Глава 29.
Выплыв на крыльцо, услышав стук копыт, едва взглянув на понуро согбенную на козлах фигуру всегда выправленного бравого казака, даже не посмотревшего, как обычно, игриво в её сторону, Хранительница очага поняла, что случилась неприятность, сцепила в тревоге полные пальцы на пышной груди и громко охнула.
Подхватив дрожащую жену на руки, Орлов спрыгнул на дорогу, наказав, обернувшись:
- Платон Нилыч, сам не распрягай, пусть Миша озаботится. А ты ступай домой и прими горячительно – успокоительного. И не беспокойся, твоей вины здесь нет, - и взлетел на крыльцо, уже обращаясь к поспешно распахивающей дверь Арине Тимофеевне: - Приготовьте ванну, подайте к спальне коньяк с любым не холодным блюдом и тоже возвращайтесь в деревню.
- Так наполнила только, третий раз воду меняю, дабы горячей была, - смятенно проследив за взмывающей вверх исполинской фигурой со своей необременительной, бледной, как в вечер после венчания, ношей, женщина бросилась на кухню выполнять поручение.
Торопливо раздев стоящую в позе истукана Олю, аккуратно отколов из маленьких мочек ушей сапфировые серёжки, не расплетая причёски, Александр Сергеевич отнёс её в ванную комнату и осторожно погрузил в парную воду, проговорив быстро и нервно:
- Я отойду на пять минут, обмоюсь, переоденусь и сразу к тебе. Насквозь пропылился, рыща в поисках по городу. Надеюсь, ты ничего нового не сотворишь за это время? – белокурая головка отрицательно качнулась.
Приведя себя в порядок, облачившись в домашний костюм, взяв оставленный Хранительницей у двери поднос с коньяком, рюмками и пышащими жаром пирожками, и поставив его на тумбу, он вернулся к жене, поднял её и принялся истово растирать полотенцем.
- Я сама могу, - слабо пролепетала она.
- Не надо «сама», - сурово изрёк Орлов, перенеся её на коврик и опустившись на колени, завершая процедуру вытиранием стройных ножек. – Сама ты уже натворила великих дел. – Могучие руки, облачив точёную фигурку в пеньюар, подхватили её, внесли в спальню и уложили на кровать, накрепко, словно беспокойное дитя, завернув в одеяло.
Не говоря ни слова, он хапнул с трюмо щётку, отделанную малахитом, и, освободив светлую головку от шпилек с драгоценными камнями, взялся медленно и сердито расчёсывать золотистые волосы. Закончив выполнять обязанности горничной, Александр Сергеевич плеснул в рюмки значительные дозы коньяка, опрокинул в рот одну, не закусывая, а вторую протянул завёрнутой в кулёк жене, повелев:
- Выдохни и выпей залпом.
- Я не..., - попыталась возразить она.
- Сейчас говорю я, - сурово гаркнул он, - а ты неукоснительно следуешь моим распоряжениям! Это, в данном случае, не алкоголь, а лекарство. Выдохни и пей. Я приказываю!
Оля, испуганно вздрогнув от его вернувшегося опасного тона, послушно выпустила воздух из бледного рта и заглотнула коньяк, судорожно поморщившись, смиренно откусила возникший перед аристократическим носом горячий пирожок, меланхолично прожевав, с удивлением ощущая как по животу разливается блаженное тепло.
- Умница, - похвалил супруг, доев остатки, - теперь ещё одну. – Наполненная до краёв рюмка ткнулась в плотные губы, приоткрывшиеся и покладисто втянувшие в себя очередную порцию «лекарства», а затем сомкнувшиеся в поедании следующего хрустящего лакомства.
Выпив так же и закусив, Орлов упёрся немигающим взглядом в нежные черты красивого лица.
- Мне не нравится афишировать сей факт, но от тебя скрывать что-либо категорически не желаю, - произнёс он после непродолжительной паузы. – Я – негласный владелец публичного дома мадам Жожо.
- Да что вы такое? Да как вы? Какой позор! – Оля возмущённо дёрнулась, пытаясь вырваться из кокона, но замерла под тяжестью навалившегося на неё могучего тела.
- В чём позор? – прохрипел исполин, надёжно парализовав жену в цепких объятиях, зашептав в оттопыренное ушко: - Я не сказал, что являюсь клиентом - исключительно владельцем. Это просто коммерция, причём успешная. Послушай, - он отстранился, приподнявшись, ласково пригладив пальцами выбившийся из тяжёлой золотистой копны загулявший белокурый локон, - ко мне в приёмную на Никольскую лет пять назад явилась немолодая дама, вдова разорившегося и покончившего с горя с жизнью польского предпринимателя, с тремя грошами в кармане, кучей оригинальных идей и внушительным списком матёрых проституток всех рас и национальностей, готовых перейти из других заведений под её опеку в любой момент, предложив профинансировать свой смелый проект на Сретенке, пообещав солидную прибыль, даже предоставив пред мои очи папку с чёткими математическими расчётами. Жозефина Францевна была весьма убедительна, но я может и отказался от затеи по религиозным убеждениям, если бы в памяти не всплыл один трогательный случай...
- Да как вам не совестно так просто и буднично признаваться мне в своём тяжёлом грехе? – аристократические брови возмущённо взмыли вверх. – Дома терпимости – зло, самое страшное зло, которое может существовать на свете, вырывающие добропорядочных мужей из прочных семей.
- Не смеши меня, - на смуглом лице не мелькнуло и тени улыбки, - добропорядочного мужа никакие прелести не вырвут из семьи. А если мужчина задумал, всего лишь задумал, даже ещё не ступив за порог борделя, измену, считай семья разрушена. Но не блудницами, а им самим. Не будет продажных женщин, он найдёт иной способ загулять. Эту древнейшую профессию никому не удавалось искоренить, поскольку таких «задумщиков» всегда хватало. Ты ещё совсем дитя, родная, - качнул он черноволосой головой, - и многого не понимаешь. Отбросим неверных мужей, но ответь мне, пожалуйста, как юные неопытные молодцы должны вступать в законный союз, не зная, каким образом вести себя с невинными женами в первую брачную ночь? Да они их могут ненароком покалечить! В таких случаях отцы, коли у них водятся деньги, отводят отпрысков накануне торжества к желтобилетницам и оплачивают их обучение искусству близости. Но и судьба богатых юнцов меня не слишком волнует, - он тяжело и горько вздохнул. – Я согласился на подобное предприятие с условием особого отношения к инвалидам войны, тем простым солдатам, пролившим кровь за Родину, потерявших руки и ноги в боях. Мимо таких ты проходишь, скромно опустив долу свои красивые глазки, делая вид, что не заметила изъяна. Однажды мне довелось познакомиться на улице с колченогим, одноглазым участником Крымской, выжившим, к счастью, в отличие от моего брата, весьма приятным мужчиной средних лет. Слово за слово и мы оказались в кабаке, где, выпив пару рюмок, он зарыдал, не тихо заплакал, а именно зарыдал, схватив меня за грудки, признавшись, как тошно и одиноко ему живётся без женских ласк, жарких объятий, долгих и страстных поцелуев. Расчувствовавшись, я отвёл его в первый попавшийся бордель и, оплатив целую ночь удовольствий, отправился спать. Так вот, ведя переговоры с Жозефиной, я заявил, что выдам ей деньги исключительно в том случае, если каждый неженатый инвалид войны, житель Москвы, будет иметь право посещать раз в месяц наше заведение совершенно бесплатно. Она безропотно согласилась. Кстати, вторым пунктом в договоре значилось: не принимать на службу невинных девиц. Сегодня я заехал к мадам Жожо, дабы бегло просмотреть отчёты и сметы, сверить подписи моих особых бесплатных клиентов с реальными, выпрошенными у Долгорукова, забрать причитающуюся прибыль, только и всего, - пожал могучими плечами Орлов, сунув руку в карман, вытащив пару аккуратно сложенных листков, испещрённых мелким почерком, развернув их и выставив перед напряжённым изумрудным взглядом. – «Абаскин, - прочитала Оля, - ветеран Кавказской, инвалид и – корявая подпись, Агалихин, ветеран Балканской, инвалид, Адусин, ветеран Среднеазиатской...», - впившись кипенными зубками в нижнюю губу она в отчаянии отвернулась, не понимая как себя вести. - Я, безусловно, виноват, что не поведал тебе об этом, - продолжил устало Александр Сергеевич, сложив листы и вернув обратно. - Но, клянусь, не специально: ты никогда не интересовалась, куда мной вкладываются деньги, а я, представь себе, не размышлял целыми днями, как там дела в доме терпимости, и вспомнил о нём только после нашей утренней близости, когда ты сладко заснула. Прости! Ни разу не воспользовался привилигированным положением и не прошёл в сей преисподней далее кабинета Жозефины Францевны. Даже Бушмарёв – тот ещё мартовский кот, брезгует посещать заведение. Теперь поговорим о тебе, - ровные агатовые брови нахмурились, твёрдые пальцы сжались в кулак. – Ты, встретив и зачем-то выслушав некую дешёвую финтифлюшку, поверив её глупым и неподтверждённным словам, жестоко исчезла, спрятавшись в гостинице, пока я с подчинёнными прочёсывал кусты в поисках своей пропавшей жены. В моём мятущемся сознании постоянно возникал образ Пети, которого я когда-то вырвал из лап смерти, только вместо его лица появлялось твоё, - капризные губы судорожно покривились, - воображение рисовало любимое точёное тело, валяющееся в подворотне, пронзённое ножом, но всё же, с трудом отбрасывая ужасные картины, я надеялся найти тебя живой, а если не живой, то немедленно застрелиться, вытянув рядом ноги. Я не первой молодости и признаюсь, моё сердце болело так, как никогда раньше, даже после ранения, даже когда началось воспаление. Был уверен, что сегодня – мой последний день. А ты, - конвульсивно усмехнулся он, - просто пряталась в четверти минутах ходьбы от меня. – Так нельзя! – огромные кулаки остервенело стукнули по коленям, затянутым в домашние брюки. – Так непозволительно вести с родными людьми, правда, сомневаюсь теперь, что я для тебя родной. Ты ведь как должна была поступить, если бы любила по-настоящему, во всяком случае, мне так видится, - великан вскочил и забродил мрачно по комнате, заложив руки за спину, - ты должна была после разговора с Морданшиной вернуться сюда, в наш дом, дождаться меня и, может, влепить пощёчину, или запульнуть подсвечником, или чем потяжелей, не мне тебя учить, вопрошая: «В чём дело? Ты мне изменил?» – и я бы простил, понял и в доли секунд объяснил глупое создавшееся положение, пояснив, что верен и чист. - А ты? Какую пакость ты придумала, решив отсидеться в подворье! Какая жестокая и бессмысленная месть! Главное, за что? Если бы у меня случился разрыв сердца, а потом ты узнала, что я не виновен перед тобой, тебе стало бы легче? – он резко остановился перед кроватью, сурово взирая на растерянную супругу. – А если она завтра при встрече скажет, что видела меня, сворачивающим в подворотню за подозрительно следующей туда же девкой и прибавит к этому малозначительному факту кучу пикантных подробностей, ты снова сбежишь? Куда в следующий раз? В Петербург, Новгород, Калугу? Гостиниц везде полно! Выбирай – не хочу! – Орлов иронично развёл руками и снова полез в карман, выудив крошечное обручальное колечко, выразительно потрясая им: - И, под конец, когда я нашёл тебя и немного успокоился, ты нанесла мне последний удар, самый жестокий, указав на сброшенную за ненадобностью, словно шкуру змеи, драгоценность, надевая которое тебе на пальчик перед алтарём, я клялся в вечной и верной любви! Твой поступок отвратителен, Оля, - отчеканил сурово он, упершись с укоризной в наполнившиеся слезами изумруды, и, резко направившись к балкону, дёрнув ручку белоснежной двери, добавил. – Извини, если я был груб, но я не железный и имею право так же, как ты высказывать о наболевшем. Я выйду, покурю, мне сейчас необходимо побыть одному.
Сев в слабо освещённое пламенем комнатных свечей и пробивающейся из-за туч луной кресло, нервно раскурив сигару и глубоко затянувшись, Александр Сергеевич подумал с тревогой, не перегнул ли он палку, ведя беспощадную словесную битву с юной, доверчивой к дурацким сплетням женой, но успокоил себя немного тем, что если бы он был галантен, лопотал бы смиренно о любви и преданности, ни за что не смог её вырвать из забытья, вернуть в действительность. А, судя по увлажнившимся, принявшим осмысленное выражение глазам, она явно в неё возвращалась.
Спустя несколько затяжек он услышал осторожное шуршание маленьких ступней по ворсистому ковру в его сторону и, удовлетворённо улыбнувшись уголками губ, загасив сигару в пепельнице, нарочито грозно возгласил:
- Тапки надень и плед накинь! Зря что ли я тебя согревал?
Тихие шаги послушно ненадолго затихли, затем, стуча каблучками домашних туфель, Оля вышла на балкон и, подойдя нерешительно к мужу, смахивая с длинных ресниц отчаянно рвущиеся на свободу слёзы, залепетала, задыхаясь и заикаясь в благодатной для неё истерике:
- П-прости меня! Я н-ни в коем случае не хотела мстить, не желала причинять вред твоему здоровью. Но не п-помню, хоть убей, как оказалась в этой гостинице! Ничего не помню, совсем ничего с той минуты, как рассталась с Морданшиной.
Он дёрнул её за руку, усадив к себе на колени, завернул надёжно в небрежно наброшенный плед, прижав высоким аристократическим лбом к богатырскому плечу, и протянул взволнованно:
- Что же ты мне сразу не сказала? Вот я – пентюх, обвинял в том, в чём бессмысленно было корить! У тебя случилось погружение в состояние аффекта, в то душевное волнение, при котором люди теряют разум и способны искалечить, убить, обокрасть, не помня ничего. К счастью, ты ничего подобного не совершила. А не поверила бы вражескому навету – не потеряла бы рассудок. И ты меня прости, я обязан был своевременно тебя известить о моих делах.
- Тебе больно? – плотные губы ткнулись в левую часть могучей груди, прикрытой халатом, покрывая её поцелуями.
- Уже нет, - растянулся в довольной улыбке Орлов, гладя нежно белокурую головку, - с тех пор, как я тебя нашёл, у меня ничего не болит. Сердце успокоилось, а теперь ещё и запело.
- Ты разлюбил меня, признайся? – обречённо всхлипнула она. – Я же вижу, что разлюбил. Скажи честно. Если так, я немедленно соберу вещи и уйду.
- Да что ты такое говоришь? – огромная ладонь, непроизвольно сжалась в волнении, собрав тяжёлую золотистую копну в аккуратный сноп. – Как ты позволяешь себе такое представить? Как я могу разлюбить моё единственное и неповторимое сокровище? Мою крошечную сладкую девочку? Только попробуй уйти – костьми возлягу на пороге, никуда не отпущу! Не для того я столько лет искал свою единственную, чтобы в одночасье потерять!
- Ты так грубо и жестоко отчитал меня, что я решила...
- Малышка, - твёрдые пальцы, отпустив волосы, прикрыли дрожащие губы, не позволив договорить - не забывай, что я обещал тебе быть не только примерным мужем, но и отцом. Сегодня я был твоим папой, отчитывающим дочь за неподобающее поведение. Как бы поступил твой отец в подобной ситуации? Правильно! Выпорол бы хорошенько, несмотря на всю любовь. Вот я тебя и выпорол словесно. Просто не хочу, чтобы ты верила всему и всем подряд, подвергая свою, а заодно и мою жизнь опасности. Упорно не понимаю, как можно было поверить в подобный бред?
- Говорят, мужчинам нужно разнообразие, - изрекла неуверенно Оля как только пальцы отпустили рот, принявшись ласково отирать мокрые, разгорячённые коньяком щёчки.
- Баранам нужно разнообразие, - сердито хмыкнул супруг, - и болванам, самоутверждающимся за счёт тружениц панели. Нормальным мужчинам необходима любимая жена под боком, да хорошая книга перед глазами. Всё! И потом, - раздался тихий смешок, - ты у меня такое разнообразие, что хватит впечатлений на всю оставшуюся жизнь без всяких измен.
- Я стала скучной и покладистой, - философски вздохнула юная жена. – Тем более, ты от меня получил всё, что хотел.
- Скучной и покладистой! – повторил Александр Сергеевич, расхохотавшись. – Вот – моя истинная мечта, похоже, неосуществимая! Погоди, - он внезапно посерьёзнел, - а какой смысл ты вкладываешь в слова «получил, что хотел»? Твою невинность? Нашу первую и последующие близости? – белокурая головка понуро кивнула. – Ох, ты моя несмышлёная желторотая девочка, мой любимый птенец, - зашептал он жарко и убедительно в оттопыренное ушко, - неужели ты и впрямь полагаешь, что дело в твоей девственности? Нет, она, конечно, тешит моё мужское самолюбие. Как же – первый! Но неужто ты и впрямь думаешь, что я женился на тебе по столь тривиальной причине? Да чтобы ты знала: даже если бы ты была гетерой в доме терпимости, проведшей тысячу и одну ночь с клиентами, глубоко замужней дамой, родившей с десяток детей, я точно также тебя бы добивался и привёл в итоге к венцу.
Длинные ресницы, моментально ожив, с любопытством захлопали.
- А как же муж, дети? – возник вполне логичный вопрос.
- С супругом бы договорился за деньги или посредством угрозы, детей усыновил, - невозмутимо ответил Орлов, защекотав языком сочную мочку, немного разбухшую от ношения дорогих сапфировых серёжек и приятных слов. – Я втянул тебя в брак, потому что безумно полюбил, а не по каким-то иным извращённым причинам. Знай и помни это всегда! Дитя моё беспокойное, - он сгрёб жену в охапку и закачал, будто грудного ребёнка, - пойми, не нужен мне никто, кроме тебя, единственной, неповторимой, особенной, пусть взрывной, непокорной, но такой родной. Ты мне необходима как воздух, вода, солнце. Я жить без тебя не могу, дышать не могу, понимаешь? – чувственные губы промокнули последние слезинки на разом разомлевшем и зарумянившемся лице. – Не слушай никого, умоляю. Я верен и буду верен тебе всегда. Хочу напомнить, что во-первых, не нарушаю клятв, тем более данных перед алтарём, а во-вторых, помешан на сей удивительной, непознанной мной до сих пор, очаровательной и соблазнительной барышне, - тёплая ладонь скользнула под плед к волнительно выступающей груди. - Ты ещё не осознала, насколько владеешь моим сердцем и разумом, но вскоре обязательно поймёшь и будешь ходить с гордо поднятой головой, презрительно смеясь в лица завистливых сплетниц.
- Не хочу больше никогда встречаться с ними, твоими гадкими поклонницами, - пробормотала Оля, ощущая блаженную истому, разлившуюся по телу.
- Не встретишься, - агатовые брови сурово сдвинулись, пальцы ласково заскользили к плоскому животу, - отныне близко их к тебе не подпущу, пока не угомонятся. Я решил, малышка, - он впился тревожным взором в широко распахнувшиеся бездонные глаза, - временно не отпускать тебя одну в Первопрестольную. Да, я обещал тебе полную свободу, но в создавшейся ситуации она опасна и чревата неприятностями. Тебя не смутит, если я некоторое время буду настойчиво сопровождать твою светлость в гости к сестре, подруге и в походах по магазинам? Пусть расщеколды угомонятся, поймут, что я верный муж, перейдут на другую тему. А там, далее, делай, что душе угодно.
- Не смутит, - юная жена разомлела от откровенных ласк, - я буду тебе весьма признательна, коли спасёшь меня от утомительного общения с весьма неприятными собеседницами.
- Благодарю за доверие. Не кажется ли вам, свет мой, Ольга Николаевна, что нам пора перебраться в постель и примириться, как истинно любящим супругам? – хрипло проворковал Орлов, требовательно блуждая руками по стройной фигуре.
- Кажется, - хихикнула она, прельстительно изогнувшись.
- Тогда вперёд, - Александр Сергеевич приподнялся, заметил на столе мерцающее золотом кольцо и снова сел. – Я забыл о главном, - мягко улыбнулся он, подняв драгоценность, и надев его на безымянный палец юной супруги, торжественно провозгласил: - Клянусь любить тебя и хранить верность, пока смерть не разлучит нас. – Вскочив с лёгким телом на руках, он стремительно направился к спальне, услышав прозвеневшее, словно сотни колокольчиков:
- Спасибо, Сашенька! Я думала, ты никогда мне его не вернёшь!
- Ещё чего, чтобы моя жена ходила без обручального кольца? Не дождёшься! – мощные руки осторожно уложили фарфоровую фигурку в постель. – А коли тебе угодно и не смутит, - вымолвил он, поспешно раздеваясь, - я познакомлю тебя с мадам Жожо. Она умна, приветлива и доброжелательна. Можем вместе раз в месяц забирать у неё причитающиеся барыши, заодно и заткнём навсегда не в меру болтливых, проходящих мимо сплетниц.
- Угодно! Угодно! – захлопали ралостно узкие ладошки. – Вот это да! Посетить настоящий публичный дом! – вспыхнули любопытным пламенем огромные изумруды.
- Всё – таки, ты у меня немного того.., разнообразная.., мягко говоря, - шутливо ткнул вытянутым пальцем в смуглый висок Орлов и издал короткое: - Паф, - прежде чем накрыть жену могучим телом.
***
Лениво высунувшееся из-за замысловато закрученной в кренделя пышной дородной сизой тучи солнце ослепило глаза сквозь овальные линзы. Александр Сергеевич снял очки и, отложив их в сторону на скамью вместе с откровенно занудной книгой, уставился нежным взглядом на белокурые волосы, стянутые в хвост, струящиеся по узкой спине. Стоя перед мольбертом, Оля быстро и ловко орудуя кистью, прихваченной музыкальными пальчиками, зарисовывала позолоченные осенью сердечки кувшинок, вяло покачивающиеся на крошечных волнах сонной прозрачной реки, искусственно создаваемых шныряющими туда-сюда в поисках рыбного лакомства, лебедями и кряквами, повзрослевшим и окрепшим молодняком. Безумно хотелось исподтишка подкрасться к жене, схватить в объятия и приласкать, но опасения разрушить сладкие муки творчества, остановить рвущееся на лист вдохновение, сдерживали порыв. За бором раздался конский топот и зычное ржание, в сторону уединённого берега браво застучали шаги. Всё-таки вырванная из своего прекрасного мира юная барыня вздрогнула и обернулась. Выйдя на свет, приблизившись к супругам, Бушмарёв для начала облобызал округлившиеся косточки на тыльной стороне ладони «уважаемой Ольги Николаевны», а потом, ничего не говоря, пожал крепкую руку патрона, отвернувшись к реке, судорожно вдохнув в нос сквозь лихо закрученные усы порцию свежего влажного воздуха.
- Ну что же ты молчишь? – нетерпеливо дёрнулись исполинские плечи. – Не выношу твои нелепые театральные паузы! Собрал досье на эту вяжихвостку? Отвечай же!
- Да собрал я, собрал, - раскудрявая голова в котелке послушно кивнула, указав на тонкую папку, удобно расположившуюся под мышкой. – Только подозреваю, для вас теперь сведения сии не должны иметь ровно никакого значения, впрочем, как и для неё. Я бы попросил мадам удалиться, дабы не нервировать лишний раз.
- Не надо, - великан перекрыл путь бросившейся было прочь Оле, схватив её за локти, – Моя жена имеет право знать всё, даже самое скверное. У меня от неё секретов нет! Прекращай, Василий, играть с огнём, докладывай!
- Хорошо, как прикажете, - круглые кошачьи глаза уставились в прояснившееся небо. – Ваша сплетница валяется в мертвецкой, то ли убиенная, то ли скончавшаяся самостоятельно по неизвестным причинам, а за жизнь мужчины, с которым она встречалась, нынче борятся врачи.
- Как? – сильные руки надёжно прижали к себе дёрнувшуюся в ужасе супругу. – Что за абсурд? Где и когда это произошло?
- В Кокоревском подворье, на третьем этаже, в номере «211», - тупой носок изящного, выполненного на заказ сапога постучал по раскрасневшейся кочке мха. – Примерно в то самое время, пока вы этажом ниже выясняли отношения.
- А вдруг это я сделала до твоего прихода? – испуганно зашетала Оля, отчаянно впившись пальчиками в стальную спину мужа. – Я же совсем ничего не помню.
- Неизвестным способом посягнула на аж две жизни? Прекрати глупости говорить, – пробормотал он убедительно, пригладив золотистую копну волос, хотя слегка заволновался. Вспомнив собственное агрессивное поведение, он спросил: – Кто-нибудь слышал, как я кричал, что убью её, размозжу голову?
- Да все слышали, - пожали кряжистые плечи, - только поняли, что вы собираетесь укокошить свою жену.
- Уже хорошо, - нервно улыбнулся Александр Сергеевич. – Давай-ка, Бушмарь, по порядку, - потребовал он, насупившись. – Вещай, как всё было.
- Морданшина явилась в гостиницу спустя пару часов после появления в ней Ольги Николаевны, - послушно принялся докладывать Василий. – Её визит ожидали, поскольку она постоянная клиентка. Подробности в папке, - выразительно покосились под мышку круглые глаза.– Далее приключились ваша громкая ссора, вероятно, случайно прикрывшая некое разбирательство, завершившееся убийством, торжественный выход из подворья и наш короткий разговор относительно сбора сведений на Пульхерию, за секунду до начала которого вы столкнулись с субтильным седым мужчиной в горчичном пальто, возбуждённым донельзя, как оказалось позже – мужем почившей, получившим неприятное известие, спешащим разоблачить неверную супругу. Именно он, спустившись в холл и сообщил о злодеянии. И именно его подозревает полиция, поскольку пробыл он в апартаменте целых полчаса, а при обыске в кармане его брюк нашли заряженный револьвер, а значит он спешил в гостиницу с конкретной целью, но отчего-то, вместо верного выстрела, предпочёл парализовать любовников неизвестным способом. Между тем, несчастный Морданшин клянётся, что собирался просто разогнать любовное гнёздышко, потрясая оружием и поговорить с блудницей, вернув её в лоно достопочтенной семьи, а узрев её на полу, уверенный, что жена умерла, впал в ступор и некоторое время был не в состоянии покинуть бренное тело. Также он утверждает, что его несчастную супругу ограбили, стянув со среднего пальца, подаренное им накануне кольцо с каким-то редким, недавно открытым, - Бушмарёв наморщил лоб, - забыл название, камнем. Мол, с утра, перед выходом из дома, она при нём натянула украшение, а нынче его нет. Странно, все руки в драгоценностях, а стянули только одно, - он задумчиво почесал затылок под котелком, - весьма загадочное ограбление.
- Я помню этот безвкусный жёлтый перстень, - подала слабый голос Оля, - он сверкал алыми всполохами на её усыпанной самоцветами кисти. А потом, палец Пульхерии отвалился и упал, хотя она этого совершенно не заметила, а камень покатился и указал мне дорогу в гостиницу.
- Ничего себе, галлюцинации, - печально усмехнулся Орлов. – Погоди, - он немного отстранился от жены и упёрся пепельным взглядом в тревожно распахнувшиеся изумруды, - а что ты ещё помнишь?
- Помню, как её шляпа покраснела, помню ещё бородатого азиата, словно Чингисхана, вышедшего с иллюстраций детских книг, уставившегося на меня через её плечо жутким жёлтым, как тот самоцвет, взглядом, пока она вещала о твоей измене у магазина игрушек, - пролепетала юная барыня, взметнув глаза к выдающемуся упрямому подбородку супруга, - и коридор из тумана, по которому зашагала. Собственно всё.
- Опять монгол и камни! Наваждение какое-то! – выпалил Александр Сергеевич в сердцах. – Похоже, если Оле не померещилось, а интуиция мне подсказывает, что азиат был реальным, - обратился он к Бушмарёву, - наш подстреленный по весне воришка с тонкой косой воскрес и снова зачем-то охотится за недавно найденным минералом. Но он не смелый, судя по докладу Гнуса, боится сам мараться в крови. Предположу: паренёк просто по дороге ограбил несчастную сплетницу, а пострадала она позже.
- Вполне возможно, - согласился Василий. – Распорядитель не помнит было ли на Морданшиной утерянное кольцо. Говорит, настолько привык к россыпи драгоценностей на её руках, что перестал обращать на них внимание.
- А визитёр-то кто? – поинтересовался Орлов, протянув руку за папкой.
- Некий Вениамин Ватрушкин, - грустно хмыкнул Бушмарёв, вложив в широкую ладонь документы. – Расписался закомуристыми каракулями в гостиничной книге. Привлекательный мужик лет тридцати. Тут фамилии остальных посетителей апартамента. Только они вряд ли помогут: каждую неделю свежий приходил, ни один не повторился. Извращенка, одно слово, - резюмировал он, добавив торопливо: - Царствие небесное!
- Ничего особенного не заметил, когда нас ожидал? – отпустив жену, Александр Сергеевич распахнул папку, пробежав глазами по незнакомым фамилиям и раздражённо её захлопнул.
- Как же не заметил? Заметил, - упитанное лицо порозовело в небезосновательной гордости. – Пока вы ругались, женщина в чёрном салопе и густой вуали шмыгнула прочь с подворья. Я потом проверил: она напротив двести одиннадцатого номера в двести седьмом остановилась, прибыв незадолго до Морданшиной, расписашись в книге гостей Ларисой Крутовой.
- Ларисой? – одновременно воскликнули супруги.
- Я выяснил, Крутова в Ницце нынче, с самого июня гуляет, - прервал Василий вздохи, меланхолично закрутив на палец лихой ус. – У самозванки той духи были приторные, гадкие, неприятные. И в двести седьмом, куда я напросился у полиции, стоит лёгкий запах этих отвратительных духов. Вполне, она и совершила преступление. Только как её теперь найти, коли в гостинице сей престижной паспорта не проверяют? Осмотрел досконально комнату: больше никаких зацепок, никаких улик. Ни-че-го. И да, - произнёс он немного смущённо, - вы – хоть и не подозреваемые, но всё же свидетели. Поскольку Морданшин – не простой обыватель, а тайный советник, заместитель руководителя департамента финансов, дело об убийстве его жены легло на стол самому оберу. Так что, если вас не затруднит, посетите Козлова в ближайшие дни, доложите, как всё было. Сами знаете, он вас ни в чём не обвинит.
- Знаю, Бушмарь, заедем завтра непременно, сегодня сил совсем нет. Благодарю за исчерпывающую информацию. Пойдём, мы тебя проводим, - Александр Сергеевич осторожно вложил узкую ладонь жены в согнутый локоть и потянул её к тропе, напряжённо хмурясь. – Меня волнует сей странный желтоглазый монгол, - пробормотал он по пути с тревогой в голосе. – Всё, Оля, - пасмурный взгляд сурово уставился на белокурую макушку. – Больше никаких самостоятельных передвижений вне поместья! Слышишь, никаких! Вася, - обратился он взолнованно к кудрявому чубу, - немедленно поезжай в полицию, пусть объявляют сего Чингисхана в розыск.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...