В альманахе "Врата Сибири" № 1(56) опубликована статья о лирико-публицистическом творчестве сургутского поэта Петра Суханова (1947 - 2008) "От мечты до прорехи".
От мечты до прорехи
Поэта Петра Суханова я знал на протяжении жизни в Сургуте, то есть около тридцати лет. Мы познакомились на одной из встреч в литературном объединении «Северный огонек», которое работало при газете «К победе Коммунизма» в конце семидесятых.
Помню кряжистую фигуру Петра в унтах, овчинном полушубке и собачьей шапке, светло-карие глаза с лукавым проблеском, неповторимое придыхание, которое отличало его мужественный баритон. Он представился водителем, прочитал стихи. Суханов частенько приезжал к заседанию на оранжевой «Татре». Рядом с одноэтажным зданием редакции на улице Просвещения она казалась громадной. Стихи, которые читал Петр, были в основном посвящены любви и, как тогда говорили, трудовой романтике будней. «Магистрали», «километры» и «кубари» несуетно ворочались в его степенной «производственной» лирике.
В литературном объединении Пётр с самого начала держался чуть особняком. Старше всех по возрасту, выделялся татуировкой на тыльных сторонах мосластых кистей рук. О прошлом Петра мы знали немногое. То, что он родом из Прибалтики, будучи подростком побывал в колонии, был женат, разведён, снова женат, жену зовут Людмила, она с Кавказа, вот, вроде, и всё. Петр любил грубоватый юмор, солёную шутку, иногда не стеснялся обыграть чью-то фамилию, возраст, физическую особенность. Основную оценку личности мы выводили тогда прежде всего по стихам. Что-то исподволь вызывало недоумение, когда он читал строки.
Мне пахать бы и сеять,
И упасть у межи
Но на Север, на Север
Вырывается жизнь...
Казалось, в них есть что-то нарочито-несерьёзное. Мне было не очень яcно, почему, если хочется человеку «пахать и сеять», не делать это свободно у себя дома, не любоваться васильками родных полей, а «вырываться» на Север и «пахать» на Севере. И вообще, о какой меже шла речь? В то время по всей России колхозные трактора распахивали даже промежутки между дорогой и лесопосадкой, не оставляя ни клочка целины. Но стихи звучные, легко запоминались наизусть. Петр писал:
Удивляюсь,
Вечно удивляюсь
Красоте и мужеству добра!..
Мы все вместе с ним удивлялись, как просто и хорошо сказано. В основном поэтика сухановской лирики совпадала с поэтикой социалистического реализма. Он не писал стихов, прославляющих комсомол и партию, но этого никто и не требовал.
В октябре 1978 года новички «Северного огонька» поехали в Ханты-Мансийск, на семинар молодых литераторов. Ханты-Мансийск тогда больше походил на деревню. Деревянные тротуары, клюква и оленина в столовой, гостиница, более похожая на дом заезжих. Добирались Обью на «Метеоре», любуясь просторами берегов, полётом чаек и диких уток. На семинаре Петру удалось доказать свою состоятельность, мало того, на его стихи о Невском пятачке, о героях Великой отечественной войны обратили внимание московские руководители семинара, которые и дали ему рекомендацию в литературный институт.
Вздрагиваю каждым нервом,
Будто бы предчувствуя беду...
Сорок первый
По моим артериям
Мечется,
Как раненый в бреду!
и далее:
Сорок первый
Тысячами ружей
Сквозь года
Уставился в меня.
Честно говоря, гиперболическое «вздрагивание каждым нервом» не вызывало у меня особого доверия, сама фигура поэта была далека от какого-либо выражения повышенной чувствительности. Но лирический напор, тон заданный первой строкой был выдержан во всём произведении, а произведения военной лирики пользовалось у слушателей неизменным успехом.
Сильно прозвучала тогда баллада Петра «Нефтепровод», в которой он ярко высказался о рабочем классе:
Удел всесильных —
Крутить рули!
На наших спинах
Вся соль земли!
В творчестве на него оказали большое влияние, по его словам, литинститутские наставники Владимир Фирсов и Егор Исаев.
Всё прекрасно на земле,
Если люди вместе.
Всё прекрасно:
Труд и честь,
И любовь к отчизне!..
В этом мире нет чудес
Кроме жизни.
Петр очень хорошо отзывался о Маяковском, Блоке, любил Есенина, Рубцова, постепенно у него возник свой стиль, охарактеризовать который можно было бы одним — нагнетание противопоставлений. «Мне радостно и грустно...», «Хорошо / Живётся мне, / Оттого / И плачу», писал Петр, подобные антитезы сухановской поэтики воспринимались на слух очень чётко.
Иногда он не замечал, что противоречия захлестывают стихи до абсурда. Например, если в одном стихотворении он мог пообещать женщине:
И если я
От радости заплачу —
Ты не заплачешь с горя
Никогда.
«О, если б знать...»
то на следующей странице напрочь отказывал ей в доверии:
Но женщине, которая не плачет,
Я не поверю в жизни никогда.
«Какая бы ни выпала удача...»
Получалось, что обещание одарить счастьем, данное «плачущим от радости» лирическим героем любимой женщине, полностью обесценивается недоверием к ней же именно по той причине, которая делает её счастливой. Впрочем, многие поэтические приёмы применялись автором вполне удачно. Выразительно, как у Евтушенко, звучала сухановская аллитерация.
Мы курьеры карьеров
Гладиаторы трасс
Не машины, а звери
Под руками у нас.
Сухановская лирика оставалась пронизана тягой к философскому обобщению переживаемых им чувств. Он часто и продуктивно обращался к понятиям «время», «жизнь», «судьба». Не зря в первых книгах у него звучало как заклинание:
Пусть всё доброе
Будет вечным
Жизнь прекрасной,
Недолгой грусть.
Всё насущное
Человечней
Будет пусть.
...
Сергей Сметанин