Куриный бог

                ( Аудиокнига.  2017.  Книга шрифтом Брайля. 2018. )

            Первые гости начали расходиться около двух часов ночи, хотя веселье продолжалось. Музыка звучала без перерывов: когда ребята из молодёжного вокально-инструментального ансамбля ненадолго останавливались, чтобы отдохнуть, включали магнитофон. Мелькали вечерние платья, яркие, блестящие. По залу летали разноцветные шары, медленно падали на танцующих, снова взлетали вверх  – всё это отражалось в огромных зеркалах, в сияющих чеканках, из которых были сделаны стены кафе.
           Только теперь, когда уже кое-кто начал собираться домой, я поняла, что ужасно устала за этот день, день нашей свадьбы.
           Почему так бывает всегда: ждёшь чего-то долго-долго, мечтаешь, думаешь о том, как всё будет. И чувство такое непонятное: приподнятость, окрылённость, радость, а наступит праздник – не успеешь поверить в это, осознать, как он уже пролетел, закончился. Грустно немного, что всё прошло так быстро. Мне кажется, есть какое-то особенное чудо именно в ожидании этого чуда, когда всё ещё впереди.
            А сейчас… закончился один из незабываемых дней нашей жизни, – красивый, торжественный, неповторимый ни одной своей минутой.
            – Что случилось? – Игорь тихонько пожал мою руку и, глядя куда-то в фойе, – может, тебе надоело быть моей женой? Или…
            – «Или», Игорёша, именно «или». Каково это быть твоей женой, я ещё не знаю, поэтому пока «или». Устала… целый день в этих туфлях на высоченных шпильках.
           – Я тебя буду носить на руках, – шепнул он, наклонившись, и легко поднял меня, вызвав бурю оваций и возгласов.
           – О-о-о! – взревел басом Андрей, поглаживая свою шикарную бороду. – О! Как здорово! Прошу слова! Тише-тише! Игрек! Перед лицом своих сотоварищей, своих сокурсников, говори правду и только правду. Нет-нет! Невесту, то есть жену можешь продолжать держать на руках, – нам всё это очень нравится, да и ей, наверняка тоже. Так вот. Отвечай: по любви оженился или по расчёту? За весь день ни разу не дал украсть невесту, как мы ни пытались, – значит, по любви. Опять же выбрал такую маленькую пигалицу, чтобы было легче носить на руках, – значит, по расчёту? Отвечай!
  – Ребята! Крикните нам «горько», – попросил Игорь и, не дожидаясь громкого и дружного «горько!», почти неслышно коснулся губами моего виска.
        – Не умеешь целоваться!  – констатировал Андрей. – Разреши потанцевать с невестой? Знаешь, как обидно, если ни разу за вечер не удастся потанцевать с самой очаровательной, самой красивой, самой-самой… сегодня, здесь! Ей-богу, не украду! Клянусь! Можно?
        Отвечаю за Игоря:
       – Можно, Андрюшик, можно.
       И снова летают разноцветные шары, всё  вокруг кружится, кружится…

Подбежала быстрая, как всегда, весёлая, улыбающаяся Юлька, наша палочка-выручалочка, неутомимый организатор всех значительных событий.
         – Ребята! Гости расходятся, Антон с Леной провожают. Андрей, музыку заберёшь к себе, ты ближе всех живёшь. Мы здесь поможем, приберём. Вас проводят Люся с Вовой, им по пути. Ирочка, зайдите с Игорем на кухню, заберите…
         Опять заиграла музыка и заглушила последние слова.

         Мы с Люськой одевались в фойе, бережно укладывая в большой полиэтиленовый пакет белоснежную фату и цветы.
        – Ирочка, осторожно, помнётся. Давай я попробую.
        – Люсь!.. Неужели всё? Такая красота и больше никогда не понадобится. Всего на один день. Понимаешь, всё закончилось и мне почему-то грустно…
        – Глупая ты, Ирка, – перебила меня Люська, укладывая всё по-своему. – Если люди любят друг друга, то свадьба – это начало новой жизни, в которой каждый день будет незабываемый. Ты и в домашнем халате будешь не менее счастлива, чем в этом свадебном платье. А времени для грусти будет всё меньше и меньше. У нас как Димка родился, одно веселье началось: то надо, это надо, быстрей сюда, быстрей туда, – сама ведь знаешь. Вот родится у вас сын…
         – Люсь, пусть родится дочка, ладно?

         Игорь с Володей принесли из кухни большущую жёлтую корзину, завязанную сверху полотенцем. За ними шли три наши мамы. Они поразительно быстро нашли общий язык, всё время до свадьбы и сегодня что-то организовывали, готовили, улаживали, помогая друг другу.
        – Ирочка, милая! Вот мы вам кое-что собрали. Придёте домой – поешьте, а то проголодались, наверное, толком и не поели.
        – Игорёк, Вова поможет донести. Всего хорошего. Идите.
        Все мамы нас расцеловали, прослезились и, наконец, после шумного кафе мы оказались на тихой ночной улице.

        Город спал. Редко в каком окне горел свет. И падал снег! Медленно-медленно кружились искрящиеся в свете высоких фонарей крупные снежинки, покрывая сверкающим и пышным всё вокруг. Жалко было ступать на эту нетронутую красоту.
        – Ир! Ребята! Посмотрите, какое чудо! – Люська подкинула вверх полные пригоршни снега. – А тихо-то как! Волшебная ночь, будто в новый год, правда?
        Ноги утонули в лёгком невесомом снегу.
        – Скоро-скоро новый год, – подхватила я, кружась прямо на проезжей части. – Как люблю декабрь! Начало зимы и скоро самый лучший праздник в году, пропахший мандаринами и ёлкой.
        – Ира, иди на тротуар, вдруг машина поедет, – позвал Игорь.
        – Дорогой муж! Все уже спят. А если кто-то и поедет, то пусть объезжают, мне сегодня можно всё-всё-всё.
        – Послушай, жена. Я уже понемногу начинаю жалеть, что на тебе женился. Ты мужа должна бояться, а ты…

        Незаметно дошли до дома, в котором нам по счастливой случайности удалось снять небольшую квартиру. Дом был пятиэтажный в старом тихом районе нашего города, в стороне от широких автодорог. Несколько таких же пятиэтажек стояли впритык друг к другу, образуя почти правильный квадрат. Двор много лет назад засадили тополями, которые сейчас поднимались выше крыш.
        Корзину и пакеты поставили на крыльцо.
        – Сами поднимете?
        – Конечно, Володя, спасибо.
        Люська звонко чмокнула меня в щёку, шепнула на ухо: «счастливо, до завтра…»
       И мы остались одни. Падал снег.
        – Первый раз мне не надо тебя провожать и идти домой, – историческое событие в нашей жизни.
        –…в семейной, – засмеялась я. – Игорь, вот подумай, какая несуразица. Мы с тобой муж и жена. Смешно, да?
        – Смешно? Просто непривычно. Люся с Вовиком уже мама с папой и  что-то незаметно, что им смешно.
        И тихо-тихо:
        –…пойдём домой…
        – Подожди. Давай чуть-чуть постоим. Нам ведь надо запомнить этот вечер на всю жизнь. Представь, будет у нас золотая свадьба, ты будешь лысый и с  бодожком  дед Игорь…
          – Ты в шали и утеплённых бурках, окружённая многочисленными внуками, и ещё…
        – Нет, Игорёк, не надо дальше. Всё это будет ой как нескоро. И впрямь, будто новогодняя ночь.

        Мы поднялись на верхний этаж, открыли дверь, и оказались в нашей маленькой, полупустой пока квартире. Я потянулась к выключателю и наткнулась на  Игоря.
        – Ирка! – шепнул он где-то над моей головой, погладил по щеке прохладной рукой, поцеловал мои волосы. –  Я по тебе очень соскучился, весь день перед глазами мелькали гости, ребята, девчонки. Я тебя толком и не видел… Ир! Это, правда, ты?..
         –…дверь закрой…на ключ…

        Я прямо в одежде прошла в комнату, сбросила на пол шубу и сама села рядом, с удовольствием вытянув ноги.
        Кроме стола, двух кресел, кровати и толстого ковра на полу здесь ничего не было. Чтобы не казалось так пусто и неуютно, на стенах мы развесили несколько акварелей и картин Игоря. С самого детства и до сих пор он безумно любил рисовать красками, мелом, углём, карандашом. Когда перед свадьбой обустраивали наше жильё, он в первую очередь перетащил из дома огромный чемодан, набитый красками, тюбиками, баночками, кисточками. На подоконнике лежали кипы и рулоны бумаги. Вот тогда я и придумала украсить комнату его работами. Сама выбрала из стопы те, которые больше всего нравились мне, и распределила, какую и куда. Поначалу Игорь сопротивлялся:
        – К чему всё это? Будут к нам гости приходить, друзья, а тут галерея. Вот, скажут, выставку устроили.
         – Ну и пусть говорят. Все же знают, что ты рисуешь. Да и что говорить? Смотри, за окном декабрь, мороз, а у нас здесь лето: берёзка, солнце, трава и солнце над рекой. Посмотришь – и теплее становится. Или вот эта. Рябина…ягоды красные. Мне нравится. А черёмуху в кухню.
        И сейчас в нашей комнате встретились зима и лето, весна и осень, –  все времена года одновременно: следы белки на розовом снегу и подснежник у ручья, ветка сирени в воде и цветущая липа.

        Игорь разделся в прихожей, занёс пакеты, корзину, развязал полотенце и улыбнулся:
        – Вот это да! Смотри, какие мы богатые. Чего только нет: яблоки, конфеты, апельсины, даже вино. Хочешь яблочко?
        Я засмеялась, кивнув на стол, где стояла чашка с крупными жёлтыми яблоками, белые цветы в вазе и жареная курица:
        – Мамы хотят, чтобы мы были толстые и красивые.
        – Ира, не надо «толстых», – он легко поднял меня с пола, улыбаясь, посмотрел сверху вниз. –  Я хочу, чтобы ты всегда была вот такая, маленькая, тоненькая, красивая и …моя…
        Обнял, наклонившись, уткнулся лицом в мои волосы.
        –..ты пахнешь летом и яблоками.
        И тут нестройный хор грянул во дворе:
        – И-ри-ша! Иго-рёк! Вы-хо-ди-те! Ребята!   
        – Выйди на балкон, они поднимут весь дом, – почему-то шёпотом сказала я, легонько уперевшись ладонями ему в грудь. Он нехотя разжал руки и, когда вторично грянуло:
        – Ири-на! Игорёк! – вышел на балкон.
        – Игорёк! Друг! Пусти погреться. Мы замёрзли, как зюзи. Обогрей, друг! Не дай до утра околеть! Пусти, открой дверь! – Раздались снизу весёлые голоса.
        – Други мои! Я вас очень люблю и уважаю, но вы не вовремя, вы мне надоели. Давайте по домам, идёт?
        Кто-то завозмущался, захохотал, затренькал на гитаре, запел. Игорь вошёл в комнату, выключил свет и раздвинул шторы.
        – Вот так будет лучше. Мы всё видим, а нас нет. Нас нет дома. Артисты, надо было идти сюда среди ночи, чтобы пошуметь, – стараясь казаться сердитым, почему-то шёпотом говорил он, будто кто-то мог услышать его в нашей квартире, где кроме нас никого не было. Глаза быстро привыкли к темноте, и оказалось, что и вправду всё видно. Уличный фонарь освещал стены комнаты, за окном по-прежнему падал снег.
        Игорь снял пиджак, аккуратно повесил на спинку кресла, развязал галстук, что-то достал из кармана, шагнул ко мне, протянув руку.
        – Иришка, в эту знаменательную… ночь…в нашей жизни я хочу сделать тебе подарок. Мне хотелось бы, чтобы тебе понравилось.
        Открыл маленькую коробочку, что-то блеснуло в руке, холодно скользнуло по моей шее.
        – Что это? Спасибо, Игорёк. Только не видно толком… спасибо всё равно.
        – Не будем включать свет, то друзья вернутся…вдруг…опять. Это цепочка и подвеска – твой знак зодиака. Утром посмотришь, иди ко мне…
        – Игорёк! Давай поговорим, – остановила я его. – Знаешь о чём? Я подумала…ты нарисуешь мне ромашки…белые на голубом. Нарисуешь?
        –…всё, что хочешь…
        – Игорёк, я никогда не видела море. Давай летом поедем на море? Подкопим денег, получим отпускные, и…к морю…пусть у нас здесь нет ничего почти, а море, оно на всю жизнь запомнится, наверное, оно красивое…
        Чем ближе он подходил, тем тише я говорила и тем горячее убеждала, что нам так необходимо поехать летом на море, которое мы оба никогда не видели.
        Он осторожно обнял меня, погладил по голове, как маленькую девочку, а я всё что-то пыталась ещё сказать, натыкаясь на руки, на губы, на грудь и…вдруг почувствовала, что свободна. Игорь отошёл к окну, упёрся руками в подоконник и будто сам себе стал говорить уже не шёпотом, а нормальным голосом:
        – Я тебе нарисую ромашки, белые на голубом, как ты хочешь. Мы поедем на море, обещаю. За всё время, пока мы знакомы, я тебя старался ничем не обидеть, не обмануть, понять и сейчас не хочу обижать, потому что мне с тобой очень хорошо, мне с тобой лучше, чем было бы без тебя. И я не настолько глуп, чтобы ничего не понимать. Так что не надо меня бояться…у тебя такие перепуганные глаза…я специально свет выключил, а если серьёзно, – помолчав, добавил он, –  то я и сам…боюсь чего-то,…не знаю, может быть…тебя?
        Обернулся, протянул руки и я…сама, успокоенная, обессиленная, счастливая,.. шагнула им навстречу. Я словно растворилась, взлетела куда-то и замерла от восторга, слушая вечные, нежные, шальные слова:
        –…какая ты милая, маленькая, лёгкая…Я увезу тебя на самое красивое море в мире. На Чёрное, хочешь? Я нарисую ромашки…белые,…почему ты дрожишь? Не молчи,…говори вслух…не стесняйся меня, чтоб я знал,…вдруг что-то не так…говори, о чём ты молчишь. Я тебя люблю…очень,…слышишь?.. люблю……

        …За окном падал, падал снег…


*****

               
        Мы мечтали о море. Привыкали к новой жизни, изучали друг друга, учились, работали. Кто придумал, что медовый месяц – это безмерное счастье день и ночь? Мне кажется, далеко не так. Иногда мы спорили из-за каких-то пустяков, иногда даже ссорились, ругались, расходились по разным углам, но кто-то первый начинал: « Скорей бы лето. Поедем?»
        – Конечно!
        Нас мирило именно это ожидание чего-то необыкновенного – море, которое никто из нас ещё не видел.
        К лету мы купили всё самое необходимое: телевизор и холодильник. Высокая ваза из красного стекла, стоящая на подоконнике, стала копилкой. Одну зарплату в вазу, обязательно, каждый месяц. И вот, сдав летнюю сессию и добавив к содержимому вазы наши отпускные, наконец-то едем!


*****


 Мне нравится ездить в поездах, особенно дальнего следования. Это осталось ещё из детства, когда мы почти каждое лето всей семьёй уезжали в деревню к бабушке, маминой маме. К ней надо было ехать долго, почти трое суток. Запруженные народом и багажом шумные, гудящие, как огромный пчелиный улей, вокзалы; бесконечные, утомительные очереди в кассы; сладковато-приятный аромат яблок из большущих корзин и сеток – почему-то чаще всего везли именно яблоки; незнакомые разные лица, люди, разговор; какое-то облегчение и радость, когда к перрону не спеша подходит, наконец-то, свой, такой долгожданный поезд, который становится твоим домом на несколько часов или дней; – во всём этом было что-то особенное, интересное, новое.
         Наверное, нигде люди не знакомятся так быстро и легко, как в поездах. Вот и сейчас, едва успев войти и разложить по местам свои чемоданы и сумки, все уже знали друг друга, знали, кто и куда едет и кто кому кем приходится. Молодая женщина с двумя дочками, трёх и восьми лет, ехала к новому месту работы мужа,  в Симферополь. Детей сразу же все наперебой начали угощать фруктами и конфетами. Старшая девочка, смущённая всеобщим вниманием, застенчиво пряталась за мать. А маленькая смело влезла на колени к одному из ехавших с соревнований ребят, потрогала его за усы и громко сообщила всем присутствующим:
         – А у папы такого нет. Папа красивый.
          – Значит, я очень страшный? – притворно-обиженно спросил довольно симпатичный черноглазый парень. – Я тебе не нравлюсь?
          – Нлавишься. Ты мне конфету вкусную дал. У тебя она одна была?
          – Настя! Вы извините, пожалуйста, – женщина взяла дочь, усадила к окну рядом со старшей девочкой. – Ты ведёшь себя некрасиво, – тихо сказала она, доставая из сумки яркую детскую книжку. – Леночка, посмотрите вместе.


*****


 После захода солнца в окно повеяло свежестью, и по вагону разнёсся аромат свежезаваренного чая. Две девушки-студентки, устроившиеся после летней сессии проводницами, несли на подносах стаканы в подстаканниках и сахар, упакованный по два кусочка в красивые блестящие обёртки.
         Ночью проезжали Киров. Спать не хотелось, и мы вышли в тамбур. Здесь у открытого окна было свежо и прохладно. Игорь прижал меня к себе, укрыв плечи курточкой.
         – Ирка! Как тебе Настька? Такая весёлая, не соскучишься. Давай заведём такую?
        – Ещё год до защиты.
        – Ну и что. Справимся. У нас же не как у всех – целых три мамы. Знаешь, вот слушаю ребят, все хотят сыновей, гордятся, если родится именно сын – наследник! Продолжение рода, фамилии. А по мне так лучше дочка: маленькая, озорная, обязательно с двумя тоненькими косичками огромными бантами; и платьице чтоб было коротенькое-коротенькое, как у балерины. Я ей куплю кучу кукол.
        – Хорошо, покупай, – согласилась я. – И имя придумал?
        – Никак не могу выбрать. Анечка или Светлана? А может, Настька, и Машенька – тоже красиво.

        Поезд замедлил ход. За окном проплывали маленькие деревянные домики, невысокие тёмные постройки. Длинные заборы. Потом двухэтажные каменные дома с узкими окнами; высокие редкие фонари с тусклыми лампочками; далеко впереди по ходу поезда показалась россыпь тысяч огней – приближался город. Улицы становились шире и светлей. Всё больше появлялось людей и машин, подплыла привокзальная площадь с толкотнёй отъезжающих; с тележками, уставленными разнокалиберными чемоданами. Девчонки проводницы начали размещать новых пассажиров и чтобы не мешать, мы вернулись в своё купе.


*****

               
        Утром я проснулась самая первая. Колёса бойко выстукивали: быстрей- быстрей, быстрей-быстрей, быстрей-быстрей.…Проезжали какой-то небольшой разъезд. Несколько деревянных домиков выстроились около извилистой речушки. Женщина в белом платке и фартуке провожала со двора корову, босой мальчишка лет трёх-четырёх махал рукой проходящим вагонам. Как-то ведь живут здесь люди: без асфальтированных дорог, без кинотеатров, музеев, стадионов, – без всего того, к чуму привыкли мы в больших многоэтажных городах. Здесь все, как одна семья, все знают друг друга; дети целое лето бегают босиком по траве и жёлтым, горячим от солнца тропинкам, а мимо день и ночь идут поезда; мимо, даже не останавливаясь, только чуть-чуть замедлив ход.
        В Симферополе долго прощались с попутчиками, прощались навсегда, – вряд ли когда придётся увидеться, но на всякий случай обменялись адресами. Чем чёрт не шутит, а вдруг когда-нибудь окажешься ещё раз здесь, и в этом незнакомом городе тебе будет к кому зайти и точно – примут тебя, как родственника, с радостью, хотя прожили в тесном купе всего-то навсего двое суток.


*****

    
        То, что мы поедем именно на Чёрное море, было решено сразу и бесповоротно в день нашей свадьбы, вернее, в ночь после свадьбы. Дома по вечерам мы часто раскладывали на столе географическую карту и путешествовали заочно. Уже от одних имён причерноморских городов веяло чем-то солёно-тёплым, солнечным. Ялта, Евпатория, Анапа, Новороссийск, Геленджик, Феодосия. Все эти слова звучали, как музыка, обещали что-то необъяснимо чудесное. Ни в одном из городов у нас не было ни родственников, ни знакомых, поэтому мы выбирали на «авось». Игорь водил карандашом по берегу Чёрного моря и читал:
        – Массандра, Ливадия, Гурзуф.…Смотри, какие маленькие кружочки, значит и людей там меньше. Ир, может, Ялта? А вот здесь Кача. Интересное название, Ка-ча. Поехали дальше… Севастополь.
        – Всё, дальше не читай. Едем в Севастополь! – решительно заявила я.- Хочу именно туда!
        – Почему? Объясни.
        – В музыкальной школе я играла «Севастопольский вальс» и он мне очень нравился, значит и сам город понравится. Такой замечательный вальс можно написать только о замечательном городе.
        Игорь, улыбаясь, смотрел на меня, не перебивая, о чём-то думал.
        – Что ты улыбаешься? Не хочешь в Севастополь? А я хочу. Ну, давай туда поедем. Какая тебе разница?
        – Севастополь, – повторил он. – Знаешь, где-то я читал, в переводе с греческого языка,это вроде великолепный…великий…величественный.…Вот именно, величественный. В годы войны он был разрушен весь, остались одни развалины и за короткое время его восстановили. Сейчас это один из красивейших городов. Величественный город. Ирка! Давай вальс! Помнишь?
        – Сейчас попробую.
        Я достала баян, вспомнила мелодию одной правой рукой, потом несколько раз проиграла двумя. С каждым разом вальс звучал всё уверенней и легче. Игорь сидел в кресле, кивал в такт музыке и, наконец, подвёл итог под всеми нашими рассуждениями:
        – Решено! Музыка классная! Едем в Севастополь!


*****

    
        Едем в Севастополь, не отрываясь, смотрим в окно электрички. Сначала она летела по высокому горному мосту. Где-то далеко внизу раскинулись необъятные зелёные поля, мелькнул домик размером меньше спичечного коробка – белый-белый домик на зелёном фоне. Неожиданно электричка нырнула в тёмный тоннель, я даже вскрикнула от испуга: яркий свет – и вдруг кромешная тьма. И опять мчимся по мосту, земля внизу, потом тоннель, потом снова вырываемся наружу, на солнце.
        – Мама, смотри, море! – вдруг громко крикнул ребёнок вначале вагона.
        – Это ещё не море, это бухта, – объяснил кто-то. – Увидишь и море, только попозже.
        Вода подступала к самому железнодорожному полотну. Далеко за белыми скалами виднелся город…незнакомый, красивый, светлый. Вскоре показались белые башенки одноэтажного, с полукруглыми окнами, вокзала.
        Мы вышли на небольшую площадь и огляделись, поставив сумки прямо на асфальт, под ноги. Я расстегнула ветровку и вздохнула полной грудью. Воздух, настоянный на южном солнце, кружил голову, пьянил, как дорогое ароматное вино. Забылось, что мы в совершенно чужом городе, что здесь нас никто не ждёт, что уже вечер и нам надо где-то остановиться. Я восторженно трясла Игоря за руку:
        – Смотри! Это что за дерево? Невысокое. Листья огромные, крона круглая, как по циркулю. Красотища! Да смотри же!
        – Ир, погоди. – Он оглянулся вокруг. – Так, здесь очередь на такси, нам сюда не надо. Я схожу в вокзал, узнаю, куда можно. А ты подожди.
        –  Игорь, я надышаться не могу! Чем это пахнет? Где-то что-то цветёт. Как вкусно.
        – Добрый вечер! – раздалось рядом.
        Мы удивлённо оглянулись. Перед нами стоял высокий смуглый парень спортивного телосложения и улыбался.
        – …добрый, – ответили хором. Я посмотрела по сторонам, никого поблизости не было, значит, парень обращался именно к нам.
        – Наверное, я вас встречаю.
        – Извините, не понял. Может, вы ошиблись? По-моему, мы с вами незнакомы, – начал Игорь.
        – Незнакомы, так в чём дело? Давайте знакомиться. Анвар Атоян, – парень достал из кармана водительское удостоверение, протянул Игорю документ. А мне руку.
        – Анвар.
        – Ирина, – ответила я и неожиданно для самой себя тоже улыбнулась навстречу его открытой улыбке.
        – Анвар Атоян.
        –Игорь Чижов. Документы?
        – Не стоит. Я вижу, вы впервые в нашем городе, похоже, приехали ни к кому, так называемые дикари? Могу предложить жильё. Вчера от мамы с отцом съехали двое отдыхающих, свободна времянка, две комнаты и кухня. Из окон, правда, не видно моря, но на трамвае за полчаса можно доехать. По рукам? Вон транспорт ждёт. – Парень кивнул на стоящий неподалёку старенький голубой «Москвич». –  Едем?
        Мы с и Игорем переглянулись и сразу же согласились, поняв друг друга без слов: что-то очень привлекало в этом незнакомом парне, внушало доверие. Может быть, спокойная, выдержанная речь и дружеское крепкое рукопожатие. Анвар легко подхватил сумки и направился к своему автомобилю.

Я сразу прильнула к окну. Анвар, видимо поняв этот интерес ко всему, что мы видели, ехал не торопясь, ничего не говоря, не мешая просто смотреть на свой знаменитый, пока ещё чужой для нас, город.
        Дорога была неровная: машина то быстро въезжала по каменистой тропинке вверх, то вдруг резко съезжала вниз. С обеих сторон виднелись беспорядочные постройки, некоторые словно прилепились к серой отлогой стене: красные крыши утопали в пышной южной зелени. Так и представлялось, что сейчас с крутой узкой тропинки легко сбежит вниз тоненькая смуглая девушка с кувшином на плече, сверкнёт чёрными жгучими очами, тряхнёт многочисленными косичками; блеснут, прозвенев, золотые мониста на её изящной шее.
        И вот, наконец-то, такой долгожданный белый город. Широкий проспект, трёхэтажные дома с полукруглыми окнами, красные троллейбусы и удивительной красоты уличные фонари чуть выше человеческого роста, цветущие деревья по краю дороги. За зелёным сквером показалось здание похожее на наш родной свердловский УПИ – кинотеатр «Победа». Многолюдная Морская улица. Опять трёхэтажные дома, внизу магазины; балконы с колоннами; невиданные экзотические растения и красные розы на клумбах. Памятник из бело- бордовых плит, чёрные скульптуры матросов с винтовками…Гостиница «Украина», светлая, шестиэтажная, с широкими окнами; мемориал с десятками фамилий. И везде причудливые фонари: с ажурной вязью, то похожие на гроздь винограда, то в виде колокольчиков. Широкой ровной лентой поднимался вверх современный проспект с серыми многоэтажными высотками. Проспект генерала Острякова. Вскоре от огромного стеклянного магазина с тёплым названием «Приветливый» Анвар свернул влево, потом вниз и мы оказались на узкой улочке без привычных заборов и ворот. С обеих сторон всё было затянуто вьющейся густой зеленью, из которой кое-где виднелись крыши домов.
        Анвар остановил машину. Достал из багажника наши вещи:
        – Приехали.
        Еле заметный просвет в зелени оказался маленькой дверцей. Войдя во двор, мы остановились и замерли, поражённые никогда невиданной ранее красотой. Заходило солнце и на чисто выбеленных каменных стенах дома и двора шевелились тени больших, причудливо резных, ажурных листьев. Я подняла голову вверх – прямо надо мной висела прозрачно-зелёная гроздь винограда. Видно, она ещё не поспела, ягодки были некрупными, совсем не такими, какие продают на базарах осенью. Среди узорчатых листьев то там, то тут виднелись эти игрушечные гроздья.
        – Виноград! – выдохнула я. – Настоящий! Какая красота.
        Анвар улыбнулся:
        – Самый что ни есть настоящий. «Дамские пальчики», один из сортов зелёного винограда. Вот этот, крупнее, «чаус», тоже светло-зелёный, но гроздья на вид совершенно иные. А там, видите, совсем другие ягодки: тесно- тесно прижатые друг к дружке, кисточки небольшие, – это «шашла», один из видов розового винограда. Есть ещё и чёрный, знаменитая «изабелла».
        – У меня была коробка из-под конфет с красивой картинкой на крышке, с сине-чёрной гроздью. Значит, вот какая она наяву. Чудо!
        – Как вы правы. Настоящее чудо!
        Я повернулась на голос и увидела невысокого крепкого мужчину в широкополой соломенной шляпе.
        – Ой, здравствуйте!
        – Здравствуйте, здравствуйте, – подошёл он поближе. – Я живу здесь всю жизнь и до сих пор никак не привыкну смотреть на всё это, как на какую- то обыденность. Из корявой некрасивой лозы – и вдруг, действительно, чудо. Просто видеть – сказка, а попробовать – слов нет. Правда, он ещё не поспел.
        В углу двора находилась, вероятно, летняя кухня с большими стеклянными окнами и дверями. Услышав разговор, оттуда вышла маленькая женщина, на ходу вытирая мокрые руки полотенцем.
        – Добрый вечер вам, – приветливо обратилась она к нам. – Ну, наконец-то приехали. Сынок, давай знакомь нас.
        Анвар обнял её за плечи.
        – Это наша мама Паша. Дядя Дима, отец. Новые жильцы –  Ирина и Игорь.
        – Ребятки, может быть, хотите с дороги помыться? Я титан подогрела. Ой, да что это я, – всплеснула она руками, – сначала надо ведь домик вам показать, проходите.

        Мы спустились с ней со двора по ступенькам вниз, и попали в сад. С левой стороны от забетонированной узкой дорожки росли незнакомые деревья с крупными жёлто-красными плодами. Я подошла поближе и не удержалась:
        – Игорь, смотри, персики или абрикосы? И прямо на земле лежат. Вот это да!
        Тётя Паша остановилась, крикнула вглубь сада:
        – Павлик! Где ты? Павлушка! Куда подевался? Пойдёмте пока в дом.
        Я с сожаленьем оторвала взгляд от лежащих на земле персиков и только тут заметила справа от дорожки небольшой каменный светлый дом с широкими окнами и стеклянными дверями.
        – Вот здесь вы и будете жить. Места хватит. Это кухня, дальше маленькая спальня, а прямо – большая комната. Пользуйтесь телевизором, газовой плитой. Стирать можно во дворе, у колонки. Тазик в коридоре. Ну, устраивайтесь. Я вас жду в летней кухне. Приходите помыться, вода нагрета.
        – Повезло нам, –  сказал Игорь, когда тётя Паша вышла. – Даже не верится. Отдельный дом, в котором мы одни.
        Он поднял меня на руки, прижался колючей щекой к моему лицу:
        – Ты мой маленький чижик…я тебя очень люблю.
        – Павлик, – раздался под окном голос тёти Паши. – Где ты был? Кошку искал? Погоди расстраиваться, она сама  придёт. Погуляет и придёт. Ты бы набрал в тазик персиков. У нас новые жильцы, угостить надо.
        – Наберу, сейчас.

         После душа нас пригласили в большой двор, где за круглым столом собралась, наверное, вся семья наших хозяев. Мы долго пытались отказаться, но хозяйка решительно пресекла все возражения:
        – Пойдёмте, пойдёмте, сейчас Павлик принесёт фруктов. У вас ведь, наверное, там, где вы живёте, такие не растут?
        – Да, не растут. У нас есть яблоки, реже сливы. Зимой часто деревья вымерзают. А уж о персиках и мечтать не приходится.
        – Вот и пойдёмте. С Леной, дочкой познакомитесь.
        – Неудобно как-то…
        – Очень даже удобно. А вот и Павлик.
        С полным тазиком персиков к нам подошёл мальчик лет десяти. Он был весь такой жёлто-шоколадный. Загорелые дочерна ноги, руки и лицо; жёлто- золотистые волосы и неожиданно синие, серьёзно-грустные глаза.
        – Наш с дедом внук, – улыбнулась тётя Паша. – А это, Павлушка, новые жильцы. Ирина,  – обратилась она ко мне, – помогите мне донести тазик, а ты, Павлик, набери и слив.
        Мальчик тотчас исчез в саду, я с тазиком пошла за хозяйкой, Игорь вернулся в дом, чтобы взять купленные на всякий случай конфеты и бутылку вина.
        Невысокая, белокурая женщина в светлом сарафане, оказавшаяся дочкой хозяев Леной, расставляла на столе посуду. Анвар что-то помешивал в широкой кастрюле, из открытой двери летней кухни вкусно пахло ухой.
        – Садитесь быстрей, – поторопил всех Анвар, – у меня готово.
        Через несколько секунд вынес блюдо с чем-то дымящимся и розовым, с чёрными глазами и кое-где торчащими усами.
        – Угощайтесь, пожалуйста.
        Мы с Игорем недоумённо переглянулись – не решаясь признаться, что даже не знаем, как этим угощаться. Большое сомнение вызывали глаза и усы.
        Анвар перехватил наш взгляд, усмехнулся:
        – Креветки. Едят их так. Лишнее убирается, а вот это белое мясо – такая вкуснятина. Ира, вам помочь?
        – Нет. Ещё раз покажите, что убирается, и я сама.
        – Будете есть?
        – Конечно, ни разу в жизни не видела и не ела такого, сейчас попробую. О, и вправду вкуснятина, только что- то лишнего много остаётся.
        Из сада появился Павлик с миской слив:
        – Я их вымыл.
        Поставил на стол и настойчиво втиснулся между Анваром и Леной.
        – Ира, а вы смелая, – заметил дядя Дима. – Обычно впервые креветки вызывают у женщин какое-то неприятие, пока они не привыкнут и не распробуют их вкус. Иное дело мы, мужчины. Вон Игорь, наверное, знаком с ними.
        – Видел только на картинке. Наяву в первый раз.
        – А я, дядя Дима, насчёт еды непривередлива. Что все едят, то и мне подойдёт. Извините, можно персик возьму?  Больше сил нет ждать.
        – Конечно, конечно! – одновременно сказали все, и каждый протянул мне по румяному замшевому персику, а Павлик, молча, пододвинул ближе всю чашку.
        – Пришлось мне как-то быть в вашей стороне, на Урале. У вас ведь там жимолость, морошка, крыжовник, – тоже очень вкусно. Ты, мамуля не пробовала крыжовник, надо было привезти черенков, посадить в углу, вместо сливы. Не догадался.
        –  Крыжовник вместо сливы? – удивилась я.
        – Вам, Ирочка, не совсем понятно. У вас, на Урале, этого тоже не поняли бы, но иногда хочется чего-нибудь такого. Мамуля не пробовала, Павлик, Лена. А ты, Анвар?
        – Я пробовал, отец. Морошку, клюкву, бруснику. Есть у меня приятель в Сибири, ездил туда.
        Игорь достал из кармана записную книжку:
        – Давайте ваш адрес. Через месяц вышлю посылку с черенками. У нас есть крыжовник зелёный и красный, жёлтый – янтарный. Тоже разнообразный, как у вас виноград. Он хорошо приживается, может, и здесь приживётся.


*****


Неожиданно быстро наступила ночь. Не было долгого вечера, когда медленно наплывают сумерки. У нас дома в летние ночи на улице можно читать, потому что ночи, как таковой, не бывает совсем: не успеет погаснуть закат, и тут же начинает светлеть восток.  А здесь… Мы с Игорем сели на скамейку у нашего домика. Сидели рядом, близко, не видя друг друга.
        – Игорь, смотри, как здорово!
        – Куда смотреть?
        Я ещё не привыкла, что он не видел моих жестов.
        – Смотри – небо.
        Небо было чудное. Бархатное, чёрное-чёрное. И на этом чёрном, словно драгоценные камни, –  крупные, яркие, искрящиеся, но…чужие звёзды. На своём привычном месте отсутствовало украшение ночного неба – созвездие Большой Медведицы с её красавцем Мицаром и маленьким Алькором слева, которые так хорошо видны из окна нашей квартиры там, далеко. Дома. Нет ни Близнецов; ни той крупной звезды, не знаю её названия, но очень люблю смотреть на неё ночью. Она мерцает: то синяя, то красная, то зелёная,- такое впечатление, что она крутится быстро-быстро-быстро…
        Скрипнуло окно в большом доме хозяев. « Кис-кис»,– долго звал Павлик свою кошку, но она так и не отозвалась. У калитки, выходящей на улицу, загорелся маленький фонарь, тут же открылась дверь из дома и во двор вышли Лена и Анвар.
         – Завтра утром приедут Виктор и Саша, отцу надо на пасеке помочь, а я на два дня ухожу. Увидимся через пятьдесят пять часов…Ленок…– Анвар осторожно обнял Лену, и они словно застыли вдвоём.
         – …может, правы отец с матерью, мы быстрей поладим, если будем все вместе,…привыкнем.
        – Анвар, милый,- перебила негромко Лена, – ты прости меня…не получается что- то у меня…не могу я…что- то не дает,…понимаю, но не могу, пока он …так…
        – Хорошо, хорошо…я не тороплю. Ладно.
        Случайно оказавшись свидетелями личного, пусть и непонятного разговора, мы тихонько вошли в домик, прикрыли за собой дверь и остались одни.
        – Игорь, неужели это правда?
        – Что именно?
        – Что полчаса отсюда самое красивое в мире море?! Давай завтра с утра, сразу же, слышишь? Сразу  туда, на море. Какое оно?
        – Завтра увидим,…иди ко мне, –  как пушинку поднял меня, и так легко и уютно стало в его сильных, родных, ласковых…и нетерпеливых руках.


*****
    
               
        Я боялась проспать и проснулась рано-рано очень счастливой, вспомнив, где мы. Тихонько, чтоб не разбудить Игоря, вышла из времянки. В большом доме уже не спали. Два крепких молодых парня и дядя Дима собирались уезжать на голубом « Москвиче». Тётя Паша уговаривала Павлика:
        – Может, поедешь? Сколько можно искать? Придёт твоя Мурка, придёт сама. Поезжай.
        Из машины вышел один из парней:
        – Павел, Анвар вчера вечером обошёл всю округу, не попалась она. Хочешь, я тебе другую кошечку привезу? Какую надо?
        Павлик покачал головой:
        – Нет, других мне не надо.
       Парень пожал плечами, сел за руль, махнул из окна.
        – Мамуля, мы поехали.
        – Счастливого пути, сынки.
        Тётя Паша ушла в летнюю кухню, я окликнула направляющегося в сад Павлика:
        – Послушай, когда у тебя кошка потерялась?
        – Позавчера вечером, давно.
        – Ты не прав. Совсем недавно. У кошек бывает. Уйдёт, день нет, второй, третий, а потом сама вернётся. Они даже за несколько километров свой дом находят.
        – Вы думаете?
        – Я знаю. У нас случай был. Потерялась кошка, нас пятнадцать человек три дня искали везде, а она сама пришла. Воспитательница рассказывала, если кошка заболеет, она уходит, ищет лечебную траву сама, представляешь? Поест травы, выздоровеет и возвратится. Наша вернулась и твоя придёт.
        – Вы думаете? – ещё раз переспросил он.
        – Думаю. Только давай договоримся, не зови меня на вы. Меня никто так не называет. Просто Ира, хорошо?   
        – Мама не разрешит.
        – Я ей сама объясню.
        –  Тогда хорошо. Просто Ира. Почему ты не спишь? Ещё рано.
        – Знаешь, мы так долго ждали лета, чтобы приехать сюда, ни разу не видели море. Так хочется поскорее увидеть, даже сна нет.
        – Понятно. Мне тоже не спится. Пойду, поищу в саду и на улице.
        – Можно я с тобой?
        Он подумал и как-то нерешительно:
        – Если хотите.
        – Договаривались же на «ты».
        – Пойдём.
        Вышли за калитку и оказались на пустой узкой улочке, заросшей густыми невысокими кустами. Среди листьев виднелись крупные тёмно-бордовые, почти чернильные, похожие на нашу малину, ягоды. Павлик подставил камень, встал на него, сорвал несколько ягод, протянул мне.
        – Это шелковица. Не пробовала?
        – Нет. У нас таких нет. Спасибо, вкусно. А это что? – кивнула я на другую сторону улицы. Среди светлой тянущейся зелени висели продолговатые колючие плоды.
        – Их не едят. Смотри, сейчас сорву, только не бойся.
        Я удивилась:
        – Чего бояться?  Это кактус? Колется больно?
        Павлик хитро улыбнулся, медленно протянул руку к непонятному плоду и едва успел задеть, как что-то внезапно выстрелило с другого его конца. От неожиданности я вздрогнула.
        – Что это?
        – Попробуй, сорви. Бешеный огурец. Слышала?
        – Вроде бы в школе. Как интересно, можно попробую?
        Постреляв огурцами, мы прошли до конца улицы и повернули обратно.
        – Павлик, море,… оно какое?
        – Море?.. всякое, разное…
        – До него далеко?
        – Не очень. Надо пройти к многоэтажкам, там остановка трамвая и ехать сначала…тссс, – притих он, прислушиваясь к какому-то звуку, заглянул в кусты и вздохнул.
        Во дворе Игорь мылся у колонки.
        – Куда вы пропали? Кто-то собирался с самого утра на море. Его ещё надо найти.
        И тут к нам пришла одна и та же мысль:
       – Павлик! Пошли с нами?
        Из кухни выглянула тётя Паша и поддержала нас:
       – Внучек! И, правда, своди их и сам развеешься, что дома-то сидеть? Они здесь первый раз, так что им всё будет интересно. Покажи, Павлушка.
        Я погладила его по остренькому плечу:
       – Паша, ждать – это ведь так трудно, грустно.… Пойдём, а потом мы с тобой ещё сходим, куда хочешь, поищем. Да?
        Он кивнул. После завтрака втроём сели у многоэтажек в трамвай и поехали. Я восторженно смотрела в окно: клумбы с розами вдоль улицы; трёхэтажные дома, у которых ровный ряд деревьев с круглой кроной, с зелёными и красными листьями. Я всё ждала, что вот-вот покажется такое долгожданное море, но его всё не было и не было. 
       – Выходим, – сказал Павлик. Мы вышли и направились…в парк. За сетчатой оградой малыши катались на маленьких автомобильчиках. Дальше, на таких же, но уже больших, ездили взрослые. Игорь сжал мою руку, кивнул на шедшего впереди Павлика, шепнул:
       – Будем кататься или…вон качели, качаться.
        Но Павлик не остановился, ни у машинок, ни у карусели, а подошёл к высоченному «чёртовому колесу» – колесу обозрения, и сказал:
       – Поедем.
       – Поедем,- сразу же согласилась я.
       – Давайте вы езжайте, я вас тут подожду, мороженого куплю, – предложил Игорь.
       Павлик взял его за руку и ещё раз сказал:
       – Поедем вместе.
       Медленно-медленно поднималась корзина, в которую мы сели. У неё не было крыши, только сиденья и поручни. Далеко внизу остались люди, качели, деревья. Стало как- то прохладно внутри от большой высоты, вверху было только одно солнце. Подул ветерок, качнулась корзина, я уже чуть- чуть пожалела, что согласилась прокатиться.
       – Смотрите туда, –  Павлик показал рукой в сторону. Мы обернулись, и…я потеряла дар речи! За деревьями, за крышами домов…блестело и сверкало бескрайнее море! Оно было зеркально-голубым, необъятным. Насколько хватало взгляда,…было море, далеко-далеко переходящее в небо…

        Потом мы шли, мне казалось, очень долго и я торопила Павлика и Игоря:
       – Давайте быстрее, идёте, как улитки.
       – Да мы почти бежим, – возразил Игорь, убыстряя шаг. Павлик его обогнал, я рванула вдогонку, и первая оказалась на кромке земли и воды. Протянув ладони к набежавшей волне, тихонько шепнула: «Здравствуй, море!» Оно прохладно лизнуло мои руки, и лишь теперь я услышала не только громкое биение своего, готового было выскочить из груди сердца, но и голос Чёрного моря. Закрыв глаза, я наслаждалась этим голосом, как самой прекрасной музыкой на свете…

        Мы втроём долго молчали и просто смотрели на море. Я с восторгом! Игорь внимательно и строго, в такие минуты ему лучше не мешать, ни о чём не надо спрашивать. Он как бы отсутствовал, находясь в своём мире красок, оттенков, мыслей. Павлик задумчиво уставился вдаль, будто высматривая что-то там, на горизонте. Во всей его тоненькой фигурке была какая-то напряжённость, ожидание…
       – Павлик, – позвала я, и он вздрогнул, оглянувшись, – плавать умеешь?
       Он кивнул, наклонился и начал сосредоточенно перебирать гальки. Очнулся от своих мыслей и Игорь, вскочил на ноги:
       – Кто со мной? – быстро разделся, попрыгал, походил на руках. – Павел, пойдём?
       – Я попозже.
       – Тогда держи!- Игорь снял с руки часы, протянул мальчику. – Хоть они и непромокаемые, но на всякий случай. Ир! Идёшь?
       – Да-да, сейчас.
       – Ира, это ведь самые настоящие, командирские?! – то ли спросил, то ли уточнил Павлик, внимательно рассматривая часы.
       – Да, командирские. Там и компас, и подсветка, ещё что-то. Игорь десантником был, из армии их привёз.
       – Ух, ты! Здорово! – восхищённо воскликнул Павлик, забыв про свои камешки.


*****


       Только к обеду мы вернулись домой, купив по дороге мороженого. Во дворе под виноградными листьями было свежо и прохладно. Тётя Паша принесла в чашке вымытые сливы:
       – Ешьте. Устали? Сейчас самое пекло. Отдохните, а вечером ещё куда-нибудь сходите. Как вам море?
       – Классно! Мне кажется, ничего красивее не видела!
       Из дома вышел Павлик и направился к калитке.
       – Павлик, я с тобой.
       – Ира, ты устала, я один могу.
       – Пошли, пошли.
       Мы прошли всю улицу, пустынную в этот час, сели на лавочку в тени, и вдруг услышали за маленьким домом тоненький писк. Вскочив, бросились на него, прислушиваясь. За забором, на соседской сливе, в листве, я заметила пёстренький комочек.
       – Павлик! Смотри, твоя?
       – Моя,  – радостно выдохнул он, поискал глазами, на что бы встать, чтобы влезть на забор.
       Я присела:
       – Вставай на плечо! Вставай, не бойся. Или я полезу.
       Он замотал головой, отступив назад.
       – Ну как хочешь, – я зацепилась за верхушку доски, вскарабкалась на забор, с него на дерево, и вскоре у меня в руках оказался этот пёстрый котёнок, который сопротивлялся и царапался, как мог.
       – Мырка, Мырка, – повторял Павлик, – нашлась? Ира, осторожно, тебе неудобно с ней.
       – Ничего. Держи.
       Он прижал её к себе, и стало непонятно, кто обрадовался больше. Кошка лизала Павлику руки, щёки, нос, тёрлась головой о его плечо.
       – Паша, как  ты её назвал? – спросила я, спрыгнув с забора.
       – Мырка. Она не любит мяукать, а всегда только «мыррр», «мырр-р». Вот я и зову её Мыркой. Как ты по деревьям лазишь! – восхищённо добавил он.
       – Да, приходилось в детстве. У меня всегда было много друзей мальчишек, и ещё есть три брата.
       – Три?! – переспросил Павлик, не поверив услышанному.
       – Да, три. Альгис, Артур и Руслан.
       – Имена какие-то…ну…это, – замялся Павлик.
       –  Они не русские.
       – Тогда у тебя, почему русское имя?
       – Я русская. Знаешь, долго объяснять. У меня три брата. Я их очень люблю, они очень любят меня – и это самое главное. Пойдём, Мырку покормить надо.
        – Бабушка, – закричал Павлик, вбежав во двор. – Она нашлась! Ира правду сказала, что найдётся.
       – Вот видишь, как хорошо, – откликнулась тётя Паша, – и беда прошла. Нашлась твоя радость. Сейчас молочка налью.
       Мы сели в тени на лавочку.
       – Вот и, слава Богу, а то переживал как, – сказала тётя Паша. –   Скучно ему одному-то. Лена на работе до вечера.  Друг Ромка уехал к бабушке в Одессу. Второй друг Данилка в лагере. Наш в лагерь-то не схотел, а бабушка – я, вот она, никуда ехать не надо. Одна я у него бабушка, и дед один. И он у нас один-единственный внучек.
       – Почему Вы так грустно? Пока один, будут и ещё. Лена с Анваром ведь такие молодые.
       Тётя Паша взглянула на меня, вздохнула и почти шёпотом произнесла:
       – Да услышал бы Бог твои слова, дочь, – перекрестилась, вытерла уголком платка внезапно покрасневшие глаза, встала и быстро ушла в кухню. Притихшая и растерянная, я осталась одна, совершенно не понимая, что же в моих словах оказалось неправильным, обидным.
       Подбежал Павлик, радостный, улыбающийся:
       – Ира! Я…это. Ну как…это? Я…–  не договорив, неожиданно прижался ко мне, ткнулся, как котёнок в плечо. Замер на секунду, выдохнул: «вот» – и умчался.

       Игорь что-то чертил карандашом на листе бумаги, когда я влетела в комнату.
       – Игорь, что-то случилось.
       Он посмотрел на меня, отодвинул лист и карандаш.
       – Вижу, что случилось. Что именно? Давай сначала. Я видел, как вы с Павликом пошли в сад. Успокойся. Что дальше?
       Запинаясь и торопясь, я рассказала обо всём, что произошло за последние полчаса. Игорь поправил мои растрепавшиеся волосы. Поцеловал в ухо.
       – Чижик. По-моему, обижаться тёте Паше не на что. Может, имеются какие-то нестыковки. Возможно, Лена с Анваром думают иначе – есть Павлик и хватит, или второй вариант: бывает и не бывает, что хочется…в смысле детей.
       Его руки скользнули по моей спине, прохладные, осторожные. Я уткнулась ему в грудь, закрыв глаза и забыв обо всём…


*****

               
       Ближе к вечеру, когда немного спала жара, в дверь постучали. Накинув сарафан, я вышла из домика и увидела Павлика. Он был в светлой футболке, в синих шортах и с аккуратно приглаженными вихрами.
       – Ира! Если хотите, я вам покажу, что хотите. У нас много интересного: Сапун-гора, аквариум, просто корабли. Хотите?
       – Конечно-конечно! Спасибо тебе, мы быстро. Давай сходим куда-нибудь, где близко море, так оно мне понравилось.
       – Хорошо, пойдём на Графскую пристань.
       Через несколько минут уже ехали на трамвае, смотрели в окно.
       – Это проспект Нахимова, скоро будет главная площадь нашего города – площадь адмирала Нахимова. Вон его уже видно.
       Адмирал был классный! Высоченный, в бронзовых эполетах, возвышался он в центре площади и виден был со всех сторон. Ослепительной белизной выделялись на голубом колонны пристани.
       – Давно-давно, в семнадцатом веке,  была построена каменная лестница, когда в Севастополь приезжала Екатерина вторая, – говорил Павлик.
       Ступеньки широкой лестницы спускались прямо в воду… Подняв глаза от воды, я ахнула – невдалеке проплывал самый настоящий белоснежный пароход: большой, четырёхэтажный. С красными буквами «Абхазия- Одесса».
       – Павлик, почему пристань называется Графской?
       – В честь графа Войновича, командующего флотом. Позже адмирал Лазарев выписал из Италии вот этих львов, смотрите.
       Обернувшись, мы увидели мраморных львов, мирно сидевших у колонн, на которых были прикреплены несколько мемориальных досок.
      «…1853г…встреча севастопольцев с вице-адмиралом П.С. Нахимовым после синопской победы»;
       «…1905г…П.П.Шмидт отбыл на крейсер «Очаков», принял командование восставшими кораблями флота…»;
       «…1917г… на Графскую пристань сходили с кораблей революционные матросы на борьбу с белогвардейцами…»;
       «…1941г… в ожесточённой борьбе с фашистским самолётом погиб крейсер «Червона Украина»…».
       Я замерла, ошеломлённая. На этих самых ступенях…Шмидт, Нахимов…, фашисты? Как бы высокопарно ни звучало, первый раз в жизни почувствовалось дыхание истории.
       – Павлик! Здесь была война? Прямо здесь?! – я всё ещё не могла этого осознать.
       – Да. И не одна война. В 1854-1855-м и Великая Отечественная. Эта пристань дважды была разрушена, потом восстановлена. В наше время здесь встречают моряков, которые возвращаются домой.…Пойдёмте дальше?
       Не спеша прошли около бронзового Нахимова, освещённого солнцем.
       – Приморский бульвар, – сказал Павлик.
       В вечернее время на набережной было  много народа. Прямо в воде, в нескольких метрах от берега, стоял белый невысокий памятник с надписью « В память кораблей, затопленных в 1854-1855 годах для заграждения входа на рейд». На вершине колонны бронзовый орёл с лавровым венком в клюве. Вопросительно взглянули на Павлика.
       – Это памятник затопленным кораблям. В сентябре 1854 года к Севастополю подошёл англо-французский флот, который был намного сильнее Черноморского. И чтобы не допустить его в гавань, здесь затопили несколько линейных кораблей, фрегатов, бригов, пароходов. Тысячи людей вышли на берег, когда их топили,… молчали и смотрели.
       Долго молчали и мы.… По спине пробежали мурашки, когда я вдруг представила, как медленно погружались в потемневшую воду такие красавцы, как «Абхазия – Одесса» и другие, ни разу не виданные мною фрегаты, бриги… и далеко-далеко на горизонте в это время погружалось в море раскалённое солнце, и на берегу молча, стояла огромная толпа людей.
       – Паша, бриг он какой?
       – Парусник двухмачтовый, на нём было до 28 орудий. С тремя мачтами – корвет, на верхней палубе 300 пушек. Фрегат – трёхмачтовый военный корабль, орудий около шести десятков. Самый большой в парусном флоте – линейный корабль. Сто пушек.
       – Откуда ты так подробно всё знаешь?
       – Мой папа занимался с детства в кружке, делал модели. Он моряк…мичман. Я тоже делаю модели кораблей. У меня дома их много. Хочешь. Покажу?
       – Очень хочу.
       Откуда-то послышалась музыка: популярная «Феличита» Аль Бано и Ромины Пауэр.
       – Да, Павел, – вступил в наш разговор, молчавший до сих пор Игорь. – Много интересного рассказал ты нам. Молодец, что столько знаешь о своём городе. Ира загрустила. Может, пойдём музыку послушаем? – предложил он.
       – Там летняя танцплощадка, пойдёмте.
      Море и небо начали быстро темнеть. Уходил в прошлое ещё один из многочисленных дней, который, я чувствовала, не забудется никогда. Влившись в людскую толпу, мы направились навстречу музыке.
       Танцплощадка, как и многие другие, была круглой, с ракушкой и оркестром. Обычно на таких площадках бывает много нарядных девушек, которые часто и танцуют-то друг с другом, так как парней на всех не хватает, да и танцевать редко, кто из них умеет. Здесь же было красиво и необычно! Ребят в гражданском было мало. В основном строгие, подтянутые, стройные моряки в парадной форме и бескозырках. Все девчонки – нарасхват! А военные, похоже, большинство из школы бальных танцев. Танцевали и молодые, и пожилые, танцевали везде: на площадке, около неё, в аллеях. С удовольствием покружились и мы с Игорем.

       Ехали обратно в переполненном трамвае, переполненные впечатлениями. На единственное освободившееся место втиснулись втроём: я на колени к Игорю, Павлика еле усадила к себе, когда шумная компания парней и девчат кое-как вместилась на очередной остановке в салон. Ехали долго, весело и дружно. Верно, говорят: в тесноте, да не в обиде.
       Вдруг Павлик посмотрел своими синими глазами и тихо прошептал:
       – Ира, я тоже научусь так танцевать.
       – Обязательно научишься.
       – На пристани ты сказала правду?
       – Я всегда говорю правду. Ты о чём?
       – Что придёшь посмотреть корабли. Модели.
       – Позовёшь, конечно, приду.
       …всю ночь мне снились разные, необыкновенные, невиданные корабли: большие и маленькие, с парусами и без. Они плыли и плыли к берегу, а на набережной их встречали радостные танцующие люди, среди которых было много-много моряков в красивой белой форме…


*****


       Я проснулась в комнате одна, со двора раздавался какой-то громкий непонятный стук. Распахнув окно, увидела на подоконнике большой красно-жёлтый персик. Под окнами и в саду никого не было. А персик был, замшевый, прохладный, в капельках росы.
     Игорь с Анваром, раздетые по пояс, копали во дворе две ямы, на земле лежали столбы и длинная блестящая железная труба. Турник, догадалась я. У нашего дома на спортплощадке есть такой же. Правда, часто используется не по назначению: то на нём сохнет ковёр, то повесят палас и половики, чтобы выбить пыль. Игорю никогда не бывает лень спуститься с нашего пятого этажа и покрутиться на нём, вызывая восторженную зависть и восхищение у соседских мальчишек.
       Хозяйка в саду собирала помидоры, раздвигая высокую траву, которая затянула помидорные кусты.
       – Тётя Паша. Доброе утро. Вам, наверное, так неудобно искать, давайте помогу грядку прополоть, – предложила я.
       – Что ты, что ты! – замахала она рукой, – ты думаешь, я сама бы сорняки не вырвала? Пусть растут. Здесь весь день так солнце печёт, и помидоры припекает, ожоги  на них бывают. Траву специально не убираем, чтобы тень была.
         У колонки Лена полоскала бельё. Я удивилась, что рядом с Игорем и Анваром не было Павлика. Ведь все мальчишки обычно любят такие мужские работы и всегда крутятся рядом с взрослыми. Тётя Паша словно услышала мои мысли, крикнула:
         – Павлик! Да где же ты? Иди, посмотри,  что для тебя сделали.
         Он медленно вышел на крыльцо, насупленный, взъерошенный, и направился не к турнику, а к колонке, к Лене.
        – Павел!- Окликнул его Игорь, потирая руки, – первым будешь, иди сюда!
       Не увидев никакой реакции со стороны мальчика, недоумённо пожал плечами и весело сказал:
       – Ну, тогда мы сами. Анвар.
       – Давай ты, – уступил тот, убирая лопаты.
       Лена бросила полоскать бельё, тётя Паша оставила таз с помидорами. И когда Игорь начал крутить своё «солнце», на него безотрывно уставился, наконец-то, и Павлик. После Игоря всё это же запросто проделал и Анвар, и ещё раз позвал:
       – Паша, иди к нам.
       Тот не ответил, постоял, опустив голову, взял корзину с мокрым бельём и потащил её к лестнице, ведущей в сад. Анвар перехватил тяжёлую корзину.
       – Павел, у мамы сегодня выходной. За целую неделю на работе она, конечно же, устала, и мы бы хотели просто погулять и чтобы ты был с нами. Договорились?
       Павлик посмотрел на Лену, на Анвара, на меня. Перехватив его взгляд, Анвар добавил:
       – И Иру с Игорем пригласим. Какие у вас планы?
       – Мы с удовольствием присоединимся к вам, – сразу же согласился Игорь. – Вчера нам ваш сын очень много интересного рассказал и показал.
       – Пашка, соглашайся, – обрадовалась я. – Ты же говорил, что ещё много что можно посмотреть. Соглашайся, слышишь?
       Павлик кивнул, улыбка чуть тронула губы Лены, вздохнул Анвар, подпрыгнула я, изучающе на всех смотрел Игорь.

       Подойдя к проспекту, мы остановились, решая, куда же всё-таки идти.
       – На Малахов курган? А может, в  панораму? – предложила Лена.
       – Думаю, всем без разницы? – спросил Анвар. – Павел, веди, ты будешь главный.

       Ехали на трамвае, потом пересели на автобус. Всем, действительно, было всё равно. Здорово было просто ехать и смотреть на светлый и прекрасный город.
       – Молодец, Павел, хорошо придумал, – похвалил Анвар. – Одно из замечательных мест. Сапун-гора и парк Славы, который создан в честь героев, освободивших Севастополь 7 мая 1944 года.
       Длинная аллея через парк привела нас к обелиску с вечным огнём. Сразу три  пары молодожёнов стояли вместе со своими гостями у этого памятника. Вдруг откуда-то снизу, будто из-под земли зазвучала траурная музыка. Казалось, даже птицы перестали петь – ни голоса, ни писка, ни другого постороннего звука, кроме этой жуткой заунывной музыки. Возложив цветы на серую плиту, молодые отошли, тут же на их месте появилась ещё пара новобрачных.
       Музыка…цветы…цветы…цветы…
       По краям аллеи на постаментах стояли советские орудия, машины, танки, морские суда Великой отечественной войны. Ниже в траве, на поляне, беспорядочно немецкая военная техника, по которой лазили голоногие мальчишки.
       Мы присоединились к группе экскурсантов.
       – Именно здесь разыгралось великое сражение, принёсшее бессмертную славу нашему оружию, – рассказывала молодая девушка в круглых очках, – …войска 4-го Украинского и Черноморского флота… под командованием маршала Советского Союза и генерала армии Толбухина…девять часов… длился бой за Сапун-гору…
       Уже в который раз в этом городе моё сердце прыгнуло куда-то к горлу, перехватив дыхание, когда мы остановились на вершине горы. Такого громадного неба над собой я не видела никогда в жизни! Далеко-далеко внизу по железной дороге ехал микроскопический поезд, на десятки километров простирались зелёные плантации винограда. Внизу был горизонт, зелёное соединялось с голубым далеко-далеко-далеко…
       – Ребята, – позвала Лена, – мы купили билеты в диораму, быстрее идите. После досмотрите.
      Вошли в полукруглое белое здание и - оказались опять на вершине Сапун-горы 7 мая 1944 года. Крутые склоны были изрыты траншеями, уставлены орудиями и миномётами.
     –… на участке площадью два с половиной километра враг заложил четыре тысячи мин,…отсюда открывался путь на Севастополь, – рассказывала та самая девушка в круглых очках.
       …Камни, огонь, взрывы. Падает самолёт, за ним чёрный шлейф дыма. Солдат с красным знаменем и ещё много-много солдат. Они шли снизу на гору под огнём и взрывами…шли девять часов.…Девять часов длился бой…

       На сером асфальте у здания диорамы стояли лужи, только что прошёл быстрый, сильный, летний дождь. Оглушительно пахло мокрой пышной листвой.
       – Ещё раз посмотрим, – попросила я, и, скинув босоножки, пошла прямо по тёплым лужам обратно, наверх. Я не увидела ни поезда с малюсенькими вагончиками, ни зелени полей. Посмотрела вниз на крутой склон и от ужаса мне стало холодно в этот жаркий день: ведь любой человек на склоне горы был виден, как на ладони. С какими мыслями они шли наверх, навстречу огню и врагам? Как они вообще могли идти, зная, что для многих этот трудный путь последний?! Была весна.…Девять часов длился бой…

       – Тебе опять стало грустно? – спросил стоящий рядом Павлик.
       Я только кивнула, прижав к груди его светлую вихрастую голову.
       – Ира, я подумал, ведь все сюда приходят. Вот я и подумал…
       – Павлик, ты правильно подумал. Спасибо тебе, что привёл нас сюда.
       – У нас в городе много про войну. Одних памятников целая тыща…наверное, да? Мам?
       – Точно не знаю, – отозвалась Лена, – может, чуть меньше. Об этом надо деда спросить, хотя он очень не любит говорить о войне. Они ведь с мамой коренные севастопольцы, а я здесь четырнадцать лет всего. Но очень люблю этот город, он стал моим, родным.
       – А вы откуда? – поинтересовалась я.
       – Ира! Во-первых, давайте, как с Павликом, на «ты», так удобней. Я с Краснодарской области, жила с тётей в селе. Родителей у меня нет давно. После окончания школы приехала в Севастополь, училась в Приборостроительном институте, сейчас работаю в нём. Здесь встретились с отцом Павлика, сын есть, вот и вся наша жизнь. А вы?
       – Из небольшого городка на Урале. Остался год института, учимся заочно, работаем.
       – Ира, про братьев расскажи, – затормошил меня Павлик.
       Я улыбнулась:
       – Я же рассказывала: у меня есть три брата.
       – Но ты так и не рассказала, почему у них такие имена, а у тебя не такое, – настаивал он.
       – Он и мне говорил про какие-то редкие имена, – сказала Лена.
       – Может быть, для нас они и редкие, а для их национальности обыкновенные. Старший брат Альгис, ему тридцать лет; средний Артур. Младшему Руслану двадцать пять. Я самая маленькая. Мама Айгюль, папа Айдар. Хотите, фото покажу?
       – Да, хотим, – ответил за себя и за Лену Павлик.
       Я достала из сумочки кошелёк, в котором лежали несколько фотографий.
       – Здесь мы на дне рождения мамы, Игорь фотографировал.
       Лена недоумённо взглянула на меня, не решаясь о чём- либо спросить. Этот вопрос озвучил Павлик:
       – Почему ты не такая? Они все тёмные. С чёрными волосами и глазами, а ты не похожа?
       – Павлик, – одёрнула его Лена, и он примолк, потом внимательно посмотрел снизу вверх:
       – Дети должны быть похожи на маму или папу. Я же похож на папу, а ты?
       Я погладила его жёлтую, как подсолнух, голову и непроизвольно оглянулась назад, где черноволосый, кучерявый Анвар о чём-то заинтересованно беседовал с Игорем.

       – Мама, вы сказали, что я сегодня главный. Пойдёмте дальше. Ты хотела на Малахов? Оттуда город видно и море. Ира! Море оттуда видно.
       – Павлик, я согласна, хоть куда. Мне всё здесь очень нравится, такая красота!
       Малахов курган оказался не таким большим, как представляла себе я, но с его вершины открывался чудесный вид на море. В зелёном обрамлении возвышался купол круглого здания. Белокаменные дома сбегали к самой бухте и вдали – зеркальная гладь моря! 
       – Дед говорил, что когда наши освободили город от немцев, здесь осталось всего одно дерево – миндаль, и больше ничего, – сказал Павлик,  – и ещё именно здесь погибли в первую оборону адмиралы Нахимов, Истомин и Корнилов. Вон могила Корнилова с крестом из ядер. Я опять про войну, да? – поднял он глаза на нас с Леной.
       – Давайте просто пойдём, никуда, – предложил он, – можно к твоему институту. Около него кафе есть, там сосиски вкусные продают.
       – Ну и хитрюга ты, проголодался? – улыбнулась Лена.
       – Девочки! И, правда, пора что-то пожевать. Сосиски там, действительно, замечательные, горячие, сочные. И кофе хороший, – присоединился к Павлику Анвар.
       – И ещё рядом магазин с бусами и брошками. Мам, в него тоже зайдём, – добавил Павлик.
       Все рассмеялись.   
       – Ничего смешного, – сказала я. – После кафе посмотрим бусы и брошки, а потом…Павлик, там есть «Детский мир» поблизости?
       – Да, ребята,- попросил Игорь, – моя жена больше всего предпочитает магазины с  игрушками. Давайте зайдём, серьёзно.
    
       Быстро перекусив и посмотрев бижутерию, наконец-то, оказались в огромном игрушечном царстве. Павлик тронул меня за руку:
       – Ира, ты сказала, что хочешь в этот магазин для меня? Чтоб надо мной не смеялись? Сама, наверное, сюда и не хочешь.
       – Павлик, я тебе уже говорила, что никогда не вру. Это мой любимый магазин, я до сих пор очень люблю игрушки и у нас дома их много
       – У тебя дети есть?
       – Пока нет, но, думаю, будут. Денег подкопим, и…
       – Говоришь, никогда не врёшь, – перебил он. – Детей не покупают. Они рождаются.
       После неловкой паузы я сообразила:
       – Да, дети рождаются, но ведь им нужны игрушки, коляска, велосипед, так что надо всё равно копить деньги.
       – Ну да, – подумав, согласился он и неожиданно выпалил, – только ты постарайся сразу родить двух, чтобы им было лучше, не скучно. Одному плохо.
       – Ты прав, одному плохо. Покажи, где тут отдел для мальчишек. Ведь у каждого моего брата по сынишке, и у брата Игоря тоже сын. Сейчас выберем четыре подарка.
       Не зря говорят, что в каждом взрослом человеке всегда живёт ребёнок. Вскоре к нам присоединились Игорь с Анваром и все впятером мы перебрали десятки машин: с батарейками, мигалками, с дистанционным управлением; пересмотрели кучу автоматов, танков и различных игр.
       – Ира, мне кажется, они лучше нас выберут, нам не надо мешать, – заметила Лена, понаблюдав с каким интересом Анвар, Игорь и Павлик изучали игрушки.
       – Павлик, – позвала я, – все мальчишки младше тебя. Что им понравится, как думаешь?
       – Девочки, сходите в другие отделы, – предложил Анвар. – Мы, мужчины, сами решим, что подойдёт для маленьких мужчин.    
       Магазин был огромный. Долго-долго мы с Леной переходили от одной витрины к другой, из одной секции в другую. Я купила себе симпатичного дельфина и набор цветных рыбок. Подошли Игорь с Анваром с полным пакетом коробок и свёртков. Павлик задержался у выставки головных уборов. Анвар проследил за его взглядом, снял со стеллажа белую бейсболку. Протянул ему:
       – Нравится?
       – У меня есть, – насупился тот.
       – Будет две, – и навстречу Лениным глазам, – Ленок, пусть будет две.


*****

               
       Уже смеркалось, когда мы добрались до дома. У калитки тётя Паша провожала Виктора, Сашу и ещё одного незнакомого нам парня в военной форме.
       – Ребятки, вы заходите чаще. Сынок, Алёшенька, ты надолго уходишь?
       – Нет, мама, на две недели. Потом сразу к вам.
       – Счастливо, родной мой.
       Высокий военный обнял маленькую тётю Пашу и заметил нас:
       – Добрый вечер! Павел. Привет, как дела? Я тебе марки привёз, там в твоей комнате.
       – Спасибо. Лёша.
       – Утром ухожу. Бывай. Анвар, Лена, здравствуйте и до свидания. А это, наверное, новые жильцы, мам?
       – Да, сынок, познакомься. Ирина. Игорь.
       – Алексей. Нравится у нас? – парень крепко пожал нам руки.
       – Очень! Замечательный у вас город и море – просто слов нет. Чудо!
       – Да, согласен.

       Мы с Игорем прошли в маленький домик, на кухне поели холодной сметаны с булкой и яблоками.
       – Игорь, у тёти Паши и дяди Димы столько сыновей много, да?
       – Нормально. Четверо. Иришка.…Когда у нас будет дочка?..
       Игорь шагнул ко мне, прижал к своей горячей голой груди:
       – Как ты вкусно пахнешь, солнцем,… яблоками…Ир…
       –…окно открыто…
       Не отпуская меня, он задёрнул штору, выключил свет.
       – Ирка…я тебя нарисую. Чтобы море, солнце и…ты! Я люблю тебя…очень…


*****


       Утром, когда солнце уже заглянуло в распахнутое окно, Игорь сидел за столом, что-то рисовал в тетради карандашом. На подоконнике лежал крупный персик.
       – О! Вчера был такой же. Вкусный! – обрадовалась я.
       – Откуда интересно? – удивлённо спросил Игорь.
       – Наверное, с дерева.
       – Поставим вопрос точней: кто доставил?
       Я пожала плечами:
       – У меня тоже есть вопрос. Чем мы сегодня займёмся?
       – Знаешь, вчера мы с Анваром долго говорили обо всём, и оказалось – он тоже рисует и вырезает по дереву. Он сказал, есть одно замечательное место,  где особенно красивое море. Попробовать бы.
       И я поняла, что в нашем отдыхе с сегодняшнего дня всё круто изменится: Игорь будет «пробовать», то есть, молча сидеть с тетрадью или альбомом, подолгу смотреть, думать, а я буду предоставлена самой себе. Но через несколько дней он со счастливой улыбкой, может быть, позволит мне взглянуть на то, что он «напробовал». Ещё через некоторое время может получиться что-то чудное, запоминающееся и я полюблю это крепко и надолго.
       – Хорошо, – согласилась я. – И хорошо, что есть Павлик, я пока буду не одна.
       Игорь чмокнул меня в щёку:
       – Я уже с ним договорился, он пойдёт с нами, ему тоже нравится это место.

       Во дворе Анвар с Виктором резали мясо, хозяйка с Леной что-то варили в летней кухне. Увидев нас, Лена позвала:
       – Павлик, ты готов? Он с вами пойдёт. Только, пожалуйста, вернитесь часам к шести. Очень надо, хорошо?
       – Конечно. Если надо, значит, надо, – согласились мы и отправились на остановку.
       – Павлик, – спросила я, – там, куда мы едем. Есть море?
       – Есть.
       – А корабли?
       – Чаще подводные лодки. Лодка всплывёт, постоит и опять в воду погружается. Я видел много раз.
       – Здорово! – обрадовалась я, – лодок мы ещё не видели.
       Но когда, наконец-то, мы добрались до этого замечательного места, я забыла и о лодках, и о море. Перед нами находились полуразрушенные стены и башни древнего города.
       – Это античный город Херсонес, его построили в третьем веке до нашей эры, – пояснил Павлик. И опять я почувствовала холодное дыхание истории, едва мы вышли на городскую площадь – агору, и подошли к развалинам древнего театра на пологом склоне холма. В центре полукруглая площадка и вверх по склону амфитеатром поднимались вырубленные в камне ряды скамей для зрителей.
       – Здесь проводились бои гладиаторов. Там, дальше, находились усадьбы жителей, улицы. Ещё дальше, за колоколом, павлин.
       – Какой павлин? – удивилась я.
       – Красивый!
       Мы долго бродили по бывшему городу. Затаив дыхание, прошли по улицам, с разрушенными почти до основания фундаментами усадеб. Над обрывом, на берегу моря, между двух каменных пилонов, висел медный колокол и открывался чудесный вид на море. Сегодня оно было тихим, спокойным, ласковым и живым. Оно будто дышало, переливаясь бархатно- синим, изумрудно-зелёным, золотисто- зеркальным. Игорь остановился, зачарованно глядя вдаль. А Павлик всё тормошил меня:
       – Ира, пойдём! Там павлин! Пойдём же   
       – Идите, идите, я побуду здесь, – сказал Игорь.
       За возвышением, на котором стоял колокол, берег опускался вниз к морю, у кромки воды на небесно-голубом фоне стояли несколько белоснежных колонн. Я молча шла за Павликом, не в силах что- то сказать или спросить. Это был удивительный музей под открытым небом: мозаичные полы с изображением птиц, листьев, узоров.
       – Ира, смотри. Павлин!
       Павлин в окружении голубей был выложен из цветных камней. Когда и кто украсил им свой дом? Кто-то ходил здесь, жил…столетия назад. Я напрочь забыла о времени, о море среди стен разрушенного города.
       –  Ира! – вернул к действительности Павлик, – пойдём туда.
       По крутой лестнице, вырубленной в скале, спустились на узкий каменистый пляж.
       – Павлик, кажется, я видела по телевизору это место в каком-то фильме. Точно. Лестница и гальки на берегу, – воскликнула я.
       – Здесь снимали кино. Не помню названия, – сказал Павлик. – И ещё здесь такие разные гальки! Знаешь, Ира, есть такой камень. Куриный Бог. Кто его найдёт, у того исполнится любое-любое желание. Ищу этот камень давно… и не могу найти.
       – Что за камень?
       – Небольшой камешек с дырочкой, как медальон, который сделало море. Его надо найти, повесить на ниточку – и придёт счастье.
       – Пашка, ты несчастливый?
       Он насупился, поковырял носком кроссовки камни и, не ответив, спросил:
       – А ты?
       – Я?.. Как- то не думала. Наверное, человек несчастлив, когда его никто не любит и он один. Я не одна. У меня есть близкие люди, которых люблю я и они меня тоже. Есть родители, братья, Игорь. Теперь ещё есть ты, мой друг.
       Он поднял на меня свои большие серьёзные глаза, долго смотрел, о чём- то думал, потом присел и начал перебирать камешки.
       Целый день мы до изнеможения купались в море, лежали на горячем берегу. Целый день искали, но так и не нашли камешка со странным названием «куриный бог; камешка, который приносит счастье.


*****

 Вернувшись к вечеру домой, увидели во дворе празднично накрытый стол, нарядных наших хозяев, Лену с Анваром, Сашу, Виктора и ещё троих незнакомых нам парней, которые дружно и весело жарили шашлыки.
       – Молодцы, не опоздали, – обрадовалась Лена.- Мама, сейчас соседи подойдут – и все в сборе. Ира, Игорь, вам пять минут на марафет, и к нам на ужин.
       – Верно, дочка. И без возражений, – поддержала её тётя Паша.
       –  Но у вас же какой- то праздник, а мы,..– начал Игорь, но дядя Дима не дал ему договорить:
       – Погоди, Игорь. Видишь, все заняты, помоги мне, пожалуйста. Надо в подвал сходить.
       – Конечно, конечно, но…
       – Никаких «но».
       Я укоризненно посмотрела на Павлика:
       – Ты почему ничего не сказал нам?
       – Ба! Почему я ничего не сказал им?
       – Потому что я не велела. Вы бы стадии суетиться, отказываться. У нас сегодня ни юбилей, ни день рожденья, просто много лет назад в этот день мы расписались и начали жить вместе – вот и всё.
       –  Почему же, ведь подарок бы…не сказали.
       – Поэтому и не сказали. Ирочка. Не надо никаких подарков, у нас есть всё- всё. Самый лучший подарок в жизни, когда есть родные люди, хорошие соседи, внук. Посидим вместе, порадуемся, споём. Вам, наверное, переодеться надо? Да и Павлушке тоже. Поторопитесь.

        Я укладывала у зеркала свои непослушные волосы, когда в домик влетел возбуждённый Игорь.
       – Ирка! Где я был с дядей Димой! Видела, со двора лестница под дом идёт?
       – Ну и?
       – Там находится винный погреб, такой длинный, каменный, глубоко- глубоко. По обе стороны стоят стеллажи и подставки для огромных бочек, которые лежат на боку. У каждой табличка с надписью: в каком году сделано вино, или в каком его надо открыть, из какого винограда. Одна бочка стоит со дня рождения Павлика, другую надо открыть, когда ему исполнится 20 лет, представляешь? Ещё одну дядя Дима заполнил тридцать лет назад, из неё мы и набрали вино. Ир! Цвет…не объяснить. Тёмно-вишнёвый, глубокий, а аромат!
       – Игорь, оно не прокисло, столько лет стоит?
       – Нет, наверное. Говорят, чем больше оно стоит, тем лучше. Попробуем.
       – Всё-таки неудобно. Без подарка.
       – Мы ведь не последний день здесь. Завтра придумаем что-нибудь. Всё равно надо всем подарки покупать, заодно и им найдём.

       Во дворе заметно прибыло гостей: три женщины, двое мужчин и несколько ребят в военной форме.
        – Сыночки, где Димочка? Давно его не было. Как дела у Антоши? – интересовалась хозяйка то у одного, то у другого. Я не  удержалась и восхищенно спросила:
       – Тётя Паша, У вас столько сыновей! Военных среди них много! Сколько их у вас всего,  думаю, секрета нет?
       Взметнулись глаза Лены, сразу рядом оказался Анвар.
       – Ирочка, сейчас их у меня двадцать четыре.
       – Как?!..
       – А было двадцать шесть. И одна дочка Леночка.
       Я ошарашено смотрела на неё, кажется, забыв не только все слова, но и буквы.
       – Ира, всё бывает в жизни. Даже то, чего и не может быть, –  грустно улыбнувшись, она повернулась к Анвару:
        – Сынок. У нас скоро всё будет готово. Ты споёшь нам? Ирочка, как вы относитесь к музыке, к песням? Присоединитесь к нам?
       – С удовольствием. У нас ведь тоже немаленькая семья. Мы всегда все поём и не только на праздниках, и просто так, вечером, когда собираемся дома.
       – Вот и хорошо.

       Анвар взял гитару, сел на скамью рядом с Леной, но между ними сразу же втиснулся Павлик, оказавшийся невдалеке. С первых звуков я поняла, что услышу что- то хорошее-хорошее. Анвар не торопясь перебирал струны, и уже родилась мелодия, в которую легко влился его негромкий приятный голос:
                –  Где-то есть город, тихий, как сон.
                Пылью тягучей по грудь занесён.
                В медленной речке вода, как стекло.
       Никто не решался помочь ему, все как- то притихли, задумались.
                –…мы не приедем, напрасно не жди, – Он остановился, не допев. – Извините, грустно получилось. Не подумал. Сейчас нашу. Ребята.
                – Изгиб гитары жёлтой
                Ты обнимешь нежно.
                Струна осколком эха
                Пронзит тугую высь.
         – Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались, – дружно поддержала почти вся молодёжь.
         – Молодцы! – похвалил бодрый седой мужчина, сосед или друг семьи, когда песня закончилась. – Покажем сынкам, что можем мы? Пётр! Давай поближе, – позвал он второго мужчину и неожиданно чистым и молодым голосом запел:
                – Раскинулось море широко,
                И волны бушуют вдали. Дмитрий. Ты где? Эх, жаль! Баян есть, играть некому. Мы бы сейчас… Дима, иди же сюда!
        – Извините, – вдруг сказала я, – я бы могла, если есть баян.
        – Ба! Я принесу? – вскочил Павлик и остановился в ожидании ответа. Все сразу замолчали, посмотрели одновременно на хозяев.
        – Играешь? – выдохнула тётя Паша.
        – И играет, и поёт, – уточнил Игорь.
        Дядя Дима кивнул, Павлик скрылся в доме.
    
       На этом, принесённом им баяне, похоже, уже давно никто не играл: запылился ремень, немного слиплись меха. Я пробежала по кнопкам, попробовала басы.
                – Раскинулось море широко, – согласно вступили мужчины, допели всю песню до конца и я сразу же начала другую:
                – На рейде большом легла тишина
                И море окутал туман…
       Помог Анвар:
                – …А берег родной целует волна,
                И робко доносит баян.
        И все вместе:
                –  Прощай, любимый город,
                Уходим завтра в море.
                И ранней порой мелькнёт за кормой
                Знакомый платок голубой.
        Замерла тётя Паша, присев на стул; оставила тарелки Лена, к ней приткнулся Павлик и во все глаза уставился на меня. Я сама знала, что надо играть, потому что любимые песни, которые мы всегда пели дома, сейчас здесь знали и пели гости тёти Паши и дяди Димы. Я запевала. Подхватывал Анвар, мужчины, потом ещё некоторые молодые ребята.
                – Тот, кто рождён был у моря,
                Тот полюбил навсегда
                Белые мачты на рейде,
                В пене морской города.
                Свет маяка над волною,      
                Южных ночей забытьё.
        И, наверное, услышала вся улица и близлежащие дома:
                –  Самое синее в мире
                Чёрное море моё.
                Чёрное море моё!
         За несколько дней, что мы прожили в этом замечательном, величественном, светлом городе, я успела полюбить самое красивое море в мире, поэтому песни старалась выбрать именно о море. Спели и « Лейся песня на просторе», и « Ну, а главное, если славная всё равно матроса ждёт. Если нравится флот красавице, никуда от нас не уйдёт».
        – Ирина, может, песню для женщин? – попросил Анвар, заметив, что соседки присели рядом с хозяйкой.
        – Хорошо. Тётя Паша, когда три наши мамы собираются вместе, они всегда поют вот эти.
        Все взгляды остановились на нас с Игорем. Он наклонил голову, поправил волосы, скрыв улыбку. Почему-то, у меня часто так: сначала скажу, потом подумаю. Чтобы опередить вопросы, я добавила:
        – В жизни бывает всё, как сказала тётя Паша, даже чего и быть не может. И без паузы:
                –  Что стоишь, качаясь, тонкая рябина…
                ……………………………………….
                – Отвори потихоньку калитку,
                И войди в тихий садик, как тень.
                Не забудь потемнее накидку,
                Кружева на головку надень.
       Потом спели «Ивушку», «Уральскую рябинушку.».
        – Как здорово-то, ребята! – воскликнул весёлый гость, которого звали Василий Степанович. – Ирочка! Не пора ли что- то танцевальное?
        – Да, конечно, – согласилась я. – Если бы не эта прекрасная музыка о вашем прекрасном городе, мы бы его никогда не увидели, не узнали бы всех вас. Тётя Паша, дядя Дима! В честь вашего праздника сегодня. « Севастопольский вальс»!
        Дядя Дима встал, одёрнул пиджак, подошёл к тёте Паше, поклонился. Та растерялась, но Павлик пришёл деду на помощь, поднял бабушку со стула. Захлопали ребята, прослезились женщины, когда пара уверенно закружилась в вальсе.
         Всё было, как бывает на свадьбах: поздравления, тосты, музыка, танцы, которые я так люблю. Вначале почему-то очень смущалась Лена и её еле- еле вывел из-за стола Игорь, опять же не без помощи Павлика. Со своей свадьбы я так не танцевала, ведь и мужчин было в несколько раз больше, чем нас, дам. Самым частым моим партнёром оказывался не кто иной, как Василий Степанович, который за вечер ни разу не присел отдохнуть.
        – Анвар, русского! – заказывал он. – Цыганочку! Ирочка, как насчёт кадрили? Или «яблочко»? Эх!
        – Степаныч, – вмешался дядя Дима, – ты совсем девчонку замучил.
        – Димыч, ещё краковяк остался. Наши девочки ведь не согласятся, – кивнул на хозяйку и двух её соседок. – Ноги, скажут, устали.
        – Да и у Иры, наверное, устали на таких-то гвоздиках.
        Я не успела ни согласиться, ни возразить, как перед нами возник Павлик с моими пляжными шлёпанцами в руках
        –  О! Молодчина, матрос! – похвалил его Василий Степанович. – Значит, будет краковяк. Ирочка, меняй обувку. Это ж такой танец, я тебя сейчас мигом обучу. Анвар, есть музыка?
        – К сожалению, такой нет.
        – Ничего, мы под «тра- ля-ля». Димыч. Девочки. Помогите. Спойте.
        Краковяк в шлёпанцах и под «тра-ля-ля», – такое, вероятно, все присутствующие видели в первый раз, но получилось всё весело, и хлопали нам дружно и громко.
        – Старая гвардия не сдаётся и как всегда на высоте! – подмигнул Василий Степанович.
        – И молодёжь не отстаёт! – добавил дядя Дима, обняв меня.
        – Согласен, согласен,  – поклонился Степаныч и поцеловал мне руку, как в старом кино. – Анварчик! Я не сдаюсь, а уступаю очередь молодым. Может, и я с вами ещё станцую. Давай заводи своё.
        Зазвучала медленная мелодия, сразу же около меня оказались несколько ребят. Лена почему- то осталась в стороне одна и, когда Игорь направился к ней, чтобы пригласить на танец, его неожиданно перехватил Виктор, попросил закурить.
        – Не курю, – остановился Игорь.
        – Я тоже.
        – Понял, – уступил тот дорогу, но Виктор встал рядом и не собирался танцевать.
        Мы с высоким парнем в военной форме уже успели немного покружиться, когда к Лене подошёл Анвар, они о чём-то поговорили, она опять смущённо оглянулась на всех и всё-таки решилась пойти танцевать с  Анваром. Моего партнёра сменил Алексей, Саша, Дима, потом ещё кто-то, – я до сих пор не запомнила их имён, – а к Лене почему-то никто не пытался подойти. Меня всё это заинтриговало, и незаметно я стала наблюдать, что же всё- таки происходит. Тётя Паша разговаривала с соседками; дядя Дима со Степанычем молчали, о чём-то задумавшись, – и рядом с ними я увидела сердитого Павлика: он безотрывно следил за Леной и Анваром. Когда закончилась музыка, я подошла к нему, погладила по плечу:
        – Павлик, у тебя очень красивые мама с папой, наблюдаю и радуюсь. Хорошо ведь, когда людям хорошо, правда?
      Он дёрнул плечом, сбросил мою руку, и немного подумав, спросил:
        – Им…хорошо?
        – А ты не видишь? У тебя мама обычно серьёзная, иногда грустная, а сейчас смотри – улыбается. Когда человек улыбается, значит, ему хорошо.
        Он долго-долго внимательно смотрел на Лену, на Анвара, о чём-то напряжённо думал. 

         Вскоре гости засобирались домой. Хозяева прожали их у калитки, мы с Леной начали мыть посуду, которую нам в кухню приносили Анвар и Игорь. Павлик вытирал ложки и вилки и вдруг спросил:
        – Ира, я слышал одну музыку, называется «Полёт шмеля». На баяне её можно сыграть?
        – Конечно, можно, я её играла в музыкальной школе.
        – Тебе нравилось в этой школе?
        – Как тебе сказать? Сначала вроде бы не очень. Трудно было, многое не получалось. А чем дальше, тем интереснее и интереснее становилось. На концертах выступали, на конкурсах; в другие города ездили с оркестром, в школе на праздниках играли. Сейчас дома часто играем: папа, братья и я тоже. Музыка – это чудо!
        – Ирочка, как ты права, – подошёл ко мне дядя Дима, обнял меня. – Спасибо тебе за сегодня.
        – Ну что вы? Вам спасибо за всё.
        – Ты не представляешь, какой подарок всем нам сделала. Моя мамуля даже потанцевала и спела. Это…это для…меня…спасибо.
        Я растерянно обернулась на Лену.
        – Да, Ира, она давно не была такой.
        – Мам, она была весёлая, значит, ей было хорошо?
        – Да, сынок.
        – Ира, сыграй мне, пожалуйста. Про шмеля.
        – Ой, Павлик, наверное, уже поздно?
        – Ничего. Пока столы убирают. Игорь и …он. Сыграешь?
        – Хорошо. Сейчас руки вымою. Только я могу ошибиться. Давно про шмеля не играла.
        Он сел напротив и, когда я закончила играть, восторженно сказал:
        – Я думал, на нём такое нельзя.
        – Почему нельзя? На баяне многое можно. Вот слушай. «Прелюдия» Баха. «Полонез» Огинского. «Фейерверк» Тихонова, ноктюрн, этюд…
        – Здорово, – сказал он, аккуратно взял из моих рук инструмент, словно тот был стеклянный и мог рассыпаться, – и понёс его в дом.


*****

               
        Меня разбудило солнце. Тёплый ласковый лучик нежно прикоснулся к моей шее, медленно переполз на щёку и заглянул под закрытые ресницы. Пришлось открыть глаза, и прямо перед собой я увидела висевший на нитке, привязанной к люстре, белый лист бумаги, на котором фломастером крупно было написано рукой Игоря: «Я ушёл посмотреть утро. Жду вас с Павлом. Игрек».
        Вставать не хотелось. Из полуоткрытого окна потянуло прохладой: воздух, пропитанный запахами южных цветов, ещё не прогрелся. Я вскочила прикрыть раму. На подоконнике лежал персик, как всегда, крупный, краснобокий. В саду никого не было, только слышались какие- то непонятные, негромкие звуки. Быстро надев шорты и футболку, я вышла из домика. Звуки доносились из окна комнаты Павлика: без сомнения, именно он пытался что- то подобрать одной рукой на баяне. Несколько секунд послушала это «что-то» внизу, потом взобралась на карниз и заглянула внутрь.
       – Ир, очень трудно, не получается, – сказал Павлик, нисколько не удивившись моему внезапному появлению.
       – Я тебе говорила, что сначала трудно будет, но если захочешь – всё получится со временем.
       – Ты думаешь?
       – Не думаю, а знаю.
       – Мама ещё в прошлом году хотела меня отдать в музыкальную школу – я не захотел.
       – Зря.
       – Сейчас и я думаю – зря. Слушай, правильно? – он неуверенно, но точно вывел мелодию «Самое синее в мире Чёрное море моё».
       – Да, верно. Только ты начал с такой сложной песни. Пока лучше про ёлочку, помнишь? «Маленькой ёлочке холодно зимой». Смотри, дай баян, то неудобно так.
       – Ира, запрыгивай, – предложил он, отодвинув от окна стол. Сбросив шлёпанцы, я влезла в комнату и – забыла не только про маленькую ёлочку, но и про всё на свете. Прямо передо мной на полке стоял красивый лёгкий парусник. Он был, как настоящий: с мачтами, шлюпками, с какими-то незнакомыми для меня мелкими деталями.
       – Каравелла, – пояснил Павлик.
       Несколько минут я восхищённо рассматривала это чудо с белоснежной кипенью парусов.
       – Павлик, откуда у тебя он?
       – Я ж тебе говорил, папа делал. И вот этот тоже. Фрегат. Три мачты и на всех, смотри, прямые паруса.
       – А тот, выше, тоже фрегат? Тоже три мачты, но он немного другой.
       – Не фрегат. Шхуна- барк. Прямые паруса только на фок-мачте, на двух других – косые.
       Внимательнее приглядевшись, я заметила, что все парусники чем-то отличаются друг от друга, но все они были похожи на больших птиц, парящих в небе.
       – Павлик, расскажи ещё про паруса, про мачты. Такие названия необыкновенные.
       – Смотри. Парус фор- стень-стаксель, верхний марсель, кливер, бизань-мачта. Ира, вот бриг, видишь, с двумя мачтами? Это- шлюп, это – модель английского океанского лайнера «Куин Элизабет».
       – Павлик, ты рассказывал, как топили корабли, и был там линейный. Покажи его.
       – Модели нет. Линейный самый большой корабль в парусном флоте. Сейчас я тебе покажу его на картинке, сейчас.
       Я с сожалением оторвала взгляд от полок с парусниками и ниже увидела полки с книгами: на одной стояли учебники и детские разноцветные книжки; несколько других, ниже и справа, были заполнены до отказа. Я пробежала глазами по корешкам: «Краснознамённый Черноморский флот», « Крылья над морем» Иванова, «Вместе с флотом» Головко,  «Полвека на флоте» Пантелеева, «Морская пехота»,   «Малахов курган», «У карты Севастополя».
        Павлик быстро сориентировался в этих сотнях книг о море, вытащил одну, открыл нужную страницу:
        Ира, вот линейный корабль. Крейсер, миноносец, лидер, канонерская лодка, торпедный катер. А вот какой классный – эсминец! У меня ещё есть компас на стене. Я подняла глаза и увидела морской компас и рядом настоящий штурвал. Он легко повернулся, ручки были тёплыми, вытертыми от многих прикосновений.
       – Здорово! Сколько всего интересного у тебя в комнате!
       На столе лежала огромная коричневая ракушка, величиной с блюдце. Я осторожно погладила её полированный, с острыми зазубринами бок.
       – Она называется рапан, – сказал Павлик. – Это самая большая раковина в Чёрном море, её мне Виктор принёс. У меня и другие есть, правда, поменьше. Я их сам достал, и ещё гальки всякие-всякие, красивые.

        Он что-то продолжал говорить, но я уже не слышала. Над столом висела большая фотография моряка в бескозырке с надписью «Черноморский флот». Моряк смеялся и смотрел на меня синими глазами Павлика, я смотрела на него и …ничего не могла понять. Подошёл Павлик, поставил на стол коробку, брякнули гальки.… Некоторое время мы молчали вместе, не отрывая взгляда от весёлого моряка.
       – Видишь, как я на него похож…
       Я молча кивнула.
       – Почему ты не похожа на своих маму, папу и братьев?
       – Понимаешь, это долго объяснять.
       – Ты же говорила, что я твой друг. Друзья должны друг друга понимать, и пока мне непонятно. Объясни.
       – Павлик, мне тоже многое непонятно. У тебя есть другие фотографии? Например, где ты маленький, покажешь?
       Он открыл ящик стола, достал альбом в белом бархатном переплёте. На первой странице, на пожелтевшей от времени фотографии, был молодой дядя Дима в военной форме. На второй, рядом, – весёлый моряк с портрета, внизу надпись «Павел, 24 года». Ниже много-много моряков в два ряда, среди них я узнала Павла, Анвара, Виктора, Сашу и некоторых других ребят, которые вчера приходили в гости к хозяевам.
       – Здесь они все двадцать шесть. Весь экипаж. – Павлик перевернул лист. На меня смотрел Павел, в руках баян. Баян был тот самый, который стоял сбоку, на столе. «Музыкальная школа №…» Лена обнимала Павла и Анвара, они её.…После свадебной фотографии с серьёзными Леной и Павлом, вскоре появились и фото  Павлика.… На руках у Лены, на коленях у Анвара, на велосипеде…с Павлом на берегу моря…и вдруг после счастливых и радостных лиц две фотографии с траурными лентами…и внизу серый военный корабль в свинцово- серых волнах.
       У меня потемнело в глазах, покачнулся под ногами пол. Я схватилась за стол и села на тахту.
       – Ира, что с тобой? – испугался Павлик. – Бабушку позвать?
       – Нет, нет, – остановила я его, – просто душно…
       Он резко распахнул вторую створку окна и на пол, прямо передо мной упала рамка для фотографии. Я подняла её, к счастью, не разбилось стекло. Рамка оказалась необыкновенно красивая: резная, покрытая блестящим коричневым лаком. В углу небольшой якорь, а по бокам волны, лёгкие и воздушные, как кружева. Осторожно погладила  бегущие на меня волны.
       – Как она мне нравится! Смотри, подходит для этой фотографии, в рамке она бы и сохранилась лучше. Где ты её взял?
       Павлик молчал, уставившись на фото весёлого моряка.
       – Паша, – позвала я негромко, –  Ты слышишь?
       –…её мне сделал он. Анвар.
       – Молодец Анвар. Сколько времени надо, чтобы так красиво вырезать. Игорю покажешь? Думаю, ему тоже понравится, очень.
       Я положила рамку на стол, погладила острое плечо Павлика:
       – Пойдём на море…поищем «куриного бога». Должно же нам когда-нибудь повезти. Знаешь, когда чего-то хочется, оно обязательно должно сбыться. Только надо верить, сильно- сильно. И сбудется!
       Он обернулся, взглянул на меня с каким-то тревожно-радостным изумлением. Его широко распахнутые глаза, будто о чём- то спрашивали, чего-то ждали. И я уверенно и твёрдо произнесла им навстречу:
       – Конечно, сбудется! Вот увидишь!
       Неожиданно он крепко прижался ко мне. Обхватил руками и затих. Его жёлтая макушка вкусно пахла тёплым солнышком. Через несколько мгновений он также неожиданно отпрянул, отвернулся.… На моей футболке остались два чуть заметных мокрых пятнышка от его глаз…

       И снова, уже который день, мы провели на море, ныряли в его прозрачную прохладную глубину, валялись на нагретых солнцем гальках и волны ласково лизали наши разгорячённые загоревшие руки, ноги, спины. Мы перебрали сотни и сотни разноцветных гладких камешков, пытаясь найти тот, один- единственный…
    
       – Ира, если ты вдруг найдёшь «куриного бога», то надо сразу же загадать желание. У тебя оно есть, это желание? – спросил Павлик и добавил почему- то шёпотом, – только самое-самое главное. Есть?
       Я задумалась, нагребла кучу галек, потом разровняла её обратно, но ответ почему-то не приходил. Павлик ждал, не отводя от меня своих синих глаз.
       – Самое главное? – переспросила я
       – Самое-самое!
       Подумала ещё, напрягла все свои мысли, но большое желание не появилось.
       – Павлик, если найду, то отдам его тебе, –  наконец- то решительно сказала я.
       – Разве так можно?
       – Думаю, можно. Самого главного желания у меня пока нет. Какие были – сбылись.
       – А какие были, секрет?
       – Мне очень хотелось увидеть самое красивое море в мире – вот оно!- я нежно погладила рукой тёплую тихую волну.
       – А раньше?
       – Раньше? После школы хотела поступить в институт, через год буду его заканчивать.
       – Ещё раньше! – не унимался Павлик, – когда ты была маленькая, например.
       Он продолжал перебирать гальки. Я  взъерошила свои волосы. Медленно заплела косичку, потом другую. Павлик взглянул на меня, потрогал тугую косичку и вдруг перед моими глазами возник Руслан. Не теперешний высокий, крепкий парень, а тот далёкий восьмилетний мальчишка с расцарапанной щекой и синяком на коленке. Когда он также нерешительно потрогал короткую, до уха косичку (и как только мама умудрилась её заплести) и сказал: « Если тебя кто обидит, скажи, шею намылю!»
      Павлик молчал, не мешая мне вспоминать, ждал. И мне почему-то захотелось рассказать ему про то, самое-самое главное желание в моей детской жизни, которое тоже сбылось и до сих пор мне от этого очень хорошо жить!
       – В пять лет я мечтала, чтобы у меня были две вот такие косички.
       – И всего-то? Сказала бы маме – и всё.
       –…почему-то тогда ни у кого из нас не было косичек. Всех подстригали одинаково, коротко. Да и наша мама Ира не смогла бы утром заплести пятнадцать девочек.
       – Ира, я не понял, у тебя же мама Айгюль?
       – Сначала у меня была мама Ира, до пяти лет, общая мама… для пятнадцати девочек…в детском доме…
       Павлик медленно поднял голову, и в его огромных распахнутых глазах я увидела и удивление, и растерянность, и непонимание, и что-то ещё, тревожное и необъяснимое.
       – Свою маму я не знаю. Уверена, если бы она была, мама Ира её бы обязательно нашла, но…она не смогла найти. Там ничего, в детском доме…Игрушек много, друзей, подружек. Случалось, пацаны задирались, обижали нас.…Тогда мне очень хотелось, чтобы у меня был папа, сильный и большой, с чёрными усами, как у дяди Айдара. Он приходил к нам обычно по вечерам; ремонтировал стульчики и шкафчики; вкручивал лампочки; приделывал куклам оторванные руки и ноги, а к машинкам колёса; умел пришивать пуговицы, ремешки к босоножкам; быстро вылавливал наших обидчиков и те надолго оставляли нас, девчонок, в покое.…Однажды он поправлял проломанный забор, мимо шли ребята из школы и из толпы вдруг к нему побежал мальчик с голубым ранцем на спине. Дядя Айдар бросил молоток, подхватил мальчика, подбросил вверх и они оба засмеялись…весело так. Это был сын дяди Айдара – Руслан.…Дай, пожалуйста, попить, – попросила я  Павлика.
       Он вытащил из пакета бутылку с водой. Вода нагрелась от солнца, стала солёно - кислой.
       – Фу, – поморщилась я, – вот бы сейчас мороженого, да?
       – Хорошо бы, – машинально согласился он и сразу же, – Ира, ты рассказывай дальше.
       – Дальше? Дальше наступила зима, самый любимый праздник взрослых и детей – новый год. Мы долго и радостно готовились к нему, вместе с мамой Ирой разучивали танец снежинок. Снежинками были девочки нашей средней группы. И вот когда мы танцевали и кружились вокруг ёлки, вдруг откуда- то внезапно выскакивал волк и начинал ловить нас. Если не успеешь спрятаться под ёлку, волк ловит и снежинка тает, то есть уже не танцует потом. Появился волк. Все девочки побежали под ёлку, а я вспомнила Руслана, как его высоко поднял дядя Айдар. Не знаю, почему, побежала к дяде Айдару, который тоже был на нашем празднике: помогал устанавливать декорации, включал музыку и гирлянды. Он сразу понял, что я бегу к нему, протянул руки, схватил меня, поднял вверх и сказал: « Не бойся, не бойся. Я тебя волку не отдам!» И мне стало так хорошо, совсем не страшно, спокойно так. Мне тогда было пять лет, сейчас двадцать два, но до сих пор, когда что- то не получается или станет грустно, я знаю – надо бежать к папке, прижаться к нему. Он обнимет крепко-крепко, погладит, скажет: «Испугалась? Волка? Не бойся, я же с тобой». Так пить хочется. Пойдём, где-нибудь купим?
       – Пить? – переспросил Павлик.
       – Можно и мороженого. Пойдём?
       Он кивнул, не двигаясь с места, и – нетерпеливо:
       – Ира, рассказывай!
       – Давай собирайся, по пути поговорим.
       Павлик не глядя, затолкал в пакет свою футболку, кепку. Я засмеялась:
       – Мы так и пойдём? Одеваться не будем?
       – Не будем. Тут недалеко есть киоск-палатка. Туда все так ходят, – объяснил он.
       – Пошли так, – согласилась я.
       Невдалеке, за невысоким ажурным ограждением, под огромным светлым тентом стояли белые пластмассовые столики и такие же стулья. Прямо на улице загорелый парень жарил шашлыки. Мы купили мороженого, минеральной воды, сели и Павлик попросил:
       – Ира, и что потом?
       – Потом мы с дядей Айдаром начали дружить. Он катал меня на санках, сделал мне маленькую деревянную лопатку, и я помогала ему чистить дорожки у детского дома. И мы говорили, говорили…обо всём. Особенно мне нравилось, когда он рассказывал о себе, о доме, о своих сыновьях. Я ведь знала только Руслана, а у него было ещё два, старших сына.
       – Альгис и Артур? – догадался Павлик.
       – Да. Альгис и Артур. Я их узнала позже, где-то весной.
       – Ира, скажи, а было так, чтобы родители находились?
       У нас не было, не помню. Конечно, их искали, писала мама Ира куда-то, но… не находились. Было, усыновляли…редко, обычно самых маленьких, а таких, как мы,- нет.
       Мы доели мороженое и решили вернуться обратно. Солнце пекло, хотелось окунуться в прохладную воду.
       – Ир, – затормошил меня Павлик, – потом что?
       – Однажды мама Ира сказала, что нам надо поговорить об одном  важном деле, в кабинете директора. Там были две чужие женщины, Владислав Николаевич и дядя Айдар. Мне объяснили, что мою маму долго искали- искали, но не нашли и если я захочу, то дядя Айдар возьмёт меня к себе пожить. У него есть тётя Айгюль, она добрая и тоже хочет меня взять. Я и обрадовалась, и испугалась, и молчала, не зная, что сказать. Тогда дядя Айдар говорит: «Иришка, Ты можешь подумать. Как решишь, так и будет. Понимаешь, не у всех бывают мамы, папы. Вот у тебя их нет, а у нас нет дочки. Хочешь, я буду тебе папой, ты нам дочкой и всем будет хорошо. Может, попробуем? Поживём вместе, не понравится, я тебя приведу обратно. Давай просто попробуем? Подумай, завтра скажешь, хорошо?»
       – Хорошо, попробуем, – согласилась я и стала ждать завтра.
       Я посмотрела на часы:
       – Павлик, у нас ещё три часа. Мы договорились с твоей мамой зайти в один магазин после её работы.
       –…в магазин? – повторил он.
       – Да, надо купить подарки. Знаешь, я хочу пушистые, мягкие пледы с дельфинами или чайками, чтобы напоминали о море.
       – Пледы? – ещё раз переспросил он удивлённо. – Ира, потом…дальше, что было?
       – Утром Владислав Николаевич спросил, что я решила. Я ответила, что решила попробовать пожить у дяди Айдара. И днём они пришли за мной: дядя Айдар, тётя Айгюль, Руслан, два его брата. Мама Ира пообещала часто меня навещать, может, мне что- то будет нужно. Я сказала, что мне нужны две косички и большие банты, как у девочек, которые ходят в школу около нашего детского дома. Тётя Айгюль погладила меня по голове и тут же заплела мне две косички до уха с большими жёлтыми бантами. Мне они очень понравились и Руслану тоже. Он потрогал косичку и сказал, что намылит шею любому, кто меня обидит. И мы пошли…домой.
       Павлик улыбнулся:
       – Так прямо и сказал: намылю шею?
       – Да, так и сказал. И не только сказал, но и мылил, бывало. Папка начнёт его ругать, я защищаю изо всех сил. Мы до сих пор друг без друга никуда. Руслан для меня и брат, и друг, и подружка. Конечно, Альгис с Артуром тоже, я их всех очень люблю. И они меня.
       – Пришли вы домой, – напомнил Павлик.
       – Пришли домой, как сейчас помню: всё так необычно. Во дворе огромная собака бегает, умная. Дядя Айдар сразу ей сказал, что я своя и лаять на меня не надо. Были две кошки, три больших гуся и много маленьких. В доме несколько комнат и застеклённая веранда. Мы пришли и все вместе стали накрывать стол к обеду: что-то приносили, нарезали, пекли пирог с яблоками. Потом ели и мама Айгюль сказала, что очень рада, что появилась я: ведь в семье одни мужчины, теперь у неё есть помощница,  и нам будет легче со всем справляться. После обеда мыли посуду во дворе, потом пошли с Русланом на улицу и он научил меня кататься на двухколёсном велосипеде и стрелять из рогатки. Вечером я в первый раз мылась с мамой в своей бане. Необычным было и то, что у меня появилась своя личная, маленькая комнатка с одним окном, удобной тахтой, столом и узким шифоньером с зеркалом. Мама укрыла меня одеялом, Руслан принёс толстую книжку, пристроился рядом и долго-долго мама с папой читали нам сказки. …На следующий день пришла мама Ира. Я испугалась, что она заберёт меня обратно, но папа сказал, если я сама не захочу, никто меня не возьмёт назад. …Потом началось лето. Мне так понравилось в огороде: мы все вместе что-то садили, пололи, особенно интересно было поливать по вечерам. А ещё гусей водить на речку! Здорово! Мне купили школьную форму и голубой ранец, как у Руслана. Я сама его выбрала в магазине. Первого сентября пошла в школу, вернее, меня повели туда все вместе. В школе мне понравилось: девочек много, учительница добрая. Я не могла понять только одного: почему дома у всех одна фамилия, а у меня другая. Когда шли домой, обсудили с Русланом и эту проблему он быстро разрешил. На всех моих тетрадках красным фломастером зачеркнул одну фамилию и крупно написал другую. Я тогда сама умела писать только печатными буквами, а он уже учился в третьем классе и писал по-письменному.
       – Ему не попало, что тетрадки испортил? – поинтересовался Павлик.
       – Нет. Папа сказал, что всё правильно, так и должно быть. У нас стала одна фамилия, одна семья и я перестала бояться, что меня заберут обратно в детский дом. Дома было лучше.


*****

               
       Мы встретили Лену около института, сели в трамвай и поехали в магазин. Вдруг мне стало как-то нехорошо: внезапно резко потемнело в глазах, в голове послышался звон, покачнулся под ногами пол, всё вокруг закружилось и куда-то поехало. Я судорожно схватилась за поручень. Будто издалека донёсся громкий голос Павлика:
       – Остановите трамвай, человеку плохо!
       На улице, на свежем воздухе мне сразу стало лучше, сели на скамейку в тени. Лена испуганно твердила:
       – Это от солнца. Нельзя же целый день вот так. Это точно солнечный удар.
       – Утром не было солнца и было так же, – вмешался Павлик.
       Лена молча, уставилась на меня, что- то соображая, – и вдруг улыбнулась растерянно, достала из сумочки деньги:
       – Павлик, сбегай в магазин, купи водички, пожалуйста.
       Он тут же исчез за деревьями.
       – У меня шляпа…да мы и гуляли ещё по городу, не всё время были на солнце. Просто народу в трамвае много, душно, – оправдывалась я, расстроенная тем, что доставила такие неудобства.
       – Ира, может, и не от солнца. Такое бывает, иногда, когда…
       – Когда иногда?
       – Может быть, ты будешь мамой? – ответила она вопросом на вопрос.
       –…, –  я  уставилась на неё, потеряв дар речи. Появился Павлик с бутылкой воды и так же ошарашено  уставился на нас обеих.
       – Ира, да что с тобой, – тормошила меня Лена. – Ты не рада? Это же здорово, если на самом деле.
       – Вы нормальные? – удивился Павлик. – Человеку не хватает воздуха, а он должен быть рад. Не понимаю.
       – Давайте сделаем так, – предложила Лена. – В магазин сходим в следующий раз, пешком, тут недалеко, а  сейчас домой, домой.


*****

               
         Я бросила среди комнаты пакет и плюхнулась на диван. В голове был полный хаос, мысли натыкались одна на другую. Эта новость ворвалась в мою жизнь неожиданно и внезапно, словно гром среди ясного неба. Я, конечно, допускала, что это когда- то может случиться. Но почему-то казалось, что случится оно не сейчас, а позже, потом, где-то там, впереди…
       Вскоре пришёл Игорь. Увидев меня, растерянную и неподвижную, спросил:
       – Что с тобой? Заболела?
       Поставил на пол сумку, присел рядом, осторожно прикоснулся к моему лбу, погладил по голове. От этого мне стало почему-то так жалко себя, что непроизвольно потекли слёзы. Он легко поднял меня, прижал к себе.
       – Что произошло? Успокойся и рассказывай.
       Я вытерла лицо о его плечо, обняла за шею и, всхлипнув, сказала:
       – Мне стало плохо. Я думала, от солнца: перегрелась, голова закружилась.
       – Значит, нельзя долго быть на жаре, – Игорь погладил меня по спине. Поцеловал в ухо.
       –…не от жары. Мне кажется, у нас будет малыш,  – выдохнула я, и он вдруг замер. Я чуть-чуть подождала и испуганно спросила:
       – Что делать?!
       Он отодвинулся, посмотрел шальными, весёлыми глазами, схватил меня в охапку, подпрыгнул вверх и заорал на весь дом:
       – Что делать? Радоваться! – закружился по комнате, сшибая стулья. Потом внезапно встал:
       – Ты сказала, тебе кажется? Ты не уверена?
       – Вроде бы,  уверена…, – пролепетала я.
       – Вот именно! И никаких «кажется». Завтра идём в детский мир, скупаем всё, что понравится: кукол, погремушки, банты. Ещё лошадь я там видел на красных колёсах, посуду в коробках, мяч надувной. И обязательно железную дорогу. У нас с Мишкой была, отец привёз то ли из Польши, то ли из Германии, когда был в командировке. Представляешь, мы играли всей семьёй: мама, папа, я и Мишка. Вагончики были маленькие, семафоры, мосты, тоннели, стрелки, шлагбаумы. Интересно! Потом что-то поломалось. Где она сейчас? Наверное, на даче, на чердаке – там все наши  игрушки хранятся. Слушай, надо будет поискать. Не найдётся, купим новую железную дорогу.
       – И самосвал, – всхлипнув, вставила я.
       – Самосвал? Зачем? Девочке – и самосвал? – удивлённо переспросил он.
       – Когда я была маленькая, папка мне купил большой железный самосвал. Мы с Русланом кукол в нём возили, и песок, и собаку. Друг друга катали.
       – Давай до кучи и самосвал. И собаку. Ирка! А кто будет нашу дочку катать? Ей одной будет скучно играть. Так что давай думай: или сразу двоих, или после дочки сразу и сына, – улыбнулся он, крепко обняв меня.
       – Мне и Павлик это же предлагал. Двоих.
       – Павлик об этом знает? И вперёд меня? Как так? Не понял.
       – Нет. Он предлагал, когда мы были в детском мире, помнишь? Спрашивал, есть ли у меня дети? Для кого я покупаю игрушки? Об этом знаем только мы и Лена, она догадалась первая.
       Вдруг скрипнула створка окна, оно медленно приоткрылось и в образовавшуюся щель чья-то рука начала проталкивать большой персик. Игорь резко повернулся и успел поймать руку того, кто каждый день тайно оставлял нам на подоконнике персики, сливы, яблоки. Как мы и догадывались, им оказался не кто иной, как Павлик. Сейчас он стоял перед нами, даже не пытаясь выдернуть руку и убежать. Стоял и пристально смотрел на меня.
       – Вот кто неизвестный мистер Икс, – весело сказал Игорь. – А мы думаем, гадаем.
       – Мне надо Иру, ненадолго, можно? – спросил Павлик.
       Игорь отпустил его руку, распахнул окно:
       –  Конечно, можно. Заходи.
       Павлик не шелохнулся.
     – Иди тогда в двери, – предложил Игорь.
       Мальчик, молча, продолжал стоять, не двигаясь с места.
       – Павел, если ты желаешь поговорить с Ирой наедине, я не буду мешать, – догадался Игорь.
       – Спасибо, – ответил тот.
       – Павлик, я выйду к тебе, посидим на лавочке в саду, – сказала я, и он согласно кивнул.
       – Странный какой-то он сегодня, – заметил Игорь, выйдя за мной из комнаты.
       – Утром он показал мне фотографию своего отца, моряка в бескозырке. Они оба так похожи, прямо одно лицо. И имена у них одинаковые. Вот только я не поняла, что-то случилось, какая-то трагедия. Жалко и Павлика, и Лену, и тётю Пашу с дядей Димой. Хорошо, что у них ещё столько сыновей.
       – Ира, – остановил меня Игорь, повернул к себе. – Павел был единственным сыном наших хозяев. Он погиб несколько лет назад вместе со своим другом.
       – Как?! Как единственный?.. ведь Анвар, Виктор…Саша и, – я не могла сразу вспомнить имена остальных ребят, которые были своими, родными в этом огромном  доме; которые так тепло и трогательно относились к тёте Паше и дяде Диме, называя их мамой и отцом.
       – Анвар, Саша, Антон, Дима и ещё двадцать человек – это экипаж, в котором служили Павел с другом.
      Я смотрела на Игоря и ничего не понимала. Он встряхнул меня за плечи:
       – Ирка! Очнись. Поторопись, пацан ждёт.
    
        Павлик сидел на скамейке. Когда я подошла, он без слов протянул мне два мокрых персика. Мы долго ели и долго молчали. Долгий день заканчивался. Сад притих, листочки на деревьях словно замерли, ни один не вздрогнул, не шелохнулся. Обычно так бывает перед дождём: звонкая тишина и оглушительный аромат вечерней прохлады.
       – Ты выздоровела? – наконец, спросил он.
       – Да. Всё в порядке.
       – Хорошо, а то я испугался, вдруг ты не сможешь пойти на самый главный праздник, который скоро будет. Он даже главнее нового года.
       – Это какой же праздник, что даже главнее нового года? – удивилась я.
       – Не знаешь?
       – Может, день рожденья? У  тебя?
       – Ещё главнее.
       –Честно, не знаю, – растерялась я.
       – Скоро будет День Военно-морского Флота – самый главный праздник нашего города. Там будут и подводные лодки, катера, военные корабли, танки, вертолёты, парашютисты. Знаешь, как классно! Чтобы всё хорошо увидеть, надо занимать удобные места с ночи. Но и издалека тоже нормально видно. Хочешь посмотреть?
       – Конечно! – обрадовалась я. – Вот повезло, что мы приехали именно сейчас! Ты, наверное, каждый год бываешь на этом празднике?
       – Да. Каждый.
       – Он когда будет?
       – Через неделю. Ира…расскажи ещё.
       – Ты о чём?
       – Ну что было потом? Ты говорила, как Руслан исправил фамилию на тетрадках и…
       – Ты об этом? – поняла я. – Что ж тебе рассказать? У нас стала одна фамилия, и я сразу перестала бояться, что меня отдадут обратно. Здесь у меня были мама и папа. Папа был с чёрными усами, как я и хотела всегда. Мама заплетала мне косы, братья защищали на улице и в школе. Я была не одна и меня любили. И я их тоже. Наверное, думаю, это и есть…счастье…
       – Я вот хотел спросить, – замялся он.
       – Спрашивай.
       – Ты не обидишься?
       – Постараюсь.
       – Это ведь…всё равно…не по- настоящему, – выпалил он и пристально посмотрел на меня.
       Некоторое время мы, молча, смотрели друг на друга в упор. Он ждал ответа.
       – Павлик, – растерянно прошептала я, – почему- то я про это никогда и не думала…
       – Как… не думала?- удивился он.
       – Не знаю, как. Не думала и всё. Для меня это совсем неважно. Мне хорошо жить с ними, дома. И всё! Знаешь… когда Руслан ушёл в армию после техникума, я думала, сойду с ума от тоски…будто что- то оторвали от меня, полмира исчезло. Мы ведь всегда вместе были: дела общие, друзья…и вдруг. Июнь, каникулы – и никакой радости. Артур с Альгисом ругаются. «Ирка! Маме тоже плохо, и ты канючишь. Отец отслужил, мы, и он никуда не денется. Дембель неизбежен!»
       Я устроилась работать на почту. Днём телеграммы разносила, по вечерам пол мыла там. А самое главное: первая получала письма от Руслана. В августе выдали зарплату, дома за ужином рассказала о своих планах. Туфли мне не надо, в старых сапогах пока похожу, но если разрешите, я лучше съезжу в армию к Руслану. Я давно его не видела, целых 58 дней, и хочу к нему.
       Мама заплакала, Артур с Альгисом добавили денег на поездку и на туфли с сапогами. Папка сказал, что одну меня не отпустит, надо покупать два билета – мне и маме. Мы обрадовались, нагрузили сумки и поехали в армию. Нашли гостиницу, оставили вещи и бегом на КПП. Там за стеклом, в комнате дежурили два солдата, один стоял у дверей, у вертушки. Нам сказали, что Руслана мы сможем увидеть только после 16-00, то есть надо подождать ещё два часа. Я просила, объясняла - бесполезно. Вдруг вошёл какой- то дядька с погонами со звездой. Наверное, главный. Я к нему, говорю: «не видела человека 1425 часов и ещё надо ждать целых 120 минут». Он переспросил «сколько часов?» и приказал дежурному, чтобы девушке срочно вызвали жениха. Немедленно, а не через 120 минут.
       Павлик засмеялся.
       – Мы не сообщали Руслану, что приедем. Он вышел, ничего не понимая, а мы с мамой как схватим его! Всего расцеловали! Насмотреться не могли. Руслану дали увольнительную и весь день мы провели вместе. Как здорово идти просто так, неважно куда, по незнакомому городу и рядом близкий родной человек. Рядом – протяни руку, дотронешься. Купили огромный арбуз. Руслан тащил его до гостиницы и всё жалел, что нет с нами друга –земляка, который живёт недалеко от нас, в соседнем посёлке.
       На следующий день выпросили отпустить с Русланом в увольнительную и его друга. Доели арбуз, сходили в зоопарк, гуляли по улицам, купили туфли.
       Потом с мамой уехали домой и мне стали приходить письма и от друга Руслана. Это был Игорь.
       – Ира, – вдруг перебил меня Павлик, – мне дядя Виктор рассказывал, что есть такая наука на букву «к», забыл, как это? Вот когда человека заледенят, а потом через некоторое время обратно…
     – Крионика, вроде?
     – Наверное. Я о чём подумал. Вот если бы тебя…обледенить…на несколько лет. Я бы вырос, как ты.…Потом тебя разледенить…и я бы, – он смущённо замолчал, подыскивая слова.
     – Говори, я пойму.
     – Ты только не смейся, я бы на тебе женился. Обязательно! Только не смейся.
     Это было так неожиданно. Надо было что-то сказать, но нужные слова не находились. Мы только, молча, смотрели друг на друга и он ещё раз тихо- тихо повторил:
     –…не смейся, ладно?
     Я кивнула, обняла его рукой за плечи, прижала к себе.
     – Павлик, спасибо тебе. Но знаешь, пока научились только обледенять, как ты говоришь, а разледенять ещё не умеют.
     – Может, через год-два научатся?
     – Возможно. Но как же Игорь?.. Он ведь уже на мне женился.
     – Ой, я про него и не подумал, – воскликнул поражённый Павлик. – Что делать?
     – Ничего. Вот сейчас тебе кажется, надо что-то делать так, а через некоторое время…ты всё сделаешь не так, потому что повзрослеешь. А у взрослых всё немного по-другому, понимаешь?
     – Как это…по-другому?
     – Взрослые должны думать о многом одновременно, сразу. Смотри, ты решил, что меня надо обледенить и не подумал о том, понравится ли это, например…Руслану, Игорю… И мамам. У меня ведь сейчас их три: мама Ира из детского дома, мама Айгюль и мама Игоря – Надежда Степановна, мама Надя…. Пап ещё два…
     – Да, я как- то про них забыл…
     – Вот видишь, ты ещё пока не научился думать, как взрослые, но скоро научишься.
     – Значит, чтобы что-то сделать, что-то решить, надо долго думать…обо всех?
     – Да, обязательно. Не только о себе, обо всех. Ведь от твоего решения кому- то может стать плохо, а кому- то, наоборот, очень хорошо. Когда человек взрослеет, он, наконец-то, понимает самое главное: очень часто в жизни происходит совсем не так, как того хотелось бы. Обидно, конечно, несправедливо, но это так.
     – Да, так, – быстро согласился он и надолго задумался.

     Дождь так и не собрался, но быстро стало темно. Мы сидели рядом и почти не видели друг друга.
     Вышел Игорь, накинул на меня кофту, на Павлика свою курточку.
     – Не замёрзли?
     Павлик тотчас вскочил, смущённо спросил:
     – Мы, наверное, долго уже говорим, да? Я не заметил, извините.
     – Ничего, ничего, – остановил его Игорь.- Говорите, сколько надо. Я своими делами занимаюсь, потом смотрю – ночь. Думаю,  прохладно, а вроде и нет. Сидите.
     Павлик протянул мне куртку Игоря, но не уходил, продолжал стоять рядом.
     – Ира, например, как думает Игорь?
     – Игорь думает, что мы с тобой очень подружились, нам интересно вместе, есть о чём поговорить.
     –…наверное, так. Как ты думаешь,  как моя мама думает?
     – Павлик, человек ведь может думать о чём угодно, иногда и не догадаешься. Но как все мамы, наверняка, она хочет, чтоб ты был счастлив и делает всё для того, чтобы тебе было хорошо. Она тебя любит.
     – И я её люблю. И он…Анвар тоже, давно…я знаю.
     – Откуда?
     – Он мне сам сказал.…Сказал, если я не против, он будет жить с нами. Бабушка и дед согласны…Меня уговаривали. Я не хочу!
     – Почему?
     – Тогда мама будет любить его, а я?
     – Ерунду не говори.
     – Это не ерунда. Как так? А…папа?
     – Павлик, пойми и поверь, мне очень жаль, что так получилось с твоим папой. Честное слово, очень жаль, что уже никогда и ничего не исправить. Ты его помнишь?
     – Не знаю.…Иногда, кажется, помню,…то не совсем. Мне два года было…
     – У тебя друзья есть?
     – Есть. Ромка и Данька. С Ромкой мы вместе в садик ходили, а с Даниилом познакомились в прошлом году, когда он перешёл из другой школы. Сейчас их здесь, в городе, нет. Они уехали.
     – Скучаешь?
     – Да. Ромка приедет через две недели. Данька скоро, на днях должен.
     – Значит, с Ромкой ты знаком давно?
     – Да.
     – А когда узнал Даньку, Ромку разлюбил?
     – Почему это я должен его разлюбить?
     – Почему же ты решил, что мама тебя разлюбит, если…появился Анвар?

     У двери большого дома загорелся фонарь, и в его отблеске я увидела огромные глаза Павлика. Он обессилено сказал:
     – Не понимаю…ничего, не понимаю…
     – Павлик, миленький. Мне кажется, всё намного проще. У ребёнка должны быть мама с папой, у родителей – дети. У женщины – муж. Должны быть дедушки, бабушки, друзья.  Не всегда так получается, но хорошо, когда все они есть. А любовь бывает разная. Любовь к детям – одна. К родителям – другая. К друзьям – третья, понимаешь? И когда ты полюбил своего друга Данилку, ты же не стал меньше любить маму, например, так ведь?
     Он помолчал, встал, протянул мне куртку Игоря.
      – Спокойной ночи. И…и…спасибо тебе.
      – За что, Павлик?
      – Так…я тебя узнал, за это и спасибо, – и, не дав мне опомниться, шагнул в темноту.

        В нашем доме было тихо. Игорь, наверное, спал. Не включая света, я наощупь прошла в комнату и…сразу же оказалась в его сильных тёплых руках.
       – Ирка, милая! Как долго вас не было. Я очень-очень соскучился.
       Обнял меня, крепко прижал к груди, горячо прошептал куда-то в ухо:
       – Неужели, правда? Я держу на руках вас обеих. Потрясающе!
     И опять я стала маленькой и невесомой, словно мягкая волна подхватила, закружила, приподняла над землёй. Я почти теряла сознание в его руках. И когда он на мгновенье отстранялся, приходила в себя, чтобы снова и снова, ощутив вкус его разгорячённого тела, улететь высоко-высоко в небытие…


*****

   
        Ночью мы проснулись от стука дверей, шума машины, громкого разговора. Во дворе большого дома горел яркий свет. Игорь вскочил:
        – Пойду, узнаю, может, что- то случилось?
       Через несколько минут вернулся, встревоженный.
        – Что-то с Пашкой. Заболел. Скорая приехала. Температура у него, ничего понять не могут.
        – Нежели, простыл? Вечером мы долго сидели у дома, но было не холодно, да и курточка на нём твоя была надета.
       – Надеюсь, врачи разберутся. Возможно, корь там, краснуха. У детей бывают разные болезни с температурой.
        Вскоре во дворе всё затихло, машина скорой помощи негромко прошумела, уехала, и снова стало темно-темно и тихо.
       Утром у колонки я столкнулась с расстроенной Леной.
       – Ничего не пойму, – взволнованно сказала она,- ничего у него не болит. Ни сыпи никакой, ни хрипов нет, горло нормальное, а температура держится. Лежит, молчит, ни на что не жалуется.
        Подошёл Анвар:
       – Ленок, я детского врача вызвал, ждать в течение часа.
       – Да, спасибо, лучше уж детский. В скорой странный какой-то пожилой врач был. Говорит, ничего страшного. Говорит, может, какой стресс произошёл? Бывает от этого температура. Какой стресс? Откуда?
    
         Лена побежала в дом, Анвар пошёл было за ней, но вдруг притормозил, будто вспомнил неожиданно что-то, оглянулся.
       – Ирина, Павлик вчера вечером был с тобой, здесь?
       – Да, мы посидели, но он был в курточке Игоря, замёрзнуть не мог.
       – Замёрзнуть, конечно, не мог. Промокнуть тоже, ведь дождь так и не собрался. Ира, скажи, пожалуйста, о чём вы говорили?
       – О разном, – я не могла понять вопроса.
       – Пойдём, присядем, – Анвар взял меня за руку, сжал. – Я вижу, вы с Павликом подружились, он к тебе тянется, не молчит,…вы всё время говорите. О чём?.. Если не секрет, поподробнее можно?
       – Конечно. Я рассказывала о себе, о нашей семье, о брате…
       – И всё?
       – Мы ели персики и…
       – Ира, Павлик что- то рассказывал?
       – О друзьях своих. О Ромке, Даньке. О маме. О Лене, то есть…
       – Анвар подумал, помолчал и вдруг как бы выдохнул:
       –…и обо мне?
       Я кивнула, пролепетав еле слышно: «да…».
       – Я так и понял,- он крепче сжал мои пальцы и долго смотрел вдаль, в одну точку. – Сложно всё. Если б он говорил. Пытаюсь.…Но он молчит. Маленький ещё, время надо.…Да, сложно…всё…Я виноват.
       – При чём ты?- тут меня осенило, и я испуганно выпалила, – это я виновата! Не такой уж он маленький. Он понимает, но не может всё принять, понимаешь? Вот и стресс! Мы говорили о любви… к детям, к родителям, вообще о любви.… Всё просто, Анвар, просто!
       Выдернула руку из ладони Анвара и бросилась в дом, к Лене. Она на кухне искала лекарства в аптечке, рядом суетилась тётя Паша.
       – Лена, можно мне к Павлику? Мне надо!
       – Ира, вдруг у него что заразное. Давай потом, тебе нельзя болеть, пойми. Приедет врач, разберёмся. Не надо пока.
       Я выбежала из дома, завернула за угол, взобралась на карниз и заглянула в окно комнаты Павлика. Он лежал на тахте и, увидев меня, даже не пошевелился. Мы долго, молча, смотрели друг на друга через стекло…


*****
 
               
       Днём с Игорем погуляли по городу, купили подарки домашним. Вернувшись домой, узнали, что ничего не изменилось: был врач, выписал успокоительную микстуру, обещал приехать на следующий день. Павлик по- прежнему лежал, не жаловался, молчал. Меня к нему не пустили, да и что я могла ему сказать. Опять смотрела на него через стекло, и было грустно. Появилась какая-то пустота, которую я не могла заполнить ничем. Город был прежним, оставалось ещё много интересных мест, многого мы ещё не увидели, но что-то исчезло. Мне стало тоскливо и одиноко без присутствия Павлика, без нашего общения и разговоров обо всём. Конечно, Игорь не оставлял меня одну. Рано утром и по вечерам ходили на море: он сидел и рисовал, а я перебирала разноцветные камешки, и мне неистово хотелось найти тот, который приносит счастье…

        Неожиданно и безрадостно наступил и самый главный праздник – День Военно-Морского Флота. Мы с Игорем, конечно же, не стали занимать с ночи удобные места повыше, с Приморского бульвара всё было отлично видно. Прав оказался Павлик, что этот праздник главнее нового года и дня рождения. Зрелище феерическое, фантастическое! Перед нами проходили огромные военные корабли: противолодочные, ракетные. Вдруг на ходу открывается корма, и оттуда выплывают танки, начинают стрелять. С вертолётов опускаются парашютисты с оранжевыми дымовыми шашками. С кораблей далеко в море летят трассирующие пули. Каких только кораблей и корабликов различного назначения мы не увидели! Всюду флаги и на верхних палубах неподвижный парадный строй моряков.
       Я поймала себя на мысли, что смотрю на всё происходящее, как на экране телевизора, но без звука. Захватывающе, восхитительно, но не совсем понятно. Оставалась незаполненная пустота: не хватало Павлика, его пояснений, слов, голоса.


*****


       Подходил к концу наш удивительный отпуск. Начали с Игорем потихоньку собирать вещи, кое- что уложили в посылки и отправили почтой.
       В большом доме наших хозяев жизнь словно остановилась. Каждое утро приезжал врач, каждый вечер я взбиралась на карниз под окном комнаты Павлика и молча, смотрела на него через стекло, а он так же молча, смотрел на меня. И вдруг однажды встал с тахты, распахнул створку. Я запрыгнула в комнату. Он обнял меня, я его. Сколько мы так стояли, не говоря ни слова, не помню. Как всегда, неожиданно и быстро наступила ночь, стёрлись очертания предметов, да и куда и зачем было смотреть.
       – Я думал, думал, – тихо произнёс Павлик, не отрываясь от меня. – Трудно быть взрослым. Трудно всем. Мне,.. маме… и ему тоже…Анвару тоже! Почему так? Ир! Ну почему так? Не получается, как хочешь.
       – Не знаю, Павлик. И что делать – не знаю…
       – Нет, – возразил он. – Ты знаешь. Ты же сама тогда объяснила мне и я понял. Спасибо тебе.
       – Что ты понял? Ты о чём, Павлик?
       – Если не может быть так, как хочешь, надо попробовать…. Помнишь, дядя Айдар сказал тебе: « Давай попробуем. Я попробую быть тебе папой, ты мне дочкой». Помнишь? Наверное, это правильно. И я решил: попробую,… то есть, попробуем. Как думаешь?
       – Это ты должен решить сам, Павлик. Подумать, сделать выбор и решить...
       – Ир, плохо быть взрослым, трудно…
       – Не всегда, но бывает нелегко…
       –…знаю…


*****


        Наша электричка на Симферополь отходила вечером. С утра были упакованы сумки. Утром к Павлику прибежал только что приехавший из лагеря Данька, загорелый, тоненький, лёгкий.
       – Ира, это Данька, – представил Павлик. – А это Ира!
       Я пожала протянутую навстречу руку мальчика.
       – Они уезжают сегодня, – Павлик опустил голову, погрустнел.
       – Пашка, ты чего? – встряхнула его я. - Данил здесь, скоро Ромка приедет. Ты ведь их так ждал!
       – Да, ждал, – согласился он, потянул за руку Даньку и они оба выбежали за калитку.


*****


         Игорь собирал свои тетради, сворачивал в рулон листы бумаги, на которых было начато что- то, что он покажет мне ещё нескоро, через несколько недель, когда мы будем далеко отсюда, у себя дома.
       Не надеясь увидеть это сейчас, я всё-таки попросила:
       – Игорёк, покажи чуть-чуть, быстренько. Пожалуйста…. Там, наверное, море, да? Мы не уехали, я уже скучаю…по морю…
       Он оставил на столе рулон, подошёл ко мне, обнял:
       – Ирка! И доча моя маленькая! Не скучайте. Мы ведь не последний раз здесь, думаю. Приедем ещё.
       – Правда?
       – Конечно. Правда.
       – Значит, не покажешь?
       – Хитрая ты, – улыбнулся он, – хорошо, чуть-чуть можно.
       Вернулся к столу, открыл широкую папку, перебрал листы, взял один.
       В первое мгновение мне показалось, что Павлик вернулся…. На меня смотрели его глаза. В упор. Казалось, невидимый ветер запутался в его выгоревших на солнце волосах, взъерошил их…. На шее мальчика, на ниточке висел гладкий, с чёрными крапинками, камешек. С дырочкой, которую сделало море. « Куриный Бог». Камешек, приносящий счастье. И было море! Везде: за спиной мальчика, сбоку, вблизи, вдали…. Насколько хватало взгляда, было море. К сожалению, пока чёрно-белое, без красок, оттенков…


*****


        К вечеру на прощальный ужин за круглым столом во дворе собрались тётя Паша с дядей Димой, Анвар с Леной, мы с Игорем. Ждали Павлика.
       На чисто выбеленных стенах дома шевелились тени огромных узорчатых виноградных листьев.
       – Приезжайте ещё, – приглашали хозяева, – место для вас всегда найдём. Пишите и приезжайте.
       Мы от души благодарили, звали к себе. Было грустно.
       Скрипнула калитка, вбежал взъерошенный Павлик, один, без Даньки.
       – Наконец- то, – обрадовалась тётя Паша, –  ждём тебя все, скоро на вокзал ехать.
       – Я знаю, торопился, – Павлик подошёл к столу, поискал, куда бы сесть. Анвар и Лена отодвинулись, освободив место между собой, но Павлик тронул Анвара за плечо, чуть-чуть подтолкнув обратно:
       – Подвинься немножко, – и устроился рядом с ним и мной.
       –  Мы уж с дедом на вокзал не поедем. Здесь проводимся, – суетилась тётя Паша. – Ты, Анвар, их прямо в электричку посади, хорошо?
       – Не волнуйся, мам, всё сделаю, – успокоил её Анвар.
       Павлик осторожно просунул свою ладошку в его руку, встряхнул:
       –  И я … с тобой, можно? И мама. Вместе. Можно?
       Все замолчали, удивлённо посмотрели на Павлика. Анвар крепко сжал его пальцы, без раздумий, слегка заикнувшись, ответил:
       – Мо… можно. Конечно, можно!


*****

               
        Анвар ехал неторопливо, ничего не говоря, не мешая смотреть в окно машины на свой замечательный город, который за время нашего отпуска стал для нас таким любимым и родным.
       Заходило солнце, уходил в прошлое ещё один день. Ароматный пьянящий воздух по- прежнему кружил голову. Сумки внесли в электричку, и вышли попрощаться на перрон.
       – Приезжайте, пишите, – повторяла какая-то не совсем обычная Лена.
       – Спасибо. Вы к нам тоже, может как-нибудь…
       Ко мне подошёл Анвар, погладил по плечам, потом неожиданно и отчаянно прижал к себе, прошептал:
       –  Спасибо тебе за невозможное…от меня… от нас с Леной. Ирина! От души.
       – За что, Анвар? – растерялась я.
       – Да просто за то, что вы приехали. За то, что ты есть, – повернулся к Игорю, – Игорёк, прости, если что. Будь. Пока, – крепко пожал ему руки.
    
       – Павел, – позвал Игорь, – мы очень тебе благодарны. Ты много интересного нам показал, рассказал. Вот тебе на память от нас с Ирой. Держи! – Он снял с руки часы, которые так понравились Павлику в наш первый день на море.
       Тот спрятал руки за спину, не решаясь взять часы.
       – Держи, держи! Носи, нас не забывай, – настоял Игорь, – Пять минут осталось. – И отошёл к Анвару с Леной, оставив нас с Павликом вдвоём.
    
       Мы смотрели друг на друга. Молчали. Потом Павлик достал что-то из  кармана, зажал в кулаке и протянул мне.   
       – Это тебе. Я нашёл утром, – и положил мне на ладонь небольшой тёплый камешек, серо-жёлтый, с чёрными крапинками. В дырочку была вдета синяя ниточка.
       – Павлик, я не могу его взять! Ты так долго искал. У тебя ведь есть самое главное желание, вот сейчас оно и исполнится!
       – Знаю, что исполнится. Я ж тебе сказал, что попробую, чтоб у меня был папа. Ты хотела, у тебя получилось, и у меня получится, правда?
       – Обязательно получится!
       – Ира, возьми. «Куриный Бог» может всё. Я его тебе отдам, он и твоё желание исполнит. Ты же сама говорила, что так можно… Я себе ещё найду… – и вы приедете!!! Да?
       – Конечно!
       – Ира. Правда?
       – Да…да…да…
       –…я буду ждать….очень…


*****

               
       Объявили посадку. Заиграл марш «Прощание Славянки». Медленно- медленно поплыла назад привокзальная площадь. Я смотрела из окна. Павлик взял руки Лены и Анвара, поднял вверх, и они вместе, втроём уменьшались, удалялись, исчезали, расплывались, потому что у меня непроизвольно потекли слёзы…
       – Ну что ты, чижик ,– обнял меня Игорь. – Не грусти, мы вернёмся сюда. Обещаю. Втроём.
       – Игорь, вот он какой «Куриный Бог». Павлик дал, чтоб желание исполнилось. Самое главное.
       Игорь взял камешек в руки, внимательно рассмотрел.
       – Ирка! У тебя есть это желание, которое он мог бы исполнить? Главное- главное! Вот у меня есть, камешка только нет, – пожаловался он.
       – И у меня появилось, очень главное. Может, у тебя главней? Бери камешек.
       – Да нет. Тебе дали, пусть твоё желание и  исполнится. А какое, если не секрет?
       – Ты обидишься. Лучше возьми себе,  – я протянула ему «Куриного Бога» на синей ниточке.
      – И ты обидишься. Даже не знаю, как и сказать, – замолчал он.
      – Говори прямо! – потребовала я.
      – Знаешь, – замялся Игорь, – я так хотел дочку, с косичками, в коротеньком платье. Мы с тобой так хотели дочку, – поправился он. – Мы и не перестали её хотеть, она будет… позже, после…
       Я взяла у него из руки тёплый камешек:
       – Он и правда, волшебный! «Куриный Бог». Значит, ты не против, если исполнится и моё желание и нашего мальчика мы назовём…
       – Павлик!!! – сказали мы одновременно.