Молчание вселенной

Татьяна Сапрыкина
Мотылек с зеркальными крыльями
С алым ободком и едва заметными золотистыми крапинками по краям крыльев. Такие появляются под вечер, когда чаша неба наливается розовым соком. Их в чистой земле Сиберио называют незримыми цветами. Крылья почти прозрачные и постепенно окрашиваются, становясь сперва серыми, потом синими, фиолетовыми, и наконец, совсем черными. Солнце садится, а мотыльки трепещут в воздухе и сияют, сочась цветными переливами. Словно круглые разноцветные зеркала, складываются и снова расходятся крылья. Солнечный свет, прежде чем исчезнуть, проходит сквозь вибрирующие прозрачные пластинки. Когда мотыльков много, кажется, будто ночной воздух кипит.
Один такой дрожащий цветок опускается на камень рядом с моей рукой. Я чувствую его, и чувствую, что ему нужно. Он ищет воду. Здесь, в каменной ложбинке, поросшей мхом, как раз стоит прозрачная капля, по верху подернутая золотым закатным маревом. Мотылек попьет и улетит, и мое сознание потеряет его из вида. Но пока...
Я знаю его, а он знает меня, как этот мох на камне сейчас знает нас обоих, а мы знаем его.
Что это за чувство? Нам всем хорошо. Мы слиты в одном моменте узнавания, и этот момент длится вечно. Он прекрасен, словно сладкий закатный розовый сок.
Истаял дед Джахи — тот, кто помнил ЛОМКУ. Он говорил непонятное. Будто видел своими  глазами то, что потом забыл. И потом уже никак не мог вспомнить. Как такое может быть? Как хорошо, что я не такая, как Джахи. Не хочу быть старой! Как жаль, что Джахи не смог рассказать мне то, что забыл.
Прозрачное, не имеющее центра и границ небо вдруг стало разноцветным. И все, что не имело формы и выглядело неподвижным, пришло в казалось бы несвойственное ему движение. И вдруг стало очень ясно — пространство — это то, что расширяется сразу во всех направлениях. 
Так говорил Джахи. НО ЧТО именно не имело форму и каким оно стало?
- Ами, - говорил он, - отстань. Я шерстистый носорог. Бреду по высохшему дну океана. Разве ты не видишь?
Мне сейчас 12. Тело юности. Хотя у нас в чистой земле Сиберио любой возраст называют временем гармонии. Но кроме гармонии юности я чувствую в себе то, чего не должно быть.
Например, ВОПРОСЫ. 
Вот есть чистая земля Сиберио, где мы живем, и есть океан. У океана нет названия, какой смысл называть то, что повсюду? Вы же никак не именуете воздух? Это мать-вода, великие кружева нашей чистой земли Сиберио.
Но почему получилось так, а не иначе? А может ли быть иначе?
И как так вышло? Куда делось то, чего не стало? Где прячется остальное - то, что не случилось с нами? То, что ВЕРОЯТНО могло бы случиться?
Все в чистой земле Сиберио состоит из интуитов. Интиков. Они — все живое и неживое. То, что составляет растения, людей, насекомых, птиц, животных. Крохотные, сияющие зеркальные, пустые шарики. Только одни они повсюду. Они - фиолетовый мотылек рядом с моей рукой. Они же — камень и капля на нем. Они же - я сама. Поэтому мы с мотыльком и мхом на камне так хорошо чувствуем друг друга. Как самих себя. Интики — живые нервы Сиберио, они свиваются в замысловатые цепи, скручиваются в веревки и узлы. Это тончайшие нити, из которых состоит ткань нашей жизни.
Джахи говорил, так было не всегда. А стало только после ЛОМКИ.
У ЛОМКИ есть другое название, говорил Джахи и смешно выпучивал глаза, на которых от долгого глядения на солнце почти не осталось ресниц. Но он его не помнил. И что это в точности значило - ЛОМКА — тоже не помнил.
Помнил немного, как все было.
Черная точка появилась перед глазами. Пока что далеко, на горизонте. Она стала увеличиваться.
Воздух вокруг нее постепенно становился гуще, темнел, возникли всполохи молний, которые тоже стали вращаться.
Точка росла — черная, зияющая, закручивающая вокруг себя все в тугой узел…
И все на земле, что имело форму, почувствовало ветер. Ветер завивался, сворачивался, нагревался, загорался, вспыхивал. Горячая волна накрыла землю. И все пришло в несвойственное ему движение, как будто бы стало двигаться против себя - расплавилось, разломалось и стало пустым.
Все, кроме неба.
И тогда ЛОМКА вывернулась наизнанку, она нашла и меня, Ами.
И все пошло таким же путем — земля, встретив землю, рассыпалась в пыль, стала текучей, вода встретив воду, нагрелась и аревратилась в пар, пар, встретив пар, истаял. И открылось пространство.
Оказалось, и внутри меня самого, как и внутри того места, где я все это время жил, никогда ничего не было, кроме того же неба. И это НЕБО внутри меня вдруг сделалось белым, словно бы туманным. Потом покраснело, вспыхнув, и затем почернело. И то, что сперва было белым и туманным, а потом покраснело, сжалось до размеров крохотных сияющих точек.
Казалось, будто бы на черном небе зажглись звезды, хотя было ясно, что и звезды таковы — подобны небу. Но если смотреть прямо в одну такую звезду, пытаясь приблизиться к ней, она рассыпалась на множество собраний — точно таких же, как и она сама…
У ЛОМКИ было, было другое имя. Джахи помнил только, что все живое боялось его, страшно боялось, больше всего на свете, потому что знало лучше...
- О, гораздо лучше, чем себя самое, Ами.
Но он не помнил его.
Джахи однажды сказал мне:
- Ами, а ты знаешь, что раньше птицы ели мотыльков? Ловили и ели? Было такое. А еще жабы.
- Тоже ели мотыльков?
Представить себе не могу.
Кроме такой вот ерунды в последние дни своей жизни, пока он не истаял, Джахи не мог ничего вспомнить. Спросишь, а ответ один.
- Не помню.
Может, это и к лучшему, а то не знаю даже, что еще бы я услышала? Все повторял: «Шерстистый носорог... По высохшему дну океана..» Потом вовсе перестал разговаривать. Будто бы первой истаяла его речь.
Джахи был до неприличия старым. Даже на вид. Таких, как он, в чистой земле Сиберио больше нет. Никогда не было. И, наверное, не будет. Никто в чистой земле Сиберио не старится. Не изменяется до того, чтобы начать сжиматься. И хорошо, а то смотреть не очень приятно.
Странно. Почему интики сделали Джахи таким? Для чего?
- Расслабься, Ами, - говорил косматый дед. - Это эволюция.
В такие странные моменты Джахи смеялся. Его смех был похож на то, как океан ударяется о скалы — но как если бы он ударялся очень сильно.
Мне в последнее время приходит в голову — а вдруг Джахи был сделан не из интиков, как все мы, а из чего-то другого? От такой мысли внутри возникает неловкое движение, новое, пугающее ощущение. Но потом я говорю себе — нет, все хорошо, ведь он же истаял, как все в чистой земле Сиберио. Джахи стал океаном. Как все в чистой земле Сиберио. Все хорошо, все правильно.
Слишком долго жил. Все видел, ничего не помнил. Джахи — последний дед.
Здесь, в чистой земле Сиберио никто никого не ест.  Все пьют одну воду. И мы, люди, и растения, и животные. Мы питаемся великим океаном. А великий океан питается нами — когда приходит срок, мы истаиваем, становимся белым паром и растворяемся в нем. Как именно? Мы распадаемся на интики.
Вода океана сладкая и чистая. Она — наш вкуснейший нектар. Она — наш источник. А мы — ее.
Интики собираются в жидкость. Интики собираются в землю. Интики собираются во все живое. Собираются в цепи, свивают их кольцами, фигурно закручивают, завиваются в изысканные узоры-фракталы. Они просто по-разному собираются, вот и все. Интики собираются даже в небо? Наверное.
Интики сделали наш новый мир состоящим из великой воды и невеликой, но чистой земли Сиберио, мира исполнения желаний. Ровной и равной. Они создали все, что есть.
Так я это понимаю. Я Ами, жительница чистой земли Сиберио. Тело юности, 12 лет.
Интики — они как мгновения. Есть только то, что есть сейчас, в это мгновение. Остальное — неважно.
И теперь мы живем в блаженстве. Мы блаженны, как и все вокруг нас. Если спросить любого человека на Сиберио, чем он занимается, он ответит просто - «наслаждаюсь». Я наслаждаюсь закатом, сидя на мшистом камне, и смотрю, как фиолетовый мотылек, сияющий золотистыми крапинками своих зеркальных крыльев, пьет воду. Алые ободки сияют, обласканные золотым сиянием.
Мы здоровы. Мы счастливы. И мы спокойны. Зеркало нашего сознания совершенно чистое и ровное.
Джахи говорил, так было не всегда. А как было до того? Он забыл. Помнил только, что ВСЕ ели ВСЕ.
Шерстистый носорог, наверное, ел жаб и птиц, раз те ели мотыльков. Это даже вообразить невозможно.
- Они рвали, кусали и глотали.
Неужели и сам Джахи, когда был таким, как я, то есть, когда ему было 12, тоже ЕЛ?
Воздух вокруг неподвижной надвигающейся черноты от ее собственного вращения загорался и гудел. Чернота сжималась и светлела. И все, что именовалось небом и не имело формы, пришло в несвойственное ему движение, принялось закручиваться, создавать вихри и спирали.
Все, кроме самого неба.
Не представляю себе, как дно океана может быть высохшим. Я люблю нырять, прыгать со скалы, это здорово и весело, ведь я уверена, интики повсюду. Я точно знаю, с какой именно скалы и куда мне следует нырнуть. Интики направляют мое сознание, вот так я ЗНАЮ. Не раздумывая. Интики просто чувствуют, и я тоже. Но нигде под водой я не встречала шерстистых носорогов. Разве что больших белых акул. С ними так здорово плавать, они гладкие, белые, и под водой светятся.
Раньше я была уверена, что знаю вообще все обо всем, То есть о том, что нужно, чтобы счастливо жить в чистой земле Сиберио. Это знание неподвижно, как океан на глубине. Ветер всегда нежен с нами и вода у берега мягкая и ласковая.
МЫ НЕ ЗНАЕМ ИНОГО.
Это знание — что делать и как — живо во мне с рождения. А как я родилась? Интики создали меня, как и всех в чистой земле Сиберио. Я проявилась из белого тумана на берегу океана. Прозрачные капли сложились в прекрасный узор.
- Какое изящное сочетание! - так говорят у нас в чистой земле Сиберио.
Это лучший комплимент. Потом у меня появились папа и мама. Они просто взяли меня к себе, до того я была хорошенькая.
Но, говорил Джахи, так было не всегда.
Это из-за Джахи меня переполняют ВОПРОСЫ.
Вопросы — это такое знание, которое тревожит. Движущееся знание. Как будто бы я случайно наступила на землю, где нет ничего живого. Нет интиков. Но ведь так не бывает, правда? Интики — как маленькие пузырьки, из которых все создано. Пузырек нежно лопается, становится небом. Океаном. Землей. Нами. Где здесь место вопросам?
Мой ум куда-то стремится. Он обеспокоен. Джахи, наверное, мог бы, перед тем, как истаять, что-нибудь прояснить на этот счет, но он забыл, как это делается.
Я прикрываю глаза. Ночь внутри совсем не такая, как ночь снаружи. Есть ли там, внутри меня, такие же фиолетовые мотыльки?
Чистая земля Сиберио исполняет желания. Я могу все. Я свободна.
Потому что интики везде. Когда я гуляю, свободно, где хочу, я всегда шагаю уверенно - знаю, где мне нужно обойти расщелину в скале или как ловче переступить с одного валуна на другой. Интики посылают друг другу незримые сигналы, крохотные частички меня заботятся обо мне, Потому что заботятся о себе.Все мое тело такое умное и совершенное благодаря интикам.  Я — чистое зеркало, созданное из множества изящных, чистых зеркал. Гениально искаженное пространство, отражающее само себя.
Я всегда думала, что это и есть настоящее счастье. Я могу пойти куда захочу. Делать, что захочу. Но оказывается, есть одно желание, которое Сиберио исполнить не может. Я вдруг захотела узнать про ЛОМКУ. Что она такое? Почему Джахи помнил ее, а я нет? Но как это сделать? Интики молчат. Вся вселенная, созданная из интиков (так считаем мы в чистой земле Сиберио), молчит, как будто бы это самое тайное, что мне и вовсе знать не положено.
Вот камень, вот моя жизнь. Я, чистая земля Сиберио и океан. Если вычесть из этого интиков, получится…
НЕБО?
Воздух вдруг стал разноцветным.  И все, что имело форму, пришло в несвойственное ему движение, как будто бы стало двигаться против себя - расплавилось, разломалось и стало пустотой.
Вспыхнуло белое сияние. Потом загорелось красным. Потом почернело, обуглилось.
Все, кроме неба.
Мотылек улетает. Я поднимаю голову —  восхитительное блистающее небо. Звезды. Луна. Что люди в чистой земле Сиберио знают о них? Луна. Звезды. Что знают они о людях? Что все это — интики?
Как же мы СТАЛИ такими? Мы когда-то были другими? Каким был последний дед Джахи до ЛОМКИ? Выходит, он самое важное забыл. Забыл и мне не сказал. Теперь я понимаю, что Джахи и забыл это что-то очень важное тоже из-за интиков.
Это то, что хочу знать я.

Черный язык
Например, у меня появился такой вопрос. Разумны ли интики? Раньше я думала, что разумен только человек. Интики просто есть. Везде. Они — мельчайшие частички, которые приспосабливаются к любой среде. Я представляю их вроде прозрачных пустых шариков, насквозь проводящих ток моего ума. Так я их вижу. На самом деле, говорят, интиков увидеть или познать невозможно. Они просто есть.
Интики хитрые. Они всегда меняются, потому что собираются в разных комбинациях и отзеркаливают друг друга. Ведь если собрать вместе круглые зеркала или скомбинировать их так, чтобы они были одно в другом, легко собрать призму, кристалл, вспыхивают лучи, яркие точки играют на поверхности, кажется, что они прожигают ее, создают радугу, лучи перекрещиваются, создавая углы, формы…
Так как они полностью пустые, то легко принимают любой вид.
Интики регулируют на Сиберио ВСЕ только потому, что есть везде, куда бы я ни посмотрела. Это их работа, их способ существования. Они исполняют желания. В чистой земле Сиберио говорят, что так и выглядит великое совершенство. Так я это понимаю.
Благодаря интикам жизнь в чистой земле Сиберио полностью гармонична. И этого знания вполне достаточно, чтобы жить дальше, не задавая вопросов. Но они возникают в моей голове.
Может быть, ЛОМКА разрушила что-то другое, что было до того, и создала ИНТИКОВ?
Бродят мирные стада лошадей, прыгают по ветвям деревьев белки, олени лежат в высокой траве. Все прекрасно. Все пьют воду. Мне нравится гладить мягкую шерсть на голове у волчицы, между ушами пух так смешно топорщится. Волчица поднимает голову, щурится, смотрит мне в глаза. Возле моего дома иногда играют волчата, но такое увидишь редко - стая не любит сидеть на месте.
Воздух вдруг стал разноцветным. И все, что имело форму, пришло в несвойственное ему движение, как будто бы стало двигаться против себя - расплавилось, разломалось и стало пустотой.
Все, кроме неба.
Потом само небо пришло в движение. Оно закручивалось в спирали, образовывало прозрачные капли-зеркала, которые поднимались вверх, рождались одна из другой, создавали цепи. Так из неба возникли интики.
Почему же теперь я начинаю видеть в своем сознании совсем странное? Дед Джахи был не таким как все в чистой земле Сиберио, он был другим. Что, если он и думал иначе? Что, если то, из чего он состоял, интики, ему не нравились? Вдруг он не нравился сам себе? Поэтому он и сморщился? Что, если от этого знания он и сделался таким неприлично старым? И, быть может, - не очень умным?
Что, если и я сделаюсь такой же, если не перестану носиться со своими ВОПРОСАМИ? А вдруг он понял что-то, чего не знаем мы? Чего даже интики не знают?  Но что вообще нужно понимать на невеликой чистой земле Сиберио, где все так ясно и просто?
Я спрашивала у Джахи:
- На что была похожа ЛОМКА?
Воздух вдруг стал разноцветным. И все, что имело форму, пришло в несвойственное ему движение, как будто бы стало двигаться против себя — разломилось пополам, расплавилось и стало пустотой.
Все, кроме неба.
Понять это очень трудно. В чистой земле Сиберио никогда ничего не ломается. Все плавно растворяется, истаивает, медленно, так же, как двигается к закату солнце. И мягко и нежно возникает. Интики проявляются постепенно.
Дед отвечал, как всегда непонятно:
- Сначала земля съела все, что было на ней. Потом океан съел землю. Все растворилось в воде. А потом небо съело сам океан. Но кто кусает, рвет и глотает небо, а Ами?
Это все как-то неконкретно и невразумительно.
Я люблю гулять. Ходить пешком по нашей невеликой чистой земле Сиберио. Сейчас в моей голове звучит песня «Сладкая вода». Кто-то ее напевает, а я это чувствую. И это так мило — знать все и про всех. Будто легкий ветерок коснулся щеки. Очень осторожно.
Моя мама называет такие моменты «совершенно обычным озарением». Мы живем в состоянии высшего знания. Не нужно никуда ходить за своим счастьем. Некуда бежать. Сиберио невелик и дружелюбен. Интики дадут то, что подходит именно тебе. Стоит только пожелать.
Что-то витает в воздухе… Чье-то желание.
Например, мой дом — это дерево. Живое. Интики по-особому сплели ветки на макушке, подкорректировали ствол так, как я хотела. Так строятся дома. Так выглядит гармония. Нет, насекомые мне не досаждают. А птицы селятся и поют на «крыше». Мои мама и папа живут неподалеку. У них у каждого свой дом - особенный. Как и у каждого на Сиберио. Свое маленькое, но свободное пространство. Интики создают все — мебель, постель, одежду...
Это так изящно — жить в чистой земле Сиберио. Светлячки-фонарики на траве возле моего дома зажигаются под вечер, сбиваясь в изящные, струящиеся стайки… Впечатляюще. Ярко. Фантастически.
Я хочу, а интики исполняют. Они передают сигналы, соединяются, меняются. И все, что пожелаю — мое. А все, что ускользает, к чему я теряю интерес — истаивает, уходит в океан. Интики, небесные мотыльки моего сознания, создают реальность. Интикии —  незримые кирпичики жизни. У нас в чистой земле Сиберио все, что нужно — под рукой. Все есть, живое, молодое и свежее. И желаний у нас немного. Пить. Спать. Гулять.
Старый Джахи говорил, так было не всегда. Он говорил, что у людей желаний было столько, что они перестали помещаться на земле. Поэтому-то земля не выдержала и лопнула. И теперь все человеческие желания лежат на дне океана.
- Ами, - говорил он, - было такое, что человек летал к звездам. Видишь, Луна? И туда летал.
А потом с неба пришла ЛОМКА. Она сделала свою страшную работу снаружи, и забралась внутрь человека, в самые дальние уголки.
Но она была одной и той же природы — и снаружи, и внутри. Та, чье настоящее имя не помнил Джахи. Это выглядело очень красиво, говорил Джахи. Красивее этого ничего вообразить нельзя. По крайней мере то, что внутри. Но очень пугающе.
НЕТ ИМЕНИ ДЛЯ ТАКОГО.
Вот какие могут быть желания! Слетать на Луну. Я так и катилась со смеху. Бедный Джахи. Придумал же! Не зря его никто кроме меня в чистой земле Сиберио не слушал. Дед был старым, а это неприлично. Считалось неприличным даже приближаться к такому. Он даже пах не так, как все в чистой земле Сиберио. Да еще и говорит ерунду. Сам Джахи никаких желаний не имел. Сидел и смотрел на океан, скользил взглядом по воде. Зачем? Что искал? Бормотал. Никто в чистой земле Сиберио не старый, все истаивают вовремя, с удовольствием, во сне. Ничего от человека или животного не остается, только воздух. Белый пар, растворяющийся в небе. И прозрачной каплей падающий в океан.
НЕБО. Я помню все, что знаю, молодым, красивым, цветущим.
Все становится водой. Сладкой, живой, сияющей под лучами солнца.
Вряд ли было бы приятно смотреть на цветок, который съежился и засох. А Джахи был таким старым цветком - все никак не мог истаять. Может, он и не спал даже, кто знает, боялся уснуть, чтобы не раствориться. Все сидел и сидел на скале. 
Последний дед жил на Мысе.
Край побережья чистой земли Сиберио в основном повсюду ровный и округлый. Берег песчаный, песок нежно-розовый, переходящий в беж, белоснежный, светло-серый и местами даже с голубизной.
Скалы Мыса вырастают из океана внезапно, будто бы он вдруг решил показать свои зубы. Трава там почти не растет, зато есть старые, искореженные ветром, высохшие деревья с перекрученными стволами. Почему так?
В чистой земле Сиберио воздух почти неподвижен, лишь легкий, приятный ветерок овевает лицо. А вот на Мысе всегда ветрено. Там самое место такому, как Джахи — так говорили. И не ходили туда.
- И ты не ходи, - предупреждали меня.
Но я ходила. Мне нравилось нырять со скалы в великий океан, играть с акулами. А потом сушить на солнце волосы и молча сидеть неподалеку от Джахи, который все время смотрел вдаль, за горизонт. И бубнил про шерстистых носорогов. А что там, вдали? Да ничего, все та же вода. И НЕБО. Океан повсюду. Он огромен, а чистая земля Сиберио невелика, за день и ночь можно обойти, если захочешь.
КАК ИМЕННО ИЗ НЕБА ОБРАЗОВАЛИСЬ ИНТИКИ?
- Небо стало крутиться, - говорил Джахи. - Но почему?
И смотрел на меня странно. Будто видел перед собой живого шерстистого носорога.
- Оно всегда крутится. Ты знала об этом? Оно крутится, а кажется, что нет. Как так выходит?
Может быть, потому, что я сидела не так далеко от Джахи, на Мысе, у меня и появились эти ВОПРОСЫ?
На макушке Мыса есть странное место. Черный язык. Здесь скалы словно бы оплавлены, будто бы чудовищный огонь подышал на них или даже поцеловал. Черный гладкий спуск к воде.
- Это дыхание НЕБА — говорил Джахи. - Сюда небо выплюнуло интика.
Сказал так и стал смеяться. Будто бы с кроликом разговаривал, или с тем, кто ничего не понимает. Кто не из интиков сделан.
Про Джахи нельзя было бы сказать — какая изящная комбинация. Джахи  сам был пугающим. Как то, для чего он никак не мог вспомнить имя.
На Мыс интики никогда не звали меня. Я знаю это точно. Могу сказать даже, что я шла к Джахи, будто бы пробиваясь сквозь ветер, сквозь не очень чистую воду, сквозь вихри пыли. И когда я подходила к языку, мне становилось… не знаю, как объяснить… Не по себе. Не чувствовалось приятного узнавания, не было ощущения безопасности, покоя, уверенности, что я все делаю правильно. Но я все равно шла. ПОЧЕМУ?
Мне было интересно. Остальным в чистой земле Сиберио не было, а мне было.
Останавливалась на самом краю, там, где кончался серый камень и начиналась черная гладкая поверхность. Дальше? Что-то внутри переворачивалось, и я делала шаг назад. Садилась поотдаль, под тень старого, высохшего дерева - уже невозможно было опознать, чем оно когда-то было -  скрестив ноги, как Джахи. Просто смотрела на деда. Вон он какой! Сидит на черном языке и мелет всякую ерунду!
И тогда появлялись эти самые ВОПРОСЫ.
Что Джахи такое? Если и он интики, то почему старый?  Зачем скукожился?
Эти вопросы лились в мою голову, словно вода. Когда они затапливали меня до того, что делалось невыносимо, я уходила домой, под крону своего собственного дерева. Дома все внутри успокаивалось.
Иногда Джахи говорил со мной, не отрывая взгляда от горизонта. Скажет что-то одно — и молчит. Или уговаривает сам себя.
«Шерститсый носорог… Бреду по дну моря...»
Порой он сидел с закрытыми глазами, и я тоже закрывала глаза, пытаясь понять, что последний дед видит внутри себя.
- Интики — это то, что растет внутрь себя, Ами. А ты знаешь, что ты тоже на самом деле растешь не наружу, а внутрь? Такое дерево, - он показывал на перекрученный ствол, - есть внутри у каждого. А интики — только его плоды.
Непонятно. Словно ветер шумит в листьях — шур-шур-шур…
Какое изящное сочетания. Комбинация…
На скалах Мыса всегда очень ветрено. Кажется, там нет интиков. Но так не может быть. Зачем они создали черный язык? Зачем допустили Джахи?
- Это эволюция?
Там совсем ничего не растет. Туда не прилетают птицы и мотыльки. И там, на черном языке, всегда сидел косматый белоголовый Джахи. В истрепанной одежде. И все никак и не мог истаять.
Мне нравилось бывать на скалах на закате - на черном языке плясали отблески красного света, и голова Джахи становилась алой.
Теперь Джахи нет, а я все равно прихожу. Подхожу к черному языку. Ближе, к самому краю. Еще шажок. Появляется новое чувство. Все внутри сжимается в комок, будто бы сами интики, пугаясь, сворачиваются в одну черную неподвижную точку.
А что, если я прыгну вниз со скалы здесь? Прямо с черного языка? Здесь ничто не подсказывает мне, что я должна делать. Внутри пустота. Молчание. Весь мир молчит. И только одна мысль, словно летящая молния, тревожащая, сильная.
Я должна попробовать!
А вдруг я увижу и узнаю наконец, что значит эта самая ЛОМКА?
Или, может быть, я стану такой же косматой и старой, как Джахи? Каково это, быть не таким, как все?
ЭТО ЖЕ ИНТЕРЕСНО!
Ветер словно бы толкает меня в спину, и я делаю шаг. Впервые в жизни слышу внутри себя странную пульсацию — громко, сильно стучит сердце, поднимаясь куда-то к горлу, расширяясь до самого низа живота...
НЕТ ИМЕНИ ДЛЯ ТАКОГО.
Внутри меня все кипит и волнуется. Мир застывает вокруг. Интики молчат. Голова взрывается — столько ВОПРОСОВ!
Сделать шаг назад? Я оглядываюсь. На скалах только я, искореженные деревья и ветер. Теперь нет даже Джахи, чей затуманенный взгляд я иногда ловила. Только мое желание. И это желание я в силах исполнить САМА!  Я ХОЧУ ЗНАТЬ!
Интики молчат на черной земле. На что это похоже? Точно так же молчат звезды. Луна и солнце, когда я смотрю на них. Молчит небо.
- Разве я говорю тебе об этом небе, Ами? Об этой земле? И об этом океане?
Непонятно говорит Джахи.
- Я говорю о том, что было до того, как ты родилась. После того, как сама, своими глазами увидела ЛОМКУ.
Разве я видела ломку? Он что-то путает, этот косматый Джахи. Сам себя не знает, а туда же.
Воздух вдруг стал разноцветным. И все, что имело форму, пришло в несвойственное ему движение, как будто бы стало двигаться против себя - расплавилось, разломалось и стало пустотой.
Все, кроме неба.
Все рассеялось и растворилось.
А потом небо сжалось, словно бы кто-то ущипнул его.
И на небе остался след. Круглый след, похожий на расходящуюся радугу. Казалось, что появилось ТЕЛО.
Тело юности. Оно было круглым, разноцветным и прозрачным — пустым. Твое тело, Ами. Тело стало крутиться и двигаться, прозрачная капля — тончайший пузырек, наполненный светом, поднялся вверх. Ты называешь это интиками. А я говорю
НЕТ ИМЕНИ ДЛЯ ТАКОГО. 
Океан на Мысу не тянется ко мне, не приветствует мысленно, я не чувствую с ним приятной, безопасной связи, какую чувствую со всем живым невеликой чистой земли Сиберио. Обычно я все вокруг узнаю легко и с удовольствием — я знаю Сиберио, как знаю саму себя. Но здесь...
Неуютно на скалах. Здесь есть что-то НОВОЕ. Ветер здесь рвет и кусает. Но теперь-то я начинаю понимать, что все как раз наоборот. Здесь кроется что-то СТАРОЕ, старше Джахи. Возможно, то что также, как и Джахи, помнит ЛОМКУ.
Тучи в небе медленно окрашиваются в розовый. Солнце садится. Скоро черный язык станет красным.
Я присаживаюсь на корточки и трогаю ладонями гладкий камень Мыса. Ничего особенного не происходит. Это просто распавленный до черноты песок. Он — зеркало. Прозрачное крыло ночного мотылька, получившее свой черный цвет от того, что что-то изменилось в воздухе — он потемнел.
Все в чистой земле Сиберио - зеркало, как и интики. Которые точно знают, чего я желаю. Крохотные зеркала летают в воздухе . Воздух движется. Он закручивается по спирали, зеркаля сам себя. И создавая реальность.
Осторожно ложусь на живот. Что теперь будет со мной? Ползком подбираюсь к краю языка Мыса. Он такой горячий и идеально гладкий. Так приятно. Прижимаюсь щекой. Там, внизу, ласковый и знакомый океан.
Снова эта безумная мысль. Я должна попробовать. Будто ветер толкает меня вперед. Но этот ветер — изнутри. Взбесившиеся интики. Оказываются, они могут быть опасны? Этот сумасшедший ветер рождается там, где всегда было спокойно и пусто.
Отталкиваюсь руками. Мое тело послушно скользит по гладкой черной горке вниз, прямо в океан. Что я чувствую? Это…. Не то, что всегда. МНЕ… непривычно… непонятно…
НЕТ ИМЕНИ ДЛЯ ТАКОГО.
- О, Ами, все существует. Но гораздо, гораздо лучше, гораздо яснее и четче этого… Все живое чувствует и знает — оно отсутствует.

Ломка
Она — черная, большая. Дыра, яма, завихрение. Она возникла над горизонтом и стала стремительно приближаться, словно бы увеличивающийся зрачок.
И когда она стала ближе, выяснилось, что внутри нее - пустая чернота. Иссиня-черная, фиолетовая, и постоянно переливается. А по краям красная. Но еще дальше — на самом ободке — оплавленная до золота. Эта небесная капля, стремительно вращаясь, с жутким ревом упала в океан.
Из-за возникшей волны земля вздыбилась. И проглотила все, что было на ней, а океан проглотил землю. Вода нагрелась так, что истаяла и растворилась в небе. И все сделалось пустым.
После этого воздух снова стал разноцветным. И все, что не имело формы, пришло в несвойственное ему движение, как будто бы стало двигаться против себя - расплавилось, разломалось и стало проявленной пустотой.
Все, кроме неба.
Теперь я понимаю, куда уходит все, что истаивает. Оно не уходит в океан и не становится интиками. Я вижу, куда ушел Джахи и все, что было, а потом не стало. Об этом и молчит небо над моей головой, когда появляются первые звезды. Молчит закат. Молчит луна. Оттуда и возникают мои ВОПРОСЫ. Они возникают из этого великого отсутствия, которое приходит вместе с ЛОМКОЙ. Теперь я понимаю, как это - «небо глотает землю».
- Ами, - говорил Джахи, - на дне океана лежат чудовища. Расколотые на столько кусков, что ты даже не сможешь это вообразить.
- Шерстистые носороги? Которые ели все?
Джахи не отвечает мне.
А теперь, из-за того, что он не сказал мне главного, я лечу в океан. Так люди летали к звездам, да, Джахи? Мой живот становится садящимся алым солнцем. Оно, раскаленное, плавится, сияет и рвет мое тело на куски, мечтая погрузиться в воду. Это новое чувство. Именно это пытался вспомнить Джахи?
НЕТ ИМЕНИ ДЛЯ ТАКОГО.
Я лечу в океан. Теперь я — только один кричащий вопрос. Когда это закончится? Я хочу, чтобы это прекратилось. Это невыносимо, но это длится. Когда же я буду наконец в океане? Он спасет меня, он спасет меня. Он спасет меня?
Я истаиваю? Но это происходит не так. Нежно, мягко, приятно. Во сне. Этот сон длится, словно плавится золото в самом себе, в блаженном наслаждении. А потом я возникну снова — на берегу океана. Волна вынесет меня на берег, чтобы мама и папа взяли меня к себе. Снова и снова я буду пить сладкую воду невеликой чистой земли Сиберио. Снова и снова истаивать и вознкать.
Ломка же безжалостна — она рвет, кусает и глотает. Это эволюция? 
Это быстрое, это древнее, это изнутри, это жидкое, это красное, это лопающийся бутон цветка, это горячее, это острое, это льется из моего живота, это, а вовсе не закат делает черный язык скалы по-настоящему красным…
Как будто бы солнце забралось внутрь меня и, смеясь, катится вниз по черному языку, щекочет и жжет. Но мне не смешно. Это новорожденное солнце внутри меня — не я, я не узнаю его, оно не интик, и я хочу от него избавиться. Нигде нет интиков. Внутри меня нет интиков. Снаружи меня нет интиков. Я сама не интик. Но кто же я? И что теперь будет?
Но после того, как все рассеялось и исчезло, небо снова стало двигаться, будто бы зная тайный код — оно двигалось по кругу, расширяясь сразу во все направления. Сворачивалось в крохотные круглые зеркала, которые, отражая самих себя, снова создали все, и даже тебя, Ами.
Как же так получилось? Ведь если никто не смотрит в зеркало, оно стоит пустое, не движется, и гладь его всегда чиста?
Мне всегда нравилось говорить с самой собой. Но оказывается, я всегда говорила только об одном - как мне хорошо. Но теперь…  Мыслей много, (а всегда была одна — как мне хорошо) но все они слиты во что-то новое, пугающее, гораздо более пугающее, чем старый, косматый Джахи. И внутри меня теперь не я, а то, что МНОЙ НЕ ЯВЛЯЕТСЯ. Я отказываюсь быть этим! Этот мир другой, чужой. Вселенная наконец-то отвечает мне - но на непонятном языке.
А МЫ НЕ ЗНАЕМ ИНОГО.
Зря про Джахи говорили, что он не имел желаний. Имел. Он не хотел быть таким, как другие люди на Сиберио. Может, он не хотел истаивать. Может, он хотел еще раз увидеть ЛОМКУ, которую помнил луче всего остального? Может быть, в океане ему приснился неприятный сон? Может, ему и приснилась та самая ломка? Самое красивое, что только может быть на свете? Увидеть своими глазами свое собственное отсутствие? Но кто исполнил его желание? Интики?
- Ами, - говорил Джахи, - однажды на землю с неба к людям прилетела другая земля. Сначала она была черной. Потом стала красной. Она сделала все белым. А потом пустым. Но пространство всегда движется, Ами.
Наверное, это он снова об этой своей ломке. Все до нее было не так, как сейчас, а иначе. Но как? Вот так. Как если бы все, как и я, летело в океан, себя не помня.
- Все, что есть, Ами, можно познать. Ты хочешь познать? Это можно. И очень быстро. Ты узнаешь сразу все. Что есть. В один момент, Но потом забудешь его, как я. Забудешь его имя. Оставишь себе только страх о нем и будешь всегда избегать его. Оно кажется пустым и пугающим, но это не ничто, это сама жизнь, которая возникает и крутится только тогда, когда есть тот, кто ее проживает.
- А что такое страх, Джахи? Что значит — пугающим?
- Это то же самое блаженство. Твое наслаждение, только завязанное тугим узлом, - он указывал на перекрученное ветром, сухое дерево. - Но и оно — небо. Пустое, чистое пространство — попробуй разбери его на части и увидишь в своих руках пустоту. Для того, чтобы познать все, нужно познать только одно, как так выходит - то, что существует, одновременно и отсутствует? А, Ами? Как в неподвижном зеркале неба отражается оно само, заставляя вселенную двигаться?
Я тогда смеялась. Какая глупость. Ведь я и так все знаю. Все, что нужно знать в чистой земле Сиберио — как здесь славно! Интики несут это знание повсюду. Здесь все едино. И наше знание тоже едино, слито, неделимо. Оно — сама природа.
- Если узнаешь ОДНО, будешь знать все. Но нам кажется, что все может стать этим ОДНИМ, Ами, только ОДНАЖДЫ.
Так сказал Джахи. А потом он наконец-то истаял. Но когда все становится одним? И зачем всему быть одним, когда есть интики? Ведь и так все хорошо и едино? А если их (как мне кажется) нет, вот, как сейчас, например? А есть…
НЕТ ИМЕНИ ДЛЯ ТАКОГО.
Наверное, когда-то чистой земли Сиберио не было. Теперь Сиберио есть. А что будет потом? Что будет, когда я упаду в океан? Я стану старой? Или я буду такой, как была? Или буду новой, совсем другой? Или я истаю, как все в чистой земле Сиберио?
ТЕПЕРЬ Я БОЛЬШЕ НЕ ЗНАЮ.
Чудовища на дне океана, шерститсые носороги, жабы, которые ели мотыльков, люди, жившие без интиков внутри и снаружи и летавшие на луну, мама и папа, я сама — всегда есть то, что было и есть. Но где хранится то, что будет?  МНЕ все еще ИНТЕРЕСНО. Мне отвечает молчание. Неподвижность. Возможно, это и есть то самое ОДНАЖДЫ.
Я лечу в океан с черного языка. Красная вода льется из моего живота. Красная капля падает в воду, нарушая ее спокойствие, и по воде расходятся красные круги. Мне кажется, я ПОНИМАЮ Джахи.
Как и он, Я ПОМНЮ. Может быть, мне тоже это снилось? ЛОМКА была со мной не раз. Со мной, со всеми. Со всем, что есть. И она, и все, что есть, и чего нет — это просто отражение в зеркале. И если смотреть в это зеркало с другой стороны — кажется, что все не ломается, а создается, что все не растворяется, а наоборот, сотворяется.
Я ВИЖУ… Сине-черное на сине-черном. Красное на красном. И белое на белом. Все растворяется друг в друге и в себе самом. И все начинается заново. Тому, кто это наблюдает, кажется, будто бы все движется в обратном направлении. Белое, красное, синее. Золотая капля солнца восходит, краснея, вспарывая черноту. И начинается новый день.
ЛОМКИ нет. Ведь мы не можем ее поймать. Найти тот момент, которому могли бы дать имя.
Воздух чист и ясен. Золотая капля солнца, краснея, стекает в черное зеркало океана, и возникает волна. Она замыкается, зеркало сворачивается и светлеет. Волна расширяется и идет сразу во всех направлениях. И в этом зеркале отражается все, что было, с точностью до наоборот. Волна сворачивается в черную точку, пространство сжимается. И все начинается снова.
Воздух вдруг стал разноцветным. И все, что имело форму, пришло в несвойственное ему движение, как будто бы стало двигаться против себя - расплавилось, разломалось и стало пустотой.
Все, кроме неба.
Я вижу это небо, и под моим взглядом оно сжимается, как будто кто-то его ущипнул. Это похоже на тело. Разноцветное тело юности. Мое тело, Ами.
НЕТ ИМЕНИ ДЛЯ ТАКОГО. НЕТ ИМЕНИ ДЛЯ ТАКОГО. НЕТ ИМЕНИ ДЛЯ ТАКОГО...