(рассказ)
Чуть в стороне, там, где раньше была делянка, бархатисто зашумели сосны, воровато налетел ветерок, и над головой заплясали листья. Но спасительное дуновение длилось недолго – ветер, словно испугавшись своей дерзости, снова затих, и на поляну опять навалилась июльская истома. Федор тоскливо поднял голову – на небе ни облачка, только перед носом на невидимой ниточке нагло раскачивалась темно-бурая гусеница. «Наверное, непарный шелкопряд, – вяло подумал он. – Мы их раньше всей школой собирали, а теперь никому ничего не надо». И вдруг, будто огненная струя, опалила мысль: «А ведь и я никому не нужен».
…Федор Вишенеров, все еще в теле, с модной проседью в холеной бороде, как и обещал сестре, наконец, привез в деревню свою новую жену – бывшую «Мисс университета». Нельзя сказать, что Зоя была красивее Оли, на которой Федор женился еще будучи студентом пятого курса. Тут дело было в другом: новая супруга обладала одним преимуществом, явным и бесспорным – она была молода. И это Вишенерову, которому через год мягко стукнет пятьдесят пять лет, не только нравилось, но и льстило. Федор Михайлович считал, что любой состоявшийся мужчина, у которого дети уже стали взрослыми, на склоне лет имеет право завести новую семью, не забывая, конечно, о прежней жене: помогая ей деньгами и одаривая подарками – в зависимости от поведения.
Однако сестра Нина, самая старшая среди детей Вишенеровых, после смерти мужа переехавшая в деревню, не разделяла восторга брата и не скрывала своего – как считал Федор – предвзятого отношения к новой невестке.
«Ты же сама просила привезти Зою, – с укором напомнил сестре Федор, когда они на второй день после их приезда ворошили сено в огороде. – Я понимаю, тебе после Оли трудно переориентироваться, но прошу: будь с Зоей поприветливей. Она – хороший человек…в принципе. Вот увидишь».
Нина приподняла на лоб косынку и с жалостью посмотрела на брата. Она открыла рот, чтобы возразить ему, но проглотила слова, боясь обжечься об них. И на том спасибо, ведь Федор Михайлович приехал ненадолго, всего дней на пять – просто ему очень захотелось показать молодой жене отцовский дом, где родился и вырос, деревню, деревянный мост через речку, который построил на свои деньги.
Была еще одна причина, по которой, отложив все дела, Федор Михайлович приехал в деревню – грибы, вернее, рыжики. Таких рыжиков, которые растут в здешних лесах, больше нигде нет. И в этом Вишенеров на сто процентов уверен. Он часто приезжал за ними. О нем бывший деревенский сосед Леша Кряжинов, считающий себя писателем, даже написал рассказ «Грибники», правда, изменив его фамилию. Но он на Лешу не в обиде – рассказ, ведь, не очерк, можно всякое напридумывать.
За рыжиками Федор планировал сходить в день отъезда, чтобы везти грибы домой свежими. А до этого решил сделать еще одно важное дело – нарубить банных веников, да не просто веников, а дубовых. Сколько раз бывало так: приезжают к нему на подмосковную дачу друзья, да не просто друзья, частенько и – даже страшно сказать – сам Машустин, сидят они в бане, пьют водочку, закусывая рыжиками, собственноручно собранными в лесу, а потом – в парильню, да с дубовыми веничками, связанными тоже собственноручно…Эх, чем не жизнь!
Но…Зоя не пошла с ним. Сказала: «Я лучше съезжу в город. От здешнего воздуха у меня прическа испортилась, а от деревенской пищи началась изжога. В городе схожу к своему мастеру – он уже ждет меня, а потом в «Евроспаре» куплю суши».
Федор Сергеевич возражать не стал, но все же досада ущипнула его. Однако плохое настроение длилось недолго – предстоящая встреча с местами юности: с лесной просекой, по которой они гоняли лошадей на ночное; речкой, на которой ловили пескарей; остатками колхозной пасеки, где дед Павел иногда их угощал медом, будоражила его и радовала в предвкушении чего-то тайного и сладкого – только ему одному известного.
Но все же без ложки дегтя не обошлось. А все из-за Вени – одноклассника, после школы оставшегося работать в колхозе трактористом. Его Федор встретил, как только, заткнув за поясной ремень топорик и ножовку, обмотанную тряпкой, вышел из дома.
– О, Федя! – забыв поздороваться, бросился к нему Веня, который почти на голову был ниже его. – Слыхал, что ты приехал, слыхал! Молоток! Не забывашь деревню!
– Да, вот, приехал…Решил навестить сестру.
Веня задумчиво, словно собираясь сказать что-то важное, провел рукой по лицу, покрытому светлой щетиной, и хитро улыбнулся:
– Говорят, ты привез молодую жену?
– Да…Привез.
Веня, проверив, на месте ли лысина на макушке, повертел головой в разные стороны:
– А где она? Чё, ты ее прячешь?
– В город уехала. Срочные дела. К вечеру приедет.
– А ты куда собрался? В лес?
– Да, – нехотя ответил Вишенеров. – Хочу банных веников нарубить.
Веня решил помочь другу.
– А зачем обязательно в лес? Комаров кормить? Луше иди в поле. Знашь, куда? Там, где раньше колхозный ток стоял. Оно сейчас все заросло березняком. Можно хороших веников наготовить.
– Нет, мне именно дубовые нужны.
– М-да, – Веня не стал скрывать своего разочарования. – У олигархов свои причуды.
– Какой я олигарх? – Вишенеров уже стал терять терпение. – У нас, россиян, всегда так: раз человек состоятельный, значит, он – олигарх.
– Ладно, Федя…Ты, чё? Обиделся? Я же от чистого сердца. Я даже рад, что ты таким стал. Очень рад…Иногда по пьяни говорю детям: «Вот, Федор Вишенеров. Мужик из нашей деревни. Кем он стал? А я ведь ему в школе списывать задачи по математике давал». И ты, знашь, они не верят. – Федор тоскливо покачал головой. – Ну, как поверишь? Ты, вон, где! А я…
- Да брось ты! Мы же остались такими, какими были.
Ах, зачем он это сказал?
Лицо Вени мгновенно озарилось радостью и тут же покрылось налетом озабоченности, характерной для деревенских мужиков.
– Федя, друг мой! Молоток! Раз так, одолжи мне две…нет, три сотенки.
– Я бы с радостью, но денег у меня с собой нет, – соврал Вишенеров. – Могу на карточку перевести.
– У меня карточки нет, только у жены.
– Так, давай, ей переведу, – наперед зная ответ, ухмыльнулся Вишенеров. – А ты у нее возьмешь.
От такого коварства Веня даже отскочил назад.
– Ты чё! Мою Варю не знашь? Да у нее даже копейки не выпросишь! Всю мою колхозную зарплату перевела на свою карточку. Житья нет!
– Ну, уж, извини…Хотел помочь…Сам видишь.
Но, похоже, Веня надежды не терял.
– А ты во скоко вернешься из леса? Надо бы до шести. Пока магазин не закрыли.
Вместо ответа Вишенеров широко развел руки, дескать, не знаю.
– Тогда…может, – Веня опять задумчиво провел рукой по лицу, – вместе нарубим веников? Быстрее вернемся.
– Нет, нет! – решительно возразил Вишенеров. – Зачем я тебя буду отрывать от работы? Нет, я сам…Поработаю в свое удовольствие: не спеша, с чувством, с толком… До шести вернусь. Не волнуйся.
– И куда же ты направляшься? Где пасека?
– Да. Дубы там молодые – как раз то, что надо.
Вишенеров нырнул под сень лип, окаймляющих деревню, а Веня еще долго стоял, глядя ему вслед.
Тем временем гусеница по-хозяйски расположилась на листочке и стала не спеша грызть его. Пройдет минут десять, а, может, даже меньше и от листочка останется только скелет. Фу, как жестоко! Федору захотелось поймать вредителя и убить, но он боялся разжать руку, которой держался за ветку.
Гусеница, мохнатая, с переливчатыми мелкими волосинками на спине, оставила лист и снова повисла на ниточке, почти касаясь его лба. Казалось, она хотела взглянуть в глаза непрошенному гостю.
«Вредитель, он и есть вредитель, – продолжал рассуждать Федор. – Уничтожать их надо, иначе всю природу погубят».
Федор бросил взгляд вниз, на землю, где лежала большая куча спиленных дубовых веток. Да, он совершил непростительную ошибку – надо было сверху начать пилить ветки, а не снизу. Ошибка была чисто техническая, но она сыграла роковую роль – когда Федор уже начал спускаться, под ним погнулась ветка, правая нога соскользнула и застряла в развилке. Все бы ничего, но спиленная ветка острием уперлась в бедро, и малейшая попытка вытащить ногу из капкана причиняла невыносимую боль.
Вишенеров считал себя разумным человеком, умеющим правильно оценить ситуацию, какой бы сложной она ни была, и найти оптимальное решение. Но сейчас его хладнокровие куда-то исчезло. На него неумолимо надвигалось осознание скорого конца, пугающее своей простотой. Нога, зажатая между ветками, скоро перестанет чувствовать боль и в ней кровоток прекратится – она уже сейчас немеет. Потом начнут неметь руки, вторая нога и все тело... И ножовку он зря сбросил. Если бы она была рядом, можно было бы попытаться отпилить ногу. Пусть будет больно, боль можно вытерпеть, лишь бы выжить.
А гусеница все наглеет, она уже ползает по лбу – не боится.
Шансов, похоже, нет. Телефон лежит на земле. Да какой толк от него, все равно здесь, в глухом лесу, нет связи. А вот возле пасеки, кажется, есть. Но он туда не пошел. И все из-за Вени. Вишенеров, как только представил, что Веня, устав ждать, пойдет искать его, едва углубился в лес, сразу же свернул с дороги, ведущей на пасеку, и потопал по густой траве в сторону речки Кневешка. Нет, ему не было жалко денег – просто ему казалось, что одолжить двести…триста рублей или отдать их просто так, по старой дружбе, как-то несерьезно, как-то по-детски. Ну, что значит для него триста рублей, когда он одним нажатием кнопки перекидывает с одного счета на другой десятки миллионов? Нет, тут дело в другом – просто ему хотелось побыть одному в лесу, побыть наедине с природой, а не с одноклассником. О чем бы они говорили? Это же смешно! И глупо…
Интересно, сколько времен прошло? Может, кто-нибудь схватиться и начнут его искать? Вряд ли…
Зоя? Она же в городе. Вот, если бы Оля! Да, Оля…Она, во-первых, не отпустила бы его одного в лес. Во-вторых…А что «во-вторых»? Какой смысл перечислять «во-первых», «во-вторых», «в-третьих»? Их так много, так много, ведь, считай, почти тридцать лет прожили вместе.
А зачем Зоя вдруг сорвалась в город? Ах, да! К парикмахеру. Приспичило, вишь…А, может?..Нет и нет! Надо эти мысли гнать прочь! Но почему-то не получается... Всего лишь месяц назад они с Зоей немного повздорили. Тогда она принимала ванну, а телефонную трубку забыла на кухне, хотя раньше с ней ни на минуту не расставалась. Когда раздался звонок, Федор Сергеевич машинально поднял трубку. На экране засветилось «Мастер-парикмахер». «Привет!» – раздался в трубке басовитый мужской голос. «Добрый день», – ответил Федор Сергеевич. Пауза длилась не долго. «Можно пригласить вашу супругу? – спросил парикмахер. – Нам надо утончить график».
Именно тогда у них произошла небольшая ссора.
«Ну, и что? – набросилась на мужа Зоя. – Что из того, что он сказал «привет»?
«Ничего, конечно, – вяло защищался Федор Сергеевич, – но он с таким нежным тоном это сказал, будто приглашал тебя на интим».
«Ты, как типичный представитель своего поколения, – продолжала наступать Зоя, – плохо ориентируешься в современных реалиях. Чтобы прическа была супер-пупер, нужно полное взаимопонимание между мастером и клиентом, как говорится, на клеточном уровне».
Потом Зоя распахнула халат, села на его колени, обняла и игриво щелкнула пальцем по носу: «Милый, неужели ты ревнуешь меня»? И все! На этом конфликт закончился.
Но все же, зачем Зоя сегодня рванула в город к мастеру? Может, причина кроется во вчерашнем конфузе? Если так, то все встанет на свои места…Да, видно, не зря Зоя поехала в город.
…Нина им постелила на веранде, а сама спать улеглась в доме, на диване. Дверь, занавешенную марлей, из-за жары оставила открытой. Когда Зоя прижалась к нему, обдавая жаром молодого тела, Федор молча отвел ее руку и кивнул головой в сторону двери. Но жена его не поняла. Она обиженно фыркнула и с деланным сочувствием спросила: «Опять»? «Не опять, – возразил Федор Михайлович. – Просто неудобно…слышно, ведь, будет».
…Гусеница все ползала и ползала по лицу. И не было ни сил, ни возможности смахнуть эту тварь. Ее глаза медленно вспучивались, закрывая все небо, а листва превратилась в одно бесформенное покрывало. Все плыло, все меркло…
– Ах, вон ты где? – вдруг послышалось сквозь пелену тумана, застилавшего глаза.
Вишенеров с усилием потянулся и взглянул вниз. Там, возле кучи веток, широко улыбаясь, стоял счастливый Веня.
– Ты чё там делашь? Гнездо свить решил? Думал, я тебя не найду? Давай, слазь! А то в магазин не успеем.