У каждого свое счастливое время. Для меня такими кажутся дни сенокоса в детстве, в лесу. Целая неделя каникул с ночевкой в настоящем шалаше из сена, походами в дикий малинник. Лесная малина особенно вкусная. А суп в ведре, на костре или разогретая на углях жестяная банка тушенки? Той тушенки, советской. Разве бывает что-то вкуснее? Но больше всего нравился мне чай. Над ним колдовала тетя Нина. К сожалению, забыл ее отчество. Брала воду из фляги, родниковой. Целое ведро. Пока закипит, отправлялась за корнями дикой вишни, которая росла поблизости. Выкапывала, чистила. Аромат чудесный, корни окрашивали воду в приятный вишневый цвет с кислинкой. Затем пучок душицы (матрешкой зовут в наших краях). И конечно зверобоя. Вот тогда и научился отличать зверобой в разнотравье. И конечно чая «тридцать шестого», немного, столовую ложку на ведро.
Косари возвращались к стану поздно. А уж чаевничать начинали в полной темноте. Никакого спиртного. Нужно до дождей справиться. Чай чудесный. Бодрящий и в то же время успокаивающий. И уже тянутся к ведру кружки по второму разу. Видимо тогда пристрастился к чаю. И сейчас в беседке, у самовара, при свете лампы, вспоминаются те далекие дни.
Темно. Костер горит с потрескиванием и шипением. Валежник сыроват. Свет от костра выхватывает лица. И обязательно кто-нибудь заведет житейскую историю.
Я в стороне, у шалаша. Слышны голоса и смех. Но я их не слушаю. Как много звезд на небе. Наверное, там, во Вселенной, тоже кто-то живет и смотрит на нас. Мы обязательно полетим к ним. Окутывает ночная прохлада. Старый тулуп на сене такой уютный.
В утренних сумерках по выпавшей росе посыпаюсь от знакомого шума и топота. Это лось подошел угоститься сухим сеном шалаша. Я ему оставил краюшку хлеба снаружи. Он знает.