Часть 25. Вольная вольница моего детства, а где- т

Маргарита Лосевская
      
                СТРАСТИ- МОРДАСТИ

           Я прихожу домой.

           На ступеньках нашего крыльца сидят бабушка и тётя Дуня. Дожидаются, когда пригонят стадо.

           Вокруг ходят куры жёлтые, рябые, коричневые, мохноногие, хохлатые. Среди них – два петуха с гребнями, как  алые короны. У одного – высокий гребень кокетливо свисает набок, как будто он в берете, сдвинутом на одно ухо. У другого – гребень низкий, широкий, с зубчиками в несколько рядов, махровый, как роза. Их выгнутые серпом пышные хвосты переливаются золотыми, зелёными, красно-коричневыми тонами.

          Но вот они устроили бой. Победил петух тёти Дуни, тот, что с гребнем, как роза. А наш постыдно бежал и спрятался на дворе.

 Бабушка говорит:

        - Придётся нарушать нашего петуха. Больно робок. Твой завсегда забивает.

        - А мой – злой, как собака. Надоел дьявол. Корм даю курам, а он меня в ногу с разбегу долбает.  Давеча палкой его огрела. Еле оклемался. Теперича выхожу кормить в валенках. Хошь, тоже нарушай.

          Посмотрев на меня, взлохмаченную, с грязными подтёками на лице, с ногами в чёрной болотной жиже и дорожной пыли, бабушка посылает на пруд, вручая большое ведро:

          - Налей, скоко донесёшь. Умоешься на сон грядущий, а то чумазая, как анчутка, страсть глядеть.

            Приношу воду и обмываюсь здесь же, у крыльца. Вода очень холодная, обжигает разгорячённую зноем кожу.

            Вскоре приходят ощущения бодрости, радости. Я усаживаюсь на ступеньки  рядом с бабушкой. Нежусь в лучах клонящегося к горизонту солнца. Райское блаженство разливается по телу, наполняет душу.

           Любуюсь луговой бегонией, растущей у крыльца. Соцветия её цветов-чашечек горят на солнце голубыми лампадками, привлекая пчёл, бабочек, шмелей.

           Бабушка говорит:

        - Умаялас, бедная, набегалас. Посиди маненько, отдохни. Щас пригонят коровку, я её подою, налью тебе парного молочка. Вот токо хлебушка нету.

          Я не собираюсь никуда идти, ожидая продолжения беседы бабушки и тёти Дуни. Тётя Дуня начинает:

        - Слышь, Стеша, вчерась  я ходила на Шишкино по грибы и встрела у гамазеи Польку Данилову. Она сказывала, что бабка Домна навела порчу на соседскую, Марьину, корову. Вызывали ветеринара Посыпкина. Он сказал: «Велика хвороба. Как-бы не пала корова-то». Марья ревёт. Чем детей кормить будет. У ей их пятеро.

         - Ну, Дуняшка, можа, и не Домна тута, а просто приболела корова-то.

         - Нет, Стеша, люди-то знают. Полька сказывала: Зинка Малыгина гуляла с парнем. В 12-ть часов ночи шла мимо Шигановой бани. А на пороге-то сидит Домна, голая, тощая да горбатая. Волосья седыя распущены, меж имя – горб. Скоблит она ступни большим ножом да чтой-то шепчет, да чтой-то швыряет в сторону Марьина двора. А утром и заболела у Марьи корова.

          - Можа, просто припозднилас Домна с мытьём-то.- защищает бабушка Домну, дабы не судить.

          - Ну, што ты! Про Домну-то и преже знали. Не помнишь, рази, как она овец у Жирновых уморила? Поссорилас  ноне с Агафьей, а назавтрево у ей овцы заболели и пали.

           - Про ето я слыхала. И то правда, нонче век настал такой смутный. Бывают страсти всякия  и чудеса. – сдаётся бабушка.
            Вон я, молодая была, с работы как-то шла, с фабрики. Август стоял. Вёдро было.  Вдруг потемнело всё. Сзади, слышу, будто тройка скачет да колокольцы звенят. Оборотилась, а никого нету. А колокольцы совсем рядом и лошади явственно цокают и возница гикает. А никого не видать. Вдруг вихрь великий, чёрный до неба взвился. Кусты полегли. Дерева приклонились долу. Меня  наземь толкнуло. Лежу ничком и слышу: тройка мимо скачет и ветром меня обдаёт. Подняла голову, смотрю на дорогу. Столп огненный промчался и всё стихло. Ну, рази ето не чудеса? И кака сила их насылает?

          - Чай, не от Господа оне.- замечает тётя Дуня.

            Наступила тишина. Все были под впечатлением рассказа. Тётя Дуня прервала молчание:

          -  Стеша, дай взаймы пять поленец. Надо картох сварить. Мои-то ленятся дров наколоть. Колька по вечёркам шляетца, а Володька с плотниками обретаетца.

          - Бери, скоко хошь. Витька, чай, наколет.

            Её надежды на Витю часто не сбываются. У него в 17-ть лет – иные интересы. Нередко бабушке приходится самой колоть дрова. Лёня в это время уже строил Волго-Донской канал.

             В конце села, со стороны Шишкина, появляется стадо коров. Слышны резкие окрики пастуха и щёлканье его длинного кнута. Стадо приближается. Впереди – огромный, рыже-коричневый колхозный бык Ромка с металлическим кольцом в носу. Изо рта падает пена. Глаза – в красных прожилках. Вид свирепый.

             Когда он проявляет интерес  к прохожим или смещается в сторону домов, пастух кричит на него и щёлкает страшным бичом. Ромка слушается и занимает своё место впереди стада, посредине.

             От стада отделяется наша красная корова Зорька. Бабушка осматривает её: в порядке ли, нет ли где ранки. Гладит, приговаривая: «Матушка, кормилица наша». Она обмывает вымя корове и доит её у ворот двора. Молочные струи мелодично звенят о дно подойника: «Дзинь, дзинь, дзинь».

                ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.