За веру, царя и отечество

Василий Бабушкин-Сибиряк
               
Живут у нас в Малом Пупкуе два закадычных друга Антон да Иван. Эх, неправильно сказал, живут-то они и сейчас живут, но вот уже теперь они не друзья. Были, значит, закадычными, стали заклятыми.
А всё началось с того, что Антон  в казаки записался. Приехал однажды из города и Ивану этак гордо говорит.
–  Вот, друг мой Ваня, живём мы здесь в Пупкуе, лаптем из Ангары воду хлебаем, а в мире такие исторические процессы происходят!
– И что же там такого исторического происходит?  – спрашивает Иван.
– А то, что история возвращается на круги своя, возрождается русское казачество, уничтоженное  коммунистическим режимом. Вот коммунисты обещали землю народу, а заводы, фабрики рабочим отдать. И ни хрена не отдали.
А новая власть сейчас казакам землю даёт, дом помогает строить, но, конечно, и казаки должны её поддерживать, помогать избавляться от еврейского засилья.
– Значит, евреи всё же виноваты, наверное, снова погромы будут?
– Погромов казачество не допустит, но вот плёточкой поучить их не мешает.  Вот ты, Ваня, видел кино « Конец атамана», там ещё показывают, как последних казаков с атаманом Соловьёвым в Хакасии молодой Гайдар расстреливал. То, что дедушка Аркаша начал, его внук Егорушка  продолжил. Спасать Россию от жидов нужно.
С божьей помощью вернём России её прежнюю славу. А погибшим всем памятники поставим. Вот на месте последнего боя казаков Сибири с евреем Голиковым крест установили, я сам плакат читал в штабе войска казачьего, там же и генерал Лебедь казакам свою речь говорил. Жаль погиб он, геройский генерал был!
– Говорят, по пьяни разбился, на охоте….
– Еврейская пропаганда, - слухи это, опорочить сволочи, светлое имя хотят.
– Дааа. Много генералов хороших в России было. Одни за одну власть, другие -  за другую. А ты значит, Антоша, теперь за казаков выступаешь?
Всю жизнь мы с тобой рядом, родились в Пупкуе, учились в одной  школе, в армии принимали присягу служить Советскому Союзу.
После армии вместе в леспромхозе работали, я - на валке леса, ты - шофёром, я по снегу мокрый ползал, ты мазут со своего разбитого Краза на себя собирал, нам говорили, что мы будем при коммунизме жить.
 Работайте, мол, а после всё будет, смеялись мы, видели, что воровство кругом, но верить, во что-то нужно было.
– Вот- вот, сам понимаешь, что мы для страны работали, для её величия, а они всё захапали и за границу вывезли.
– Хорошо, ну установите вы новую  власть, но людей - то вы не перемените, в нутро им не заглянете, одних воров на других смените.
– Воспитывать будем, вот у казаков свой суд: за малые провинности плёткой учат.
–  А если тебя пороть? И ты позволишь себя на срам выставить?
– За дело позволю, перед законом все равны.
– О, Антоша, как тебя охмурили, а ты слышал, что в России казаков «ряжеными» зовут, смеются над ними, как и над коммунистами смеялись.
– Смеётся тот, кто смеётся последним!

Вот с того разговора и пролегла между ними трещина, которая всё увеличивалась и увеличивалась.
Антон сшил себе казачью форму с блестящими погонами да лампасами, папаху с кокардой научился лихо на ухо сдвигать. Наверное, в погонах сила, какая-то имеется, потому, как меняет она человека моментально.
Раньше  Антон в церковь не ходил, а теперь посещал ее регулярно, стоял в первых рядах в своей новенькой форме и усиленно размашисто крестился.
Иван в церковь ходил по большим праздникам: на Пасху, Рождество, в Вербное  воскресенье, да ещё, если тоска на него навалится беспросветная.
 Однажды Антон предложил Ивану тоже вступить в казаки, мол, организуем курень казачий в Пупкуе, а он, как есаул, им командовать будет.
– Нет, Антон Григорьевич, в казаки мне никак нельзя, по причине моего уважения к своим предкам. Моего деда колчаковцы - каратели повесили за то, что он лошадей своих в тайге от них спрятал. Им, значит, драпать из России не на чем было, а деду землю пахать, нужны лошади.
 Да если я в казаки вступлю, мой дед в гробу перевернётся от презрения к своему внуку.
– Неправильно ты, Иван, мыслишь, нельзя свои личные обиды на весь народ переносить.
– Так ведь в Сибири народ эту песню сложил:
 
На нас казаки налетели,
Село родное  подожгли.
Отца убили в первой схватке,
А мать живьём в костре сожгли.
Взобрался на гору крутую
Внизу родная сторона.
Горит, горит село родное
Горит вся Родина моя.

– Вредный ты для нашего движения человек, Иван, смотри не прогадай.
¬– А я выгоду ни при коммунистах, ни при нынешней власти не ищу, живу, как душа советует.
Это был последний разговор между бывшими друзьями. А потом они подрались. Два пятидесятилетних мужика, оба дедушки  и такой получился  конфуз!
А случилось это на берегу Ангары, там всегда почти всё население Пупкуя отдыхает от жары и мошки, которая, как все у нас знают, сквозняк не любит.
Иван лежал и загорал, а для настроения слушал одну понравившуюся ему песню  «Эх ты, казачок».  Там, какой - то негр поёт и всё выкрикивает  « ух ах казачок». Весёлая песня! А Антону она не понравилась.
Принял он её, как некий намёк для своей личности. Подошёл к Ивану и говорит:
– Ты на что это намекаешь, мокчёнская твоя харя?
– И никакого здесь намёка нет, лежу вот, слушаю песню, наслаждаюсь искусством, а вы, почему Антон Григорьевич в форме на такой жаре? Может, знобит вас?
Ничего не ответил Антон, а врезал бывшему другу  в скулу. Вот тогда - то  впервые в жизни Иван ударил человека, да ещё закадычного друга.
Может, оттого, что Иван никогда не дрался и не знал своих возможностей, а, может быть, уж очень обида давила, но от его удара Антон вырубился и сделался, как мёртвый.
Жена Ивана накинулась на мужа  с руганью и слезами.
– Да, что с тобой такое случилось, чуть человека не убил. Наверное, нечистый в тебя вселился, раз ты себе такое позволил. Завтра же пойдёшь в церковь и будешь молиться, чтобы Бог тебе прощение своё дал.
– Не пойду я больше в церковь, пусть там этот воин Христов молится, а мне  противно рядом с ним находиться.
И перестал Иван посещать церковь, хотя батюшка уж очень доходчиво старался ему объяснить, что Богу все угодны.
Так и жили  на Ангаре два бывших друга, ставших вдруг по непонятной причине врагами.
Но, по-видимому, по всей России таких Иванов и Антонов много стало и пришлось для них сделать праздник примирения.
Вы, наверное, помните,  как у Гоголя старались примирить бывших друзей, подталкивая, их друг к другу. Так, то у Гоголя, там поссорились из-за сущего пустяка,  кто-то, кого-то гусаком обозвал.  А здесь совсем иное дело, государственного масштаба.
Видимо, власть  подумала, и Дума тоже подумала и решили праздник сделать, пусть, мол, народ гуляет, жалко, что ли!  Всё равно кругом  безработица!
 И вот в Пупкуе, как и по всей стране, администрация и весь служивый  люд вышли на праздник. В небольшой колонне, проходящей мимо здания администрации, шёл и казак Антон в форме, сверкающих погонах и нёс  плакат «С нами Бог», напевая себе под нос казачий гимн « Слава Богу, что мы казаки».
Вы спросите, а что Иван, был ли тот на празднике?  Был. Да, что придумал, подлец.  Оделся в костюм шута, а на дурацкий свой колпак с колокольчиками прилепил кокарду. Вначале не хотели его пускать в таком виде в колонну, а мэр Пупкуя сказал:
– Да хрен с ним пусть идет, раз демократия, всё веселее жить будет!
Вот так и живут «пупкуйцы» на Ангаре, стараются ни в чём от столицы не отличаться, а та в свою очередь всё западное в страну тащит. От своего русского, хорошего отказывается в угоду западному дерьму. За деньги, конечно, так пупкуйские  мужики между собой мыслят.
Но им простительно, что с них взять?
--------------                ----------------
Мокчён – ангарский пескарь, короткий и толстый.

(Давно эта история произошла, и записана тоже.  Двадцать лет минуло с тех пор. Многое изменилось.)