Страшно

Георгий Жаркой
В шестьдесят лет по командировкам ездить сложновато. Если крупные города – то туда-сюда: выдержать можно. Там сервис, там комфорт. А еще можно музеи изучить, и историческую архитектуру.
А если едешь в маленький городок? Тысяч 30 или 40 жителей?
Женщина приехала в такой городок в конце сентября. Сыро, ветрено, холодно. Так называемая небольшая ведомственная гостиница.  Деревянное одноэтажное вытянутое здание. Постройка явно довоенная. Коридор с дверями в комнаты.  Примерно дверей восемь. В конце туалет. Кран с холодной водой. Горячей, конечно, нет. Как и душа.
Работница гостиницы выдала постельное белье и ушла. И сказала, что можно закрыться изнутри, потому что никто уже больше не придет. Она одна. И семь пустых комнат.
Ни плитки, ни чайника, ни плиты – ничего. И холодные батареи. На улице примерно градусов восемь. И дождь.
Нужно было провести в этой дыре ночь. Женщина собрала с соседних кроватей одеяла – для тепла.  Легла в шерстяном спортивном костюме. Открыла книжку. И вдруг погасло электричество. Видимо, авария.
На дворе – половина девятого. За окном темно. Шумит дождь. И пойти некуда.  Гостиница стоит в глубине двора, окруженная мокрыми тополями, кустами акации и сирени. И темно. Ни одного фонаря. Некуда пойти.
Свернулась калачиком, подтянула колени к подбородку. Темно, холодно, одиноко. В телефоне не покопаешься: заряд надо поберечь.
Лежит, смотрит в стену. И думает, что она не сходила вовремя в туалет. И как быть? Идти по темному коридору ощупью – дело неприятное.  Даже жуткое. Что делать?
И комната – холодная и темная.  И вдруг слышит какие-то звуки в коридоре. Как будто кто-то ходит на маленьких легких ножках. Первое, что пришло в голову, -  крысы. Они запросто могут здесь жить.
Она присела на кровати. Одеяло натянула до глаз.  Стала прислушиваться: не приближаются ли звуки к ее кровати. Вытащила ногу из-под одеяла. Постучала сильно пяткой по полу, надеясь таким образом испугать того – или тех – кто ходит. Может, уже подкрадываются?
А звуки приближаются. И тогда она закричала, как в детстве – бессмысленным жутким криком.
Быстро набрала телефон начальника  принимающей стороны. Не думала, что говорить и как говорить. Кричала в трубку, что ее убивают. Что она умирает.
Начальник примчался через десять минут. Посветил в окно фонариком. Выбил дверь сильным толчком. Зашел в комнату и отшатнулся в ужасе от ее испуганных глаз.
Ночевала она в доме начальника принимающей стороны. Он налил ей полстакана коньяка. И только тогда она пришла в себя.
На другой день возвращалась домой в электричке. И думала. Позавчера ее сын переехал в новую квартиру. И у внука, наконец, появилась собственная комната. До этого молодая семья пребывала в однокомнатной квартире.
Поставили детскую кроватку, развесили картинки, создали уют. Наступил вечер, и пятилетнего мальчика отвели спать – в его комнату. Мама его поцеловала, выключила свет и закрыла дверь. Взрослые праздновали на кухне.
Вдруг раздался детский крик. Мальчик пулей вылетел из комнаты. Он плакал и кричал, что ему страшно. Что ему очень страшно. Взрослые смеялись. И его папе было стыдно: сын такой трусишка. И она, бабушка, стыдила маленького человека, говорила, что трусость – самое страшное в жизни. А человека украшает смелость. Взрослые скакали вокруг перепуганного ребенка и говорили про настоящих мужчин и прочую глупую ерунду. И никто не взял его на ручки. Не приласкал. Не успокоил.
Она ехала в электричке и со стыдом вспоминала эту сцену. Потому что мы забываем. Потому что мы забыли, что сами были детьми. И что в нас еще живет этот маленький беззащитный ребенок. Закрой нас  в чужом доме. Выключи свет и выпусти в коридор крысу. Вот тогда и посмотрим на твою смелость.
Боже, как было стыдно! Как  жалко маленького пятилетнего ребенка, которому так страшно в пока еще чужой комнате.  И себя тоже было немного жалко. А когда кого-нибудь жалко, то это очень-очень хорошо.