопробы фильма «Золотая ослица». Мамедов». Неужели это правда? Не может быть! – удивляется Яндаров.
– Всё может быть, – говорит Гугаев. – А что я говорил? Мы фотогеничны и киногеничны. Всё будет хорошо. Собираемся и завтра же выезжаем.
     Адаев и Яндаров согласно кивают.
– Но, Айса, – говорит Султан, – У меня денег совсем мало. Что делать?
– Сколько у тебя? – спрашивает Айса
– Рублей пятьдесят всего…
– Так, – задумывается Айса. – всё нормально, – его лицо вдруг озаряется. – До Баку тебе денег хватит. А там кинопробы, договор подпишем, получим аванс. На целый год тебе денег хватит.
 Айса рисует радужные картины будущего…Султан, раскрыв рот слушает своего бывалого товарища. Он рад, что ему посчастливилось жить в одно время с таким человеком, работать с ним вместе.

***


      На второй день вечером они сели в поезд и, провожаемые шумной толпой коллег, отправились в Баку. Среди провожаюших был  и Махмуд.
– Айса, про меня  не забудь. Скажи режиссёру. Может найдёт какую-нибудь маленькую роль, – умоляюще говорит он с невинным выражением лица.
– Не переживай, Махмуд. Мы о тебе тоже позаботимся. Дай нам только зацепится, а там видно будет, – говорит Айса и снисходительно хлопает по плечу Данаева…Поезд уходит в ночь.



* * *


        По пути они часто наведывались в вагон-ресторан, где их любезно встречала как старых знакомых смуглая волоокая официантка. И угощала коньяком, пивом, люля-кебабом и цыплёнком-табака. Все сбережения Гугаева, Адаева и пятьдесят рублей Яндарова к концу пути исчезли в бездонных карманах кружевного фартука официантки. Она уже стала им почти, что родной, позволяла даже слегка похлопывать себя по плечу и чуть ниже, улыбалась своей полусонной многообещающей улыбкой. До Баку оставалось около часу пути, когда они решили в последний раз пройти в вагон-ресторан и, как говорится, взять на посошок.
– Гульнара! – позвал официантку Айса –
   В вагоне-ресторане было непривычно тихо, столы чисто прибраны.
– Что, дорогой Айса-джан? – официантка,  будто чёрная лебедь, выплыла из подсобного помещения.
– Хотим вот на посошок. По сто грамм коньяку и один цыплёнок-табаку.
– Уже подъезжаем, да. Кухня не работает, да.  Только буфет, да. – сказала Гульнара и развела руками словно крыльями.
– Сделай что-нибудь. Да? – сказал Айса, и протянул ей последний червонец и мелочь в придачу.
– Фи – сказала она, брезгливо рассматривая красную десятку.  – И это всё? Да?
– Крупные менять не хочу, – сказал Айса, гордо подбоченившись и повернул к ней свой ассирийский профиль.
     Гульнара подошла к буфету и принесла на подносе три рюмочки с жидкостью чайного цвета и молча удалилась, потеряв всякий интерес к нашим клиентам.


* * *


       Баку встретил их равнодушно и  не по-летнему холодно. На территорию киностудии друзей не пустили. Они попытались найти Мамедова. Оказалось, что он вчера уехал на московский кинофестиваль. О том, что великий кинорежиссер собирается снимать фильм «Золотая ослица» никто не слышал.
     Никакие кинопробы не намечались. И никто не знал о телеграмме, отправленной в Грозный.
      Дозвониться в Москву и поговорить с Мамедовым тоже не удалось…

      Они молча бредут  по  шумному  южному городу. Из раскрытых окон доносится смех чему-то радующихся  бакинцев. Где-то звучит зурна. Во дворе  старики стучат в домино. Другие молча  наблюдают за шахматной  партией. По проспекту  несётся шумный свадебный кортеж. С моря дует легкий ветерок. Из гриль-бара доносятся  пьянящие  ароматы… 
    Чужой город. Чужие люди. Чужой  праздник.
    И никому нет дела до наших  путешественников. Обозленные на весь мир, голодные и усталые  вернулись они снова на вокзал
    Здесь было  много  выходцев из Грозного. Кругом слышалась до боли приятная родная речь. Через час им  посчастливилось встретить знакомого, который приезжал за дефицитным товаром. Он купил им билеты на обратный путь.
– Возьми билет на первый или последний вагон, – попросил Айса.
– Зачем? – удивился знакомый
– Чтобы подальше от вагона-ресторана быть, – ответил Гугаев.


* * *


     Обратно они  ехали  скрежеща зубами. И ломали голову над тем, кто бы мог устроить им такую поездку в Баку.
    В числе  подозреваемых   были почти все актёры, друзья, знакомые. Все, кроме Данаева.
Так и осталось нераскрытой тайна той злополучной телеграммы, присланной неизвестно кем из Баку… 

***

P. S. Вся  эта история вымышлена. Любые совпадения  имён, фамилий  и событий случайны.