Проснулся в 18.30, каким-то странным образом проспал весь день. Множество пропущенных звонков на беззвучном телефоне. До того три дня были разные гости – день одни, день другие, день третьи. Жуткое состояние – до сих пор чувствую себя пьяным, хотя прошли уже почти сутки. Всё тело колотит, иногда стреляет сердце – кажется, что вырвется из груди. Хотел перетерпеть, но, видимо, не получится – в литровой бутылке на столе осталось 100-150 грамм «Абслюта», рядом стоят, недопитые и тёплые, полбанки пива «Будвайзер». Успокаиваю себя тем, что сто грамм, и тем более полбанки пива – это совсем ничего, пью одну рюмку, через полчаса другую. Трясучка проходит, сердце приходит в норму, вскоре начинает снова хотеться спать.
Просыпаюсь в 23.00. На столе лежит пустая бутылка из-под минералки – очень хочется минералки, газированной, но магазины уже не работают. В холодильнике есть две банки пива, но при одной мысли о нём начинает тошнить. При любой мысли, о чём угодно – тошнит. Почему я не запасся минералкой? Почему не купил её ящик? Завариваю себе чайник зелёного чая, наливаю большую чашку – зелёный чай кажется вкуснейшим, нет ничего вкусней. После чая понимаю, что уже давно ничего не ел – варю себе острую корейскую лапшу, и она тоже кажется вкуснейшей. Ночью пойму, что это было ошибкой. Вскоре опять начинаю хотеть прилечь, выключаю свет, и иду к кровати, куда даже не ложусь, а заползаю, растянувшись вдоль от бессилия поверх одеяла.
Начинается странный сон – потолок вдруг становится огромным телевизором, на котором в беспорядке мечутся цветовые пятна. Ничего не изображают, не складываются ни в какой рисунок – но кажется, я что-то понимаю в этих пятнах, и они меня пугают. Вместо стены справа вдруг даль, в которой виден огромный морской порт в далёкой стране, высокими стеллажами стоящих друг на друге контейнеров, и огромными башенными кранами. Передняя стена превращается в призматическое стекло, за которой трещит, мигая красным, устройство, похожее на старый киноаппарат. Наблюдаю видения довольно долго – они не меняются, лишь бегают по потолку цветные пятна, трещит киноаппарат спереди, и вдали работают, поворачиваясь, башенные краны, тем не менее, картины сопровождает ощущение ужаса.
Просыпаюсь от ощущения совершенно мокрой подушки, в 2.00 ночи. Действительно, где-то на голове и затылке образуются крупные капли холодного, липкого, противного пота, которые скатываются по лбу и лицу в подушку, отчего та совершенно мокра. Переезжаю на другую подушку, сухую, переворачиваю первую – но через 15 минут и вторая становится мокрой. Так и катаюсь, переворачивая подушки, с одной на другую, наверное, час, а капли пота с головы всё падают и падают. Встаю, иду в туалет, где спускаю холодную воду из крана, набираю стакан, и пью. Иду обратно к кровати, опять заползаю на неё в бессилии. Вдруг чувствую пронизывающий холод, укрываюсь одеялом.
Начинает остро болеть живот, во рту появляется вкус съеденной накануне острой лапши, который теперь мерзок и тошнотворен. Кажется, это панкреатит, хотя и не похоже – боль не острая, терпимая, и скорую вызывать не хочется, как и ложиться в больницу. Капли пота с головы внезапно закончились, зато начали образовываться под коленями – я чувствую, как они накапливаются, и впитываются в одеяло, так и лежу, переворачиваясь каждые 15 минут, и переворачивая одеяло, в котором путаются ноги. Во время переворота всё тело даже не дрожит, а трясётся крупной тряской, начиная от кончиков пальцев ног и рук. Встаю снова, пью ещё воду из-под крана – живот начинает болеть с новой силой. Кажется, воду нельзя, и это похоже на панкреатит, пусть даже и слабый – что ж, придётся терпеть. Проваливаюсь снова в сон – множество незнакомых людей, и я живу с ними вроде как семьёй, проходят годы, за которые одни люди появляются, другие исчезают, мы переезжаем из города в город, я им не верю, но всё равно с ними живу. Мы ругаемся, миримся, и стареем.
Просыпаюсь, смотрю на часы, и удивляюсь – спал всего двадцать минут.
4.00 ночи, за окном начинается рассвет, и начинается кашель – он не такой, как при болезни, а какой-то собачий, вынужденный, будто бы яд дошёл до лёгких, и хочет оттуда выкашляться. Начинаю дышать глубоко, как могу, чтобы побыстрее это из себя выдышать. Лежу на боку – дышу – переворачиваюсь – трясусь под уже мокрым одеялом – лежу – дышу. Мечтаю о том, чтобы это закончилось хотя бы к семи утра. Хочется вскрыть ножом ноющий живот, как самурай, или вскрыть ножом тошнящее горло. В коротком видении возникает кран с холодной водой, будто бы набираю воду, и пью пересохшим ртом. После почему-то появляется груша, того зелёного сорта, что продаются везде, надкусанная в нескольких местах, она лежит передо мной в белом помещении без стен и предметов – от вида еды тут же начинает тошнить, видение заканчивается.
7.00 утра, 8.00 утра, ничего не заканчивается – всё так же лежу, дышу крупными вдохами, переворачиваюсь, трясусь всем телом, тошнит. Как же так? Ведь последняя пьянка с гостями была уже почти двое суток назад. Ведь должен этот ад когда-то закончиться, вся физиология с анатомией говорят об этом. На площадке кто-то из соседей, уходя, захлопывает, и закрываает ключом дверь – звук кажется мне настолько громким и пугающим, что я прихожу в ужас. Между тем прошла боль в животе, но вместо неё пришло полное бессилие, будто бы не могу поднять ни руку, ни ногу. Понимаю, что это не пройдёт и к 9.00, решаю лежать вплоть до первого телефонного звонка.
9.20, первый телефонный звонок. Рука трясётся так, что сначала не получается ухватить телефон, потом нажать кнопку ответа – пытаясь это сделать, что-то роняю с прикроватного столика. Голос вроде бы нормальный, мог быть и хуже, хотя ощущение такое, что говорю разными голосами. Не встаю. 9.40, второй телефонный звонок. После него уже встаю, и вспоминаю, что у меня есть почти полный чайник холодного зелёного чая. Тем временем Котий извивается под ногами, которые еле идут по квартире, жалобно прошу его оставить меня покое – единственное существо, с которым я могу говорить голосом, полным искренней жалобы и горя. Кажется, он меня понимает, и перестаёт.
Нет ничего вкусней холодного зелёного чая «японская сенча». Но что ж меня так тошнит. Хожу из одного угла квартиры в другой угол, 10.00, 11.00, 12.00, уже дня, уже второй чайник зелёного чая выпит – тошнота не проходит. Ноги иногда заплетаются, поворачивая во время блужданий по квартире, иногда кажется, что мир вокруг сейчас поплывёт. Надо бриться, идти в душ – но руки пока не поднимаются, и не способны к таким точным движениям. И ноги путаются, еле перемещаясь по полу. Да что же это за ад, и когда он закончится? Знаю, что мне всё равно придётся сегодня идти в магазин, хотя бы вечером – у Котия заканчивается еда, и у меня сигареты. Мечтаю об этом времени, потому что уже сейчас понимаю, что ничего не пройдёт даже и к обеду – о том, как куплю себе минералки. Две больших бутылки. Или нет, три. Одну «Сарыагаш», и две больших «Боржоми». Или одну большую «Боржоми», и две «Сарыагаш». Вот ведь как бывает – ещё недавно воспарял, как Веничка, мечтами в глубины, грезя о том, чтобы диктаторы оставили народы в покое, чтобы власти были сплошь честными, а люди сплошь разумными, а сейчас мечтаю только о минералке, «Боржоми», с мелкими мягкими пузырьками, и «Сарыагаш», с большими и колючими. И ещё о кефире, как он, густой, наливается в стакан.
Размазывая гель для бриться по обросшему за четыре дня лицу, рука движется бесконтрольно, неуправляемо, и непредсказуемо – гель, помимо лица, оказывается и на ухе, и в ухе, и на волосах за ухом. Движения бритвенного станка резкие, дёрганые, скорее, напоминающие шлепки или удары. Побрился, смыл водой, под нижней губой щиплет – вижу, как там набухают красным два пореза.
Котий тем временем наелся, и спит на полу под вентилятором, спасаясь от жары. Уже я хожу вокруг него, готовясь к следующему подвигу – душу. Для этого надо включить душ, залезть в ванну трясущимися ногами, закрыть шторку, намылить мочалку и изнывающую от тошноты голову трясущимися руками. Да что же я так болею? Уже обед, прошло уж точно больше двух суток с последней пьянки, да и пьянки были всего три для – знаю людей, которые пьют неделями, и так не болеют. И ничего не проходит, увы. Ноги в ванне начали трястись сразу же от наклона пола. Вспомнил, что, по статистике 90% домашних смертельных травм происходит именно в ванне и душе. Ещё вспомнил, как детстве прыгнул в реку Елань, в российской глубинке, совершенно не умея плавать. Над рекой росло наклонное дерево, высотой 10-15 метров, с которого и прыгали деревенские ровесники, будучи накоротке с рекой с детства. «Эй, казах, будешь прыгать?», – спросили они меня, почему-то называя казахом, хотя я таковым не являюсь. Конечно – не мог же я сказать «боюсь», поэтому полез наверх. Река с вершины дерева выглядела маленькой, как лужа – я набрал воздуха в лёгкие, закрыл глаза, и прыгнул. После почувствовал удар, и увидел вдруг открывшимися глазами, как небо, сверкнув солнцем, мгновенно ушло вверх, скрывшись за многометровой водной толщей. Перед тем, как закрыть глаза, увидел перед собой вертикальную стену обрыва, покрытую корягами и водной растительностью – по ней, перехватываясь, и полез наверх, и через минуту оказался на поверхности, пытаясь отдышаться, как весь сегодня. Тогда я ещё не пил, конечно. Понимаю, что мне тогда просто повезло – упади я на метр ближе, и мои кости собирали бы по земле, а на метр дальше, и не увидел бы стену обрыва, не выплыл бы, мой захлебнувшийся труп унесло бы медленным течением, а потом бы его долго искали на дне. К чему я вспомнил этот случай? В том и дело, что ни к чему – всё равно подобные детские случаи не имеют значения, и все к ним равнодушны. Но, что же тогда имеет? Мне кажется – ничего. Нет никакой разницы – погибнуть в детстве, прыгнув с десятиметрового дерева, или в душе, потеряв с бодуна сознание, и ударившись виском об угол ванны. Каждая смерть имеет одинаковое право на жизнь.
Вернулся из магазина, и понял, что уже 15.00, и ничего не улучшилось. Кажется, это может пройти только вместе с жизнью. Пью «Боржоми» трясущимися руками, мою посуду трясущимися руками, чтобы сварить куриный бульон или половинки цыплёнка – может быть, он тоже поможет, а пока ад бодуна продолжается. Есть кефир, есть йогурт, есть солёные огурцы без уксуса. И есть водка, понятно – если принять грамм 100-200, руки перестанут трястись, и тошнота пройдёт, 100-200 грамм – это немного.