Свеча горела ровно и светло. Свет от её маленького живого огонька разливался по столу, по сверкавшим в её свете столовым приборам, по салатницам с яркими овощами и по большому блюду с чем-то румяным, тяжелым, сытным и вкусно пахнувшим.
- Эй, ты, дура, - с легким звоном обратилась к свече серебряная вилка. – Ты там потише гори, а не то совсем растаешь.
Но свеча молча продолжала гореть и светить.
- Ой-ой-ой! Ай-йа-йай! – заколебалась старинная мельхиоровая ложка. – Так же недолго и вовсе исчезнуть! Одним светом ты сыта не будешь!
- Умалишотка! – Спалится на фиг. – приговорил лежавший рядом с ложкой и считавший себя острым столовый нож.
Свеча ничего не отвечала. Только прозрачная восковая капля пробежала по её белому бочку и застыла, повиснув навсегда на высоком серебряном подсвечнике.
Но даже несмотря на это, свеча продолжала гореть. Гореть и таять – одновременно.
Просто потому что кроме этого она ничего делать не умела.