Июльский день приближался к середине . Солнце уже давно расправило свои лучи и теперь они, набравшись сил, нещадно палили, словно собираясь сжечь всё живое. Возникало ощущение, что воздух наполнен горячей солнечной пылью, которая при каждом вдохе обжигает рот, горло и растекается по легким. Попрятались и птицы, и кузнечики, и даже мухи летали так медленно, будто им вдруг скучно стало. И только дворовая рыжая собака резвилась, ловя свой хвост и громко лая, вызывая недовольство огромного толстого Барсика, лениво развалившегося на подоконнике, на самом солнцепёке, намереваясь вздремнуть. Он то и дело подергивал хвостом, косил глазом на неугомонного пса и сердито шипел. Пашка Сундуков тоже сидел у окна. Ковыряя в ухе, он с интересом наблюдал за собакой, думая свою горькую думу. А думал он о том, что спорить с сожительницей себе дороже, а значит , придется жениться. Но и это не самое главное. Важно, то, что он был женат и предстоял развод. Но и это не главное, ибо он был уже женат пять раз и четыре разводился. А что? Он просто был в постоянном поиске той самой, единственной и неповторимой, предназначенной только ему . Его Сима нынешняя уж очень крепко вцепилась в него , ну точь в точь паучиха какая-то. Какими бывают пауки и паучихи , Пашка не ведал, но был уверен, что именно такими. Ласковая, милая она в свое время взяла этим его в полон. Он был уверен, что вывернется, если захочет, но не тут-то было. Она держала его крепко, цепко. А ведь как просто раньше было! Пашка вздохнул, вспоминая.
Сначала была Машка …или Дашка… Нет, точно Машка! Пухленькая, мягонькая повариха она стряпала такие котлеты, зразы там всякие…А пироги! У Пашки от одних воспоминаний слюнки потекли. Э-эх! Было время… Но она не желала понимать его тонкую душу, не желала развиваться с ним. А он любил пивко с рыбкой с друзьями, да умные разговоры за жизнь. Ох-хо-хоюшки… А Машка… Да кроме своей кухни, да телевизора ничего не понимала. Телевизор-то и он любил, но уж после разговоров… Ах, да что говорить?! Развелся с ней… Эх, Машка- Машка…
Потом была Наташка- медсестрица из местной больницы. Она привлекла Пашку тем, что была полной противоположностью Машке. Худю-ющая…Ноги- палочки, руки – веточки, зато голова! Огромная… Или такой она казалась из-за невероятной худобы. Бес его поймет… Наташка не пекла и не варила. Они постоянно сидели на всевозможных диетах- то морковку хрумкали, то огурцами хрустели, заедая укропом с петрушкой и запивая разными травяными чаями. И это бы стерпеть можно было, хоть и не очень долго. Пашка сам себе признавался, что на морковке с капустой он не выдержит долго и начнет блеять, как коза (или козел?) . Ах, да не в этом дело. Наташка та откровенно не хотела расти вместе с ним и презирала все его попытки поговорить за жизнь. Она говорила только о правильном питании и здоровом образе жизни. И…,сами понимаете, какое может быть пивко?
–Это яд!– заявила Наташка, запретив даже с друзьями встречаться.–Они тебя угробят,–говорила она,–ты только посмотри, какую жизнь они ведут…Не-ет! Это не достойно моего мужа.
И, конечно же, Пашка с ней развелся. Не его звездой оказалась и Наташка.
В тот самый момент и заприметил он Дашку. С огромными стрекозиными голубыми, как незабудки, глазами, с золотыми искорками в медовых волосах, высокая и стройная она покорила сердце Пашки с первого взгляда.
– Вот она! Та самая,–замирая от предчувствия счастья, думал молодой человек,- мой солнечный лучик,–и ринулся в любовь, точно бабочка, на свет.
И опять-таки женился, уверяя, что на этот раз будет с любимой до конца дней своих. И стали жить. Дашка не запрещала встречи с друзьми. Ему просто некогда было с ними посидеть. Молодая жена принялась его образовывать. Она водила мужа в театр, на концерты, где он зевал, а то и засыпал, на выставках он тоже откровенно скучал и пялился на посетительниц. Дашка сердилась, но продолжала ходить с ним всюду, подсовывала ему и книги. И, если честно, Пашка больше двух страниц не осилил ни разу.
–Может, Дашка и лучик, да не мой,– размышлял Пашка, подавая заявление на развод.
И появилась Глашка. Она была самой обыкновенной– ни тебе стрекозиных глаз Дашки, ни полноты Машки, ни худобы Наташки…Ничего… Даже скучно на неё смотреть было. Но Пашка увидел в ней…Нет, не ту единственную, а надежду на спокойную жизнь, на ту жизнь, которой ему хотелось. И он не прогадал… Глашка смотрела ему в рот, со всем соглашалась, даже пиво с рыбкой трескала с ним наравне, с его друзьями общалась, но… Вот это проклятое «но»! Заскучал с ней скоро Пашка. Беседовать с Глашкой было не так уж весело. Это было одинаково, что с ней, что с резиновой куклой или со столбом. Она только поддакивала и кивала головой. И, разумеется, развелся и с ней, не тоскуя, а радуясь предстоящей свободе. Было даже интересно, какая ему опять попадется. А чего? Жениться- разводиться уже стало привычкой и даже потребностью.
В очередной раз он женился на Саше– нЕсколько грубоватой. Внешность её, да и манера поведения были под стать мужчине. Она работала, но хотела завести детей и была уверена, что и муж хочет того же. Дети же требуют определенных средств, а потому сразу же заявила, чтобы он не сидел пнем дома, а ехал на заработки, хорошо бы на вахту какую. Пашка помялся-посопротивлялся, но , получив однажды щелчок по лбу, быстренько собрался и укатил на целых пять лет.
Пашка и думать забыл о Саше, но Сима –его новая пассия не забывала. Поймав синицу, она не стала мечтать о журавле, а потихоньку нежно и ласково приручала залетного к себе, к своим имеющимся двум детям, внушая, что только Пашка может, да и стал уже им хорошим отцом, внушая, что только с ней и её семьёй он уже обрел своё счастье. Пашка кивал. А чего? Тепло ему живется, сытно, женщина под боком. Опять же не запрещает с друзьями новыми за жизнь говорить. Правда, это когда он не очень занят был всякими семейными делами. В целом, устроился он, не мешая Симе мечтать. А мечтала она о полноценной семье, о статусе замужней женщины. И стала приставать со свадьбой. Вот тут-то и выяснилось, что потенциальный муж давно женат.
- Поедешь и разведешься,– велела она,– ты о ней пять лет не вспоминал…Да и что тебя с ней держит? Детей у вас нет… Ведь нет?
–Нет,– соглашался Пашка.
И вот стучит поезд колесами. Лежит Пашка на верхней полке и думу думает. На нижней полке Сима похрапывает. Не захотела свою синицу отпускать . Оно и правильно. Попробуй потом поймай. А Пашке не спится. Тоскует он. Понимает, вот разведется он с Сашей, а Сима-то уже не выпустит… Да… И не найти ему тогда той единственной, неповторимой. Как же быть с той, которая суждена только ему? А колеса поют, убаюкивают. Не заметил, как уснул. Разбудил его аромат кофе. Сима уже подсуетилась, кофеманка…блин! Пашка поморщился. Не любил он эту горькую жидкость. С полки сполз и в коридор вышел, а там… проводница ходит крутобедрая. Задела его , будто нечаянно, глазками стрельнула, в которых бесенята резвятся… И потек было Пашка. Но не тут –то было. Выудила его из коридора Сима и собираться приказала. Понурил голову Пашка, да делать нЕчего.
Вот и город родной. Идут по знакомой улице, по лестнице , ароматизированной кошками, поднимаются, в дверь облупленную звонят. А на пороге… Пашка даже не узнал сразу в раздобревшей, поплывшей женщине жену свою. Да и понятно, пять лет всё-таки дома не был. Даже обрадовался, что Саша здесь не живет. Плечи развернул и хотел было назад двигать..
–А ! Муженек мой нарисовался!– голос женщины звучал знакомо и радостно.–Петя, Катя, Танечка, бегом сюда! Ваш папка приехал.
Пашка попятился. Пять лет его не было. Какой папка? Он оглянулся, дабы увидеть , к кому обращается женщина, но кроме Симы, подпиравшей его в спину, никого не было. Тем временем перед женщиной выстроились трое- негритенок, цыганенок и китайчонок…
Пашка икнул. Вытаращив глаза, он забыл вдруг все слова. И тут вмешалась Сима.
–Вы что несете, женщина?!–воткнув руки в бока, начала она.–Вам что ветром надуло за эти пять лет?
-А чего?– не растерялась и Саша.–Родила в законном браке. Имею права.
–Имеешь…Но дети –то не его. Паша-то ведь блондин.
– И что с того, что блондин? Может, его дед был негром, а бабка- китаянкой,– резонно заметила Саша.–Он записан отцом законным, значит, он отец и есть!– отрезала она.
–Ну, уже такому не бывать!– топнула Сима.– Мы докажем, что дети не его.
И доказали, оставив Сашу с носом и тремя детьми. Когда всё разрешилось, Пашка хотел было слинять. Но Сима не для его свободы старалась. Крепко обняла его, обвилась плетью тонкой, да ласковой, из сетей нежных да цепких и не выберешься. Так и остался Пашка. Не суждено ему уже больше неповторимую искать. Видно, доля его такая.