Дядя Петя - ужасно душевный человек. Известен на всю округу. Прежде всего определением своей душевности. Он даже выпить без нее не может.
Решил этим летом его сосед пчел завести. Договорился. Привез себе улей. Выставил на участке. Как раз в округе липы цвести начали. Благоухание как в раю. Опять же мед липовый – самый что ни на есть – к соседу в улей.
И дяде Пете сплошная благодать. На двор вышел, вздохнул полной грудью липовый дух, рюмочку налил. Лепота! Да только очень наш дядя Петя душевным уродился. Без слова доброго никак обойтись не может. А тут, как на грех, ни одного собеседника в округе. Только пчелы в улье жужжат.
«Ну, - решил дядя Петя, - какие ни есть, а твари божьи. Для компании сгодятся». Сходил за рюмкой, наполнил до краев, и в улей вылил. Стал ждать. Благодарности, видимо. Пчелы его не поняли. То есть - совсем. Сочли это действо химической атакой. Или нажрались всем ульем. С непривычки. И стали буйными во хмелю. Короче, пока дядя Петя до хаты добрался, облик свой потерял. Теперь на месте, где была голова – арбуз. Только без кожуры – рыхлый и красный. Можно, конечно, догадаться где перед, где зад, но скорее по другим частям тела.
Слава Богу, прежде чем рот заплыл, он им поорал немного. Так что народ, когда пчелы бесчинства кончили, к дяде Пете лекаря вызвал. Тот ему пчелиный антидот вколол и обещал, что недели не пройдет – будет как новенький. Если, конечно, пчелам на опохмел чего не выльет. Потом собрал свои лекарства и пошел к бабке Агафье Тузика лечить. Та хоть и жила от дома дяди Пети через три двора, да пса, что на цепи сидел, в дом затащить не успела. Вот и вышел он самым что ни на есть невинно пострадавшим. От душевности дяди Пети. Ужасной, как ни крути.