Что такое феномен непрямого знания, каков его механизм и значение в современном мире, автор изложил в эссе «Тест на адекватность». Отвлекаясь от всех подробностей, сформулируем самую суть, существенную для данной публикации.
Для большинства людей мир за пределами дома, – ну, пусть населенного пункта – имеет чисто символическое значение: такой он иди другой – какая разница? Поэтому миф об окружающей населенный пункт действительности нечувствительно воспринимается как несомненная истина. Но зачем создавать миф, если можно просто рассказать о действительности? Сейчас мы знаем ответ: для того, чтобы управлять поведением человека, манипулировать массами. Между фактом (информационным поводом) и массовой аудиторией стоит анонимный интерпретатор, комментарии которого значат для общественной жизни несравненно больше, чем события. Суть проблемы не в том, что масс-медиа искажают факты, а в интерпретациях самих по себе. Факт только средство.
Именно это имел в виду Евгений Лукин, заметив: «Дьявол и телевидение, если и врут, то только с помощью правды». Позволю себе расставить акценты. «Правдой» он называет факт («информационный повод»), а «враньем» – фальшь. (Вот что означает его «если».)
Мы привыкли воспринимать действительность как систему фактов в их причинно-следственной связи – в пространстве, времени и смысловом многообразии. Вот эти не ценимые массовым потребителем связи, создающие целостную картину, и держит под контролем интерпретатор. Что касается фактов, то они являются – вот именно – «информационным поводом» для внушения определенных эмоционально-поведенческих схем. Для каждого события готов системный концепт и системный словарь, на котором будет изложено сообщение после монтажа.
В своих частных проявлениях эта проблема требует – и не имеет – практического решения постоянно; нам некуда от нее деться, даже в укрытии частной жизни. Цивилизация поставила нас в жесткую зависимость от непрямого знания – и значит, от сторонних интерпретаций. А поскольку свобода информации есть неотъемлемая составляющая личной свободы, современный мир находится в состоянии, которое Дж.Ст. Милль определил как «деспотию». Свобода слова выродилась в диктатуру масс-медиа, а миф об отсутствии цензуры распространяют сами цензоры, тщательно фильтрующие базар. Реальность вторгается в наши сны сначала словом – поэтому цензура бессмертна.
Технологичность воздействия и восприимчивость конформной среды рикошетом бьет по мыслящей элите, порождая бесплодные и примитивные идеи «просвещения масс». Влезать в крысиную грызню, которую обычно называют «войной интерпретаций», – не только безнадежно, но и бессмысленно. В этом случае (как и во многих других) свобода не может быть достигнута конкуренцией; которая есть не что иное как силовое многоборье за контроль над информационным пространством (на уровне монтажа). Победа здесь зависит от ресурсов: финансовых, политических и кадровых. Это игра по чужим правилам на чужом поле и с чуждыми целями.
Таков очередной, информационный вызов свободе; и угроза не может быть устранена вместе с источником фальши – только на уровне восприятия. «В эпидемиях духовных болезней, – писал Ю. Шрейдер, – важны не столько носители заразы (в их числе может оказаться любой), сколько потеря иммунитета». Человек способен обрести свободу только сам и для себя; ну, хотя бы, научившись «читать между строк»… Например. Либо сомневаться так же умело, как Декарт. Никакие «техники» или «практики» здесь ничем помочь не могут – требуется полная перестройка структуры мышления. А это функция Провидения, человеческая воля тут бессильна.
На этом можно было поставить точку – еще в ХХ веке. Но с тех пор кое-что изменилось. Возник (как научная дисциплина) не только системный анализ, но и системный синтез; функцию которого весьма удачно сформулировал Кристобаль Хунта: «Бессмысленно – искать решение, когда оно и так есть. Речь идет о том, как поступать с задачей, которая решения не имеет. Это глубоко принципиальный вопрос…»
Очевидно, что мы имеем дело с проблемой не только социальной, но и психологической. Чем, в таком случае, нам может помочь социальная психология? Действительно, около 80 процентов населения состоит из активных потребителей сторонних интерпретаций – вместе с фактами или отдельно от них (в виде лозунгов, речевок или рекламы, например). Своего мнения эти 80% составить не способны, и поэтому постоянно нуждаются в чужом… «общепринятом». Но инфосфера общества – сложная система, и учитывать следует все факторы, влияющие на распространение сигнала.
Сразу укажем фактор, снимающий проблему массовости. Явление «ситуативного кретинизма» имеет и свою обратную сторону: адекватный человек не интересуется вопросами, в которых он не разбирается. Поэтому конформист по преимуществу обыватель; сфера его сознательной деятельности ограничивается непосредственным опытом, в котором он самостоятельно руководствуется здравым смыслом. И его счастье, что он не понимает, насколько зависит от «мира за пределами». Другими словами, кому-то приходится изрядно потрудиться, чтобы сплотить толпу для манипуляций.
Конечно, транквилизация общественного подсознания попрежнему имеет массовый характер. Существует не только «официальное мнение» и официальная идеология, но и официальное мировосприятие, Все это вместе создает плотное эмоционально-поведенческое поле, в котором находятся все экологические ниши общества. Но конформная масса в любом случае является только объектом управления; все, что происходит в обществе, происходит с ее молчаливого согласия – и не более того.
Социологи выделяют два уровня информационного воздействия: непосредственно от СМД – и от локальных «лидеров мнения» («двухступенчатый коммуникационный поток»). По субъективным наблюдениям (проверьте), живое слово «знающего человека» весит для простого гражданина неизмеримо больше, чем эфирное. Другое дело, что «локальные лидеры» сами находятся в официальном поле мотивации; и мы это учтем.
Итак, между «уровнем монтажа» и массовой аудиторией мы обнаружили еще одну передающую инстанцию; и образ действительности, воспринимаемый массами, существенно зависит от прохождения сигнала через эту среду. Проблема интерпретаций, таким образом, может быть сведена – с минимальными допусками – к ее интеллектуальному аспекту, отчетливо выраженному в среде свободно мыслящей элиты, составляющей примерно 20% населения. Можно показать (и мы это сделаем ниже по тексту), что оперативное поле интеллектуального решения еще уже: около 10%.
Автор надеется, что он ничего не упустил, и ему удалось подвести читателя к той нетривиальной мысли, что интерпретация реальности – исключительная функция интеллектуальной элиты; которая делится на творческую и потребительскую примерно пополам.
Совершенно очевидно, что функцию Интерпретатора в потоках общественной информации прилежно исполняют именно потребители, ставящие перед собой сугубо практические цели. Какова же роль творческой фракции? Опуская подробности, сформулируем ответ: она действует в режиме Канала Связи – не воспринимая сигнал и не изменяя его. Действительно, события, происходящие за пределами непосредственного опыта, не имеют другой формы выражения, кроме той, что предписаны им прессой. И обсуждая их, мы воспроизводим не только (и не столько) фактаж, сколько мировоззренческие установки Системы.
– Нет никакого факта без его изложения, без формы фиксации, – обронил по этому поводу Варлам Шаламов. – И, подумав, добавил: «Трудность заключается в том, чтобы найти, почувствовать какую-то чужую руку, которая водит твоим пером… Как тут проверить, где кончается моя собственная воля и где граница власти камня?»
Современный человек будет оставаться глупой и глупенькой жертвой идеологических манипуляций – до тех пор, пока не научится анализировать источники информации и каналы связи еще до анализа самих сообщений. Интерпретация факта сама по себе уже является ценной информацией, поскольку раскрывает цели и намерения интерпретатора.
– При наличии методов дешифровки, – говорил Ю. Лотман, – любая фальшивка может быть источником ценных сведений; при отсутствии их самый достоверный документ может сделаться источником заблуждений…
«Достаточно. Что это даст?» – Что это даст! Сказать наверняка можно только одно: ситуацию контролирует тот, кто ее анализирует… А впрочем, да, виноват. Автор действительно несколько увлекся и затеял решать задачу, которая и так имеет решение. На самом деле, анализ – дело техники; настоящую проблему составляет осознание необходимости и смысла такого анализа. Осознание проблемы.
Как это обычно бывает, первой ее увидела художественная литература. В результате, технология информационного террора (сначала – как возможность) многократно и в подробностях описана в произведениях школы современного реализма. Однако читатель – даже самый просвещенный и вольномыслящий – категорически отказывается узнавать себя в героях Филиппа К. Дика, Ст. Лема, братьев Стругацких и даже Виктора Пелевина. Хваленый метод «гитик» этой школы на сей раз не срабатывает. Почему? Кое-что тут, наверное, можно списать на мелочное самолюбие и на информационное давление среды… Но мы сосредоточим наше внимание только на ключевых (по мнению автора) причинах, блокирующих творческий потенциал личности.
Одинаково воспринимая прямую и косвенную информацию, человек оказывается в плену (по крайней мере) двух инфантильных заблуждений. Первое состоит в том, что (будто бы) возможны и даже имеют место «факты, способные говорить сами за себя». С этим можно согласиться только тогда, когда речь идет о непосредственном опыте: в этом случае мы просто не замечаем интерпретатора – даже когда смотрим в зеркало. Но он единственный, кому можно довериться, не поступаясь свободой воли. Чего не скажешь о самозваных посредниках косвенной информации; их нужно видеть, как бы они ни прятали свое лицо. Современная мыслящая элита не располагает методами дешифровки, о которых говорил Ю. Лотман, – чего же мы хотим и ожидаем от конформиста?
Не способны мы также допустить множество реальностей на одной и той же фактической основе (проверьте на себе – способны?). Опять же: имперский принцип «одно событие – один факт – одна реальность» действителен только в непосредственном персональном опыте; только чувственная реальность объективна. Сформированная обществом косвенная реальность (за пределами опыта) глубоко субъективна и допускает множество равноценных версий; они и есть эта реальность. Сама ее суть содержится именно в интерпретациях – а события являются лишь приложением, необходимым атрибутом. Существует только то, что наблюдается – а в данном случае наблюдаются версии.
Самый поверхностный анализ показывает, что центральную роль в нарастающем ежедневном абсурде играет испорченая философия факта; позитивное мышление, пришедшее к нам в дорожном ранце энциклопедистов. Все, выдохлась благодать, выгорел материал. Мы по-прежнему пытаемся «мыслить фактами», но уже не умеем этого делать – на уровне времени. Наша инфантильность в том, что мы не замечаем перемен и не ценим новых условий жизни, вскрывших аберрации позитивизма. Информация ХХI века предъявляет требования к своим носителям – и, натурально, первыми к этим требованиям приспосабливаются приспособленцы. Но люди, которых называют творцами идей, играют на другом поле – и по своим правилам. Чтобы ответить на требования времени, надо переступить некий – довольно высокий – порог и пересмотреть стереотипы Просвещения. Свободной мысли для этого мало. Надо еще иметь вкус к творчеству; которое и есть – выход за пределы.
Пересмотреть символ веры. Эта задача кажется невыполнимой только потому, что мы каждый раз забываем вспомнить слова Пастернака: «Барьеры любой высоты преодолеваются страстями человеческим и».
2021